***
Наверное, он никогда не научится оберегать себя от боли и разочарований. Ведь видел все насквозь с самого начала, и все равно прыгнул в этот темный омут. Нежные, трепетные чувства между главой Инквизиции и её телохранителем, не заметили разве что слепые, ну и Каллен с Кассандрой до определенного времени. А Дориан что? Он видел, как эта странная парочка смотрит друг на друга, когда они только встретились на Штормовом Берегу. И все равно, зная, что это ничем хорошим не закончится, Павус поддался чувствам. Как мог Тевинтерец влюбиться в кунари? Как-то совсем ненавязчиво, едкие шуточки Дориана по расовой принадлежности, стали не шуточками, а флиртом. И было бы пожалуй многим легче, если бы Железный Бык не отвечал взаимностью. При всей своей прямоте и непробиваемости, этот кунари просто фонтан эмоций. В нем теплились самые разные чувства. От жгучей страсти, до щемящей нежности. Он все это мог, он отдавал всего себя. И его «не-любовь» к магам, так контрастно выглядела на фоне взглядов, которые Бык бросал на Павуса и Тревелиан. Стереотипное мышление, это то, что могло оттолкнуть Дориана. Мужчина терпеть не мог, когда его сравнивают с другими магами империи. И вот это удавалось на «ура» Инквизитору и командиру Быков. Порой, задаваясь вопросом, чем эта парочка заслужила место в его сердце, мужчина едва мог дать целесообразный ответ. Но здесь точно были преданность и поддержка. Это было настолько важным для Тевинтерца, чьи взгляды разнятся и идут в разрез с убеждениями его соплеменников, что он сразу потерял себя. Потерялся в чувствах и правильности испытываемых эмоций по отношению к Быку и Эвелин. Любовь и дружба, это те два столпа, которые поддерживают его моральные принципы. Все сложилось само собой слишком легко, для такого сложного геометрического узора. Их нынешние отношения это не плод долгого и тернистого пути, они похожи на прыжок. Вот просто Инквизитор с утра, а вечером того же дня она уже милый друг, который поставил интересы товарища выше своей выгоды. Один день, и странный кунари теперь не просто сопартиец, а горячо любимый мужчина. И да, Дориану не нравилось лишний раз показывать свои чувства, но отрицать привязанность к этим двум не получалось. Эвелин была теплой, Бык горячим. Девушка всегда одаривала своего некроманта быстрой улыбкой на людях, а потом наедине с ним, кричала и бушевала, словно стихия. Васгот же наоборот, выплескивал эмоции у всех на виду, что бы потом в тесноте помещений молча брать то, что было желанно его плоти. Дориана все устраивало, у него была подруга, у него был любовник, два самых дорогих человека. И казалось, что могло пойти не так… Но он всегда видел, что фигуры стоят на неправильных позициях. И вскоре все разрешилось.***
Железный Бык видел как спорят два мага, под раскинувшимся кленом во дворе Скайхолда. И какие же очуменные задницы были у этих засранцев. Один маг в данном вопросе перетягивал чашу весов в свою сторону, так как был обладателем пары прекрасных, упругих грудок. Была, точнее. Ох уж эта Леди Инквизитор. — Босс, — прогромыхал своим басом кунари, вваливаясь между спорящей парой и сгребая их в охапку. Он почувствовал, как оба сразу напряглись. Глупые, — что за споры с утра пораньше? Дориан тут же нацепил свою маску из пафосного дерьма, и что-то пробрынчав себе под нос, отвернулся, заинтересованно разглядывая пустое, голубое небо. Эвелин отошла от Быка на несколько шагов, уперев руки в бока и уставилась на мужчин. Он вот решительно не понимал, что могло произойти между двумя закадычными друзьями, которые вчера только стакан с вином делили. — Скажи ему, — требовательный, но тонкий голос магессы, заставил Быка улыбнуться. Она походила на маленького котенка, который еще толком не умеет ничего, но уже шипит на всех, аки хищник. Интересно, он один видит её в таком свете? Иначе, как ей удается удержать свое грозное положение в обществе. — Скажи, или я надеру твою заносчивую задницу! — Лучше говори, а то полетят головы, — Бык смеялся, пока Дориан не ответил. Он посмотрел на мужчину, и в груди что-то болезненно всколыхнулось. — Ты и Эвелин, — как-то через чур небрежно махнул имперец в их сторону рукой, выдавая тем самым все свои эмоции. И его глаза, наёмник по ним все понял. Все осознал. Неужели Павус догадался о чувствах коссита? Невозможно. Но взгляд говорил обратное. Он бы так и стоял наверное, пораженный услышанным, но внезапно прилетевший удар деревянного посоха отрезвил его. Кунари медленно повернулся в сторону девушки. Тревельян гневно сверлила взглядом телохранителя, а он только и мог думать, какая же она красивая. Как прекрасно было бы попробовать поцелуем разгладить ту морщинку, между хмурыми бровями. — Скажи, что он ошибается, — потребовала