Серая мышка Скамандер

Альфис проснулась от того, что ей было тепло. Кто-то бережно держал ее в своих объятиях, а за бесконечные холодные каникулы она от этого отвыкла. На одну секунду Скамандер подумала, что все это было лишь кошмарным сном и обняла человека в ответ. — Ба, я… — лишь взглянув на Диану, девочка поняла, что это был не сон. Она на самом деле в Хогвартс-Экспрессе, Дорсет действительно позади, как и скорбящая семья вместе с семейным пустым кладбищем, на котором появилось еще одно надгробие. Там же остались гиппогрифы, которые никогда больше не увидят свою обожаемую и уважаемую хозяйку. Там же кухня, на которой никто не будет так самозабвенно готовить, приманивая к себе инструменты и продукты даже не глядя. Там же пустая комната. Все такой же легкий беспорядок, пустая кровать, стакан воды на тумбочке, бережно развешанные по стенам портреты близких: давно умерших и живых. Альфис почувствовала, что глаза снова наполняются слезами, и обняла крепче подругу, от которой пахло сладостями и хвоей. Диана прижала ее к своей груди и Скамандер закрыла глаза снова, отвечая на ее объятия с еще большей силой. — Мне правда так жаль… — выдохнула Шадис. Говарда в купе не было, зато на его месте сидел Барни, с заботой и жалостью глядя на своих подруг. Напротив находились Эмма и Джоанна. Они тоже подняли взгляд и смотрели на гриффиндорку с непередаваемым сочувствием. Скамандер не совсем понимала, откуда они все здесь появились и почему так спокойно выдерживают присутствие Роджерса, он ведь для всех сейчас негодяй… — Я пойду за сладостями, — тихо произнесла Джоанна, поднимаясь. Ей явно было неловко находится здесь в такой личный момент для троих друзей. — А я найду Мэри и Сьюзан, — выдохнула крошка Эмма. — Теперь они наверняка сидят на одном месте, а не ходят по всему поезду. Купе быстро опустело. Барнабас тут сел поближе и взял обеих подруг за руки. — Я знаю, что это трудно, Альфис, — спокойно сказал он, глядя ей в лицо. — И я очень сожалею. Девочка, взглянув на него, снова прикрыла глаза и постаралась сосредоточиться на них, двоих близких для нее людей, которые, хоть и не были рядом тогда, но были рядом сейчас и ни за что ее не оставили бы. Скамандер пропустила ужин, потому не было сил глядеть на радостные лица учеников, на обилие вкусной еды, которая была похожа на бабушкину. Альфис не помнила, когда в последний раз ела нормально, но аппетит все равно отсутсвовал, ведь девочка лишь спала и бесцельно ходила, никуда не растрачивая энергию. В комнате еще было пусто, но разве это не было прекрасно? Тишина и темнота были лишь на руку. Едва девочка разделась и опустилась в кровать, тут же по волшебству рядом появились ее чемоданы и чемоданы соседок. Здесь же возник Китч и тут же нырнул к хозяйке под одеяло, не издавая ни звука. Он был поразительно тихим в последнее время. Видимо, общая скорбь хозяев его угнетала. Альфис приобняла его, утешая, и подумала о том, что никто не сможет утешить папу, который поседел еще сильнее за последние дни, никто не пожалеет старичков, которые остались совсем одни, последние из своего поколения, ждущие такого же неотвратимого конца. Никто не сможет помогать маме, на которую свалился весь дом, совсем маленький сын и безутешная семья мужа. Куда сможет уехать она от этого мрака и скорби? Куда они с папой сбегут, как их дочь? Ночью очередной кошмар заставил ее закричать в подушку и вскочить в холодном поту. Сев на краю кровати, гриффиндорка вытерла лицо рукавом пижамы и огляделась. Уставшие и сытые девочки спали в своих кроватях спокойно. Печка в середине комнаты едва грела и слабо освещала всю комнату. Было так холодно и страшно, что девочка не выдержала и быстро поднялась. Сзади заскулил Китч и поднялся вместе с ней. Проводив ее в гостиную, пес улегся на ее коленях, когда Скамандер села на диване у самого костра, дрожа от страха и пытаясь согреться. Здесь ее нашел Роджерс и осторожно сел рядом, напугав подругу одним своим появлением. В руках у него была какая-то бумажная упаковка, но он не решался ее отдать, держал у себя. — Я знал, что ты будешь здесь. Когда умер мой дедушка, я тоже сюда пришел, а потом ко мне присоединилась ты… Мне было легче, когда