Without losing a piece of me How do I get to heaven? Without changing a part of me How do I get to heaven? All my time is wasted Feeling like my heart’s mistaken, oh
Луи очнулся в странном помещении. Ну, ему было немного странно, потому что все что он помнил — голубое небо и облака, которые осторожно плыли по нему, имея кремовые кучери по краям. — Где я? — шепчет он сухими губами и оглядывает стены, что покрыты нежно-голубой краской. Судя по всему это — обычная палата, самой обычной больницы. Неимоверно хочется закурить, но глаза не находят пачки, и все что остается Томмо — окончательно прийти в себя и понять, что он находится реально в больнице и с ним не все в порядке. Потому что здоровые люди не приходят в себя на больничных койках. Здоровые люди не чувствуют пустоту и боль по всему телу. Они улыбаются и живут своей жизнью. Они счастливы. — Тебе лучше? — слышит Лу чей-то голос рядом и смотрит на кровать, что стоит в углу палаты. Он не может видеть говорившего из-за драпировки, которая ограждает палату от второй кровати. — Ты очнулся?.. — Томмо видит уставшее лицо Зейна и кивает. — Я так рад, — но это ложь. Ложь, потому что Малик устал и это ощущается по выдохам и шагам, которыми они идет по направлению к кровати. ИХ разделяют максимум несколько метров, но по времени, кажется, долбанные часы. — Что случилось, где Найл, Лиам?.. — голубые глаза впериваются в черный свитшот альфы, следя за развитием нежно голубого узора на нем. — как я тут оказался? — но Зейн молчит и его губы дрожат. Он садится на стул около кровати парня и смотри на собственные руки, покрытые тату. Он впервые сожалеет что сделал их. — Все хорошо? — спрашивает брюнет дрожащим голосом и не смет поднять лица, — ты точно ничего странного не чувствуешь? — карие глаза, словно ищут причины не смотреть на Луи. Луи, что чувствует пустоту, хотя не должен этого чувствовать. Лу хмурится и пытается сказать что-то, но застывает на полуслове. — Нет… — говорит Томмо, через пару минут молчания, — нет! — уже кричит он. — Этого не может быть. Зейн, скажи что это не так! — но альфа лишь упрямо смотрит в пол, глазами прыгая по шашечкам, которыми он покрыт. — Скажи уже хоть что-нибудь! — Лу не знает откуда в нем взялись силы, но он крепко схватился за руку Малика и начал его трясти, пытаясь хоть что-то услышать. Но тот даже не сказал и слова. Луи и сам не знал каких именно слов он ждет: сожаления, поддержку или обвинений? Но в любом случае он ждал хоть что-то, потому что молчание убивает. И он это ощущал сполна. — Луи! — говорит Ли, зайдя внутрь комнаты. Его глаза красные и натертые, а сам вид говорит о полной удрученности. — ты очнулся! Господи, — альфа подошел к другой стороне кровати и упав на колени, начал плакать, уткнувшись в простыни на омеге. — Я так… — Томлинсон обессилено отпустил рукав брюнета и ласково, насколько мог сейчас, начал гладить каштановые пряди парня, — прости… — начал шептать Пейн, подставляясь под ладонь, — это я… я виноват… — Томмо лишь грустно улыбнулся и молча продолжал гладить непослушные локоны, — я не знал. не хотел. не мог… — послышался новый поток всхлипываний. — О чем ты, милый? — попытался сохранить спокойный голос омега. — Я не понимаю. — Луи просто не мог осознать до конца что произошло — ему нужно чтоб кто-то сказал это вслух. Если сказать громко и отчетливо — создается ощущение правдивости и тогда Лу поймет, что-то о чем он подумал — не ложь, а существующая правда. Реальность, от которой не спрячешься под кучей пепла прокуренных сигарет, выплаканных слез и крупинками разбитых иллюзий. — Скажи, пожалуйста, — шепчет Томмо. Кому-то ведь рано или поздно придется сказать это вслух. Луи кажется, что от этих слов его маленький, и без того уже треснутый мир, разорвется на миллионы чертовых кусков, которые не соберутся воедино. Зеркало, в котором омега мог рассмотреть все свои недостатки, плюсы, планы и надежды, с каждой секундой трескалось все больше и больше. Но лишь одно предложение, произнесенное слух, могло сломать это все раз и навсегда. — прошу… Все, что хочет сделать Зейн — избежать слов, что звучат как приговор. Он не может видеть и ощущать реакцию близкого человека. Малик уверен, что это будет яркой вспышкой, похожей на молнию и полосой боли, которая образуется от острия ножа. Слова, что должны слететь с кончика языка, подобны кинжалу, что ударяет ровно туда куда нужно. Знающая рука, бьет не наугад, а убивая сразу. Зейну хочется кричать от напряжения, что возникло прямо сейчас — тело маленького Луи, как провод, что проводит двести двадцать. Ему хочется убежать, но он лишь плотнее прижимается к стулу, на котором сидит. — Ты попал под машину, — говорит Лиам охрипшим от слез голосом и кашляет, прикрывая рот рукой, — и… и… — новый поток слез скатывается вниз по его щекам, образуя маленькие мокрые дорожки по щекам. Томмо смотрит в одну точку, зная что именно скажут. — Почему ты мне не сказал?.. — Я хотел, — говорит омега, глухим голосом, чувствуя, что