— Святая Чарвилльская Инквизиция… — только и смогла выдавить Айлин.
Солнечные блики на шпилях церквей слепили глаза даже издали. Обширная городская стена полукругом охватывала Крибераг от берега до берега, а у её подножия раскинулись маленькие домишки пригорода.
— Надо идти вдоль побере-ежья, — горько передразнила Айлин. — Мы шли вдоль побережья и потеряли день пути на то, чтобы очутиться на юге.
— Город большой, — ответила Алаиза, злясь на саму себя. — Никто не заметит двух оборванок. Мы можем найти кров, еду и лошадей. Верхом куда как быстрее.
Айлин насупилась, но пошла вперёд.
— Было бы быстрее, если нам не пришлось ещё день идти обратно.
Сиффергемский тракт сужался и спускался в долину, перерастая в центральную дорогу пригорода и ведя к воротам Криберага. Бедные жилые домишки были беспорядочно разбросаны прямо в поле, ещё за пару миль от городских стен. Но чем дальше они шли, тем больше скопления домов напоминали какое-то подобие улиц.
Когда здания начали чётко выстраиваться в ряды и выросли на один этаж вверх, Алаизе уже трудно было поверить, что они в пригороде, а не в самом Крибераге. До того, как над Луанией повис волшебный барьер, ей приходилось бывать в людском поселении, но неказистые деревенские хижины совсем не были похожи на дома из булыжника. Какие же чудеса зодчества скрывали стены города?
Вездесущую серость неотёсанного камня разбавляли жёлтые, зелёные, синие и алые всполохи мелькнувших в толпе юбок. Крестьянки проносили мимо них полные подолы спелых вишен и охапки пузатых сочных дынь, но чаще всего они спешили куда-то с доверху набитыми корзинами рыбы. Только её резкий запах забивал вонь нечистот.
В столь ранний час мужчин на улицах было меньше, но Алаиза всё равно спешно опускала взгляд, едва они проходили мимо них с Айлин. Гордилась бы ею Минада, будь она тут?
«Никогда не позволяйте мужчине заглянуть в ваши дьявольские глаза, — поучала старуха их и других девочек. — Влюбившись в силену, слабый человеческий сын навеки попадёт под власть её чар, хотите вы того или нет. А дахремаанский Охотник по глазам всегда поймёт, силена перед ним или смертная. Если окажетесь среди людей, прячьте взгляд — сойдёте за набожную скромницу, ха-ха».
— Как же они пялятся, — шепнула Айлин. — Думаешь, поняли?..
— Тебе кажется, — отозвалась Алаиза. — Никому нет дела, сброда здесь предостаточно.
Однако какими бы разными ни были люди, снующие вокруг, все они сливались в общую массу, а Алаиза чувствовала себя лотом на рынке рабов, выставленным всем напоказ.
Женщины разглядывали их основательно, с неприязнью; виной тому были неубранные волосы, изрядно растрепавшиеся в пути и во время ночного бегства, и старые платья из грубого сукна невзрачного тёмного цвета. Как оказалось, лесные фасоны сильно отличались от моды за пределами Луании.
Ради экономии ткани Айлин шила платья с невысоким лифом и короткими рукавами, не задумываясь о христианских предписаниях. На юбки уходило так мало материала, что они обтекали бёдра и свисали почти без складок, не стелясь по земле, а едва прикрывая лодыжки. Два продольных разреза по бокам помогали быстро перебирать ногами в дни Маггетона, не сковывая движения. В глубь этих разрезов и смотрели мужчины, быстро отводя глаза.
Чем ближе была стена, отделяющая пригород от Криберага, тем больше становились дома. В некоторых из них весь первый этаж был отведён под лавку или паб, и яркие вывески таких заведений звенели на ветру колокольчиками.
Но вот переулки расступились. Они оборвались у края канала, огибающего городскую стену. Под широким мостом блестела вода Средистранного пролива, текла и бурлила, как солёная река.
Девушки поглубже втянули носом влажный воздух и ступили на мост. Слева неторопливо шла процессия, покидающая Крибераг, впереди ехали обозы в город. Справа еле теснились пешие и конные странники, желающие попасть за стену налегке. К этой очереди они и присоединились.
Вскоре стало ясно, почему народ так медленно продвигается — стражи у ворот проверяли обозы, кареты и простых путников. Некоторые проходили быстро, а кто-то и вовсе поворачивал назад.
