Кровавая Мэри

Дженсен самому себе не мог сказать, зачем он пошел в ванную вслед за Падалеки. Позже он оправдывал себя тем, что хотел, чтобы последнее слово осталось за ним, но тогда он просто застыл посреди комнаты, пыхтя как паровоз, а затем бросился в ванную комнату, распахнул двери и тут же попал в сильные объятья расшалившегося вампира. Падалеки, все еще опьяненный их близостью, тут же потащил растерявшегося Дженсена под горячий душ. Еще больше Эклз удивился, когда Джаред осторожно смысл с него пот, намылил пахучим гелем и сделал легкий массаж спины, поясницы и бедер, отчего мышцы Дженсена перестали ныть, и мужчина наконец-то расслабился. Он доверчиво откинул голову назад, на плечо вампира и лениво жмурился от влажных поцелуев в плечо, и ласковых поглаживаний. Джаред не сказал ни слова, но Эклз понял, что он извиняется за свою грубость, за вспышку агрессии и пытается таким примитивным способом загладить свою вину. Дженсен мысленно усмехнулся и решил не говорить Джареду, что он не стеклянный и уж один-то секс-марафон способен выдержать. Да он не был приверженцем грубости в сексе – ее Эклзу хватало и в жизни – напротив, он любил долгие прелюдии, когда удовольствие изматывает, вытягивает из тебя все силы, и всегда был нежен со своими партнершами, однако время от времени именно такой быстрый и яростный секс был необходим. Кроме того, Дженсену было непривычно спать с мужчиной, тем более отдавать кому-то ведущую роль. С самого момента аварии ему всегда приходилось брать ответственность на себя и самостоятельно принимать сложные решения, мужчина привык контролировать свою жизнь. И Дженсен ни в коем случае не собирался становиться содержанкой полицейского, наверное, именно поэтому, он упрямо помотал головой, когда Джаред потянул его в свою спальню, и ушел спать на диван в гостиной. Утром Джаред, уже в форме, на воротнике которой были вышиты алые капли крови – символ его департамента, разбудил Дженсена, виновато покраснел, когда Эклз с трудом сел, постоянно морщась, и протянул ему кружку обжигающе-горячего крепкого кофе. – Тебе лучше сегодня остаться дома, – проговорил вампир, поглаживая Дженсена по колену. – Вчера я сорвался и был слишком груб с тобой... – О, хватит, – закатил глаза Дженсен. – Мы оба хорошо провели время, и если бы я вчера возражал, то ты бы точно это понял. – Как скажешь, – Джаред наклонился и легонько чмокнул Эклза в коленку. После этого Дженсен долго сидел в ворохе одеял. Сегодня утром, в крайнем случае, завтра, ему нужно было принести деньги в клинику. Эти переживания вытеснили беспокойные мысли о сексе с Джаредом, и даже физическая боль сейчас его так не занимала. Он должен спасти Кензи, иначе вся его жизнь окажется прожитой впустую. Мужчина пересчитал деньги, которые ему заплатил за укус вчерашний вампир, но как бы тот ни был щедр – это была лишь четверть необходимой суммы. Бар заложить он не мог, потому что теперь по закону, для этого необходимо было разрешение Джареда. Оставалась возможность получить кредит. Уже собираясь в банк, Дженсен позвонил врачу Кензи и сообщил ему, что оплата счетов, к сожалению, задерживается. К его удивлению, врач его успокоил и заверил, что он может не торопиться. Эклз тут же испугался, что с сестрой что-то произошло, но доктор Фертман заверил его, что все в порядке. На половине пути Дженсен понял, что переоценил свои силы, решив, что сможет пройтись пешком. Он присел на лавочку, стараясь не ерзать, чтобы не показать, что у него была особенно бурная ночка. Внутри все ныло и болело. Дженсен хмыкнул – не очень-то веселое было у него лишение девственности, да и последующий секс. Все-таки для неопытного мужчины это было слишком. Несмотря на то, что оба раза он получал удовольствие, сам процесс был весьма болезненным, и мужчина всерьез задумался над тем, стоит ли оно того. Его вполне устраивали и обычные оргазмы, и если геи каждый раз терпят такую боль во время секса, то надо быть до ужаса влюбленным в своего партнера, особенно, если он нелюдь. Дженсен знал, что у них в слюне содержится какой-то особый лекарственный компонент, от которого пассивы