Кровавая Мэри

На первое же судебное заседание Дженсен явился с синяком на скуле от метко брошенной кем-то банки из-под «Пепси». Родители Мэри сидели в первом ряду в элегантной траурной одежде, трогательно обнявшись и время от времени промокая глаза белоснежными платочками с вышитыми в уголках инициалами их семьи. Это было бы трогательно, и Эклз наверняка пожалел бы скорбящих, если бы не знал, что Мэри не любила родителей и отзывалась о них довольно холодно, а те платили ей полной взаимностью. Его выводы подтвердил взгляд, что бросил на него глава Валенси – в нем не было ни горя, ни потери, одно разочарование и злоба от предоставленных неудобств. Дженсена, однако, это не обнадежило. Он знал, что даже несмотря на отсутствие теплых чувств к дочери, Валенси постараются, чтобы он получил максимальный срок, чтобы честь семьи не осталась запятнанной. Зал был полон журналистов, отчего адвокат Дженсена Миша Коллинз беспокойно оглядывался и перебирал бумажки. Несмотря на то, что он был лишь общественным защитником, по мнению Дженсена, он очень ответственно подходил к своей работе и выкладывался на полную. Когда прокурор зачитал все, в чем обвинялся Дженсен, у мужчины сначала пропал дар речи, а потом он истерично рассмеялся. Он, конечно, понимал, что в суде будет сложно, но не думал, что заседание превратится в театр абсурда. Его обвиняли в продаже крови, принятии и хранении наркотических средств, отсутствию лицензий на некоторую часть алкогольной продукции, продаваемой в баре, в проституции и наконец в умышленном убийстве, где мотивом была месть за разрыв отношений с Мэри. Хихикать Дженсен перестал только тогда, когда безмятежно улыбающийся Миша больно ущипнул его за бедро. А потом началась настоящая битва за каждый факт, каждое слово, каждый документ, где Коллинз был его ангелом, рыцарем с сияющих доспехах, который утешал и подбадривал, когда Эклзу казалось, что все бесполезно. Адвокат вытряхивал из мужчины сведения о его поставщиках, работниках, друзьях, чтобы обелить его репутацию и сражался за своего подзащитного так, словно он был его родным сыном. Джаред регулярно посещал судебные заседания по делу Дженсена, наблюдая за процессом. Его предупредили, что будут брать показания, как у главного следователя по делу, однако сейчас прокурор и адвокат бились не за признание Эклза виновным в убийстве, а за другие мелочи, которые могли увеличить срок заключения почти до тридцати лет. Сам Дженсен все время выглядел отрешенным и молчаливым, не считая первого заседания, когда им с адвокатом пришлось даже выйти на пару минут, чтобы мужчина успокоился. Однако Джаред знал, как сложно Эклзу дается это напускное спокойствие. Он приходил к мужчине раз-два в неделю в комнату для семейных приватных свиданий. На первую их встречу, которая состоялась после первого судебного заседания, Дженсен пришел бледный и с покрасневшими глазами. По нему видно было, что он не настроен ни на секс, ни на долгие разговоры, поэтому, когда Джаред сказал, чтобы он раздевался, то в зеленых глазах явственно плеснулось разочарование. Однако Эклз моргнул и снова улыбнулся своей фирменной наглой улыбочкой, которая так раздражала Джареда. Полицейский уже понял, что за этой маской Дженсен скрывается, когда не уверен в себе или не хочет показывать эмоций. Эклз послушно стянул серую толстовку, мешковатые штаны и футболку, оставшись в одних трусах. Падалеки не отказал себе в удовольствии посмотреть на красивое, подтянутое тело и даже огладить Дженсена по гладкой груди, а после тщательно осмотрел мужчину, подмечая все небольшие ссадины, старые синяки, неровно обстриженные ногти и искусанные губы. Удовлетворившись осмотром, Джаред сел на стул и закурил. – Одевайся. – Это все? – усмехнулся Дженсен, но ждать себя не заставил, мигом натянув одежду. Почувствовав себя увереннее, мужчина тут же принялся проверять границы дозволенного. Джаред лениво усмехался и поддакивал, слушая ехидные