Серая мышка Скамандер

Бал неумолимо приближался, а паника девочек увеличивалась в геометрической прогрессии. Пусть учеников и оставалось в школе всего лишь где-то сто пятьдесят человек от общего количества, девочки были настроены весьма серьезно, будто им предстоял выход в свет, где присутствовал Министр магии и, по меньшей мере, королева Великобритании. Вообще-то, мальчики должны были приглашать девочек, но все вышло таким образом, что это девочки заполучили себе мальчишек. Они шли на всяческие невероятные уловки, посылали мальчишкам глупые записки, интересовались об их паре на балу. Кто-то присылал несчастным избранникам (читай, жертвам) Амортенцию, скрытую в пирожных и конфетах, кто-то даже спорил и дрался с другими девчонками за право пригласить мальчишку на танцы. Узнай их матери и старомодные бабушки о том, как неприлично себя вели их дочери и внучки, точно прислали бы лишнюю сотню громовещателей. Девушки Хогвартса пригласили практически всех парней, «разобрали» даже второкурсников. Всех, кроме Барнабаса, который вежливо отказывал, пытаясь подловить свою подругу, когда она будет одна. К сожалению, такой случай редко представлялся, а потом и вовсе был упущен – Говард, боясь диких девчонок, позвал на бал кузину. Почти без колебаний та согласилась, а лишь потом подумала о том, какую ошибку допустила. В день бала практически все были вынуждены сразу после завтрака отправиться в Хогсмид, ведь Большой Зал потом срочно закрыли на подготовку к торжеству. Минерва, помогающая старостам и профессорам, обещала соседкам нечто особенное, этим лишь подогревая их нетерпение и интерес, так что Альфис была вынуждена выслушивать галдеж сестер Грин и Эммы Финнеган всю дорогу до волшебного поселения. К ее огромному счастью, у Скамандер язык не был подвешен так, как у ее соседок, и ей удалось не проболтаться о своих переживаниях, хотя, слыша бесконечные разговоры о мальчишках и нарядах, хотелось рассказать и о своих тревогах по этому поводу. О том, что она хочет отказать кузену. Но и с Барни уже не вышло бы пойти на танцы. В тот же день, как она сообщила о том, что идет вместе с Говардом, Барнабас вежливо пригласил на танцы малышку Эмму – самую ранимую девочку из комнаты №3, не совсем симпатичную, зато скромную и ненавязчивую. И, кстати, Роджерс очень ошибался, посчитав Эмму скромной и тихой. Теперь она наперебой обсуждала с девочками то, какой невероятный у нее будет партнер по танцам, затем задавала Альфис тысячу вопросов о том, какой Барнабас в танце, как с ним разговаривать, чтобы он от нее не сбежал, что он любит есть, даже в каком он будет костюме. Скамандер устала отвечать на эти вопросы, так что, вытерпев два таких разговора с соседкой, затем отвечала лишь: «Я не знаю, потому что я не его личный секретарь («стилист», «повар», «учитель по танцам» - зависело от того, каким был вопрос Финнеган в этот раз)!» Эмма даже почти не обижалась. Девочка от природы не была обидчива, а теперь и времени не было на обиды, она лишь все время обсуждала либо сам волшебный бал, либо своего спутника. Роджерс и Скамандер практически профукали друг друга в одно мгновение. Если бы Альфис ничего не сказала другу, успела бы сообщить кузену о том, что передумала… Теперь вина не просто поедала, а сжирала ее изнутри! В Хогсмиде девушки купили себе побольше сладостей, перекусили в таверне, заглянули в магазин волшебных приколов, чтобы запастись хлопушками, но там уже практически все разобрали к кануну Рождества. Впрочем, гриффиндорок это мало расстраивало. У компании Говарда наверняка нашлись бы все эти товары. Мало кто удивился бы даже тому, что это они скупили оставшиеся хлопушки и фейерверки. В замок Альфис вернулась более-менее довольная, вполне сытая, едва переживающая из-за вечера. Хотя бы одно ее заветное желание исполнилось – грустные мысли о семье больше не тревожили ее юный ум. Оставалось другое желание – потанцевать с Барнабасом, провести весь беззаботный вечер с ним. Из их троицы «Феникс-Орел-Птица-гром» они остались лишь вдвоем – близкие друзья, способные обсудить свои секреты, понять друг друга, какая бы тема для разговора не была затронута. Вряд ли Говард и Эмма позволили бы им просто так стоять в углу, невинно болтая друг с другом. Кузен точно втянул бы в какую-нибудь авантюру, вроде нелегального запуска салютов, а Финнеган увлекла бы Роджерса в танец, стараясь вызвать зависть других девочек. Что ж, не