девушка, — скажи, что у тебя нет чувств ко мне. — Ты ошибаешься, — тут же выдохнул Бык. Это было быстрее его мыслей, словно импульс, и он поддался. Он смотрел безотрывно в такие родные глаза Инквизитора, и видел, как меняется выражение её лица. Как печаль и разочарование пропитало её взгляд, который она перевела на мага. Не умеет она эмоции свои скрывать, и увиденное, могла значить только одно… И если Бык упустит шанс сейчас, то потом вряд ли решится. Эвелин горько усмехнулась, хмурясь еще сильнее. Она хотела что-то сказать, едва успела открыть рот, как коссит снова заговорил. — Ты ошибаешься, — вновь повторил он, — у меня есть чувства… к тебе. Он успел увидеть это облегчение, и какую-то потаённую радость, на лице девушки, прежде чем она удивленно вылупилась на него, беззастенчиво раскрыв рот. Повисла тишина, невыносимая и острая, а потом Эвелин вновь треснула Быка палкой, и ушла, причитая ругательства. Ушла аж на несколько долгих недель, взяв в очередную вылазку Соласа и Кассандру, вместо привычных Тевинтерца и кунари. И все это время, Бык был предоставлен себе, потому что Дориан, что напыщенный петух, избегал его всеми силами. Коссит терпел, сдерживался, думал. Точнее страдал от идиотских мыслей, что роились в его неумелой голове. Он ведь не знал такого до этого, почему вообще в сердце так неприятно тоскливо. И только когда прижал наглого Павуса к стенке, в прямом смысле, тот направил его на нужный путь, указа направление. И сделал он это по-настоящему. А Эвелин, вернувшись израненной, как-то сама оттаяла и тоже вышла на тот же путь, навстречу Быку. И он не знал, Дориан ли тому причиной, или она сама, но все части сложились в нужную фигуру. И никогда Железный Бык еще не был так счастлив. Любить так, как он любил эту маленькую человечку… она была такой хрупкой, такой нежной. Ему казалось, что он не заслуживал этого, и она била его каждый раз с новой силой, прямо в сердце. Она была идеальной, и правильной. Это подтверждал и осколок клыка дракона, и то, с какой гордостью она называлась «кадан». Бык и все еще любил наглого Тевинтерца. Который, казалось, только и умел удивлять. Ведь он научился находить радость в счастье других, дорогих для него людей. И был весьма доволен, что свел две нуждающиеся души вместе. Он был сильным настолько, чтобы отодвинув свои чувства, дать дорогу другим. Бык любил их двоих, и в том было его счастье, и его погибель. Потому что в момент угрожавшей опасности, в очередной безнадежной вылазке, он понял, что скорее погибнет сам, но не позволит пострадать родным. Когда порядком израненный отряд, преследуемый группой кунари, пытался отступить, бык понял, что это его конец, когда этого не осознал еще никто. И, пожалуй, слезы Эвелин ранили больнее всего, когда она уловила смысл сказанных слов «выиграю вам время». Бык обнял их сразу обоих, просто сгреб в охапку, попросив приглядывать друг за другом. И не знал, что нежная леди Инквизитор, может так крепко держаться за него. Не знал, что лицо Дориана может так исказиться от ужаса и боли, пока он вместе с Варриком утаскивали рыдающую и вырывающуюся Эвелин. Он еще слышал её плач, когда на него вышли первые бойцы. И будь он проклят, если не заберет с собой в Тень хотя бы половину из них. Но умирая от рук бывших соплеменников, он улыбался, зная, что спас дорогих ему людей.***
Боль не проходит, Эвелин это знала, и не пройдет никогда. Её могут затмить другие эмоции, отодвинуть на второй план, но она не исчезнет навсегда. В моменты одиночества боль всплывает снова. Особенно боль утраты. И нет лекарства, способного унять бушующий ураган внутри, разрывающий тебя на кучу осколков. И лучше бы уж разбиться навсегда, что бы всего этого не чувствовать. Потому что невозможно. В такие моменты, бывшая глава Инквизиции, могла почувствовать призрачное прикосновении грубых рук. Его рук. — Я не понимаю, — кутаясь в плед, прошептала девушка. Она безотрывно смотрела на языки пламени, и думала, почувствует ли она физическую боль, если коснется их. Со стороны можно было подумать, что она не слушает, и так оно и было. Дориан, явившийся несколько часов назад, что-то говорил ей, но слова до разума не доходили. Маг сидел рядом, на замызганной табуретке, и о чем-то просил. — Одиночество тебя убьет, — надломленным голосом говорил мужчина. Как же он постарел, как потускнел его взгляд. И причиной был не только потерянный любовник, но и потерянная подруга. — Оно ведь и меня съедает, это чувство. Ты все реже выходишь на контакт. А ты мне нужна, сейчас, как никогда. Вместе, мы сможем это пережить. Он бы этого хотел. Мне бы пригодилась сильная и уверенная рука… — Это больше не я, — прошептала осипшим голосом девушка. Она всегда теперь так говорит, потому что каждую ночь кричит