Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Наступила тишина, которую никто долго не решался нарушить. Наконец Аратан, собравшись с духом, все-таки заговорил. Умом он понимал, что вряд ли имеет смысл просить пощады у Врага, особенно если учесть, кто он вообще такой и что произошло за последние несколько десятилетий, но иного выхода у него просто не было. Его младший брат, не имея возможности отлежаться и прийти в себя в хороших условиях, совершенно ослаб и серьезно заболел. У него появился сильный жар, болела голова, то и дело его душил кашель. Решив, что хуже уже не будет, он решил использовать последний возможный способ выбраться на свободу. — Я вас очень прошу, — молил Черного Майа Аратан, — я чем угодно поклянусь, что мы никому ничего не расскажем, только отпустите нас. Пожалуйста. Мы попробуем добраться отсюда до Имладриса, здесь не так уж и далеко… Саурон только ехидно засмеялся. — Тьфу ты. Который раз в своей жизни я все это слышу, и все время от разных людей и эльфов, но текст практически одинаковый без каких-либо вариаций. Разве что места пребывания меняются. Вас что, с раннего детства этому учат? Уж поверьте, если бы все то, что про меня рассказывают, соответствовало действительности, то разве имели бы эти слова смысл? — Пожалуйста, — Аратан попытался придать своему голосу как можно более уважительное и молящее звучание; это ему удалось практически без труда — настолько он был напуган таким развитием событий. — Мы никому ничего не скажем. Пожалуйста. Тут к нему резко развернулся Гил-Галад. — Какой, на хрен, Имладрис? Вы оглохли, что ли? Или перестали понимать родной язык? Да через мой труп! Не слышали, что я недавно сказал? Элронд пытался меня убить! — Ортхэннэр, — попросила Аллуа, — пожалуйста, не трогай их. Могу тебе честно сказать — они оба мне ничего не сделали. — Что за чушь ты вообще мелешь? — возмутился тот. — Вроде бы пока что оба они ни в чем нехорошем не замечены, чтобы я их в расход пускал. А с Ахэиром ты уже без меня разобралась. Осталось вот только с Олло за его ослушничество и прямое игнорирование моих приказов рассчитаться. Эллерэ, казалось, вздохнула с облегчением. — Вы мне вот что скажите: как вас-то обоих сюда занесло? Аратан испуганно дернулся, по-прежнему крепко прижимая к себе младшего брата. — Прекрати трястись, я никого убивать не собираюсь. Хотел бы, давно убил бы. Говори. — Да как, вы же наверняка знаете, что случилось. Попали в какую-то непонятную засаду, хотя думали, что быть ее там не должно и не может. Потерял сознание, хотя раны оказались не прямо запредельно серьезными. Очнулся уже здесь. Была мысль выбираться своими силами, но у меня все было как в тумане… наверное, от слабости, хотя сейчас я все ясно вижу и могу с вами говорить. — Не от слабости, — Аллуа пробормотала себе под нос что-то бранное. — В смысле? — Я не удивлена таким поворотом дела, он и мне по дороге сюда что-то подливал или подсыпал — боялся, что я узнаю обо всем, что он натворил, и его просто прирежу. Чуть было не прирезала — тут вы вмешались. Гил-Галад внимательно посмотрел на обоих. Было видно, что Кирьон чувствует себя довольно-таки плохо: дышал он тяжело, покашливал, а на щеках юноши яркими пятнами горел лихорадочный румянец. — Так, Ари, похоже, ты меня все же не услышал. Сейчас ты отправляешься со мной, а нести всякую чушь прекращай. Вернее, вы оба отправляетесь со мной. Сам говоришь, что твоему брату плохо — и куда ты с ним собрался по такому жуткому морозу, а? — Мне это, — ехидно вставил Саурон, — уже одного нашего не вполне вменяемого ныне покойного общего родственничка напоминает. Даже двух. Если конкретно, то моего недоброй памяти тестя Нолондила и его троюродного братца Фаразона. Этот урод сначала довел родного сына своими издевательствами до тяжелой болезни, мало того что принципиально не звал к своему Лаирэндилу врача — денег жалко, а своего ребенка не жалко, до кучи еще и заставлял его больного то в жару, то в ознобе выполнять по дому всякую тяжелую работу, а потом Ар-Фаразон окончательно спятил и бедного парня просто добил, что с такими последствиями уже даже я при всем своем мастерстве целителя ничего не смог сделать, как ни пытался. Не уподобляйся, — назидательно посоветовал он Аратану. — Решил себя угробить и заодно собственного брата? — Даже если предположить, что вам вдруг каким-нибудь чудом и удастся туда добраться, знаете, что с вами тогда сделает Элронд? К сожалению, ваш отец видел, как он пытался меня убить, а об остальном, если вы не совсем глупы, догадаетесь сами, — поддержал его король Нолдор. — Все, давайте-ка возвращаться в крепость, — настоятельно приказал Черный Майа, — благо здесь недалеко. А с Кирьоном твоим ничего серьезного, просто сильно застудился, что неудивительно — в этом гадюшнике холоднее, чем на улице, вон стены даже инеем покрыты. Сейчас уложу его спать, дам кое-чего попить, и к концу недели будет в полном порядке. — А с этим что будешь делать? — поинтересовалась Аллуа, указав на лежащего без сознания Соот-Сэйора. — Не то чтобы я злюсь, но если бы он горел, а у меня в руках была вода, я бы ее выпила. — Да о нем есть кому позаботиться, уж поверь мне, — хмыкнул Саурон, — сейчас мы свалим отсюда, и тогда его дружки вылезут. При мне побоятся. А что до твоего Исилдура, то, думаю, тебя обрадует новость о том, что благодаря нашим с Эрейнионом невероятным усилиям он все-таки жив, только какое-то время с нежностями к нему не лезь — досталось ему порядком. До лета поживешь у меня, как раз родишь, придешь в себя, погода наладится, а потом и в Ханатту вернешься. * По возвращении в Нуут-Аранк Саурон первым делом устроил Аратана и Кирьона спать в отдельной комнате. Кирьон от парализующего ужаса не мог вымолвить ни слова — он уже давно решил, что настал его последний час и нет смысла просить пощады. Его старший брат, напротив, решил, что такой вариант развития событий — это слишком просто. — Чего вы от нас хотите? — попытался осторожно выяснить Аратан. Саурон понял, куда тот клонит. — Меня все почему-то путают с моим недоброй памяти родителем, который по неизвестной причине считал, что окружающие должны отвечать за чужую вину. Так вот: я его мнения не разделяю и никогда не разделял. Отвечать за какое-либо злодеяние должен тот, кто в нем повинен, а не тот, кто рядом стоял или волей слепого случая оказался близким родичем или другом виновника. Мы с твоим отцом со своими делами сами разберемся, если сочтем нужным, и уж вас к этому точно привлекать не станем. А теперь — давайте-ка, выпейте по чашечке травяного чая и спать. Все остальное — завтра. Кирьон тотчас заснул, едва успев осушить свою чашку. Спал он тревожно: вздрагивал, всхлипывал, что-то шептал во сне. Аратан какое-то время не решался прикоснуться к питью, но в итоге решил, что хуже ему от этого уж точно не станет. — В этом чае тоже что-то было, меня в сон просто невыносимо клонит, — только и успел произнести Аратан, после чего заснул крепким сном, едва успев опустить голову на подушку. Саурон же в свою очередь отправился на нижний ярус, поскольку собирался разобраться с одним важным делом. — Настало время сделать кое-что важное, — объявил он своим соратникам, которые собрались за вечерним чаем, — а именно воздать одному нехорошему товарищу по заслугам. Думаю, все догадались, кого я имею в виду. Маэглин, приведи сюда, пожалуйста, эту скотину. — То-то я думала все, почему его не вижу, — заметила Аллуа, которая в целом вела себя так, словно просто пришла в гости к старому другу. — Так он у тебя, значит. — Так уже давно, — сострил Маэглин, с радостной улыбкой отправляясь за обреченным арестантом. Ну что, вспомним молодость свою? — он подмигнул Саурону. Тот кивнул. — Вспомним. Как я в Аст Ахэ дезертиров в болоте топил. А что стало с Дейрелом… — Про это потом легенды ходили, а твоим именем детей пугали, — ответил Маэглин. Через пару минут он вернулся со злосчастным Эллеро, который, похоже, был уже сам не рад тому, что натворил нехороших дел, пойдя на поводу у своего приятеля. Не успел Олло даже рта раскрыть, как встретился взглядом с Сауроном и замер на месте с обреченным видом: он понял, что тот в курсе всех подробностей их провалившегося плана. — Ну что, хороший сегодня день для смерти… вернее, вечер уже, но это не меняет дело. Олло попятился и вжался спиной в холодную стену; он уже прекрасно понял, что ничего хорошего ему теперь ждать не приходится и Ортхэннэр его не пощадит. — Раскаяния не вижу, — презрительно подметил Маэглин, — но это зря, очень и очень зря. Ты бы лучше попросил прощения, причем искренне — может, и помилуют. — А Ахэиру на том свете надо радоваться, — протянул Саурон, — и благодарить Аллуа за то, что это она его быстро прикончила, потому что я был бы не столь милосерден. Я бы за своего племянника этому ушастому недоумку долго и жестоко наматывал бы кишки на шею. Гил-Галад, услышав это, только едва заметно усмехнулся — он отлично помнил, каких трудов ему стоило уговорить Элендура на то, чтобы показать им по осанвэ своего несостоявшегося убийцу. Увидев за столом Аллуа и ее родича Денну, Олло попытался начать давить на жалость — он же хотел как лучше, все его просто неправильно поняли! Несмотря на это, они его порывов не оценили: харадский принц за годы службы у Саурона прекрасно усвоил, что все распоряжения Черного Майа обсуждению не подлежат, а подлежат лишь беспрекословному выполнению в идеальном виде. — Олло, — поинтересовалась Аллуа, — а ты с приказом Ортхэннэра вообще знаком был? — Ну, был, — тот обреченно