всем желаниям суждено было исполняться, такова уж была жизнь, какой бы чудесный праздник не стоял на дворе. - Какая красота! – воскликнула Минерва, уже вернувшаяся в комнату и помогающая девушкам наряжаться в пышные платья. Восторг отличницы вызвало красное бальное платье Сьюзан Грин, дополненное заколкой-бабочкой в волосах и шелковыми длинными перчатками. – Значит, ты бабочка? - А я лев! – Мэри показала пышную «гриву» - меховой воротничок на платье багряного цвета. – Еще у меня ногти похожи на львиные когти. Мне Лорейн сделала! Семикурсница хвастливо улыбнулась в углу. Она была специалистом в красоте, наведенной магическим способом. На Хэллоуин сделала Мэри усы, как у львицы, а себе отрастила самые настоящие клыки, притворяясь обворожительной вампиршей. На их фоне Альфис, пытавшаяся собой изобразить дракона, едва ли могла даже как-то соперничать, потому что мягко отказалась от помощи и подумала, что со своим гримом справится сама, а в итоге выглядела, как ребенок в детском костюме рядом с искусно заколдованными красавицами. В этот раз нельзя было позволить себе пасть лицом в грязь, так что Скамандер принимала любую помощь. Макияж от Сьюзан, красиво уложенные с помощью старательной Эммы волосы, затем украшенное легкой рукой Минервы сине-зеленое платье. - Бирюза тебе к лицу, ну надо же! – даже Флаэрти оторвалась от своего отражения в зеркале. – Твой пес все может испортить. - Китч никогда себе такого не позволит, - девушка почесала за ухом свою шишугу, которая узнавала хозяйку лишь по запаху, глядя едва ли понятливым, но по-прежнему преданным взглядом. – Он хороший мальчик. - Наши хорошие мальчики тоже нас ждут, - с улыбкой возвестила Сьюзан, а потом замолчала, побледнев. – Вы слышите? Скамандер огляделась, прислушалась, а затем начала различать плавные звуки, однако невозможно было понять, откуда они исходят. К тому же, девушка увидела еще и странную скромную ухмылку Минервы. Это совсем уж выбивало все возможные догадки. Старшая из сестер Грин подбежала к окну, распахивая его, несмотря на возражения Лорейн. В комнату помимо ветра проникло нечто еще, совершенно потрясающее. Музыка. Классическая, традиционная, праздничная и задорная. Она играла так отчетливо, будто граммофон стоял прямо за дверью комнаты. Мэри восхищенно пискнула, а Эмма в восторге прижала к груди свои туфельки, подходящие к ее оранжевому простому платьицу, явно привезенному из далеких родных краев. - Сюрприз, - спокойно и размеренно, едва ли не шепотом, сказала Макгонагалл, улыбаясь уже шире настоящей улыбкой хитрой лисы. – Музыка будет не только в Большом Зале. Она будет везде. Где угодно. В каждом уголке замка. Альфис улыбнулась, восхищаясь этой мысли, как и ее соседки. Можно было бы танцевать, пока не закончится бал! Можно было находиться, где угодно, продолжая танцевать! Можно было даже остаться одному и веселиться самому, если ты стеснялся множества людей. На секунду гриффиндорка представила, что могла бы украсть Роджерса с праздника, затащить его в какой-нибудь пустой коридор, чтобы спокойно станцевать наедине. Музыка в каждом углу замка – какая потрясающая идея, какая необыкновенная и поразительная магия! Скамандер полностью ушла в свои возвышенные восторженные мысли, помогая другим девочкам собраться на важный для них вечер. Даже недовольство Эммой пропало, даже с Флаэрти удалось нормально пообщаться, то есть не произнося ни единой подколки в адрес друг друга во время сборов. Минерва была в платье с шотландской клеткой, однако на груди и волосах у нее сияли золотые украшения в виде снитчей. И казалось, что они порхали своими маленькими крылышками изредка, норовя улететь от хозяйки. Зная талант Минни, эти предположения очень даже могли оказаться правдой. - Мне надо найти своего спутника, - первой комнату покинула Лорейн, затем бодро убежали сестры Грин. Как раз в этот момент Альфис достала из-под кровати три бутылочки сливочного пива и симпатичные рулетики с вареньем, чтобы заесть волнение перед танцами. Брат все никак не присылал весточку, что уже можно выходить из комнаты и встречать его. Это заставляло сильно нервничать. Раз уж три соседки ушли, Альфис мудро рассудила, что сладостей оставшимся подружкам достанется больше. Это было наказанием уже ушедшим девчонкам за то, что они предпочли подруг своим спутникам, хотя могли бы и присесть на дорожку, подкрепившись всей компанией, чтобы не наедаться вкусностями