Тщедушный старичок перед ними снял с пояса кошель и начал отсчитывать монеты.
— Вход в город платный, э-э.. мистер?
Он повернулся к Айлин и беззубо прошепелявил:
— Двадфцать вфоссем медяковф, милочка, ужше двфа мессяца как! Совфссем совфессть потеряли!
Айлин растерянно посчитала что-то в уме.
— Он сказал, двадцать восемь медков? У нас только шесть, да?
С каждым словом её голос угасал. Алаиза кивнула.
— Если въезд в окраинный город стоит двадцать восемь, сколько же нам придётся отдать за проход в столицу…
Они понуро побрели обратно в пригород. Алаизе не хотелось задерживаться в нём ни на минуту — липкие взгляды крестьян, попрошаек и проходимцев снова облизывали её с макушки до пяток. Но, быть может, кварталы за пределами стен Криберага были тем местом, где в ходу были не только монеты? Девушкам были чертовски нужны две чашки похлёбки и, как оказалось, более скромные одежды.
Первым примечательным местечком оказалась таверна. Примечательна она была тем, что у входа были привязаны три коня при полной сбруе. Не такие жирные и лощёные, как дахремаанские охотничьи скакуны, но с ними до Сиффергема путь был бы куда короче.
— Сумеешь быстро разрезать? — Алаиза кивнула Айлин на верёвку, тянущуюся от кольца в стене таверны до узды. — Кинжал у нас только один, надо будет…
— Нет!
Алаиза удивлённо уставилась на неё, как и несколько прохожих.
— Мы не будем их красть, — Айлин понизила голос. — Лучше отыщем их хозяев и поговорим.
Алаизе захотелось взвыть от наивности такого предложения, но Айлин оставалась собой не смотря ни на что. С её одухотворённого лика можно было писать образ Мадонны. Алаиза честно постаралась перенять от неё хоть толику уверенности в том, что это замечательная идея, но в ответ получилось лишь обречённо рассмеяться.
Что ж, путешествие пешком длиной в несколько сотен миль до столицы будет для Айлин поводом пересмотреть свои непорочные убеждения, решила она и вошла в таверну.
Утром посетителей было немного. Свет из маленьких окон под потолком еле освещал тесный зал, сплошь заставленный столами и стульями. Высокий сутулый мужчина, видимо, сам хозяин, подметал осколки горшков и прочий бесформенный мусор. Напоминания о бурной ночи валялись не только на полу, но и за столом у дальней стены. Некоторые из этих напоминаний ещё были в сознании и время от времени обсасывали пустые кружки.
Трое крепких ребят сидели поодаль и не обращали внимания на крики пьянчуг. Туда-то и засеменила Айлин, ловко вывернув кисть руки из её предупреждающей хватки.
— Доброе утро, — она быстрее Алаизы подскочила к столу. Та замерла за её спиной, ощущая угрозу всем своим существом. — Позвольте составить вам компанию?
Не поднимая глаз от своей кружки, мужчина, что сидел посередине, выплюнул:
— Если б я хотел вашей компании, пришёл бы в бордель.
Никто из его товарищей не засмеялся, и он наконец посмотрел на Айлин.
Его водянистые бесцветные глазки оббежали её от разреза юбки на бедре до пухлых грудей и остановились на лице. Алаиза не могла видеть того, что видели эти трое, но знала наверняка, что Айлин наплевала на советы старухи Минады. Признаться, она немного завидовала мужчинам, впервые увидевшим её дьявольски прекрасные глаза с зелёными огоньками-смешинками.
Не дожидаясь позволения, Айлин села на свободный стул и пододвинула второй для Алаизы.
— Разве в тавернах не бывает хороших компаний?
Она опустилась рядом, прикрывая край разреза на юбке, за которым прятался набедренный кинжал. Пока Айлин занимала всё внимание троицы, Алаиза держала оружие наготове и не торопилась пользоваться силой своих глаз.
— Простите грубость Баттерда, мисс, — тощий мужчина слева загоготал. — Мы здесь проездом и не знали, какие под Криберагом хорошенькие шлюшки.
— И какие разнообразные, — торопливо поддакнул третий, с сальной светлой головой. — У девок из Чарвилля в самом деле славные формы.