рассказы Дженсена, который, как оказалось, любил поболтать, и только когда мужчина слишком разошелся, рассказывая о том, как можно любого вампира соблазнить чистой, живой кровью, выдохнул ему в лицо сигаретный дым, отчего Эклз закашлялся и обиженно нахмурился. Сегодняшняя их встреча прошла как обычно. Дженсен развалился на кровати и воодушевленно, в лицах рассказывал Джареду, как Хантер постоянно издалека глазеет на него с фонарем под глазом и что маньяка буквально пару дней назад осудили на пять пожизненных, а его выкупила какая-то большая семья оборотней с востока, у которых есть свое ранчо. Теперь остаток жизни Хантер проведет в заговоренном ведьмами ошейнике, убирая навоз за коровами и лошадьми. Джаред в ответ на это покивал с заумным видом, отметив про себя, что надо предупредить ребят из охраны, чтобы в последние дни вообще с Дженсена глаз не спускали, потому что у Хантера хватило бы мозгов сделать напоследок какую-нибудь гадость Эклзу, который благополучно ускользнул из его рук. Несмотря на то, что слушания проходили с каждым разом все тяжелее, журналисты в статьях прямо называли Дженсена убийцей, толпа, явно подкупленная Валенси, закидывала мужчину объедками, а прокурор вспоминал все его прегрешения, даже то, что он так и не смог окончить колледж, Дженсен не терял надежды и стойко держался выбранного пути. Джаред не понимал его упрямства, он был уверен, что с такими уликами и доказательствами Эклза точно посадят и теперь решается только насколько. Увидев, что Дженсен откровенно заскучал и почти задремал на удобной, не в пример тюремным, кровати, Падалеки потушил сигарету и наклонился к мужчине, чтобы поцеловать его на прощание. – Фу, я словно с пепельницей целуюсь, – поморщился Дженсен, тем не менее отвечая на поцелуй. Джаред был большим и приятным, Эклзу нравилось оглаживать его мускулы, нравилось целоваться с ним, и он видел, что Джаред мгновенно заводится от его прикосновений и малейших ласк. При этом его удивляло, с каким упорством после их первой ночи Падалеки отказывался от близости. Сам Дженсен не видел в этом ничего трагичного, в конце концов, они заключили сделку, Джаред честно выполнил свои обязательства, а Дженсен мог выполнить свои. Падалеки этого не требовал, а Дженсен и не напоминал, в конце-то концов, не из-за большой любви или желания он раздвинул перед полицейским ноги. А целоваться с Падалеки, несмотря на гадкий запах сигарет, было все же приятно. После встречи с Дженсеном Джаред направился в управление, где хотел поработать над делом о нескольких взломах, произошедших в северном районе города. Дело передали ему, однако Падалеки подозревал, что это не вампиры, а обыкновенные подростки по ночам взламывают замки и таскают провизию с чужих кухонь. Не успел он как следует вчитаться в материалы дела, как на телефон ему пришло сообщение. Отец вызывал его в свою резиденцию немедленно. Несмотря на то, что Падалеки уже лет семнадцать как был изгнан из клана за неповиновение отцовской воле, прямого приказа родителя он ослушаться не мог. Да и интересно стало, почему отец, спустя столько лет, вспомнил о блудном сыне, которого в последний раз видел, когда Джареду на торжественном приеме вручали какую-то награду. Тогда они в очередной раз поссорились из-за нежелания Падалеки вернуться в клан и выстраивать свою жизнь на благо его процветания, после этого отец пять лет с ним не разговаривал, а тут захотел встретиться. Их родовому поместью было почти три сотни лет, его построил основатель клана, прадедушка Джареда, на миллионы, доставшиеся от трех безвременно почивших супруг. Сам он ненадолго пережил последнюю жену – во время возведения западного крыла балкой ему размозжило голову. Смерть была настолько заурядной и нелепой, что, как правило, в их клане об этом предпочитали не упоминать. Дедушка Падалеки завершил строительство поместья, успешно заседал в органах власти, однако через шестьдесят лет, вопреки воли