с пира на глазах у кавалеров. - Какое счастье, что мы с Барнабасом договорились встретиться уже в Зале, - смущенно выдала Эмма. – Иначе я не смогла бы покушать вместе с вами! - Какое счастье, что капитаны команд по квиддичу могут терпеливо ждать своих приглашенных дам, - улыбнулась Макгонагалл, удивив соседок. Она никогда не хвасталась своими успехами на личном фронте, даже до последнего держала в тайне то, кто пойдет с ней на бал. Для нее не было ничего особенного в этих танцах, куда можно было придти лишь парами. И тут вдруг она решила прихвастнуть! Да уж, канун Рождества был вечером настоящих чудес! - Какое несчастье, что заносчивые кузены заставляют волноваться своих сестер, - вздохнула Альфис. Почему-то, жуткая тревога не отпускала, а ведь приближалось время начала торжества. Даже милая Эмма уже выскользнула из комнаты, и сердце Скамандер кольнула зависть. Ей хотелось увидеть Барни в костюме. Хотелось увидеть, как он танцует, как он веселится. Вместо этого она сидела здесь, кукуя вместе с Минни, словно они были старыми девами. Минерва терпеливо сидела вместе с ней, потом заметила, что в окно стучится сова. Скамандер едва ли не в мгновение распахнула окно снова, впуская в комнату сову кузена и музыку из Большого Зала. Передав короткую записку, питомец Говарда быстренько улетел, почему-то с готовностью отправляясь обратно в мороз, а не оставшись в теплой комнате. - Наконец-то, задери его оборотень! – выдохнула Скамандер. – Мне пора Минни. Пойдем с нами, а не то твой кавалер быстро сменит свой интерес! - Переживу как-нибудь, - усмехнулась Макгонагалл, но послушно поднялась, поправляя идеально выглаженный подол платья. Гостиная была почти пуста, даже рождественские украшения, казалось, участвовали в этой всеобщей суете. Какие-то венки уже накренились набок, игрушки были неаккуратно развешаны кем-то, кто их сбил. Какой-то невероятно плохой шутник приписал обидные клички на носках, висящих над камином, где должны были быть спрятаны подарки от Санты (хотя в него не верили уже многие ребята старше третьего курса). Говард в одном из своих новых костюмов из дома, стоял у кресла, и, едва сестра успела к нему подойти, начал говорить, как-то напрягшись, словно ожидая удара. - Альф… - выдохнул он. – Я… Пообещай, что не превратишь меня в головастика. - В чем дело? – хмуро спросила кузина, предчувствуя, как оправдываются ее худшие опасения. - Я… я не смогу с тобой пойти. Понимаешь, Химерия Дженкс с Когтеврана, которая еще охотник в команде… Ну, ее партнер сейчас слег в Больничное крыло, а она позвала меня. МЕНЯ, представляешь?! Я не… Я совсем забыл о тебе и согласился. Альфис почувствовала, как гостиная кружится перед глазами, а горькое ощущение того, что ее предали, поднимается из груди. Но она не плакала. Она еще стояла, как истукан, в шоке уставившись на брата. Вот тебе и вечер чудес. Собственный брат променял ее на какую-то девчонку. Просто так ляпнул, что согласен. Да и та хороша, ведь знала, что он на этот вечер занят… Горе и разочарование перемешались с обидой и гневом, но отреагировала первой вовсе не Скамандер младшая. - Ты, вонючий имп! – визгнула вдруг Минерва. – Альфис весь день была как на иголках! Как ты можешь лишить ее права пойти на этот праздник! Как ты можешь говорить такое в последний момент?! Мы потратили на ее наряд не один час! Она готовилась со вчерашнего дня… - Погоди, Минни, - остановила ее подруга хмурым тоном, еще глядя на брата без единого перерыва. Тот выглядел глубоко пораженным реакцией всегда сдержанной Макгонагалл. Видимо, этот глупец и вправду не понимал, какую черту переступил. Взгляд кузины скользнул по его рукам. Там был наполовину пустой ящик с бутылочками сливочного пива, наверняка закупленный и уже распитый всей компанией гриффиндорских хулиганов. Альфис испытала такую ярость, что и сама не поняла, как у нее возникла спонтанная идея, подталкиваемая жаждой мести. Девушка выхватила палочку и приманила к себе этот злополучный ящик, желая взорвать его в руках прямо у брата. От драки ее удерживало присутствие Минервы, а еще чувство, будто она вот-вот расплачется. Надо было держать голову прямо! Этот придурок не заслужил слез из-за себя любимого. – Ты этого не заслужил, Гов! – воскликнула девушка, и сама не понимая, что имеет в виду. – Ты самый настоящий кусок драконьего навоза! - Альфис… - с возражением начал брат. - Просто заткнись, ладно? Черт, какой