— Мы тоже не местные, — Айлин лучезарно улыбнулась, и за этой улыбкой угадывалось раздражение. — Мы направляемся на север, но вот незадача: у нас нет ни дорожных плащей, ни лошадей. А ещё мы ужасно голодны!..
— Эй, хозяин! — крикнул тощий. — Принеси этим юным мисс пива и цыплёнка в меду!
Крепче стискивая кинжал, Алаиза осторожно разглядывала новых знакомых. На них не было стали, но хорошая дублёная кожа обтягивала их тела, точно подогнанная по размеру. Её взгляд остановился на мозолистой руке. Пальцы так крепко держали кружку, что костяшки побелели. Это был мужчина посередине, который хранил молчание с тех пор, как высказал своё неудовольствие иметь с девушками хоть какие-нибудь дела.
Алаиза поняла, что большей осторожностью было бы взглянуть на него.
Пожалеть об этом ей пришлось сразу же. Он уставился на неё в упор, молча и свирепо. Его ноздри раздувались, а на впалости под скулой выступил желвак. Они молча сверлили друг друга взглядами, пока тощий мужчина слева вновь не подал голос:
— Зачем же вам на север, красавицы? Уж не в столицу ли вы направляетесь?
Алаиза сжала колено Айлин под столом.
— В портовых городах дома удовольствий богаче, — произнёс мужчина с немытыми космами светлых волос. — С моряками на севере туго…
Айлин не успела предотвратить неизбежное. Она взвизгнула и вскочила, когда кружки полетели на пол. Кинжал будто сам выскочил из ножен и лёг Алаизе в ладонь, ведя острием в сторону мужчин.
— Мы не шлюхи. Сходите потрахайтесь в самом деле и оставьте свои домыслы при себе.
Тощий мужчина встал из-за стола, примирительно поднимая залитые пивом руки. На его поясе висел короткий меч, но он не спешил его вынимать.
— Видно, мы неверно друг друга поняли, — его голос стал выше. — Простите нас. Вернитесь за стол и дождитесь медового цыплёнка, мисс, не пожалеете.
Айлин повисла на локте Алаизы, вынуждая опустить кинжал. Хозяин таверны, опасливо поглядывая на оружие, поставил на стол новые кружки и забрал пустые. Алаиза запоздало вспомнила, что у Айлин был какой-то план. Они сели обратно, но та не сразу заговорила:
— Простите и вы нас. Не стоило воспринимать всё так близко к сердцу.
Алаиза задохнулась от негодования. Айлин сделала пару глотков пива, точно в знак примирения, и — подумать только! — улыбнулась тощему мудаку.
Он разинул рот, обнажая в оскале зубы цвета яичного желтка.
— Мы до сих пор не представились друг другу, — сказал он. — Я Худышка Манс, мои спутники — Святой Баттерд и… просто Себас.
Последний кивнул при звуке своего имени, но Баттерд по-прежнему злобно пялился и молчал. Происшествие с кинжалом не заставило его даже шевельнутся.
Айлин назвалась Анной, а её представила как Луизу. После такого Алаизе пришлось сдерживать не злобу, а смех при виде доверчивых лиц Манса и Себаса. Наконец трактирщик поставил перед нами дымящийся поднос с цыплёнком, запечённым в сладкой корочке. Все вонзили зубы в горячее мясо, и непринуждённая беседа потекла своим чередом.
— Так зачем же вам на север, мисс? — спросил Себас.
— Мы едем лично к его высочеству королю, — Алаиза обвела куриной ножкой присутствующих. Голова понемногу шла кругом от пива. — Он ждёт от нас важных вестей.
Айлин заметно напряглась. Они ничем не рисковали, — кто бы поверил в такое признание? — но каждое слово Алаизы было правдой. Кроме одного — никто их не ждал.
Они с Худышкой Мансом в унисон захохотали и стукнулись кружками. Алаиза перестала обращать внимание на Святого Баттерда, угрюмо потягивающего своё пойло, но пальцев с ножен не убрала.
— И почему король не позаботился о том, чтобы у его посыльных были крепкие кони и дорожные одежды? — пошутил Себас.
— Как насчёт ваших? — вдруг вставила Айлин. — Кони, что привязаны у входа.
На секунду воцарилось молчание.
— Я купил своего за две золотых леди. Есть у вас такие деньги?
