There’s no relief, I see you in my sleep And everybody’s rushing me, But I can feel you touching me There’s no release, I feel you in my dreams Telling me I’m fine Everytime I close my eyes It’s like a dark paradise No one compares to you I’m scared that you won’t be waiting on the other side Everytime I close my eyes It’s like a dark paradise No one compares to you I’m scared that you won’t be waiting on the other side Lana Del Ray — Dark Paradise
Найл ненавидит черный цвет. Его пугает тьма возможностей в темной бездне. Безмерные, безликие тени, что прячутся в коридорах, покрытых мраком. То там, то тут ты можешь наткнуться на свой собственный страх, что стучит в висках и появляется на коже капельками пота. Хоран блуждает по этим коридорам уже безмерное количество времени. Чертовы не те повороты, путали, стоило лишь сделать шаг. Лабиринт. Каждый раз, когда он делал какой-то поворот, то уже ненавидел его, потому что непременно за ним таились тайны, который откроет лишь луч света. Было ощущение, что эти глупые стены перемешивались каждый раз, стоило ему ступить шаг вперед ил иже назад. Он никогда не находил один и тот же поворот, даже если шел в обратном направлении или же рандомно ступал по ровным каменным плитам. Непременно Найл слышал голос. Голос, который всегда его звал. При каждом повороте, шаге или движении. Он звал, умолял, просил… Но не помогал, а ему так была необходима помощь. Ни путался каждый раз слыша его. Нечто смутное зарождалось внутри, он всегда слышал его. Тихий, до боли знакомый, ласковый. Кажется, он слышит капли слез, что стекают по щекам. Потому что иногда голос дрожит. Найл видит звезды. Он видит сияющую дыру над собой, изредка прерывающуюся вспышками летящих в неизведанную даль звезд. Они, как маленькие вестники луны, освещали черные коридоры, ведущих в неизведанную даль. Но они не помогали отыскать тот самый поворот, куда нужно. Они лишь кидали отблески небесного светила на пару стен, без пояснений куда двигаться, чтоб отыскать нужную дверь. Тысячи дверей. Хоран видит миллионы дверей на каждой из стен. Каждая из них, словно зовет открыть и попасть внутрь. Четверть из них — обманка. Треть — ведет в такой же лабиринт, из которого нет выхода. Лишь одна, та самая, приведет к выходу из проклятого лабиринта. Но тут их миллиарды, а Найл один и он чувствует, что времени почти нет. Оно исчезает, словно песок. Ни не понимает почему и откуда это знает. Просто внутри что-то подсказывает. Ирландец, словно, кого-то ждет. Ждет, когда ему помогут. Звезды, что всегда ведут к истокам. Звезды, что всегда помогут лишь молча падали и исчезали где-то за пределами черного лабиринта. Найлер устал. У него нет сил — потому что бессчётное количество секунд, минут и часов, что он тут провел — лишь усугубляли ситуацию. Кажется, что отсюда нет выхода — словно это замкнутый круг, что лишь приведет к началу. Чей-то голос, что ни на секунду не замолкал, начал раздражать. Ему захотелось заткнуть его. Блондин не мог вспомнить, кому принадлежал этот знакомый голос и слова. Это пугало — Ни не помнит почти ничего из того что было. Он резко остановился и прижался к одной из стен, черной стене, что засасывала в свои объятия. Парень медленно скатился по ней вниз и уткнулся лицом в ладони, пытаясь не расплакаться от бессилия. — Пожалуйста… — его ухо обжег чей-то шепот, — пожалуйста, Найл. Я люблю тебя… Только очнись… Умоляю… — что-то горячее попало на его щеку. Ни провел пальцем по щеке, но ничего не ощутил. Совсем. — Я жду тебя… Просто, приди в себя… — Как? — всхлипнул омега, — Как?! — он не мог понять. Он не мог вспомнить того, кто говорил это. Ни понимал, что это необходимо. Необходимо узнать, кто это был — кто шептал все эти слова, потому что это — важная часть головоломки. Ключ к тому, чтобы выбрать из этого лабиринта. Но ум предательски молчал, а память лишь давала какие-то странные фрагменты из прошлого с людьми, у которых нет лиц. Безликие обнимали его, что-то говорили. Они — то, что может помочь выбраться отсюда. Фрагментов было лишь больше и больше — они смешивались и листались