Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Как-то раз утром Сафтанбэн, служивший старшим офицером в крепостном гарнизоне, доложил Саурону, что к нему наведался странный посетитель. Тот поначалу не вполне понял, о чем — вернее, о ком речь. — Объясни-ка, как это он сюда просочился. Тот вздрогнул: навлечь на себя гнев Властелина было несложно, а чем это могло кончиться, знали все. — Он не просачивался. Я был в дозоре у крепости, и он мне в лесу повстречался. Сказал, что хочет встречи с вами. — Кто такой, как выглядит? Сафтанбэн вкратце описал этого неизвестного, и майа сразу понял, о ком речь. Хорошо, что они с Андвиром уже давно подготовили все необходимое для встречи дорогого гостя. — Так, мне все ясно. Его подручный вздохнул с облегчением, еще не веря в то, что опасность миновала. — Знаю. Вот тебе задание: сегодня же найди его и приведи ко мне. Это мой старый знакомый еще со времен Первой Эпохи, — пояснил майа, не вдаваясь в подробности. — Будет исполнено, Властелин, — поклонился тот. * В предвкушении встречи с младшим братиком Саурон отправил Денну, который был в курсе его замысла, распорядиться насчет угощения. — Отлично, — заранее радовался майа, — ждем нашего гостя. В преддверии прихода Курумо он дал подручным указания относительно того, как именно им следует ломать комедию в присутствии его дорогого родича. Гость не заставил себя долго ждать: уже меньше чем через час он стоял на пороге крепости. К его большому удивлению, старший брат уже знал о его приходе и встретил его у заранее накрытого стола. Поначалу Курумо хотел было сразу накинуться на Ортхэннэра с руганью и упреками из-за недавнего инцидента, поскольку его приятель Соото до сих пор находился в довольно тяжелом состоянии, но стоило ему открыть рот, как хозяин дома тотчас предложил ему сначала немного перекусить и выпить за встречу. — На улице не май, а ты наверняка голоден, — сказал он, — садись лучше за стол и выпей вина. Тот посмотрел на брата с удивлением — с чего бы это вдруг такая неслыханная щедрость и доброта? — он-то ожидал, что с Ортхэннэра станется и попросту отказаться его слушать и выставить за дверь, но промолчал, решив, что благодаря своим жизненным неурядицам его старший брат наконец-таки начал хоть что-то осознавать. Через несколько минут слуга принес им два больших кубка с горячим вином. — Властелин, вам я сделал, как вы и просили, с корицей и гвоздикой, вы же так любите, — почтительно сказал он, — а вашему гостю с ягодами. — Спасибо, хорошо, все правильно, — холодно ответил тот. Когда слуга удалился, он наконец-таки обратился к брату: — Так что все-таки тебя ко мне привело, какое у тебя ко мне дело? Тот посмотрел на него с укоризной. — Вот во что ты превратился, Ортхэннэр, и что натворил. — Ой, только не начинай мне тут, — отмахнулся тот. — Я так понимаю, это ты про Соото и его сборище? — Да. Ты что вообще наделал? Ты его чуть не убил. — Ха. Он заслужил. Ты знаешь, что он вообще сделал? Можно подумать, что он сидел себе на лавочке, книжку читал, вязал носок или занимался еще каким-то безобидным делом, и тут приперся я и совершенно ни за что дал ему в морду. Тебе это не кажется странным? Курумо неопределенно пожал плечами. — Я ему навешал за очень нехорошее дело. Гость полюбопытствовал, за что же именно его старший брат столь жестоко обошелся со своим другом детства. Саурон не стал ничего скрывать и в подробностях рассказал Курумо о недавних кровавых событиях. Тот слушал брата, не говоря ни слова — он тоже чувствовал исходящую от Черного Властелина возможную угрозу. — Этот идиотик Соото вел себя словно ревнивый муж, который пришел домой и застал свою жену прямо в постели