мы поговорили. Сейчас я подумал, что тебе тоже станет лучше. Скамандер смотрела на друга с любопытством, но все еще молчала, поглаживая Китча, лежащего у нее в ногах, чтобы быстрее их согреть. — Спасибо, — все-таки тихо ответила она едва слышным и тусклым голосом. — Ты очень сильный, если так хорошо это перенес. — Просто к тому моменту я с этим смирился, — Барнабас перевел взгляд на огонь и едва улыбнулся. — Дедушка был болен и уже сам принял свою участь. Он жил до последнего, держался, цеплялся, лишь бы убедиться, что у меня все хорошо и меня можно оставить. Да, было грустно и больно, но он очень просил не беспокоиться, ведь ему там лучше, чем здесь. Здесь остается лишь тело, а душа и разум уходят в другое место. Тебе может показаться, что мы их больше никогда не увидим, никогда с ними не поговорим, не прикоснемся к ним, но через много лет нам представится такая возможность, когда настанет наша очередь покинуть мир. — Но без неё так трудно дальше… — Альфис приложила руку ко лбу. — Она не смирилась. Она не хотела уходить, она не могла нас отпустить. Я пообещала ей, что мы никогда ее не бросим, а теперь мы все разъехались из дома, сбежали оттуда… Я не сдержала обещания. Скамандер всхлипнула и уткнулась носом в плечо Роджерса, чтобы не расплакаться громче. Тот осторожно приобнял девочку одной рукой. — По крайней мере, она не умерла одна. Вы ее не бросили, вы были рядом… — сказал парнишка тихо. — Я помню ее. Наверняка миссис Скамандер поняла бы вас и простила. Она не стала бы удерживать вас всех в доме, в котором больно находится. В конце концов эта рана заживет, вы сможете вернуться в Дорсет все вместе и ты сдержишь обещание. Альфис не могла представить, как она снова будет улыбаться в том доме, как сможет вспомнить бабушку без слез, как сможет снова без дрожи ступить на лестницу на второй этаж. Это казалось невозможным. — У тебя было по-другому, ты не можешь понять до конца, — выдохнула Скамандер в рубашку друга. — Нет, я могу понять, — Барни достал из кармана небольшую фотографию и протянул подруге. Она взяла пожелтевшую бумагу с загнутыми уголками и всмотрелась в недвижимое изображение. В свете огня едва можно было что-то различить на черно-белой пленке. Но Альфис явно рассмотрела молодую девушку. Невероятно красивую, с длинными черными волосами, светлыми глазами, аккуратным носиком, легкой чарующей улыбкой. Она была стройной, ухоженной, уверенной в себе. В ее осанка и чертах лица было что-то аристократическое. Альфис чувствовала, что уже видела эту девушку, видела эту гордую обособленность, а потом перевела взгляд на друга и поняла, что все это видела в нем. Он был так похож на эту молодую девчонку в платье с корсетом из восемнадцатого века. Это была его прямая спина, его распологающее, но одновременно отстраненное выражение лица, его нос и его улыбка. Все те же смоляные прямые волосы… — Это Амброзия Идонея Блэк, — с легкой грустью сказал он, заранее отвечая на ее вопрос. — Моя мама. Когда на праздновании в кухне вы с Дианой сказали, что я похож на Блэка, мне сразу на ум пришло то, что я, вообще-то, и есть Блэк, но только на одну половину и являюсь потомком того, кого выжгли с родового древа за поддержку маглов. Наш учитель на первом курсе является мне двоюродным дедушкой, а знаменитый Финеас Найджелус, бывший директором Хогвартса — мой прадед. Они прекрасно знали о том, что моя мама жила на этом свете, только им было все равно, как она живет, за кого выходит замуж и как она умерла, поэтому и обо мне никто из благороднейших Блэков не имеет ни малейшего понятия. Альфис вздохнула, обнимая Барнабаса. Почему же ему так не везло с семьей? — А как же твой дедушка по маме? И бабушка? Они же наверняка любили твою маму и тебя! — Дедушка погиб незадолго до рождения мамы, а бабушка умерла уже позже, когда она выросла и вышла замуж. Но она была такой сильной, можешь представить? Жить со многими врожденными болезнями, быть такой храброй и веселой, решиться на семью после стольких потерь… Она напоминает мне тебя, — улыбнулся гриффиндорец. — И когда Говард написал мне… то есть, нам с Дианой, что твоя бабушка… ну, что это случилось у тебя на глазах, я вспомнил о маме. Она тоже последние