перед глазами, как куски из киноленты, что никак не склеят, чтоб вышел цельный фильм. — Как?! — закричал Хоран, рыдая, — я не понимаю… Голоса иногда менялись. Иногда он был громким и хриплым, иногда нежным. Но все они говорили лишь одну фразу — «Очнись, Найл…» И омега уже не знал что делать. Он кричал, плакал и пытался бить стены кулаками. Но лишь разбивал их в кровь. — Гарри скучает по тебе… — неожиданно говорит голос, и яркая звезда, что падала с неба, пролетела почти над головой Найла, освещая повороты впереди. Ни сразу понял в каком месте находится нужный поворот, потому что они словно помечены золотой краской, отсвечивают в отблесках падающей звезды… — Луи говорит, что когда ты спишь, то похож на спящую красавицу… Следующая звезда, упала вслед за первой, где-то впереди, показывая следующие правильные направления. Они все падали где-то там, у правильной двери. Найл убежден в этом и резко пошел там, где только что был свет. Он запомнил правильный выбор. — Сафаа, как-то пришла к тебе и играла с тобой… С диадемой на голове, ты похож на маленькую ирландскую принцесску… Она спросила меня, когда ты очнешься. Но я не знаю ответа на этот вопрос… Найл, пожалуйста… Валия, Дония и Лиам так же переживаю за тебя… Еще несколько ярких звездочек упали с угольного неба вниз, указывая путь. Еще буквально несколько поворотов, потому что место, куда упали все небесные светила, было ближе чем раньше. — Шон часто приходит и целует тебя в щеку… Он ведь имеет на это право. Ты выбрал его своей парой и я рад, если ты счастлив… Один поворот… самый темный, черный и неизведанный. Один поворот и он либо выберется отсюда, либо навечно потеряется… Теперь ирландец видит лица людей. Как старая, пожелтевшая пленка, они пятнами показываются то там, то тут. Они улыбаются, показывая свои чувства, смеются и что-то говорят. Один чертов поворот…. — Как тебя зовут? — произносит омега очень громко. Кажется, что даже толстые стены лабиринта дрожат. — Твое имя… — Наверное, это было глупо с моей стороны полагать, что ты сможешь меня полюбить… — продолжает голос. С каждой секундой он лишь становится тише и тише. — Но я люблю тебя и ничего не могу с собой поделать… Понимаешь? — еле слышный шепот, отражается эхом от стен лабиринта, — Но… слышишь… я отпускаю тебя, Найл Хоран. Ты сам сделал свой выбор и я, пожалуй, не стану тебя пытаться переубеждать больше. Это невозможно… — горячая капля упала на ладонь Найла. Он ощутил что-то теплое ею. Он ощутил кого-то. Того самого, кого не помнит. Он — важная часть в жизни. Найл ощущает, как что-то теплое трепыхается в груди, когда он слышит его голос. Но… нет… он не помнит… — Просто очнись… Слышишь? Я сделаю все, что угодно чтоб не беспокоить тебя больше, просто приди в себя… Умоляю… — снова горячая капля. — Скажи свое имя, — шепчет Найлер, — это то, что мне нужно сейчас… Хотя бы первую букву. Но нет. Голос замолчал и исчез. Исчезло то тепло, что согревало ладонь. — Знаешь, парень, — кто-то чужой обратился к Ни, — не знаю, чем ты думал и о чем. Не мое право тебя судить. Но ты полностью разбил его. Надеюсь, что ты понимаешь, что наделал? — кто-то дотронулся до лба омеги, — надеюсь, что ты будешь счастлив. Просто помни… Что Зейн тебя любит… Последняя, яркая звезда упала рядом с Найлом. Ее сияния хватило бы, чтоб осветить весь лабиринт. Холодная, голубая звезда, взяла Ни за ладонь и повела куда-то. Повела к выходу, которого так сильно хотел Хоран. С каждым шагом, воспоминания, что стирались, всплывали в памяти, раскрывались как цветы и жужжали как пчелы. Зейн. Тот самый Зейн, что сводил его на первое свидания. Зейн, что заботился о Найле больше, чем о себе. Зейн, который целовал его. Зейн, что дарил объятия. Зейн, что… Зейн, которому разбили сердце и никто не иной как Найлер. Сам того не понимая, омега начал сопротивляться и пытаться остаться тут. Он не хочет туда, где причинил боль самому важному человеку в жизни. Но звезда, что вела к выходу, лишь сильнее сжимала его ладонь и тянула туда, откуда уже не будет выхода. Три… два… один… — Пожалуйста, Найл… — вдруг еле слышно