Сперва Алаиза решила, что зрение и слух подводят её, ибо самый молчаливый из них вдруг присоединился к разговору.
— У нас только шесть медяков, — Айлин настороженно коснулась мешочка с монетами на поясе, точно Святой Баттерд приказал ей высыпать их ему в карман. — В народе их называют медными сиротками, да?
— Медь — металл бедняков и беспризорников, — ответил Себас, точно не замечая неловкости. — Такое название им вполне подходит.
— Я знаю, что нам нужно сделать! — вдруг воскликнул Манс. — Коня я вам не подарю, но заключить спор всегда готов. Подбросьте медяк, Анна! Ставлю свой плащ на аверс!
Айлин вынула монету из мешка и повертела в руках. На оборотной стороне был отлит герб Гернии — вставший на дыбы аликорн в круге огня. Это благородное создание было гибридом единорога и пегаса и, согласно легендам, на пике одного из его рогов блестела звезда с четырьмя лучами. Чеканщик ювелирно перенёс на рельеф монеты и эту часть сказаний.
— А если выпадет аликорн?
— То вы подниметесь на второй этаж и позволите за вами поухаживать, — вставил Себас, невольно косясь на кинжал Алаизы. — Исключительно на добровольной основе!
Айлин явно не разделяла восторга этих двоих. Медная сиротка замерла в её пальцах.
— Смелее же, Анна!
С этими словами Худышка Манс подтолкнул её. Монетка выскользнула и покатилась мимо блюда с цыплёнком, закружилась и резко упала, когда Святой Баттерд с силой водрузил кружку на стол.
— Я не принимала спор… — начала Айлин.
— Вам сегодня везёт! — перебил Худышка Манс. — Аверс!
Себас ткнул Баттерда в бок.
— Ты не дал медяку упасть самому! — разозлился он, но быстро повеселел. — Как знать, может, везением для вас оказался бы аликорн.
Худышка Манс и Себас гнусно захихикали, переглядываясь.
— Тонко подмечено! Все девушки, с которыми мне доводилось бывать, говаривали, что им исключительно повезло.
От их хохота заложило уши. Айлин вонзила в ногти в ногу Алаизы, но пелена гнева уже затуманила ей взгляд.
Манс окончательно осмелел от дешёвого пойла. Он забыл осторожно покоситься на кинжал, как делал всё время до этого, и заключил Айлин в объятья крепким захватом.
— К чёрту плащ! Пойдём наверх, красавица, и я подарю тебе своего коня.
— ДОВОЛЬНО!
Баттерд вскочил, опередив Алаизу, и шлёпнул Худышку Манса по затылку яростно, как ублюдка неверной жены. Айлин улучила момент и сбросила с себя костлявые объятья.
— Тошно смотреть, как вы пресмыкаетесь перед потаскухами, — вторая затрещина досталась и Сибасу. Святой Баттерд одним махом опорожнил кружку и вновь повернулся к Мансу. — Ты решил отдать им коня, болван?!
— Моя старая кляча дешевле ночи с чарвилльской шлюхой! — проскулил тот, потирая ушиб. — И до Чарвилля она не доскачет…
Рукоять кинжала отрезвляюще похолодила ладонь. Левой рукой Алаиза незаметно выводила узоры, тщательно ища клочки земли в щелях между половицами.
Баттерд снова ударил Худышку Манса. Он вяло попытался ответить ему тем же, но его тщедушному телу не хватило сил даже пошатнуть громилу.
— Не трогай его! — вскрикнула Айлин, милосердная к самым отъявленным подонкам, если они не Охотники.
Святой Баттерд обернулся. Тёмные патлы взмокли от пота и прилипли к его раскрасневшимся вискам. Он посмотрел на девушек — осмысленно и твёрдо.
— Отродья дьявола.
Он перегнулся через стол, чтобы заглянуть в зрачки Алаизы. Из-за шиворота его куртки вывалился маленький деревянный крест на верёвке.
— Можете вертеть этими дураками как вздумается, но меня вам не охмурить. Господь бережёт верных от чёрта и его потомков. Настанет час торжества Всевышнего, когда разверзнется ад и поглотит противоестественных тварей,
и силены будут первыми.
Святоша закончил речь тихим угрожающим рыком и внезапно плюнул Алаизе в лицо. Её секундная заминка дала ему время вынуть меч.