все вокруг словно в дымке. Дымке слез, что сами спустились вниз по острым скулам и падая на белую простынь. — Просто не успел… — сколько еще всего не успел сделать Луи? Наверное, сейчас ему жаль всего того, что он делал ранее. Так ведь бывает, когда делаешь то, что противоречит природе или сердцу. Горздно сложнее когда они не работаю едино, держа тебя в едином целом. Томмо всхлипнул, потому что он знает. Знает, просто все еще пытается отрицать. — Не успел, — вторит он эхом, еле шевеля губами. — Ты потерял ребенка, — произносит Малик как приговор. Гребанный палач — он так хотел избежать этой роли, но не мог больше видеть повисшей тучи. Уж лучше сейчас разразится гроза, чем позже. Потому что чем раньше начать, тем раньше закончится. Луи закрывает глаза и кусает губы, чувствуя что ему хочется кричать, и ломать все что попадет под руку. Хочется ударить Зейна, потому что ему кажется, что это ложь. Но все, что он делает — сцепляет дрожащие пальцы в крепкий замок. Его пальцы начали немного болеть от крепкой хватки, но лучше так, чем причинить боль кому-то другому. Луи думает, что заслуживает этого. Заслуживает тупую боль, что роется внутри, как маленькие жалящие пчелки. Боль — яд, что течет по венам и медленно парализует. Она змея, что жалит в такие открытые места. — Где Найл? — спрашивает Томлинсон, пытаясь перевести все мысли на ирландца, которому должно было посчастливиться. — Ты поговорил с ним? — голос Луи сух и бесцветен. Совсем как вода, что стоит на столике рядом. Томмо уменьшился в разы от слов о потери ребенка, а все напряжение переросло крупные градинки, что никак не могут пролиться. — Не знаю, — отвечает Малик, почти невесомо гладя ноги омеги поверх покрывала. Успокаивающее движение, лишь породило еще больше разногласий между этими двоими — брюнет ощутил это по воздуху. — Он выбежал из квартиры в тот момент, когда услышал крик Лиама. Я в принципе тоже. Только вот не увидел куда именно он убежал. — Ты пытался пойти за ним?.. — Луи открыл глаза и внимательно всмотрелся в брюнета, что выглядел как маленький ребенок, которого застали на месте преступления (кража печенья в детстве равно несколько дней без прогулок). Только вот это преступление лежало куда глубже чем пара съеденных вкусняшек без спроса, или разбитая, любимая мамина ваза. Вопрос шел о жизни двух людей, на соединение которых слишком много пострадало. — Ты прямо сейчас поднимешь свою задницу и пойдешь к нему. Ты меня понял? — злобно проговорил омега, сильно ударяя Малика по колену. — Сколько еще должно пострадать, что вы, двое дибилов, были вместе?.. Или тебе ма… — Он видел меня с Мартой, — произнес Зейн, сжимаясь на стуле и жмуря глаза. Ему не нужно осуждения еще и от Луи. Он все видел в голубых глаза Хорана. Перед его глазами все еще стоит его улыбающееся лицо с каплями слез. Лишь сейчас Малик заметил как сильно похудел омега, лиловые тени под глазами и измученную позу. — Она просто… — Посмотри на меня, — холодно проговорил Луи, хватает Зейна на запястье, — иначе будет хуже. — альфа боясь подчинился и посмотрел в голубые глаза шатена. — Ты прямо сейчас встанешь и пойдешь к Найлу. Потому что вы должны быть вместе. Делай что хочешь — пой серенады, похищай его, умоляй о прощении, но вы должны быть вместе, потому что любите друг друга. Два долбанных идиота. — Зейн кивнул, но с места не сдвинулся. — И если ты не достанешь его назад, клянусь богом, Малик, я исключу тебя из своей жизни навсегда. — альфа еще раз кивнул, как болванчик на торпеде машины. По Луи ясно лишь одно — парень не шутит. — Я чуть не пометил Марту, — едва не шепча произнес брюнет, — она пришла ко мне и начала что-то рассказывать, а потом от нее стало пахнуть так. так сладко. Я вспомнил Найла… — продолжил парень, все так же полушепотом, держа Луи теперь за руку. Их пальцы тесно переплелись: Зейну нужна была поддержка, Луи — ощущение реальности. — Не знаю, как все это произошло. — ясно одно Малику безумно стыдно. — Я не знал… не знал… — Так тем более, поезжай к Найлу и поговори с ним, думаю… — Его нет, — осипшим голосом ответил Лиам, про которого, кажется, все забыли, — Его нет дома, на этаже, котором располагалось его издательство, теперь какой-то офис, даже его секретарь не знает куда делся Найл… — Сколько я тут пролежал? — Луи озарила страшная догадка, которая пронеслась по телу как молния. — Он не мог… Он же умный… — Два дня, почти три, — поморщился Пейн, шмыгая носом. — Ты пролежал без сознания, потому что твой организм пытался выкарабкаться из того состояния… Состояния потери. Ясер сказал, что в будущем ты сможешь иметь детей, но… — он умолк так и не договорив. Луи чувствовал все сам — ему до конца своих дней жить с мыслью, что он убил собственного ребенка. Никто не тянул его бежать через дорогу не дождавшись нужного сигнала. Никто не тянул его к Найлу, потому что Найл мог подождать. Но нет.So if I’m losing a piece of me Maybe I don’t want heaven? Troye Sivan — HEAVEN (feat. Betty Who)