свои минуты пожелала провести со мной и мне так больно из-за того, что я этого не помню. Прошло столько лет, но я все еще не смирился… Альфис сжала его руку и отдала фотографию ему обратно, бережно сжимая такую важную карточку. Единственное, что осталось от Амброзии Блэк помимо ее несчастного сына. Роджерс убрал фотографию в карман и вздохнул, переводя взгляд на подругу снова. — Я стараюсь об этом не думать, но ради тебя снова достал эту фотографию, заставил себя вспомнить, подумать… А, кстати! — он подал ей бумажную упаковку. — Отец достал у какого-то клиента. Мы послушали вместе, но это какой-то магловский певец, отцу не понравилось, а мне очень пришлось по душе. Я решил, что ты оценишь, ты ведь любишь такое. Хотел подарить, но не мог подобрать момент… Ведь такое произошло… Скамандер бережно распаковала виниловую пластинку и с восхищением посмотрела на Барни. Наконец-то в ее глазах загорелся тот самый огонек, делавший ее Альфис, а не ее тусклой копией. Роджерс был рад, что именно у него получилось этот огонек разжечь. — Фрэнк Синатра… — прочитала девочка на пластинке. — Надо же, я такого еще не встречала. — Послушай обязательно. Буду рад, если тебе это понравится так же, как и мне, — друг улыбнулся более робко. — Наверное, нам пора возвращаться. Завтра рано вставать. Альфис согласно кивнула и они тихо разошлись по комнатам. В эту ночь Альфис впервые не снились кошмары после каникул. Январь был очень холодным и длился так медленно, что Скамандер могла сойти с ума. Колдовать получалось не сразу, руки подрагивали и ни на чем сосредоточиться не получалось. Преподаватели жалели, поддерживали, спускали с рук, но Альфис не принимала никакую жалость, лишь больше злилась на себя. Каждый день она писала родителям, интересовалась тем, что происходит дома, но легче не стало. Наверное, потому что папа написал, что ему придется продать многих гиппогрифов, ведь теперь за всеми животными он не сможет ухаживать сам. Еще пришли новости о том, что отдельную комнату Альфис придется все-таки убрать, ведь переживания подкосили старичков настолько сильно, что их магия ослабла и удерживать новые апартаменты они не в состоянии. Тогда же гриффиндорка приняла важное для себя решение и написала, что переедет в комнату бабушки. Просила ничего там не трогать. Альфис решила, что, как бы больно ей не было, это будет лучшим решением. В доме, где дух бабушки угасал, ее комната оставалась словно музеем. Памятником Гортензии Скамандер, свидетельством ее особенной счастливой жизни, которое не должно было исчезнуть, как все другое. За месяц Альфис стало легче. Она вернулась к учебе, к общению с друзьями, к своей старой жизни, в которую с трудом вклинилась. Кошмары становились короче и не приносили такой боли, как раньше. День Святого Валентина ей было не с кем встретить, да и не очень хотелось. Пока некоторые ребята зажимались в Хогсмиде, Альфис читала учебники. Диана ушла с Говардом, сестры Грин уболтали игроков в квиддич, Лорен назначила свидание семикурснику, так что в спальне остались лишь Скамандер, Макгонаналл и Финнеган. Учиться можно было лишь здесь, так как в гостиной Гриффиндора устроили вечер медленных танцев. Старшекурсники смогли трансфигурировать работающий грамофон, ученики одолжили свои пластинки и теперь танцевали под любую музыку, набирались смелости, чтобы признаться кому-то в любви, ожидали приглашения на танец. Роджерса здесь не было, он в очередной раз был приглашен на уединенные элитные встречи слизеринцев. По этому поводу многие девочки действительно расстроились. Альфис, закончив домашнюю работу, присоединились к общему веселью, одолжив пластинку Фрэнка Синатры. До этого момента никак не удавалось ее послушать. Сборник Рождественских песен действительно завораживал. В пении этого мужчины действительно было что-то волшебное. Скамандер не танцевала, она сидела на подоконнике и смотрела на счастливых учеников. Наконец-то она перестала ненавидеть чужое счастье, что не могло не радовать. Но желание танцевать все равно не появилось, хотя ее приглашали уже два мальчика, пусть и с младших курсов. В конце-концов, Скамандер вышла из гостиной, решив немного прогуляться. Ей было душно и