же ты отвратительный и лицемерный! – выпалила гриффиндорка, крепко держа коробку с бутылками в своих руках. – Еще и напитки прихватил, а мне даже никакого утешения не принес, кроме своих идиотских оправданий! Дурья твоя башка! Ради тебя я отказалась идти на танцы с тем, кто мне нравится, а ты так просто говоришь мне о том, что с легкостью забыл обо мне ради Химерии, с которой и так каждый день на занятиях видишься?! Она и не вспомнит тебя после бала, ясно? Я тоже не забуду, так и знай! Макгонагалл мягко тронула за плечо, но Скамандер отшатнулась, глядя на соседку со всепоглощающей злостью и горькой обидой. - Альфис, приходить с парой – почти что формальность, - чуть более спокойно сказала Минни. – Ты можешь придти одна, а Говард просто останется без сливочного пива. Пойдем, оставим этого лукотруса здесь! - Вот еще! Я не могу придти одна! Все будут смотреть и видеть – глупая Альфис Скамандер пришла без друга, ее кинул даже кузен! Как я посмотрю в глаза людям? Что я отвечу слизеринцам? Да у меня… у меня нет слов! – возмущенно выдохнула девушка, а затем повернулась к брату. – Я тебе просто адски благодарна, Говард! Огромное спасибо, а теперь вали к своей Химерии, и даже не думай подходить ко мне больше, чтобы я тебя защищала от сумасшедших девчонок! – брат едва протянул к ней руки, желая то ли успокоить ее, то ли защитить от необдуманных действий, то ли забрать свой ящик, пока не случилась беда, а девушка дернулась, едва не подвернув ногу и не свалившись вместе с ящиком на пол, но, как бы смешно это не смотрелось, она все еще пылала праведным гневом. – Вот еще! Это мое! Мог бы хоть угостить! Давай, иди к своим дружкам! Веселитесь! Я просто сброшу это с башни, ясно? Я не собираюсь пить это, мне вообще не нужны твои подачки! Даже если бы ты мне отдал его, я бы все равно его сбросила! Мерзавец! И, несмотря на приказы проваливать, Альфис первой выскользнула из гостиной, грубо захлопнув за собой дверь с портретом. - Милочка, будьте осторожны, ради Диониса! – выдохнула Полная дама. - Идите к черту, милочка! – огрызнулась Скамандер, довольно быстро поднимаясь наверх. Позади охала и пораженно вздыхала дама, строя из себя глубоко оскорбленную особу, но с гриффиндоркой это сейчас не прокатило. Сейчас больше всех была оскорблена именно она. Борясь с желанием сбросить чертов ящик прямо в лестничный пролет, Альфис одновременно старалась не потерять остатки самообладания. В конце концов, она бы могла зашибить падающей коробкой со стеклянными бутылками кого-то внизу. Если выбросить из окна, дурацкие бутылки разбились бы о камень или канули бы в больших сугробах под стенами. Уж лучше так, чем оставить напиток дураку Гову, чтобы он веселился со своей подругой и друзьями. Да Альфис вообще могла написать об этом Диане! И папе с мамой! И матери Говарда, рассказав, какой он бабник и предатель! Или лично от себя прислать громовещатель прямо во время пира! Бесконечные ступени завели ее на последний этаж, где был проход на Астрономическую башню, где точно никого не могло быть. Во-первых, там было довольно прохладно, так что влюбленные парочки со своими поцелуями оставались в пролете, а, во-вторых, веселье в Зале почти началось. Кому же хотелось пропустить начало? А вот ей хотелось! Хотелось сбросить эту дурацкую коробку, а потом сорвать с себя все дурацкие украшения, порвать это чертово платье, да и сигануть от отчаяния вниз, вслед за сливочным пивом! Просто не хотелось видеть злорадствующие лица слизеринцев, слышать утешающие и подбадривающие речи подруг, потакать их попыткам быстро найти для Скамандер партнера на этот вечер, затем видеть лицо кузена, а потом видеться с Барни… Который был занят другой, пока она оставалась совершенно одна. Это причиняло какую-то другую боль, от которой хотелось и плакать, и крушить все одновременно ради Барнабаса, но при этом осознавая, что он этого не поймет, не сможет ответить взаимностью. С огромным стыдом Альфис призналась себе, что ее съедала самая настоящая и самая противная ревность, на которую только было способно ее юное сердце, влюбившееся в первый раз. Если бы можно было вырвать его из груди, тогда жить было бы проще. Вспомнив сказку Барда Бидля о волшебнике с мохнатым сердцем*, девушка быстро отвергла такую мысль, а потом поняла, что она уже стоит у перил Астрономической башни, все еще держа в руках коробку, как дура. Как ни странно, бросить его не хотелось. Хотелось