в подушку, ведь терпеть не выносимо. Взгляд поднялся на стену, где висел осколок клыка дракона. Тот самый. — Была бы сильная, не позволила ему… И слезы к глазам подкатили сразу же, она даже сдержать их не пыталась. Сглотнула, чтоб уж в голос не разрыдаться, чувствуя, как по щекам мокрые капли побежали. Противно. Дориан отошел к камину, уперевшись в него руками и вглядываясь в пламя. — Приготовься и мой медальон вешать на эту стену, потому что и меня скоро к Создателю отправят… — Не смеши меня. У тебя есть слуги, есть деньги, что бы нанять хорошую охрану. — Никаких слуг и охраны не хватит, что бы заменить одного человека, единственного, кому я могу доверять. Эвелин подошла к магу, прижавшись сзади так сильно, словно хотела в нем раствориться. Он положил свои руки на её, даря такое нужное тепло, которое от огня не получить. Человеческое тепло. Она плакала, так долго еще никогда, потому что это душа кровоточила. И осознание, что Дориан испытывает то же самое, потому что Бык был и его любимым, только хуже делает. И в то же время легче. Нужно было кому-то показать, кто жалеть не будет, но кому и не все равно. Она согласилась. То о чем просил Дориан, это настолько безумно, что казалось единственным верным решением. Потому что иначе, она действительно скоро бы отправилась за своим кунари. Чуть меньше чем через месяц они прибыли в Тевинтер. Там новость о новой невесте Дориана Павуса восприняли в штыки, но узнав, что она Вестница Андрасте, бывшая глава Инквизиции, поостыли. Испугались, скорее всего. Шушукались только, да шептались, как служба в рядах святой Инквизиции изменила наследника Павусов. Да вот только всей сути они и не знали. Уехать было правильным вариантом, потому что дворовые интриги и политика отвлекали Тревельян. Теперь уже и боль отошла на второй план. Конечно, вечерами, когда она с другом выпивала лишний бокал, точнее лишний десяток, общие воспоминания всплывали и давили их обоих. Но в одиночестве это разрушало, а вместе они только сил придавали друг другу. И держались вместе, став опорой один, для другого. И это была любовь. Своеобразная, не такая как была с Быком. А такая, какая возникает у дорогих людей, которые каждый миг спасают другого от боли. В объятиях Дориана было тепло, он сжимал не так сильно, чтобы не перейти ту самую границу. А поцелуи, всегда только невинные, никогда в губы, они дарили покой и защиту. Эта поддержка была правильной и нужной, Эвелин отвечала мужчине тем же. Он свою страсть топил в других мужчинах, она это знала и только поощряла, надеясь, что буря в его душе уляжется. Самой же ей не хотелось других мужчин. Любила она однажды, и скорбь потери выжгла всю страсть. Дориан правил, Эвелин ему помогала. Она со знатью знакома была, сама выходец из подобной семьи. Справлялась легко, и на публике распознать их ложь было не возможно, никто бы не усомнился, что они супруги лишь на словах. Она подтирала следы интрижек своего «мужа», потому что не хотела, что бы он переживал. Вела переговоры, где это было нужно, дергала за ниточки. Словом, пыталась выстроить то, что строил магистр Павус. Её не удивило, когда несколько лет спустя, в один из обычных вечеров, Дориан явился в поместье злой, словно одержимый. Она ждала подобного заявления уже давно, и только рассмеялась, когда мужчина сказал, что кое-кто, а точнее все переживают, что дом Павусов останется без наследника. Стать матерью Эвелин не стремилась, но понимала важность вопроса и щепетильность ситуации. — Я могу сделать это с другим мужчиной, — пыталась она успокоить друга. — Вздор, в нем должна течь моя кровь, — как-то слишком гордо, и в то же время презрительно, бросил мужчина. Тревельян видела, как он смущается и нервничает. Как дрожат руки, и глаза бегают по комнате, лишь бы не смотреть на подругу. Женщина кивнула. — Привести юношу, что бы он нам помог? — Нет, — уже более спокойно ответил магистр, — нет, я не буду тебя так унижать. В ту ночь было выпито много вина, что бы помочь переступить через себя. Было сказано много слов, которые подталкивали к нужному пути. Была близость, которой не должно было быть, и они оба благодарны, что все вышло с первого раза. И хоть все было не по-настоящему, но между ними были чувства. Не страсть и похоть, но тепло и доверие, которые помогали склеить осколки разбитых судеб. Потому что друг без друга они не прожили бы и года. Потому что горе бы их погубило. Ведь по сей день, уже не молодая, бывшая леди Инквизитор, просыпается среди ночи от басистого смеха. И ей видится высокая, рогатая фигура в тенях. Но теперь эти воспоминания вызывают лишь печальную улыбку, а не слезы. И прижимаясь к теплой спине друга, она знает, пусть и проиграно много партий, сейчас все фигуры стоят на своих местах.