с другим мужчиной, хотя он Аллуа не то что не муж — просто приятель и не имел никакого права предъявлять ей претензии по поводу того, что она с кем-то там сошлась, — завершил Саурон свою гневную тираду. — И все равно ты был слишком жесток, — горько ответил Курумо и отпил немного вина. Поначалу он еще надеялся в чем-то убедить Ортхэннэра, но тот говорил с ним с такой непоколебимой самоуверенностью, что лишил брата всякого желания даже пытаться настаивать на своем. — Отличное вино, — произнес он снова и заметил на лице старшего брата мимолетную усмешку. — А то, — ответил тот. — Это лучшее вино с юга, из лучшего винограда с виноградников Ханатты. — Дело, конечно, твое, — ответил его брат, — но я все же не очень понимаю, чего ты вдруг так взъелся на Соото после того, что этот недоумок Исилдур с тобой сделал, — он пристально посмотрел на правую руку Ортхэннэра с отрубленным пальцем. Лицо Саурона исказила странная внезапная смесь досады и злости. — Во-первых, Морхэллен, это не твои разборки, мы друг с другом свои отношения сами выясним. Во-вторых, придержи язык. Курумо взял чайную ложку и достал из кубка все ягоды, которые пропитались сладким вином и были невероятно вкусными. — Спасибо за угощение, — снова сказал он. — Все очень вкусно. — Я рад, что тебе понравилось, — доброжелательно ответил Саурон. — Я давно надеялся, что ты одумаешься и свалишь из Валинора куда подальше, нечего там делать. Тот буркнул что-то невразумительное, не желая развивать тему. Более того, он боялся того, что наружу вылезет еще одна нехорошая вещь: когда он бродил по берегу реки, то заметил, что в траве что-то блестит. Подойдя ближе, он понял, что это красивое украшение, и положил его себе в сумку. Сейчас, беседуя с братом, он понял, что именно подобрал и чья это вещь, но возвращать артефакт законному владельцу вовсе не собирался. В конце концов, что упало, то пропало, а раз никто не видел его с Элендилмиром в руках или в сумке, то никто и не узнает, куда он там делся, может, в реке утонул, а там ничего не найдешь при всем желании — течение и холод не дают ничего сделать. — И все равно, Ортхэннэр, — сказал он, откусывая от большого моченого яблока, — ты ведешь себя неправильно. Я имею в виду относительно Аллуа и Соото. Он же ее любил. Саурон неожиданно расхохотался. — Ну, Морхэллен, ты явно не в разуме. Себя он любил, это верно, но никак не ее. — Это еще почему? Черный майа посмотрел на брата, как на слабоумного ребенка. — Это очевидно. Если кто-то любит другого, он старается вести себя так, чтобы любимому было хорошо, а не ему одному за счет любимого. Соото отлично знал, что Аллуа он как мужчина совершенно безразличен, однако все равно питал непонятные надежды и в итоге устроил все вот это. Если бы он любил ее, то уважал бы ее выбор, каким бы он ни был. Если я кого-либо люблю, из этого не следует, что он обязан тоже меня любить. — Ортхэннэр, это все понятно, но за любовь надо бороться. Тот снова рассмеялся. — Ну ты и сморозил. — А чего такого? — не понял он. — Вон Берен боролся за Лютиэн и в итоге обрел свое счастье. — Морхэллен, ты явно что-то путаешь. В этом случае Лютиэн сама была не против отношений с Береном и любила его тоже. Я не думаю, что Берен стал бы ее преследовать и пытаться навязать ей себя, если бы она предпочла Даэрона и решила бы выйти за него замуж. Заставить же кого-то полюбить тебя против его воли и желания невозможно. В нашем случае Соото просто не во вкусе Аллуа. Она же не может заставить себя через это перешагнуть и закрыть глаза на то, что как мужчина он ей неинтересен. Курумо встал из-за стола; ему было пора уходить. — И все равно с твоей стороны это была