просто выпить все напитки, будто бы назло, как бы глупо это ни звучало. Вспомнился дядя Тесей, пришедший к ним с бутылкой огневиски, и, черт возьми, как же Скамандер сейчас хотела выпить вместе с ним, пусть ей и всего четырнадцать. Обиду на брата, ревность к Барнабасу, разочарование от разрушенной мечты увидеть бал и потанцевать с кем-нибудь, нельзя было унять обычной злостью на то, что под руку попадется. Скамандер уселась в уголке, где был пуфик преподавателя по Астрономии, а затем вытащила свою палочку и прошептала согревающее заклинание, начиная ощущать зверский холод. Приходилось постоянно колдовать, чтобы не замерзнуть самой и не примерзнуть губами к бутылке с напитком. Пышный подол платья, который ранее приводил Альфис в приятный трепет, рассыпаясь по ее ногам, теперь раздражал. Все это украшения, все эти узоры. Они были бесполезны, бессмысленны, уже не нужны. Праздничная музыка первого танца звучала уже давно, но никто так и не увидел ее наряда, да и не хотел. Там сейчас было весело и без нее. Девушка прижалась плечом к гобелену с изображением какого-то красивого созвездия, а затем ощутила себя беспомощной и действительно ненужной. Намек судьбы был понят: раз уж не вышло отметить Рождество всей семьей, то и самой повеселиться не получится, даже не надейся. Говард кинул, как только подвернулась выгодная парти, Диана наверняка сейчас забыла о ней, уверенная, что у подруги все хорошо, а Барни был занят танцем с Эммой. Соседкам тоже было хорошо, ведь они так долго этого ждали и так долго стремились к этому. Было бы глупо пожертвовать этим ценным моментом лишь ради нее. На них Альфис не обижалась. Она ведь тоже ждала этого момента. И как же больно было понимать, что она этого не получит. Что она лишена этого в последний момент. Неужели она никогда больше не сможет отметить Рождество? Зачем же бабушка их покинула так рано? Почему не побыла с ними еще немного?! Сейчас они были бы вместе, у небольшой, но такой уютной семейной елки… Альфис быстро утерла небольшие предательские слезы, чтобы они не замерзли на щеках, а потом снова прошептала согревающее заклинание, взяв в руки очередную бутылку сливочного пива. Серое небо, едва касающееся потемневшего Запретного леса, начинало темнеть. Одна красивая музыка сменялась другой, а на душе легче не становилось. Просто гнев и разочарование смешивались в новым чувством - смирением. Скамандер редко мирилась с чем-то. Просто сегодня она перенервничала, а ошарашивающая весть от Говарда совсем ее подкосила. Она устала, она внушила себе, что никому не нужна, так что саму себя довела до слез, но едва понимала всю глупость произошедшего. Лишь несколько мыслей навязчиво бились в ее голове. Одна из них гласила: «Интересно, заметят ли другие, что я отмечаю Рождество здесь? В любом случае, это не так уж и плохо, особенно со сливочным пивом». Небо совсем потемнело, вальс сменился более веселой музыкой, а светлые легкие короткие рукава болтались на ветру, от которого била легкая дрожь. Девушка потерла себя по рукам, будто бы это могло помочь выдержать лютый мороз больше, чем заклинание, обдающее струей горячего воздуха. Прошло немало времени, прежде чем гриффиндорка, сидя в тишине и одиночестве, смогла хоть чуть-чуть стать собой, отставив на время в сторону жуткое разочарование и горе. Теперь она осмысливала все то, что случилось в гостиной, что с большой вероятностью будет происходить дальше, и что ей со всем этим делать. Их было трое, когда все это случилось. Начать следовало с самого слабого звена – придурка-кузена. Для начала, он расскажет друзьям, что случилось, ведь надо будет как-то объяснить отсутствие напитка. Поведает о необычной реакции Минервы, но сначала он войдет в зал без кузины. Вероятно, прямо сразу с той девчонкой с Когтеврана. И у многих в ту же секунду возникнут вопросы. Кто осмелится задать их кузену? Кому из ребят он ответит прямо? Разницы не было, ведь, когда Альфис вернется в гостиную, когда встретится лицом к лицу со всеми любопытными, ответ для них будет один: «Это мое личное дело». Вот еще, будет она им свою душу раскрывать, сплетни поощрять. Шли бы они все к оборотню в пасть… И почти тот же ответ будет для кузена, если он вздумает лезть к ней с извинениями: «Не мое дело, о чем ты думал тогда и чего хочешь сейчас. Еще раз подойдешь, получишь в лоб, даже если мне достанется больше». Чужого мнения Альфис не боялась, просто