становились вновь узкими, словно нетронутыми, а девчонки и вовсе могли вернуть свою девственность. В современных клиниках для этого даже была особая процедура, которая стоила хороших денег, но если у тебя партнер не человек, то ты автоматически превращался в постоянного девственника. Дженсена передернуло, потому что звучало это ужасно. В этот момент у него завибрировал телефон, и на экране высветился незнакомый номер. – Здравствуй, котенок, – Дженсена передернуло от этого бархатистого, чуть растягивающего гласные голоса, но он все-таки ответил. – И тебе не хворать, Лукаон. Где ты достал мой номер? – О, мне пришлось постараться, – рассмеялся вампир. – Твой полицейский охраняет тебя, как служебная овчарка, никак не подобраться. – Надо будет при случае сказать ему «Спасибо», – съязвил мужчина. – Чего ты хочешь, Лукаон? Сейчас я ничего не могу тебе дать, я принадлежу Падалеки. У меня даже кулончик есть, – впервые за то время, что он носил украшение, Дженсен так открыто сказал об этом. – Люди говорят, что твоя сестра умирает, – промурлыкал в трубку азиат. – Кто говорит? – Неважно кто, – ласковый голос лился сладкой патокой, завораживая и заставляя слушать. – Важно, что я могу тебе помочь. – И что ты за это хочешь? – насторожился Дженсен. – Я всегда хотел лишь одного – тебя. Но раз теперь это невозможно, то мне достаточно будет иметь тебя в постели... – Я не шлюха, Лукаон, – перебил его Дженсен. – Что бы ты обо мне ни думал, я не раздвигаю ноги перед каждым, кто может мне в чем-то помочь. К тому же я уверен, что постелью ты ни за что не ограничишься, а кровью торговать я больше не намерен – это слишком дорого мне обходится. – Не зарекайся, Дженни, – хохотнул вампир. – Все до единой шлюхи так говорят, некоторые действительно верят, что смогут завязать. Мне искренне будет жаль, если ты из последних, ведь я всегда ценил в тебе практичность и прагматичный взгляд на жизнь. – Это бессмысленный разговор, – рассердился Дженсен. – Я кладу трубку, и больше не звони мне! Эклз едва сдержался, чтобы не швырнуть телефон о землю, и с удивлением отметил, что с силой сжал кулон, который демонстрировал его принадлежность Джареду. Мужчина медленно разжал пальцы и помассировал ладонь, чтобы разогнать кровь. Не думать об этом. Словно и не было этого звонка. Нельзя вновь опуститься на самое дно, хотя сейчас у него была замечательная страховка – Джаред. Падалеки, конечно, позволял ему жить своей жизнью, словно он свободный человек, но если бы Дженсен согласился, то полицейский не постеснялся бы воспользоваться их связью и просто-напросто запереть его дома. То, что в некоторых вопросах Падалеки ужасно упрям, Эклз уже успел уяснить. Не давая себе задуматься над произошедшим, Дженсен резко вскочил и пошел по направлению к банку, до которого осталось всего пара кварталов. Его приняли с доброжелательными улыбками, а когда узнали, что он хочет оформить кредит, то еще и напоили душистым чаем с пышными круасанами. Мужчина отнесся ко всем этим знакам внимания довольно скептически, прекрасно понимая, что сотрудницы улыбаются ему и флиртуют только для того, чтобы извлечь максимальную выгоду и заставить его взять кредит под большой процент. Проверяли его анкету около получаса – благодаря тому, что весь документооборот сейчас совершался в одной системе, сотрудники банка получали ответ на запрос о подтверждении тех или иных сведений в течение пары минут. Когда Дженсен уже окончательно заскучал, к нему вышла девушка, которая занималась оформлением для него кредита. Сейчас она уже не выглядела легкомысленной феей – она нацепила на лицо профессионально-доброжелательную улыбку, что сделало ее старше на пару лет, до упора выпрямила спину и смотрела Дженсену точно на переносицу, чтобы не пересечься взглядами. – Мне очень жаль, мистер Эклз, но наш банк не может предоставить вам кредит, – все также доброжелательно улыбаясь, пропела фея. – Позвольте узнать почему? – удивился Дженсен. – Все доходы у меня легальны, да и сумма не слишком большая, я способен ее погасить в течение двух лет. – Я все понимаю, но к сожалению, вы не прошли банковскую проверку, – тут