бессмысленная жестокость. — Думай, как тебе удобно, — невозмутимо возразил Саурон. — Однако хотел бы заодно сказать, что даже по законам Ханатты, где Аллуа жила все это время, если бы муж застал свою жену с другим мужчиной или жена своего мужа с другой женщиной, то обманутый супруг имеет полное право отобрать у виновного в измене детей и имущество и выставить его из дома в том, что на нем надето, но за убийство соперника или нанесение тому увечий вполне можно загреметь в тюрьму или на эшафот. На этом Курумо попрощался со старшим братом и решил, что пора уходить. — Посидел бы еще, сколько лет не виделись. — Твоими стараниями, к сожалению, не могу, — он развел руками. — Соото сейчас в таком состоянии, что я не могу оставить его надолго, а никто из его людей толком в целительстве не разбирается. Саурон глумливо усмехнулся. — С каких это таких пор ты у нас разбираться начал? Он на мгновение растерялся, но потом нашел, что ответить. — Да не то чтобы прямо начал… просто пытаюсь помочь, чем могу. Если бы ты не распускал руки… — он посмотрел на старшего брата с укоризной. — Ну ладно, я пошел. До свидания. — До свидания. Будет возможность, заглядывай в гости, — тут он подозвал Сафтанбэна и попросил проводить Курумо до нужного места, поскольку тот побаивался заблудиться в местных лесах. * Вернувшись в Аст Алтар, Курумо ощутил необъяснимую усталость, но списал это на долгую дорогу и на то, что в гостях у брата с непривычки хватил лишнего — вино было очень крепкое, да еще и горячее. Он передохнул пару часов, подождал, пока весь хмель окончательно выветрится, и пошел к Соото. Его приятель пока что по-прежнему лежал в постели и чувствовал себя неважно. Несмотря на отдых, Курумо по непонятной причине почувствовал себя еще более уставшим и разбитым. Однако он пересилил себя, поскольку его друг нуждался в помощи, и, пересилив себя, с помощью двух его учеников перестелил ему постель и помог немного поесть — несмотря на переломы, тот мог, к счастью, хотя бы питаться нетвердой пищей типа бульона или киселя. Поблагодарить Морхэллена словами он еще не мог, но в знак благодарности слегка пожал ему руку. — Ты был прав, — проговорил майа. — Был я у Ортхэннэра. Мой братец — тот еще мерзавец и лживый подонок, как таких вообще земля носит. Он не просто не считает себя виноватым в том, что убил Олло, Наурэ и Элхэ, но еще и хвалится этим, словно невесть какой подвиг совершил. Как таких, как он, вообще земля носит. Эльф посмотрел на него с сочувствием и пониманием. — Считает, что ему все должны, а он тут самый главный, — завершил Курумо свою мысль. Чувствуя себя по-прежнему невероятно уставшим, он решил пойти лечь спать несмотря на то, что время было еще далеко не позднее. * Встав утром, Курумо с удивлением понял, что странная усталость никуда не делась, более того, к ней прибавилась еще и сильная давящая боль в затылке. Нет, не иначе он вчера с непривычки выпил лишнего, вот поэтому ему теперь и нехорошо. Он пошел в уборную, ополоснул лицо и руки холодной водой из умывальника, однако это не принесло ему облегчения — он по-прежнему чувствовал разбитость и головную боль. Что-то было явно не так, и он даже примерно понимал, в чем дело: наверняка из-за ослушания его настигло то же проклятие Эру и Манвэ, что и его отца. Вытерев рукавом рубашки пыль с зеркала, он вскрикнул от ужаса и понял, что его худшие опасения подтвердились: не зря Эонвэ перед его уходом из Валинора предупреждал его о последствиях и неотвратимой каре за ослушание и неподчинение воле Короля Мира. Из зеркала на него вместо привычного ему черноволосого красавца смотрел седой старик с морщинистым лицом и кожей, напоминающей пергамент.