не любила с ним сталкиваться, особенно если оно было плохим – бредовым или унижающим ее и ее близких. Дальше было сложнее. Мнение тех, кто для девушки был важнее – друзей, семьи, хороших знакомых. Минерва все слышала. Что Альфис не просто смертельно обижена на брата, что он не просто дурак, а великовозрастный идиот, но, что было еще важнее, что Скамандер предпочла кузена тому, кто ей симпатичен. «Ради тебя я отказалась идти на танцы с тем, кто мне нравится», - сказала она, если быть точнее. И Макгонагалл совершенно не глупая, она даже не просто сообразительная, она наблюдательный, внимательный и хорошо запоминающий каждую деталь человек. Она знает, что Роджерс предлагал ей пойти вместе. Она помнит, как Альфис говорила два дня назад: - Семья важнее всего, - а затем добавила, - даже если иногда желание поступить по-другому сильнее. Что ж, Говарда это, видимо, не тревожило. Он забыл Нотта, который на первом курсе пытался рассорить их с семьей. Забыл, как на втором курсе, когда их компания прознала об оборотне, не желал ее отпускать, потому что обещал защищать с самых малых лет. Как в прошлом учебном году смиренно дежурил у ее кровати после столкновения кальмара и гриндилоу по ее вине, хотя ему нужно было готовиться к экзамену. Что же с ним случилось? Отчего он стал другим? Как же он мог… Альфис вновь прошептала заклинание, но уже более дрожащим голосом. Теперь ее это пугало. Пугало, что время менялось, как менялись и родные ей люди, хотя казалось, что все теперь навсегда останется хорошо. Почему же в ее жизни происходило именно так: когда все налаживалось, обязательно случалось что-то плохое? Неужели она сама была всему этому виной? Видимо, Барнабас был прав, когда говорил об этом. Он всегда был прав. О, Барни… Наверняка соседки услышали бы сдержанные объяснения от Минервы, чувствительная Эмма с тревогой рассказала бы Роджерсу… Или нет. Если Макгонагалл знает, кто так дорог ее соседке, она бы сразу обратилась к Барнабасу. Рассказала бы ему все тихо, отведя в сторонку, не уточняя подробностей. Зная, что его сейчас Скамандер вынесет лучше, чем соседок или, уж тем более, нерадивого брата, послала бы найти и успокоить подругу. И гриффиндорец наверняка начал ее искать. Ведь они были друзьями. Более того, Альфис и желать не могла такого друга. Она его не заслуживала. Готова была пожертвовать своей любовью к нему, готова была унять свою тягу к азарту и нарушениям правил, готова была покрывать его уроки беспалочковой магии сколько угодно, лишь бы не потерять такую ценную и невообразимую связь между ними. А еще готова была отдать все свои деньги, все свои письма, книги, карточки из шоколадных лягушек и другие сокровища, чтобы узнать, думает ли Барнабас так же, как она. Мог бы он ради нее пожертвовать всем? Мог бы ради нее пожертвовать тем весельем, которое сейчас происходило внизу? Скамандер не сомневалась бы в этом, если бы не произошедшее между ней и ее кузеном. Она ведь верила и Говарду. Думала, что знает его хорошо, что может предугадать его поведение, что он ее прежний брат. И тут ей словно пощечину дали. Пощечину такой силы, что остался звон в ушах. Альфис думала, что и Барни хорошо знает. Даже лучше, чем кто-либо другой, он ведь сам так говорил. Однако все равно было трудно предугадать действия Барнабаса, ведь он тоже оказался изменчивым. Это так на него повлияли они – его лучшие друзья. Роджерс менялся каждую секунду, но Скамандер не могла заметить этих перемен. Будто бы все, что она знала о нем, обесценивалось в секунду. И вот теперь – как бы он поступил? Что собирался делать, узнав, что Скамандеры так разругались между собой? Да и хотел ли он знать об этом? Как же хорошо гриффиндорка знала своего друга, к которому неровно дышала? Альфис вдруг поймала себя на том, что ее рука с поднятой в ней бутылкой, еще не поднесенной ко рту, уже довольно долго висит в воздухе и начинает дрожать от холода и долгой напряженной позиции. Надо же так задуматься… Ну, причины-то у нее для этого весьма серьезные. Голос уже сел, но заклинание, произнесенное чуть хрипло вновь, заработало с той же силой. Скамандер отпила согретого своим же колдовством напитка и опустила глаза, сосредотачиваясь взглядом на узоре своего платья. В темноте он уже был едва различим. Ей внезапно подумалось, а хочется ли ей, чтобы Барни ее нашел? Чтобы он вообще жертвовал чем-то ради нее? Барнабас, который и без того ничего