девушка не выдержала, и ее взгляд выразительно скользнул по кулону, висящему на шее Дженсена, а потом снова вернулся к переносице. Рука мужчины тут же дернулась к кулону, и он раздраженно спросил. – Уточните, проверку чего я не выдержал? Насколько я знаю, мой социальный статус не является основанием для отказа. – Да, мы проверили, ваш опекун действительно имеет весьма положительную характеристику и множество заслуг, – согласно кивнула девушка. – Однако банк сомневается... – на мгновение она замялась, но тут же подобрала нужное словосочетание. – в ваших моральных качествах. Дженсен минуту молча смотрел на все также улыбающуюся сотрудницу банка (как у нее мышцы еще не свело?), а потом вкрадчиво спросил. – С каких пор для получения кредита нужна характеристика моральных качеств? – Банк рассматривает каждую кандидатуру индивидуально, и, к сожалению, ваше личное дело не соответствует статусу нашего клиента, – все также невозмутимо повторила фея. – То есть банк не устраивает то, что я собираюсь каждый месяц выплачивать ему пару тысяч долларов? Или то, каким образом я буду их зарабатывать? – тихо спросил Дженсен, едва шевеля побледневшими губами. Видимо этим ему все же удалось вывести девчонку из себя, из оледеневшей феи она в одно мгновение превратилась в уродливую фурию – так ее перекосило – и прошипела. – Да, мистер Эклз, именно это. Все наши клиенты – это достойные граждане, и кровавым шлюхам среди них не место! Таких как вы нужно расстреливать на месте, а вы вместо этого свободно ходите по улицам, совращаете одного из лучших вампиров, наживаетесь на нем и еще осмеливаетесь просить помощи! Вы алчный, развращенный и эгоистичный, и к тому же убийца! Я поставила в ваши документы черную метку – теперь ни один банк не выдаст вам кредит и не позволит открыть депозит! Вы ничтожество, и я желаю вам сдохнуть в ближайшей канаве, чтобы не продолжать вашу никчемную, никому не нужную жизнь! Это было слишком. Дженсен мог многое стерпеть, но ни когда женщина, которую он видит впервые в жизни, кричит ему, как он должен жить, а окружающие смотрят на все это с одобрением, кивают, поддерживают и даже снимают безобразную сцену на телефоны. Наверное, по их мнению, Эклз должен был почувствовать себя ущербным, недостойным находиться здесь и уползти отсюда, сгорая от стыда, как натыканный носом с собственную лужу щенок. Эти праведники действительно думали, что Дженсену среди них не место, в то время как Эклз самолично видел, как эта самая сотрудница банка, напившись в его баре по поводу повышения, трахалась за углом со своим коллегой, чья жена сидела за столиком и лениво потягивала мартини. Мужчине были ни капли не стыдно за свой образ жизни, и он, не опуская взгляд, усмехнулся и вежливо попросил: – Сообщите, пожалуйста, ваше полное имя и регистрационный номер. – Что? – девушка тут же замолчала. Она ожидала, что Дженсен либо быстро покинет банк, чтобы не раздувать скандал, либо пустился в крик, тем самым показав, что он действительно является неблагонадежной личностью, и его место – за решеткой. Но его спокойствие и легкая улыбка разорвали шаблон в ее сознании, поэтому она даже сбавила тон, когда переспрашивала. – Ваше имя и регистрационный номер, пожалуйста, – любезно повторил Дженсен. – И официальный бланк не помешает. – Но зачем? – девушка захлопала глазами от удивления и даже слегка покраснела. Вокруг послышались ехидные смешки, но теперь уже направленные на нее. – Хочу составить официальный запрос для руководства на разбирательство по отношению к моему делу и поведению сотрудников банка. – Вы не имеете права! – взвизгнула девица. Дженсену на мгновение показалось, что она вцепился ему прямо в лицо своими острыми, наращёнными когтями, и он резко вскинул руку вверх, защищая глаза. В то же мгновение на спину ему обрушился удар такой силы, что у мужчины со свистом вышел весь воздух из легких. Он попытался обернуться, но его резко сдернули со стула и поставили на колени, вывернув назад руки. Только тогда Дженсен понял, что это охрана банка. Подтянутый мускулистый блондин громко и четко начал объяснять ему, что за