скучно, но веселиться все равно не получалось. Весь январь Альфис привыкала к единственному развлечению, не требующего сосредоточения и умственной работы — прогулке. Холодные молчаливые стены Хогвартса не заставляли колдовать (только, разве что, Люмос нужен был в особо темных коридорах), не заставляли учить фразы из учебников, которые даже во время чтения расплывались перед глазами, а уж в голове и вовсе превращались в кашу. Замок приветливо молчал, позволяя спрятаться в какой-нибудь башне и смотреть оттуда на спрятанные под сугробами Черное озеро и Запретный лес. Больше всего Скамандер манила Астрономическая башня. Она забралась туда и помешала какой-то хихикающей парочке целоваться. Поняв, что Альфис отсюда не уйдет, пятикурсники умыкнули сами, оставив ее здесь одну. Каким же свежим казался холодный зимний ветер! Раскинь руки и он унесет тебя подальше отсюда. Скамандер раскинула руки, распахнув этим мантию, и жуткий холодный поток воздуха пробрал до костей, но это, как ни странно, было девочке приятно. Ей уже не хотелось тепла, не хотелось, чтобы ее жалели. Это только сыпало соль на рану. Так гриффиндорка простояла несколько минут, наблюдая за тем, как все ярче и ярче загораются звезды на темно-синем небе. В эти секунды Скамандер понимала любовь Барнабаса к небесным светилам. Такие яркие и манящие, такие волшебные… — Кто это тут у нас? — спросил холодный надменный голос позади. — Нытик Эльф, надо же! Альфис обернулась и отошла в сторону, лишь бы не упасть за ограждение. Рука потянулась за палочкой, но тут же надменный когтевранец сказал заветное заклинание, заставившее палочку гриффиндорки прилететь в его ладонь. — Эй, парни! — крикнул ученик. — Вам это понравится! Альфис нахмурилась и сжала кулаки, но выглядеть грозно у нее больше не получалось. — Оставь меня в покое, — заявила она. — Я не хочу драться. -Ты и не будешь, — усмехнулся когтевранец, а потом рассмеялся уже громче. Стоило ему махнуть палочкой, как мантия гриффиндорки сорвалась с ее плеч и улетела по ветру куда-то в темноту. Скамандер обхватила плечи руками от резкого холода. На башню поднялись еще три слизеринца и один когтевранец, а потом… Роджерс. Тут же в его глазах мелькнул такой ужас, что Альфис не смогла удержаться и с таким же ужасом посмотрела на него. Мальчишки захохотали во всю грудь, заметив это. — Ну все, старые знакомые лицом к лицу! — Трэверс бессильно поднял руки. — Она твоя. Барни нахмурился и одарил когтевранца таким гневным взглядом, что тот даже отшатнулся. «Врожденное умение Блэка пугать одним лишь видом и отцовские страшные глаза», — с удивлением подумала Альфис. Неужели он был настолько силен, что они его боялись? — Ты что, Трэверс, последние мозги потерял? — прошипел он с нескрываемой яростью. — Она же нас всех в лицо знает! Донесет Дамблдору и нас сотрут в порошок! Я тебя предупреждал! — Не донесет, — усмехнулся один сдизеринец и приблизился к Скамандер, наставляя на нее палочку. — Ты же не такая дура, верно? Девочка, нахмурившись сильнее, вдруг набралась в себе сил и ударила его по руке, выбивая из кисти палочку. — Круцио! — произнес кто-то поблизости и в глаза ударил красный свет. Тут же каждую клеточку тела словно вырвали наружу. Альфис закричала, сама не слыша своего крика, а потом и вовсе не различая ничего, кроме красной пелены перед глазами. Каждая жила и вена в теле словно завязалась тысячей узлов. Мышцы рубили на части, кожу выворачивали наружу, боль раздувала голову. Альфис ожидала, что у нее вот-вот разорвется от крика горло или глаза выскочат из глазниц. Каждая секунда этой страшной боли была вечностью. — Идиот! — раздалось над ухом. Боль прекратилась так неожиданно, что девочка не успела ничего понять. Она уже лежала на полу, в ногах своих мучителей и друга, с жадностью глотая ледяной воздух. Холод проникал под кожу, жесткий камень обжигал льдом и снегом лицо, но это было в миллион раз приятнее того, что она испытала секунду назад. — Вы что, совсем обнаглели? Совсем расслабились, недоумки? Я вам говорил, что не буду это терпеть! — кричал Барнабас, отобравший палочку у того, кто сказал то ужасное Непростительное. — Да успокойся, Роджерс, ты параноик! — возразил кто-то около