хорошего, кроме времени, проведенного в Хогвартсе, не имел. Чтобы провел свой вечер в поисках психанувшей из-за семейных проблем подруги, когда можно было впервые в жизни достойно встретить Рождество, посетить не какой-то строгий раут, а просто беззаботно танцевать? Конечно же, гриффиндорке не хотелось такой участи другу. Так что теперь она не была обижена и на него. Какое бы решение Роджерс не принял, Альфис приняла бы его без скандалов и малейших упреков. Да даже если бы он за ней пришел… - Альфи? – послышалось среди всей этой чудесной музыки. Вероятно, это было лишь ее видением. Те, что ей хотелось услышать. Она думала о Барнабасе и слышала его голос, что было вполне объяснимо стрессом. Вот только друг ей не казался. Звук его голоса приближался, продолжая ее звать с тревогой и одновременно с заботой, а потом и с облегчением. – Ради всего святого, Альфис! Лишь когда теплый пиджак от костюма лег на плечи, а прохладные руки друга схватили ее ладони, Скамандер удивленно подняла глаза. И, можно было поклясться самой яркой звездой ночного неба, она испытала самую искреннюю и невероятную благодарность, любовь и уважение к Роджерсу, ведь думала, что он не пойдет за ней. А Барни стоял над ней, глядя с таким испугом и сожалением, будто это он ее бросил перед самым балом, а не кузен. - Мне так жаль, - сказал он тихо, с неподдельной грустью. - Вовсе не тебе должно быть жаль, - ответила Альфис, отпуская его руки через силу. Ей хотелось высказать ему все, о чем она думала последние несколько месяцев, обо всех этих чувствах, потом обнять, никуда не отпускать, быть благодарной за такую жертву, а потом сделать все, о чем только попросит юноша, но она не забыла, о чем думала только что. – Барни, я здесь не пропаду. Иди, ладно? Со мной все в порядке… - Замолчи немедленно, - вдруг строго приказал друг. – С тобой все не в порядке, ясно? Я тебя знаю, Альфис! Даже слишком хорошо, поэтому сразу вижу, когда ты врешь. - Я не вру, - гриффиндорка нахмурилась. – Я просто хочу побыть одной, понятно? Мне будет куда легче, если ты уйдешь. - Снова врешь! – Барнабас схватил ее за запястья и сел перед подругой на корточки, вынуждая смотреть ему прямо в лицо. – Альфис, твой брат – дурак, каких еще поискать надо. И ты прекрасно знаешь, что переживать из-за подобных личностей – лишь тратить нервы впустую. Даже если ты действительно хочешь побыть одна, это не из-за Говарда. В чем дело? Пожалуйста, скажи мне. Я ведь не смогу так просто уйти. Я тебя не могу бросить. Он шептал бережно, мягко, просил учтиво, и отказать ему было невозможно, но музыка все еще звучала. Это было для Скамандер напоминанием того, что там сейчас в разгаре бал, само Рождество, а он тут возится с ней, как с ребенком. - Я объясню потом. Я не хочу сейчас об этом говорить, - сказала она. – Я расскажу, правда. Со мной здесь все будет в порядке, честное слово! Ну же, иди, Барнабас! - Потом, так потом, - друг послушно поднялся и вдруг потянул ее за собой. Альфис изумленно поднялась. - Что ты делаешь? Куда меня ведешь? - Как это? – удивился друг. – Не оставлю же я тебя здесь. Ты либо спустишься со мной в зал, чтобы показать им, какая красивая ты сегодня, и как тебе плевать на твоего недоумка-кузена, либо ты вернешься в башню Гриффиндора. И не смей думать, будто я могу оставить тебя здесь, чтобы спокойно уйти. - Барни… - вздохнула гриффиндорка, потому что друг был по-настоящему невыносим. – Ты можешь идти. Я уйду отсюда прямо сейчас, если хочешь, но не с тобой. Ты должен вернуться в зал, причем быстро. Тебя будут искать, так что не обязательно заставлять их тревожиться… - Альфис, - выдохнул друг, глядя на нее пораженно на протяжении нескольких секунд. – Ты не просто желаешь меня спровадить… - еще одного внимательного взгляда прямо в глаза оказалось достаточно, чтобы сделать точный вывод. - Ты переживаешь, что я пропущу бал? Скамандер промолчала. Если она соврет, этот проницательный чертяка сразу поймет. Сейчас она не была способна хорошо врать, особенно ему – лучшему другу, который поднялся на такую высоту и ринулся в такой холод, чтобы вытащить ее отсюда. Невозможно было ответить ложью на такую искреннюю заботу. Барнабас теперь показался не удивленным, а разъяренным. Он твердо шагнул в ее сторону, крепче сжимая ее кисть в своей ладони. - Скамандер! – прошипел он возмущенно. – Как ты вообще могла себе даже на секунду вообразить, будто бы какой-то бал может быть