всей семьи решил жениться по любви на молоденькой цветочнице с соседней улицы. Рассорившись со своими братьями, дедушка Падалеки взял свою молодую невесту, переплел их жизни и укатил с ней в кругосветное путешествие, Джареду, кстати, до сих пор приходили от них фотографии где они то покоряли очередную вершину, то плавали на байдарках, то просто нежились на пляже на белом песочке. После этого постыдного, как считалось в их семье, случая бразды правления взял в свои руки младший брат дедушки, который крепко держал власть в своих руках долгих сто пятьдесят лет. В последние годы он постепенно сходил с ума, разговаривал сам с собой, писал бесконечные столбики цифр на стенах своей комнаты и в конце концов настолько ушел в себя, что перестал двигаться и даже есть. Целыми днями он теперь сидел в своей комнате в плетенном кресле и смотрел полуслепыми глазами то ли вдаль в будущее, то ли в прошлое. После этого клан возглавил отец Джареда, молодой карьерист, который родился у дедушки и его цветочницы, во время их затянувшегося медового месяца. Когда Джеральд стал лицом клана, ему едва исполнилось тридцать, но он сразу и жестко установил свои порядки, не желая повторения истории своего отца, и, как назло, его младший, любимый сын отказался от своей семьи ради какого-то одному ему известному призрачному понятия свободы. Джеральд Падалеки как всегда был одет в безупречно выглаженный костюм, стоивший не одну сотню долларов, от него пахло дорогим парфюмом и вишневым табаком. При виде сына он только сухо кивнул в знак приветствия и с кислым выражением лица оглядел его потасканный костюм и застиранную рубушку. Джаред подошел ближе и не без удивления обнаружил, что в соседнем кресле сидит Лючиано Валенси, отец убитой Мэри. В отличие от Джеральда, мужчина приветливо улыбнулся, пожал Джареду руку и пригласил его присоединиться к ним. – Я тоже рад Вас видеть, мистер Валенси, – Джаред, скрыв улыбку, послушно сел в соседнее кресло, решив не нарушать пока игры этих двух старых лисов. – Слышал о потере, которая вас постигла, и приношу свои соболезнования. – О да, это такая трагедия! – воскликнул Лючиано и прикрыл лицо пухленькой ладонью. – Мэри была нам так дорога! Единственное утешение всей нашей жизни, мы ведь были так близки... Джаред совсем развеселился и даже начал получать удовольствие от этого спектакля, однако Джеральду это быстро надоело, и он перебил Валенси. – Ты знаешь Джаред, что Лючиано мой близкий друг, а с Марией вы вместе играли, когда ты был совсем ребенком. О да, Джаред прекрасно помнил, как, когда отец запирался с Лючиано, обсуждая продвижение выгодных им законопроектов, Мария, или как ее все называли Мэри, пугала его страшными историями, прятала его игрушки и дразнила за то, что он был недостаточно сильным и быстрым. – Я слышал, что именно ты расследовал гибель Мэри и нашел ее убийцу – продолжил отец, не обращая внимания на гримасу Джареда. – Это было не сложно, – отозвался Джаред. – Они спали в одной постели, пьяные и накаченные наркотиками. Неловкую паузу прервал Лючиано, который с виноватой улыбкой развел руками. – Ну она была уже взрослая девочка и имела свои маленькие слабости. – Дело не в этом, – опять прервал его Джеральд. – До меня дошли слухи, что ты продолжаешь общаться с этим человеком, хотя его вина уже доказана. – Я уже взрослый мальчик и имею свои маленькие слабости, – издеваясь, пожал плечами Джаред. – Не паясничай, – рыкнул на него отец. – Мне было бы плевать, если бы ты пару раз трахнул этого мальчишку, но ты регулярно с ним встречаешься, защищаешь его, от тебя даже сейчас пахнет им! Твое поведение не только позорит нашу семью, ты оскорбляешь Валенси, которые всегда были лояльны к нашему клану! – Не понимаю, каким образом я позорю всех вас, если я давно уже не имею к семье никакого отношения? – тоже стал серьезным и собранным Джаред. – Что бы ты себе ни напридумывал, ты всегда будешь связан с нами кровью, и все