него. — На ней Силенцио, а потом обработаем Забвением и она даже не вспомнит, как сюда пришла! Будет все так же ходить по школе и ныть, как последний тупой первокурсник. Да ладно тебе, ты же сам хотел на ней опробовать заклинание хлыста, помнишь? Эльф этого заслуживает. — Даже если заслуживает, это вам не дает права исполнять приговор! Кто вы такие?! Пока еще никто! К черту вас! Достали своими выходками! Напомнить, что я хотел с вами сделать, если подобное случится? Послышался шорох, стук палочек. Они собрались драться с ним? Пятеро на одного? Прямо сейчас?! Альфис пошевелилась и попыталась что-то сказать, но ни звука не вышло из груди. Наверное, это и было Силенцио, наложенное, чтобы никто не слышал ее крика. — Нет, не сейчас! — неожиданно строго воскликнул Трэверс. — Вы знаете, что нам сейчас лишнее внимание ни к чему. Ты действительно хорошо подумал, Роджерс? Заступаешься за предательницу? — Мерлин, я заступился бы даже за крысу, если бы вы на ней применили Круцио! Я уже сказал, что не буду с вами якшаться, если такое случится. Лучше никаких единомышленников, чем безмозглые и тщеславные, которые решили, что это они тут вершат правосудие! — И что тогда? Что ты будешь без нас делать? Зубрить лекции полукровки Флитвика? Возиться с грязнокровками? Или даже драться на их стороне? — Трэверс фыркнул. — Ты отлично знаешь, что я не дерусь ни на чьей стороне, пока дело не коснется меня самого. Но, так уж вышло, что это меня касается. Я не хочу снова попадать в скандалы с вашим участием. Я хочу доучиться спокойно, без всяких происшествий. И я не стану вам мешать, не буду драться, если вы, конечно, сами этого не захотите, просто наши пути все-таки расходятся, что бы ты там не говорил. — Барнабас… — попытался вразумить его кто-то из слизеринцев. — Хватит! — рявкнул гриффиндорец. — Я предупреждал о рисках. Если вам на них плевать, то не расчитывайте, что я снова буду прикрывать ваши задницы. С меня довольно! Спасибо, что составили мне компанию, когда я в вас нуждался. Спасибо за то, чему вы меня научили и за наши беседы. Но всё-таки я не один из вас. Уходите. Теперь мы снова чужие люди. Если в дальнейшем кто-то засечет, что вы использовали Непростительное, я покрывать не буду. Это последний раз. — Девчонка, — фыркнули ему. — Я ей займусь, — пообещал парнишка. — Проваливайте быстрее, пока нас тут не увидели. Раздались шаги, но Роджерс все еще стоял над Альфис, загораживая ее собой. Она боялась пошевелиться лишний раз. Барни отдал бывшим друзьям палочки. — Ты ведь пожалеешь, — шикнул ему Трэверс, забирая свое орудие. — Но, раз уж решил порвать с нами все связи, не смей к нам приползать. — Я уже не жалею. И не бойся, у меня не будет нужды вернуться. Можешь не сомневаться, — холодно ответил Роджерс. Когда все окончательно покинули башню, Барнабас убедился, что они здесь точно одни, а затем немедленно упал перед Альфис на колени, снимая с нее заклинание немоты и помогая подняться, крепко поддерживая одной рукой. Укрыв ее своей мантией, Барнабас прошептал согревающее заклинание и отдал подруге ее палочку. — Уроды! — сквозь зубы процедил он. — Альфис, я так старался уберечь учеников от нападений… Если бы я знал, что они применят к тебе Круцио… Что ты здесь вообще делала, глупая? Почему же ты гуляешь тут одна? — Это было Непростительное! — воскликнула Альфис хриплым голосом. — Барни, они применяют Непростительное к ученикам! Об этом надо рассказать! — Нет, нельзя! — Барни прижал ее к стене, чтобы она не упала на пол снова и начал растирать ее замерзшие руки. — За последние восемь лет школа уже трижды могла быть закрыта. Здесь произошло убийство, нападения на маглорожденных, а этот год начался со скандала и привлек внимание Попечительского совета. Если они узнают, придется исключить и посадить в Азкабан примерно десять учеников, это точно приведет к закрытию Хогвартса. Нельзя позволить закрыть школу! — Но они не остановятся, а теперь, когда ты уже их не контролируешь… — шептала Скамандер, находясь в панике. — Они не будут нападать с Темными заклинаниями, пока я здесь. Ты же слышала, что я говорил, — друг говорил спокойно, не давал панике развиться в истерику. — Если в какой-то подобной