смотрел в пол. — И что же? — Я решил, что это дичь какая-то. Если бы некто попытался меня убить да еще на всю жизнь изуродовал, что я бы чуть без руки не остался… — Я не понимаю: приказ есть приказ, и приказы надо выполнять, даже если они тебе лично не нравятся и кажутся неправильными, — Денна не оценил идей Олло. — Иначе в стране или в армии начнется разброд, что это будет такое — например, во время сражения один воин скажет, что пойдет направо, другой — налево, а третий останется на месте стоять? Есть ли шанс с такими идеями выиграть хоть один бой? — Так мой недоброй памяти папашка с такими идеями Войну Гнева и просрал, хотя все знают, что Аст Ахэ можно было бы годами держать! А что до того, кто мне что сделал — так я вполне в состоянии за себя постоять, и если что, я бы с тем же Исилдуром разобрался сам, а не стал бы привлекать к нашим разногласиям третьих лиц! — Да что ты мне-то говоришь, Саурианна, я в школу ходил, учебник читал, — тотчас парировал Денна. — Это вон воины твоего отца идиотами были: кто в лес, кто по дрова. — Правильно про тебя Соото говорил, что своего мнения ты не имеешь, а способен только поддакивать Ортхэннэру! Тут Денна разозлился всерьез. — Слушай, ты что вообще — окончательно мозгами съехал и бессмертным себя вообразил? Если ты, идиот ушастый, еще раз откроешь свое поганое грызло в мою сторону, я тебе мозги вышибу и ни на что не посмотрю. Что в моей фразе тебе непонятно, урод? Хотя вышибать тебе нечего, у тебя их просто нет, и понимать меня тебе тоже нечем! Олло нервно кусал губы. — А зачем так выражаться? Денна сжал кулаки. — Сейчас врежу, ублюдок. Я еще и не такие слова знаю, могу так обругать, что у тебя уши в трубочку скрутятся и отвалятся. Саурон подошел и успокаивающе положил ему руку на плечо. — Не надо его бить. Я для него вон кое-что поинтереснее придумал. Сейчас Кэл растопит сталеплавильную печь, туда этому дегенерату и прямая дорога! Тут до эльфа наконец-таки начало доходить, что именно собирается сделать разгневанный до предела Ортхэннэр с незадачливым ослушником и что его однозначно не пощадят. Он усилием воли подавил дрожь, попытался собрать остатки храбрости, обвел взглядом комнату в поиске хоть какой-то поддержки. Однако Аллуа, вопреки его ожиданиям, вовсе не собиралась за него заступаться — более того, она вела себя совершенно естественно и даже равнодушно, словно все так и должно было быть. — И ты вот так вот будешь стоять и смотреть, как он меня убивает? — Олло ухватился за последнюю возможность оправдаться и сохранить остатки достоинства, но Аллуа была непреклонна — она отлично понимала, кто виноват во всем произошедшем. Даже откровенно безобразная нецензурная тирада со стороны всегда вежливого и утонченного Денны ее не смутила, напротив — ей было понятно, почему ее родственник так себя ведет, удивительно было, что он вообще еще высказался относительно пристойно, а не сорвался на площадную брань. — Не смотри на меня так. Я за тебя заступаться не стану, потому что страшную смерть ты заслужил. Ослушался приказа, покушался на убийство близкого мне человека. Так тебе и надо, уж прости, Олло, но ты сам во всем виноват. — Кэл, ты там готов? — Саурон выглянул за дверь. — Почти, еще четверть часа подожди, пока все нагреется, — отозвался тот. — Выпейте пока еще по чашечке, и мне конфет с печеньем оставьте, уж пожалуйста, не съешьте совсем все. Олло покосился на Аллуа, все еще пытаясь искать заступничества и поддержки. — Ты бы лучше ушла отсюда. В твоем-то положении… — Надо же, — в ее голосе зазвенел металл, — как ты обо мне заботишься. Если бы тебе было не все равно, ты бы не сделал того, что сделал. Так что иди в пень — я с радостью полюбуюсь твоей казнью. Будешь орать и мучиться? Мне на это плевать. Другие по твоей вине тоже будь здоров мучились, так что я думаю, что боль за боль и мучения за мучения — это вполне справедливое воздаяние. Мне Ортхэннэр рассказал по дороге, как Исилдура с того света вытаскивал и что это твоих рук дело! — Это на тебя совсем не похоже… — Ты, кажется, забыл, с кем и как я провела все эти годы. И убивать, уж поверь, я тоже отлично научилась, более того — у меня не вызывает ужаса чья-то смерть на моих глазах, если только я не считаю этого человека для себя ценным и близким. Олло взвыл на какой-то неестественной ноте, словно раненое животное. Если бы его враг все-таки умер, он бы считал свою цель достигнутой, а так — теперь все пошло прахом, все его усилия, и все из-за какой-то несчастливой случайности, если бы тогда на реке капюшон не упал у него с головы, да и что потомка проклятого рода Финвэ тогда вынесло шляться неизвестно где в темень и дождь?! Денна, глядя на него, лишь злорадно усмехнулся. — Рано ты орать взялся. Скоро еще и не так заорешь.