твои поступки будут отражаться на нас! – Достаточно, – Джаред поднял ладонь, прерывая отца, и устало потер переносицу. – У меня был длинный день. Мы оба знаем, чем кончится этот спор, и если ты позвал меня, чтобы воззвать к семейному единству и кровным узам, то я лучше поеду домой и высплюсь. Завтра утром снова нужно присутствовать в суде, а еще меня ждут боле двадцати нераскрытых дел, так что с вашего позволения... Джаред встал с кресла и резковато кивнул отцу, зло сверкавшему на него глазами и Лючиано, который сидел полностью ошарашенный. – Джаред, постойте! – вскинулся Валенси, когда Падалеки уже выходил из комнаты. – На самом деле это я попросил вашего отца устроить нашу встречу. – Ближе к делу, пожалуйста, – Джаред больше не улыбался, он расправил плечи, поджал губы и мужчины внезапно для самих себя увидели перед собой не непослушного мятежного мальчишку, а давно возмужавшего, самостоятельного вампира, который не нуждался в поддержке клана, а мог сам ее обеспечивать. – Вы знаете, что я хочу, чтобы Эклз получил как можно больший срок, тогда бы честь семьи была бы восстановлена! Я знаю, что в ваших силах нам помочь, вы сможете добиться, чтобы мальчишка подписал признания по всем пунктам обвинения, и тогда все мы избавимся наконец от этой проблемы, – зачастил Лучиано. – Ну а вы знаете, что я в таком разрешении ситуации не заинтересован, – холодно отстранился Джаред от Валенси. – Единственное, что является достоверным фактом в этой истории – это то, что Дженсен продавал свою кровь, все остальное – ваши домыслы и выдумка. Даже если он убил вашу дочь, повторюсь, если, то его вина в этом минимальна, поскольку она сама накачала его наркотой так сильно, что Дженсен даже не помнит, что произошло в тот вечер. Я буду искать не наказания для Дженсена, а правосудия. Лючиано поджал губы, а после высокомерно ответил. – Теперь я понимаю, почему ваш отец отказался от вас и вы не вхожи в высшее общество. Запомните, кровь – не вода, и когда-нибудь вы пожалеете о своих неразумных действиях. Джаред лишь достал сигарету, щелкнул зажигалкой и, молча, ушел, не желая продолжать спор с отцом или влезать в интриги Валенси. Вслед ему раздался недовольный голос Лючиано: – Не понимаю, что они все находят в этой дурной привычке? Мэри, например, ненавидела сигареты... На следующие два дня Джаред совершенно расклеился, он не мог сосредоточиться на делах, ему казалось, что он забыл что-то важное и никак не мог вспомнить. На краю создания вертелась какая-то мысль, но он не мог ухватить ее. Падалеки, сам не зная зачем, достал из сейфа копию дела Дженсена и еще раз внимательно изучил снимки, результаты экспертиз и расшифровки допросов. Ничего не выбивалось из стройной картины, но Джаред раз за разом вглядывался в снимки места преступления и выкуривал сигарету за сигаретой. В воскресенье он как обычно отправился к Дженсену, надеясь, что рядом с мужчиной сможет спокойно подремать пару часов, пока Дженсен будет копаться в его телефоне, читая статьи о себе и ходе суда. К его удивлению на проходной сказали, что у Дженсена уже есть посетитель. Это поразило вампира. Из родственников у Эклза была только сестра, которая сейчас лежала в глубокой коме, а достаточно близких друзей и приятелей у мужчины не было, поэтому Падалеки договорился с охраной и направился в служебную комнату, где стояли мониторы, показывающие, что происходит в комнатах для встреч. Дженсен выглядел уставшим и измученным, что было совсем не удивительно – на субботнем заседании прокурор выяснял, почему он начал продавать кровь, не стесняясь, при присяжных назвал его «кровавой шлюхой» и под конец усомнился, как при его моральном облике он может опекать недееспособную сестру. Решение по этому вопросу отложили до понедельника, и Дженсен весь извелся, потому что потеря опеки значила, что сестру переведут на гособеспечение, а значит в ближайшее время ее отключат от аппаратов, потому что она не приходит в себя уже больше пяти лет. Напротив Эклза сидел элегантный мужчина азиатской внешности, одетый в дорогое кашемировое пальто. У него были длинные волосы, собранные в низкий хвост и прямоугольные очки с затемненными стелами. Джаред так засмотрелся на него, что не сразу догадался включить звук. – ...