истории появится след Темной магии, я тут же сдам их всех с потрохами. Пока они не трогают невинных учеников, я молчу. Если честно, именно такие у нас были отношения, а вовсе не дружеские. Скамандер смотрела на друга испуганно, а затем вдруг обхватила его лицо руками. Барни, смертельно бледный, потерявший все свое самообладание, посмотрел на неё с тревогой. — Ты мне жизнь спас… — выдохнула Альфис. — И не только мне… Мерлин, я так испугалась! Это было так больно! Гриффиндорка прижалась к груди друга, тот прижал ее к себе с такой же силой. — Я знаю, — дрожащим голосом ответил он. — Когда он это сделал, я чуть не ударил его Остолбенеем. Я так хотел его убить! Даже если это разрушило весь план, мне плевать. Я не смог бы спокойно смотреть, я не смог бы с этим жить… — Все нормально… — теперь уже Скамандер утешала друга. — Ты все сделал правильно, все уже сделано, план не нужен. Мы ведь искали повод от них избавиться и он нашелся, причем самый веский. — Я вовсе не такого повода хотел. Лучше бы я с ними остался до конца жизни, чем позволил бы напасть на тебя! — зарычал Роджерс. — Ну вот еще! — Скамандер нахмурилась и, отстранившись, заглянула ему в лицо. Возвращение прежней Альфис в этот момент смогло успокоить Барни. — Я жива! Я в порядке! Мантию, конечно, жалко, но лучше уж она, чем я. Альфис усмехнулась и Барнабас вздохнул. Если она уже была способна на черный юмор после такого события, то это точно была старая добрая Скамандер и она действительно была в порядке. Вернувшись в башню, оба обратили на себя нежелательное внимание. Влюбленные девочки пасли Роджерса в гостиной Гриффиндора долгое время, а теперь, когда он вернулся сюда не один, а с Альфис, своей бывшей (для всех, кроме близких людей) подругой, которая вдобавок была укрыта мантией друга, это было принято как их примирение и, возможно, нечто большее, судя по завистливым и уничтожающим взглядам гриффиндорок. — Ты только обязательно приходи на ужин, — тихо попросил Роджерс, проводив ее до лестницы в комнаты девочек. — Тебе надо много есть, как не старайся спорить со мной. Нужно набрать массу, а то тебя могло ветром сдуть с башни. Да и в борьбе с нападающими слабость и худоба помощниками не станут. Скамандер слышала это за последний месяц раз сто, но сейчас в первый раз кивнула и улыбнулась в ответ. — Да, спасибо, — вздохнула девочка и отдала другу его мантию. — Я приду. В своей комнате она нашла на кровати пластинку Синатры — ученики, вдоволь натанцевавшиеся под его музыку, вернули собственность третьекурсницы. Через пять минут в комнату ураганом внеслась Мэри Грин. — Мне только что рассказали! — воскликнула она. — Скамандер, опять он?! Ты снова дружишь с ним?! Эмма любопытно вздернула нос. Даже Минерва отвлеклась от чтения, глядя на соседку из-под очков с едва уловимым интересом. — Это он дружит со мной, — ответила Альфис, едва смутившись. — Барни больше не вяжется со «змеями» и «воронами». — Боже, наконец-то! — Мэри подняла руки к потолку. — У меня снова есть шанс! Скамандер спрятала лицо за учебником Зельеварения, едва ли не смеясь в голос. Если кому рассказать, то не поверят, что Круцио может на время отрезвить и привести в себя. Альфис, конечно, не могла выкинуть из головы эти отвратительные ощущения, но зато это заменило в ее голове мысли о скорби и жалости, а так же о злости к самой себе. Теперь это была прежняя Скамандер, которая горела жаждой мести. Только жажда мести могла заставить Альфис снова начать усиленно учиться обороне против Темных сил и начать есть через силу, чтобы перестать быть слабой. Только Альфис могла придти в себя после одного ужасного события, пройдя через другое. За ужином, к удивлению знакомых учеников и преподавателей, она ела все, что попадется под руку. «Альфи вернулась», — думали друзья. Но сама гриффиндорка думала лишь о том, как быстро к ней вернутся силы и способность нормально мыслить, чтобы она могла взять реванш над мучителями. Раз уж нельзя впутывать в это взрослых, надо было разобраться самой. Как все придумать, чтобы Барни не обвинили в том, что он плохо убрал следы происшествия? С чего начать отомщение? Альфис решила сначала придти в себя, а потом думать над этим тщательнее.