Она отбросила кинжал, чтобы освободить вторую кисть, и воззвала к плодородию почвы под их ногами. Но даже колдуя двумя руками, она не могла заставить плющ пробиваться сквозь половицы быстрее. Айлин поздно опомнилась, но успела в последний момент рывком собрать все окружающие звуки в щит перед собой. Короткий меч Святого Баттерда обрушился на невидимое препятствие в абсолютной тишине.
Алаиза с облегчением опустила грудь и не услышала своего дыхания — так крепко Айлин держала в кулаке каждый шорох.
Тем временем побеги плюща обвили меч Баттерда и лодыжки Манса с Себасом. Вторые беспомощно упали, но не Святой Баттерд и не его клинок. Он оставил в покое Айлин и принялся уворачиваться от стеблей, так остервенело обрушивая на них лезвие, будто плющ был шеями всех силен на свете.
Алаиза собрала всю волю в одном рывке, чтобы прорваться сквозь защиту креста на груди Баттерда. Последним усилием она сжала пальцы, и стебли наконец опутали его сапоги.
В одно мгновение шум вернулся в маленькую таверну — Айлин отпустила щит и нырнула в гущу растительности, хватая что-то с пола. Какофония звуков ударила по барабанным перепонкам. Трактирщик срывал голос, веля прекратить бой и боясь приблизиться, пьяницы в углу зашевелились.
— Ты и правда Блаженный, Баттерд! — крикнула Алаиза, придерживая дверь для Айлин и выбегая за ней.
Та быстро подскочила к коням и принялась пилить ремешок перевязи подобранным на полу таверны кинжалом. Айлин выбрала самого доброго жеребца из троих. Алаиза погладила тощий бок клячи Худышки Манса — скакун был ему под стать.
— Не хочется оставлять тебя этим выродкам, но времени нет.
И это было правдой. Едва Алаиза помогла ей взобраться в седло, дверь таверны чуть не разлетелась в щепки. Баттерд издал бешеный рёв и кинулся к ним с мечом наголо.
Одной рукой подтягивая Алаизу, второй Айлин ухватилась за конскую шею для равновесия. Ощутив свободу и двух неловких наездниц, конь взбрыкнул. Алаиза еле вскарабкалась на гарцующую спину.
Как только равновесие было установлено, Айлин призвала колдовство на Баттерда, но её сила лишь шевельнула крест на его груди.
— Святая…Чарвилльская... — ругнулась она и вцепилась в поводья, а мужчина — в лодыжку Алаизы. Та лягнула его по лбу, и он с чавканьем шлёпнулся в грязь. — Инквизиция!
Под действием магии ремешки, держащие двух других лошадей на привязи, лопнули. Она готова была поклясться, что Айлин успела шлёпнуть по лошадиным задам, чтобы они тоже поскакали прочь.
— Сразу бы так, — Алаиза рассмеялась от облегчения. — Колдовство надёжнее ножа!
Наконец совладав с поводьями, Айлин пустила коня галопом подальше от таверны, Баттерда и стен Криберага. Колокольный звон загудел со всех сторон, возвещая о беспорядках, но они неслись быстрее ветра, доносящего их гул.
Впереди уже лежали степи и поля, и никакие городские ворота не отделяли девушек от их бескрайнего простора. Айлин сбавила скорость лишь на Сиффергемском тракте, когда порт скрылся за холмом.
Впереди их ждали семь сотен миль, преодолеть которые нужно было до следующего Маггетона.
***
Конь с двумя всадницами быстро выбился из сил. Они повели его под уздцы, время от времени взбираясь в седло по очереди. Вопреки ожиданиям, путь с жеребцом был таким же неспешным и утомительным, как и без него. Он упрямился, брыкался и заставлял задуматься — может, путешествующие верхом на волках всё же не вызвали бы у людей вопросов? Чем больше Алаиза погружалась в человеческий мир, тем больше понимала, что не знает о людях ничего.
Одно было ясно точно — гернийские мужчины ничем не отличались от дахремаанцев. Они смотрели на силен как на зажаристый кусок свинины, и если не имели цели оценить их красоту в золоте, то точно были бы не прочь запустить пятерню им под юбку.