важнее тебя? - Я не это воображала! – возразила она. – То есть, я вообще ничего не воображала… - Заканчивай уже, - друг показался ужасно оскорбленным. – Да мы все там себе места не находим! Думаешь, никто тебя не ищет? Да нас даже танцы не интересуют, понимаешь? Эмма готова была пойти на Говарда войной, когда узнала, как он поступил. Твои подруги едва не утроили мятеж. Они все могли бы прямо сейчас подняться сюда в своих пышных платьях и каблуках ради одной лишь тебя, но я сказал Дамблдору, что знаю, где ты, и сам тебя найду. Ты думаешь, что ты никому вдруг стала не нужна? Это самая огромная ошибка в твоей жизни! - Я не требую, чтобы меня искали! Я не хочу, чтобы из-за меня вы упускали столько всего! Да ты видел Большой Зал? Слышал музыку? А девочки? Они же весь день готовились. Ты же там был, и не отрицай, что это не прекрасно, - девушка шмыгнула носом. – Все, чего я хочу – чтобы вы все не упустили этот момент, потому что я просто грущу где-то. Я же переживу это, а вот такие моменты для вас могут больше никогда не выдаться. - Во имя Мерлина, глупая Альфис Скамандер, - Барни приблизился к ней, при этом гриффиндорка отшатнулась, боясь удара или хлесткого обидчивого слова, которое ранило бы сильнее ножа, но вдруг юноша крепко сжал подругу в объятиях вместо того, чтобы продолжить ссору. – Ты же и сама знаешь, забывчивая ты наша, что хорошие моменты мимолетны и их много, а вот настоящий близкий друг может быть один на всю жизнь. Даже если бы ради нас закатили второй бал, я пропустил бы его, пожелай ты этого. Альфис промолчала, а через секунду обняла друга в ответ, уткнувшись лицом в его плечо, чувствуя, что снова начинает плакать, словно ранимый ребенок, и это ее злило, так что пришлось раздраженно утереть слезы. Ей нечего было ответить, но девушка пыталась цепляться за последние аргументы. - А что, если тебе придется пробыть со мной весь оставшийся вечер? Ты же спутник Эммы. Оставаясь со мной, ты покидаешь ее, а так делать нельзя. Я-то переживу, а что же с ней? - Ты меня не слушаешь, - недовольно вздохнул гриффиндорец. – Я же сказал – Эмма сама едва не отправилась за тобой, собираясь попутно навалять твоему кузену и той когтевранке, с которой он пришел. Девчонки сказали мне либо оставаться с тобой, несмотря ни на что, либо тогда вообще не возвращаться к ним, иначе я буду растерзан. Скамандер едва улыбнулась, думая, что про растерзание ему наверняка сказал Мэри в образе львицы. Надо же, неужели и у нее получилось легко отказаться от увлеченности Роджерсом ради соседки? Барни начал едва пошатываться, не выпуская девушку из объятий, словно укачивая ее. И ведь это действительно работало. Не нужно было согревающее заклинание и сливочное пиво – было и без того тепло и спокойно. - Пойдем куда-нибудь, где теплее, - предложил Барни. – А уж там я тебя в покое точно не оставлю, и не надейся. Ты мне выложишь все, что тебя волнует, можешь даже ругаться и разбивать хрупкие предметы. Только не будь такой несчастной, Альф. Я же этого не вынесу больше… - Прости меня, - прошептала гриффиндорка виновато, укладывая руки на спину друга. – Я не хотела тебя беспокоить. - Ты обязана была меня побеспокоить. Я просто в гневе от того, что ты сидела тут и плакала - просто сидела, пила и плакала! – вместо того, чтобы обратиться ко мне, – говорил Роджерс спокойно. - Мы договаривались быть искренними друг с другом, мы же друзья, ты нарушила Кодекс дружбы, решив, что страдания в одиночестве сделают все лучше. - Для начала, у нас с тобой нет Кодекса дружбы, - сказала Скамандер. – А теперь о страданиях – вдвоем, значит, страдать куда приятнее? - Да, - усмехнулся Барнабас, прижимая ее к себе крепче. – Да ты же посмотри на нас! Мы ведь даже не можем переживать долго, когда вместе. Ты уже иронизируешь и смеешься! Я знаю, что смеешься! Я чувствую твою улыбку! Альфис тихо рассмеялась, чувствуя, как исчезают последние ее слезы, а затем расслабилась в руках друга, чувствуя себя в безопасности, ощущая прилив сил и уверенность в том, что все будет хорошо. Все-таки, чудеса существовали. Все-таки, не было никакой злой судьбы. Да и все большое чудо состояло в том, что существуют такие друзья, которые могут заменить даже семью в трудную минуту. И если бы только Скамандер знала, что это большое чудо совсем скоро займет одно из важнейших мест в жизни на долгое время. Вот только не в ее жизни, а в жизни другого ее близкого человека.