говорит звезда, — ты должен это сделать… Ни лишь начал пятиться назад, не осознавая, что пути назад уже нет. Нельзя вернуться назад тогда, когда ты сделал столько шагов вперед. Лабиринт, что был мукой, теперь кажется спасением. — Я не хочу! — упрямо заговорил Хоран, — пожалуйста, отпусти меня… — но рука, что сжимала его ладонь, лишь крепче вцепилась и тянула к двери, которая уже была видна. — Я не хочу туда… — он ощутил, как начинает плакать. — Это уже не важно. — Звезда остановилась около двери и повернулась к Найлеру. К своему ужасу или же напротив радости, омега начал замечать в ней схожие черты с чертами Зейна, — просто сделай это, черт возьми… Найл, ты взрослый парень и не можешь всю жизнь прятаться. — Могу! — упрямо проговорил Хоран и сделал шаг назад, не прерывая зрительного контакта с Зейном, — я всегда могу сделать что-то наоборот. — Нет… Ты можешь лишь все исправить, но никак не изменить. — Малик положил ладонь на щеку блондина, — просто прекрати уже это… Прекрати прятаться и бояться. Стань уже взрослым… — брюнет приблизил свои губы к губам омеги, — это ведь не так сложно… — он легко прикоснулся к губам, — я люблю тебя… В следующее мгновение, что увидел Хоран — яркий свет, шедший от открытой двери и сияющую белизну. Он открыл глаза и увидел лишь белый потолок, а в ушах какое-то пищание.***
— Ты был в отключке несколько дней, — говорит Ясер, внимательно глядя на экран аппарата, — Мы все боялись. Найл лишь полусидя смотрел на старшего Малика, а на языке был лишь один вопрос, что держал в напряжении. Будучи в бессознательном состоянии он отчетливо слышал голос Зейна, чувствовал его прикосновения и дыхание. Но очнувшись — альфы не было рядом, был лишь Гарри, что в сидячем положении спал. Бета, видимо, должен был следить и сообщить, если вдруг Найл очнется, но что-то пошло не так и он уснул. Хоран не обижался, напротив — он был, как никогда раньше рад увидеть кудрявого. Но все равно, глазами искал лишь Зейна, чей голос помог выбраться из страшного лабиринта подсознания. По глазам Гарри видно, что всем известно о том, что произошло. Он не смотрит на омегу с укором или же осуждением. Там лишь пустота, что заставляет блондина самого отворачиваться и отводить глаза, всякий раз, когда они сталкивались взглядами. Найлу не стыдно — отвращение к самому себе съедает изнутри похлеще вины. Найлу страшно смотреть на Малика. Смотреть в его карие глаза, наполненные болью, видеть разбитые осколки сердца на ладонях и слышать капли крови в словах. Но в то же время Хоран жаждет встречи со своей парой. Он ощущает, как что-то внутри трепещется от мысли, что он встретит человека, которого любит больше всего на свете. Частицы любви, как пыльца на крыльях мотылька, навечно прилипли к Найлу и отражаются на всех его поступках. Зейн Малик — необходимая часть жизни. Та самая, без которой все кажется бессмысленным. Совсем. Но его нет. И Ни хочется плакать. — Знаешь… Зейн никогда не плакал. Даже тогда, когда его бросила Перри, — продолжает Ясер и садится на свободный стел около кровати Найлера, — а тут… Он пришел, неся тебя на руках, весь мокрый, дрожащий от холода. А по его щекам текли слезы. Вначале я подумал, что это были капли дождя, но даже тогда, когда он обсох, мокрые дорожки блестели на его щеках. Зейн все это время был с тобой, держал тебя за руку и умолял вернуться. — Альфа прищурился, — не в моей компетенции тебя осуждать. Даже не смотря на то, что он мой сын, то сам виноват во всем, что случилось. Он мог пометить тебя, мог не дать тебе возможности выбирать, но… — повисла пауза, прерываемая лишь тихим пиканьем аппарата, — Твой организм оказал очень сильное сопротивление чужому ДНК. Метка, что есть на твоей шее, останется, но она не является связывающей. То есть — ты все еще свободная омега, не меченный и без альфы. Но… Есть одно но. 99 из 100 ты не сможешь иметь детей и вероятность того, что это изменится равна нулю. У тебя не будет течек, изменится ли это — я не знаю. Возможно, они начнутся лишь тогда, когда у тебя будет близость со своей парой, а возможно, больше никогда. — Хоран