Но если таких, как Святой Баттерд, на свете больше Мансов и Себасов, то дела совсем плохи. Пусть лучше жрут глазами, чем навлекают гнев Церкви на их лохматые грязные головы.
На второй день девушки заночевали так далеко от тракта, что он почти исчез вдали.
— Нехорошо ехать в столицу в таком виде, — как-то кивнула Айлин на лохмотья Алаизы.
Насмотревшись на одеяния крестьянок, она быстро смекнула, как их платья далеки от идеалов приличия, и надела мужской дорожный плащ, найденный в седельной сумке. Также там обнаружились связка сухарей и фляга с вонючей брагой. На месте Баттерда Алаиза бы тоже не оставила без присмотра сумку с ценными вещами, но понадеяться стоило.
— Если любой верующий может отличить человека от силены, нет нужды переодеваться, в столице или провинции.
— Нам не будут рады нигде, — согласилась Айлин с усталым вздохом. Разминая натёртые конечности, она выглядела особенно изнурённой.
— С таким настроем дорога только на рабский рынок.
— Это несправедливо. Быть нечистью не запрещено.
— По-твоему, все живут по справедливости? А то у меня где-то завалялся список справедливых вещей, которые стоит осуществить.
Айлин предпочла не отвечать.
Они разделили на двоих ржаной сухарь и устроились в зарослях вереска смотреть на звёзды. Засыпать вдвоём было нельзя — Крибераг был всего в двух днях пути от их стоянки, и разбойников на этом участке пути, должно быть, хватало. А может быть, Святой Баттерд самолично пришёл бы по их душу?..
Когда она ритмично засопела, Алаиза пощипала себя, отгоняя сон, и пошла проверить коня, которого они оставили привязанным за деревьями. Айлин назвала его Чагатром, что в переводе с чарвилльского означало «строптивый хер». Он был там, где его оставили, и мирно жевал траву. Был бы он таким спокойным всегда, Алаиза сама катала бы его на своём хребте.
Она вернулась к Айлин. Земля была мокрой от осенней измороси. За пару часов ночного дежурства Алаиза озябла до косточек. Разводить костёр они договорились при свете дня и только для того, чтобы приготовить харчей.
Её согрели мечты о том, как Айлин на рассвете возьмёт лук и настреляет куропаток. Цыплёнка в меду, съеденного сто лет назад, будто и не бывало.
Алаиза удивилась тому, как сильно сводит желудок. В лесу она могла питаться редко и мало, а теперь для насыщения на двое суток не хватало половины жирной птицы. Видно, родной лес действительно придавал сил.
При мысли о Луании внутри похолодело. Поменялось ли там что-то в их отсутствие? Внесли ли их в списки пропавших без вести или совсем позабыли? Она не знала.
Известно ей было лишь то, что наутро после их ухода начинался второй день поисков раненых и убитых. А позавчера на вечерней заре проходила церемония прощания.
Алаиза легко вообразила запах свернувшейся крови и дёрна. Этот гнилостный аромат стоял над комьями изрытой земли и свежей ямой на Кладбищенском пустыре. От её края и почти на милю дальше стояли силены, пришедшие на зов скорби. Когда их стало так много, что уже негде было протолкнуться, с первых рядов начала еле слышно доноситься Последняя песнь:
В далёкий мир, куда молитвы улетят
И растворятся в безответной вышине —
Оттуда ангелы на грешников глядят,
На тех, что вновь остались на земле,
Что вновь остались, вновь остались в мире,
Где каждый день их снова ждёт Риднáт.
Всё больше голосов подхватывали песнь, звук нарастал, и вскоре вся толпа самозабвенно отдалась торжественно-печальным строкам. Когда гул достиг предела своей высоты, по телу каждого пробежал холод. Наверное, в этот момент даже трупы покрывались гусиной кожей.
Силены продолжали скандировать, подражая ужасающему своей красотой пению церковного хора на вынесении приговора богоотступникам:
И сколько их пропало в жертвенном огне —
В безумно алчущем и гордо-равнодушном.
Их голоса тревожат сердце мне,
На нас с небес взирают ваши души.
И остаётся только молча слушать,
Как смертный крик летит по всей стране.
Она начала тихо, чтобы не разбудить Айлин, мычать себе под нос оставшиеся куплеты:
Вы друг за другом уходили вновь и вновь,
Но каждый знал, какую цену платит.