дарен тебе за поддержку, Лукаон, но мне нечего тебе дать, – тихо говорил Дженсен, глядя на свои ладони, лежащие на столе. – О Дженсен... – азиат потянулся вперед, взял руку Дженсена и поцеловал кончики его пальцев. – Ты знаешь, что за свою помощь я прошу совсем немного. – Всего лишь мою жизнь в твое полное распоряжение, – Дженсен был напряжен и бледен, но ладонь все-таки не отнимал, словно боялся резким движением рассердить собеседника. – Сокровище мое, ты так любишь преувеличивать... – тихо рассмеялся вампир, но даже Джаред почувствовал, как по его спине пробежал холодок. – Вместо тюремной камеры я предлагаю тебе дворцы на берегу океанов, вместо этих объедков – самые изысканные блюда, а от тебя прошу всего лишь быть рядом со мной. Мы с тобой знаем друг друга почти пять лет, и я не давал тебе повода во мне усомниться, не так ли? Дженсен стал выглядеть еще более несчастным, но все же кивнул, так и не поднимая взгляд. – Посмотри на себя, – мужчина поднялся, подошел ближе к Дженсену и провел тонкой ладонью по его щеке. – Ты бледен, похудел и отчаялся настолько, что заручился покровительством какого-то мальчишки-вампира. Я сделаю тебя свободным, тебе больше не придется терпеть это унижение от смертных, заботиться о деньгах, ты сможешь перевести сестру на лечение в самую дорогую клинику... – Это нечестно, – едва слышно прошептал Дженсен. – Что? – Нечестно предлагать мне все это тогда, когда я не могу отказаться. – Ты уже много раз отказывался, – неприятно усмехнулся азиат, сев напротив и скрестив руки на груди. – Можешь и сейчас, только теперь ты рискуешь потерять намного больше. Дженсен долго молчал, глядя на свои сжатые кулаки, не зная, что в таком же ожидании, словно гончая, застыл перед мониторами Джаред, и наконец слегка шевельнул губами. – Нет. – Повтори, мне кажется, я ослышался, – с лица Лукаона стекла улыбка. – Нет, – на этот раз Дженсен сказал громко и четко, глядя азиату прямо в глаза. – Я невиновен, и я верю, что Миша или Джаред это докажут, тогда все остальные обвинения тоже снимут. – Кроме торговли кровью, – жестко усмехнулся азиат и, вытащив из кармана сигареты, нервно закурил. – Тебе все равно придется отсидеть пять лет, и я тебя выкуплю на это время, и припомню тебе каждый отказ. – Думаю, тебе придется как следует постараться, – горько ответил Эклз. – Слишком многие жаждут моей крови: ты, Валенси, а вчера ко мне заглядывал глава клана Падалеки... – мужчина намеренно повернулся к вампиру левой стороной лица, чтобы тот получше рассмотрел синяк на скуле и багровую ссадину, которую могло оставить тяжелое родовое кольцо, что Джеральд всегда носил на правой руке. Джаред сжал зубы, но заставил себя сидеть на месте, чтобы досмотреть разговор до конца. Азиат грубо выругался то ли на китайском, то ли на японском – у Джареда было плохо с языками – вскочил и перед тем как выйти из комнаты прошипел: – Я хотел быть с тобою по-хорошему, Дженсен, но ты не оставил мне выбора. Эклз некоторое время сидел не шевелясь и глядя прямо перед собой, а затем лег грудью на стол, поглаживая ладонью правое бедро, на котором, как знал Джаред, у него был глубокий шрам от чьих-то когтей. – Ошибаешься, Лукаон, ты сам говорил, что выбор есть всегда, но нужно иметь смелость принимать его последствия... Через пару минут Дженсену надоело себя жалеть и он подальше оттолкнул от себя пепельницу. – Какая же мерзость... И тут у Джареда в голове что-то щелкнуло. – Мэри ненавидела сигареты... – Фу, от тебя опять табаком пахнет! Какая гадость... И фотография пепельницы, полной окурков на подоконнике распахнутого окна в квартире Мэри, которая была заперта изнутри.