нападение на сотрудника банка он понесет ответственность. Дженсен ничего не понимал, он открыл рот, чтобы спросить, что собственно говоря произошло, но его с силой ударили резиновой дубинкой в живот так, что мужчина согнулся пополам от боли, не в силах вздохнуть. В глазах потемнело, и он не видел, как заволновались люди, когда доблестные стражи порядка едва ли не волоком потащили его на улицу и усадили в служебную машину. В участке его оформили, приписав нарушение общественного порядка и попытку нападения, а после отправили в камеру до выяснения всех подробностей. Едва отдышавшись, Дженсен тут же потребовал телефон и позвонил Коллинзу. Миша строго-настрого наказал ему ничего не говорить и не подписывать и уже через час, весь запыхавшийся, примчался в участок. Дженсен даже из камеры слышал и видел, как адвокат орал на начальника участка, размахивая перед его носом планшетом с видеозаписью. В результате через пятнадцать минут мужчину выпустили из камеры, извинились и предложили посидеть на лавочке, пока полицейские оформят все документы. – Во что ты опять вляпался, Эклз? – Миша упал рядом с Дженсеном и протянул ему дымящийся стакан кофе. Напиток был, конечно, дрянь, – что еще можно ожидать от кофе из автомата? – но сейчас мужчина был рад и этому. – Ты же читал дело, – отозвался мужчина, устало откидывая голову назад и массируя шею. Еще один день прошел впустую. – Читал, – ухмыльнулся Коллинз. – Там написано, что ты начал дебоширить в банке и попытался ударить сотрудницу. – В смысле ударить? – удивился Дженсен. – Когда? – Я задал тот же самый вопрос начальнику участка и дежурному, принявшему заявления. У меня есть несколько записей из интернета, где видно, что ты подносишь руку к лицу, но никак не замахиваешься на ту милейшую особу. Хотелось бы, конечно, устных свидетельств, но клиенты банка в один голос отказываются тебя защищать. – Кто бы сомневался, – Эклз хмыкнул и отхлебнул противный, слишком сладкий кофе. – После того, что устроила та девчонка, они считают меня просто дьяволом, который одним своим присутствием может утащить их в бездну. – Так зачем ты все-таки ходил в банк? – поинтересовался Миша. – Зачем обычно ходят в банк? Мне нужны были деньги, – рассмеялся Дженсен. – Но как оказалось, по мнению «праведников», я не имею права даже на кредит. У меня словно на лбу выжгли клеймо, кто-то написал программу, и я должен ей соответствовать, просто не могу не соответствовать, иначе уютный мирок оценивающих меня людей с треском разрушится. Миша серьезно посмотрел на собеседника. – Я не обвиняю и не осуждаю тебя, Дженсен. Возможно, у тебя были причины нарушить закон, возможно, был иной выход. Честно, я не знаю. Ты не первый продавец крови, с которым я работаю, но ты самый старший. Тебе 27, а обычно такие, как ты, умирают, не дожив до 25. В этом плане ты везунчик, особенно если действительно завязал. Но теперь ты на всю жизнь для людей «кровавая шлюха», и тебя будут оценивать именно с этой точки зрения. – Ты забыл упомянуть про то, что я убийца, – добавил Дженсен, закатив глаза. – Да брось, Дженсен, – всплеснул руками адвокат. – Общественное мнение странная штука: люди намного больше любят Джареда. Он в глазах людей герой, а после всей этой истории еще и герой с большим сердцем. После того, как он выкупил права на тебя, все газеты только и писали о том, что Падалеки нашел улики, доказывающие твою невиновность, и что ты был осужден из-за несовершенства судебной системы. О, судя по твоему лицу, ты не знал. Впрочем, это не важно, клеймо «кровавой шлюхи» так смыть не получится, люди презирают их и всячески пытаются их унизить, потому что для многих продажа крови и проституция – это одно и то же. Это, кстати, мешает многим вернуться к нормальной жизни, потому что их просто-напросто затравливают окружающие. Твое лицо полгода светилось на всех экранах страны, так что все тебя знают. – И что ты предлагаешь мне делать? – заинтересованно спросил Дженсен. – Ну ты можешь смириться и пытаться не обращать внимание, и через пару лет научишься смотреть только в землю, постоянно извиняться и станешь бояться выходить из