Вы отдали мне всю свою любовь,
И мне её до самой смерти хватит.
Но только нас одних не оставляйте
И не тревожьте понапрасну кровь.
Пройдите сквозь меня, целуя в щёки, лоб,
Дотроньтесь тихо и незримо до плеча.
Меня уже давно не гложет скорбь,
Осталась только тёплая печаль.
Я вам вослед безудержно кричал…
Ком в горле не дал Алаизе закончить. Будто груды земли обрушились и на её голову, увесистые, мокрые, навевающие суеверный трепет. Оттого ли, что кто-то из них скоро подопрёт собой их тяжесть?
Она никогда не позволяла себе слёз, сантиментов и привязанностей. Айлин была исключительной привязанностью, но за это она себя всегда прощала. В конце концов, всё, что могло заставить Алаизу дать слабину, осталось на побережье Средистранного пролива. Боль потерь, страх за свою жизнь и жизнь Айлин — от всего этого их теперь отделяли Вересковые холмы и Равнины озёрных вод. Куда они пойдут, когда король узнает о бесчинствах в Луании и примет меры? Если он накажет своего вассала, спрятавшегося в Лустенфоре, барьеры падут. А она, Алаиза… что будет делать она? Оставаться в лесу, где она испытала столько боли и страха, было выше её сил.
Айлин сменила её, когда сумрак начал отступать. Проснувшись пасмурным утром, Алаиза обнаружила её сидящей у костра с освежёванными и нанизанными на палки тушками мышей-полёвок. Негусто, но питательнее сухарей и остатков вяленой оленины в числе их пожитков.
— Как думаешь, лошадям можно давать грибы? — Айлин поднесла к огню палку с насаженными в ряд луговиками. — Я бы не смогла жевать одну только траву.
— Чёрт с этой клячей, — откликнулась Алаиза, вгрызаясь в недожаренное мясо. Тушки мышей были меньше кулака. — Перекусим им по пути разве что. Надо было вовсе пройти мимо той таверны и не испытывать судьбу ради какого-то Строптивого Хера.
— Его зовут Чагатр, — Айлин нахмурилась.
— Звучит куда лучше, чем Строптивый Хер. Он того не заслужил.
— А я рада, что он с нами. Жаль, что не удалось увести его честным путём.
Айлин впервые завела разговор о том, что случилось под Криберагом. Её огорошенный вид заставил Алаизу осторожнее подбирать слова.
— Я могу понять твоё желание поступить правильно. Но… на что ты надеялась, заводя разговор с этими мерзавцами?
— Я положилась на колдовскую силу своих глаз и красоты. Думала, этого будет достаточно.
— На твою красоту они обратили внимание, — Алаиза сама не заметила, как повысила голос. — В другой раз полагайся на колдовство, проверенное временем. В конце концов, всё всегда сводится к нему.
Айлин печально рассмеялась.
— Моей магией разве что струны мусолить, Алаиза. Как можно довериться силе, уловимой только ушами?
— Какая чушь, — спешно возразила она. — Ты хватаешь звук голыми руками и завязываешь узлом. У меня волосы дыбом встают, когда ты крадёшь из воздуха все шорохи. — И добавила едва слышно. — Без тебя нас бы тут не было. Не было бы вообще никаких «нас».
Кажется, эти слова кольнули Айлин туда, куда она целилась.
Они отвязали Чагатра и двинулись дальше по Сиффергемскому тракту. Долгие дни вплоть до горизонта не было ничего, что могло напоминать о людях, если не считать их самих, едущих в сторону Криберага. Девушки не сговариваясь опускали глаза и шли мимо. Человеческие руки не коснулись степей и безымянных ручьёв у подножий холмов, и даже деревни и маленькие фермы не портили невинный облик природы.
Когда вдоль дороги обозначились города и монастыри, они благоразумно стали обходить их за пару миль. Но постоялые дворы на перекрёстках были местом, где всем плевать на чистоту крови путников, и Алаиза выторговала у пьяницы старый плащ на все пять медяков, которые у них остались.
Айлин искренне полюбила Чагатра, но это было не взаимно. Спустя неделю Алаиза пожалела, что не может пустить его на снедь.
А ещё через две, когда до Маггетона осталось рукой подать, они очутились перед воротами столицы и продали коня стражникам за право войти в город.