уставился на белое покрывало, которое мягко укрывало его ноги. Он все еще не мог переварить ту информацию, что ему сказал врач. Это не укладывалось в голове. Вообще. Это ложь. Так ведь? Но глаза Ясера полны лишь сожалением. Тем самым, от которого ты ощущаешь себя донельзя униженным и бесполезным. Он инстинктивно провел пальцем по шее, ища там следы клыков и проведя по ним подушечками не заметил, как начал плакать. Слезы непроизвольно скатывались по его щекам, опаляя их. — Видишь ли, за все требуется плата, и твоя — возможность иметь детей. Твой организм полностью избавился от чужого ДНК, оставляя тебя в безопасности и порядке… Теперь ты можешь быть свободным… — в дверь кто-то постучал и зашла медсестра подзывая мистера Малика в другую палату. — Теперь ты точно пришёл к началу, Найл. Омега лишь всхлипнул и закрыл лицо ладошками, пытаясь вытереть скатившиеся слезинки.***
— Привет, — в палату зашел Шон, держа в руках букет цветов и что-то еще, но Найл даже не посмотрел на альфу, лишь продолжил смотреть на складки на покрывале. Винил ли он Шона в случившимся? Ни капли. Все что произошло — тонным камнем лежит на его совести, душит и тянет вниз. На дно. — Привет, — еле слышно ответил Найлер и постарался поднять глаза. В последнюю встречу он видел лишь испуганные глаза Медеса и его шепот. «Я не хотел»… Паника обуяла всю комнату, а часы предательски показывали шесть. Капли дождя барабанили по стеклу, люди внизу пооткрывали зонты, а те, кто без него быстрее побежали в убежища в виде зданий и магазинов. — Как ты? — шатен присел на стул и постарался посмотреть на омегу, но что-то не давало этого сделать, плотнее держа голову опущенной, — прости… Мне жаль… Я не хотел… Ни кивает, но понимает, что ложь — он не простит никого за то, что случилось. Никогда. День. Целый день прошел с тех пор как Найлер очнулся, но Зейн так и не появился. Даже его запаха не ощущалось на горизонте. Лишь сейчас, омега понял, что внутри — пусто. Внутри, как после ремонта — просторно, пусто и одиноко. Раньше, он мог, если бы прислушался, слышать сердцебиение Малика, как бы далеко тот не находился. Тук-тук… Тук-тук… Тук-тук… — Все в порядке, — голос Хорана как выцветшие полотно, в нем нет того яркого и игривого оттенка, который был изначально. Черт бы побрал все это. Найл хочет вернуть время вспять, как минимум на самое начало и сказать самому себе, что не нужно всего этого. Не нужно начинать того, что закончится совсем не так, как должно… — Мне уже лучше. Мендес лишь припадает губами к тонким пальцам омеги и целует их. Каждый по очереди, стараясь хоть что-то исправить. Зейн позвонил ему сам и голос альфы дрожал. Шон немедля поехал в больницу, к Ни, который потерял сознание на улице. Мендес не хотел, чтоб так вышло. Он вообще не хотел ничего. Все что желал альфа — спокойствие и умиротворение, которое исчезло с тех самых пор, как Ни появился в его жизни. Шатен любил омегу всем, что имел, но понимая, что это не взаимно и он ломался. Трескался как стекло от футбольного мяча или же дерево от удара молнии. Самые счастливые моменты были непременно с Хораном, и от осознания этого хотелось как минимум удушиться. Не в его компетенции воровать чужие пары и ставить палки в колеса влюбленным. Но одно он знает наверняка… Одно но… — Найл… у меня к тебе очень важное предложение… — альфа одной ладонью достал из кармашика небольшую бархатную коробочку. — Не знаю, как все выйдет и не выгонишь ли ты меня после того, как я тебе кое-что предложу… Но я люблю тебя. Помни это, Найл… — омега слегка наклонил голову влево, глядя на парня, чьи щеки покрылись румянцем от переживаний. Паника, что охватила блондина неприятно обжигала. Послышался какой-то скрип и Найл посмотрел на зашедшего. Хватило секунды чтоб замереть. — Найл Джеймс Хоран, я делаю тебе предложение руки и сердца, — небольшой щелчок оповестил о том, что коробочка открылась и взгляду предстало небольшое кольцо. — Пожалуйста… скажи хоть что-то. Найл ярко-голубыми глазами все еще смотрел поверх Мендеса на того, кто стоял в дверях и по губам читал лишь одно слово. — Согласен…