дома. Или можешь бороться, так как сегодня с этой девушкой, заявление, кстати все-таки напиши, я достал ее данные, но тогда тебе придется быть очень осторожным. В ответ на это Дженсен расхохотался. – Прости-прости, – похлопал он по колену надувшегося Мишу. – Но ты меня с кем-то путаешь. Я не революционер, и не собираюсь бороться против системы или делать мир лучше. – Я этого и не предлагал, – Коллинз быстро отошел и вновь начал активно размахивать руками. – Я говорю о том, что ты должен бороться за то, чтобы быть счастливым! Ты столько всего пережил, поэтому просто не имеешь права позволить людям сломать тебя. – Хорошо, я подумаю насчет заявления, – примирительно сказал Дженсен и взял у Миши бумагу с данными. Джаред пришел домой поздно – день выдался не из легких. Сначала он все утро добивался признания у вампира, который повадился убивать домашних зверушек соседей, потом разбирал старые дела, а всю вторую половину дня писал объяснительные и платил штрафы за выходку Дженсена в банке. Хорошо хоть Коллинз успел ему позвонить прежде, чем Падалеки натворил глупостей, и рассказал, как все было на самом деле. Поэтому вампир шел домой, набрав с собой китайской еды на вынос, и обожаемый Дженсеном шоколадный торт. В квартире почему-то не горел свет, хотя Джаред точно знал, что Эклз давным-давно дома. Дженсен сидел на кухне, подперев голову руками и смотрел на документы, лежавшие перед ним. Когда Джаред вошел, Эклз медленно повернул к нему голову, и тогда вампир увидел, что по его лицу медленно, одна за одной текут крупные слезы. Падалеки уже знал, что это за документы – выписка с больничного счета. Он еще вчера вечером перевел на кругленькую сумму, чтобы Маккензи обеспечили нужными лекарствами и должным уходом. Говорить об этом Дженсену было стыдно, потому что тот обязательно посчитал бы себя обязанным или у него взыграла бы неуместная гордость, которая почему-то просыпалась только по отношению к Джареду. Эклз бы просто не понял, что полицейский просто хочет заботиться о нем. – Эй, ну ты чего? – вампир встал на колени перед Дженсеном, который непрерывно швыркал носом и комкал в руках документы. – Был бы повод реветь, ну? – Падалеки осторожно разжал судорожно сведенные пальцы мужчины и большими пальцами вытер с покрасневших щек слезы. Дженсен не помнил, сколько он сидел за столом. Как только его выпустили из полицейского управления, он тут же поехал в больницу, где доктор Фердман, добродушно улыбаясь, сообщил о том, что все его расходы уже оплачены и Кензи получает достойное лечение. После визита к сестре Дженсен потребовал выписку со счетов больницы. Увидев имя на бумагах, мужчина сначала не поверил своим глазам. Джаред наверняка отдал последние деньги, которые копил на покупку собственной машины или маленького коттеджа на берегу океана. Уже дома мужчина бессильно опустился на стул, уронив перед собой документы и истерично захохотал. Он смеялся так громко и долго, что на глазах выступили слезы. Они катились по щекам, капали на выписку из больницы и ползли под воротник футболки, пока появившийся Джаред не начал их вытирать. – Ты не понимаешь, – прошептал Дженсен. – Все, что я делаю – бесполезно, все зря... – Ну что ты такое говоришь? – залепетал Джаред, выронив на пол свертки с едой и целуя Эклза в мокрые щеки. – Ты сегодня был великолепен, и справился лучше всех. Я слушал каждое слово этой идиотки, и я бы не сдержался! Это моя вина, я должен был тебе сказать, что деньги уже не нужны, но мне было стыдно... – Стыдно? – растерялся Дженсен. – Почему? – Потому что ты опять напридумывал бы всякой ерунды, что должен мне или что это деньги моего отца... – пробормотал Джаред, целуя пальцы Дженсена, застывшего на стуле. – Я же не дурак, чтобы отказываться от помощи в такой ситуации, – улыбнулся сквозь слезы Дженсен, высвобождая руки и с удовольствием запуская их в густые волосы Падалеки. – Кажется, нам с тобой нужно больше говорить друг с другом, – едва не замурлыкал от этой нехитрой ласки Джаред. – Кажется... – тихо согласился с ним Дженсен, а потом притянул к себе Джареда и осторожно, словно впервые, поцеловал.