Я убью для тебя. Я умру за тебя

Сознание постепенно возвращалось к ней. Мышцы ног медленно наливались свинцовой тяжестью, а голова гудела, как на утро после окончания Хмельного фестиваля. Желудок сжался в болезненном спазме, и Майев Песнь Теней, глухо застонав, попыталась присесть. Получилось не с первого раза — её тело отказывалось подчиняться, а конечности сделались непривычно тяжёлыми и непослушными. — Хозяин приказал не оставлять её, — приглушённый мужской голос доносился будто сквозь толщу воды. Гортанный грубый акцент выдавал присутствие Сломленных. Жажда огнём обжигала пересушенное горло. Сглотнув, эльфийка попыталась попросить воды, но вместо своей речи услышала лишь сдавленный хрип. — Очнулась, — то ли вопросительно, то ли утвердительно произнёс второй голос. — Доложите Владыке. Майев постепенно начала чётче различать звуки. Скрип не смазанных петель резанул по ушам, затем последовал громкий стук — кажется, закрылась дверь. С потолка капала вода, и гулкое эхо от капель, ударяющихся об пол, напоминало раскаты грома. Слух стал гораздо острее. Настолько, что Стражница могла различить писк и мышиную возню где-то под полом. Помимо звуков, она слышала и чей-то зловещий шёпот, словно тысячи голосов слились воедино, бормоча проклятия. Наконец, Майев сделала над собой усилие и открыла глаза. Но ничего не произошло, помещение по-прежнему скрывалось под завесой непроглядной тьмы. — Я ничего не вижу! — закричала она, вскакивая на ноги. Внезапно накатила тошнота и головокружение. Эльфийка отчаянно замахала руками, пытаясь нащупать хоть какую-то опору, чтобы не упасть. Она снова и снова закрывала глаза, надеясь, что зрение вернётся к ней. Но в окружающей тьме лишь мелькали зеленоватые блики, и больше ничего. Дрожащие пальцы, сорвавшие с лица повязку, провалились в пустые глазницы. Кожа вокруг покрылась волдырями и была шершавой на ощупь, прикосновение к ней отдавалось тупой болью. — Не-е-е-т! — Майев в отчаянии бросилась вперёд, пока не столкнулась с чем-то твёрдым. Или кем-то? Тут же сильные руки опустились ей на плечи, заставляя лечь обратно. — С возвращением, о прекрасная Майев, — голос Иллидана сочился злорадством и нескрываемым торжеством. — А Скверна тебе к лицу. Такой ты мне нравишься гораздо больше… — Иллидан, я ничего не вижу. — эльфийка пыталась придать голосу спокойствие, но панические нотки угадывались в её интонации. — Как я буду сражаться слепая?! — На ощупь? — Владыка издевательски расхохотался. «Убей его сейчас…» — в голове прозвучал приказ, до боли напоминающий голос самой Майев Песнь Теней, только исполненный лютой ненавистью. «Разорви голыми руками, я помогу…» — Ты обещал мне. Лжец! — Не припоминаю такого. Неужели ты думала, что десять тысяч лет заточения сделали меня безумцем? — Иллидан театрально усмехнулся. — Дай я тебе оружие, и ты воткнёшь его мне в горло, появись только подходящий момент. Нет, девочка, ты нужна мне для других целей… «Убей его, разорви плоть, выпей кровь…» Сопротивляться приказу, звучащему в голове, у эльфийки не было сил, и она с рычанием бросилась на Иллидана, норовя вцепиться выросшими клыками в его шею. Несмотря на усталость, её выпад был внезапным и точным — подобно дикой кошке, Стражница одним махом перепрыгнула в противоположный конец помещения, туда, где золотым столпом сияла аура Владыки. Она слышала стук его сердца, журчание крови, перегоняемой по сосудам, и желание рвать и уничтожать сделалось нестерпимым. Иллидан Ярость Бури словно не удивился резко переменившемуся настроению Майев. Он лениво вскинул когтистую руку, создавая вокруг себя кокон из чистой пульсирующей энергии, при столкновении с которым Стражницу резко отбросило назад. От удара перехватило дыхание, и дикая животная ярость на миг утихла. — Я ненавижу тебя, Предатель. — не своим голосом прорычала Майев, вставая на ноги. Впрочем, попыток напасть вновь она пока не предпринимала. — И почему я не удивлён? — Иллидан равнодушно пожал плечами. — Хотя сражаться тебе не придётся, не откажи мне в последнем удовольствии, Песнь моей души. Приведите сюда татуировщика. — последняя фраза была обращена к вошедшему Сломленному. — Будет больно. — с этими словами Владыка покинул помещение, оставив кричащую от бессилия и ненависти Майев одну.

***

Примерно в это же время в ВальʼШаре очнулась и Аша Воронья Песнь. Ещё не успев окончательно избавиться от власти мутной изнуряющей дрёмы, эльфийка попробовала дотянуться до оружия. Руки и ноги оказались связаны, на этот раз в её кожу впивались острые шипы каких-то уродливых толстых лиан, напоминающих зелёных червей. Магия природы, так почитаемая друидами — очевидно, охотницу пленил кто-то из представителей этого народа. Помещение, в которое принесли пленницу, не освещалось ни магией, ни факелами, но тьма не была помехой для зрения иллидари. Импровизированная тюремная камера представляла собой круглую комнату в гигантском стволе тысячелетнего древа. В углу поблёскивали клинки Аши, их бросили так неаккуратно, будто это было не могущественное орудие, отнявшее тысячи жизней, а проржавевшие куски старого металла. Иллидари вспыхнула от гнева, одновременно в душу закралось нехорошее предчувствие — тот, кто так непочтительно обращается с таким оружием, наверняка представляет большую опасность. Ещё здесь не было ни дверей, ни замков, как очередной жест презрения. Словно её тюремщики даже не представляли возможным, что Аше удастся сбежать. Выход на крыльцо скрывал лишь затейливо сшитый занавес из бус. Разноцветные кристаллы, продетые в прочные этерниевые нити, весело позвякивали, покачиваясь от лёгких порывов тёплого южного ветра. «Проклятые калдорай…» — подумала Аша, приложив всю силу, чтобы разорвать путы. Бесполезно. Лианы словно почувствовали ярость своей пленницы, и, зашипев, усилили хватку. «Видимо, мерзавец Алатар не солгал, он действительно продал меня Малфуриону. Только где же он?» Пленница по-прежнему оставалась в одиночестве. Был ли это хитрый ход, чтобы ожидание изнурило её, или эльфов занимали более значимые дела? Прошло несколько часов, пока деревянные ступени не заскрипели под чьей-то тяжёлой поступью, а затем на пороге показался и сам посетитель. Могучие оленьи рога, венчавшие голову верховного друида, задевали потолок, так что ему пришлось наклониться. Аша Воронья Песнь тут же вскочила на ноги, усилием воли заставляя себя не поморщиться от боли, которую причиняли раненым конечностям острые шипы. — Кто ты? — дерзко спросила эльфийка, пристально рассматривая незнакомца. — Я — Малфурион Ярость Бури. А как мне называть тебя, дитя? — его голос был неправдоподобно миролюбивым для сложившейся ситуации. Малфурион остановился в проёме, не делая попыток подойти ближе, как будто бы не хотел нарушать личное пространство своей гостьи. — Моё имя ничего тебе не даст, друид. — И всё же? — Аша Воронья Песнь. Что тебе нужно? — Кем ты была, пока эта мерзкая магия не осквернила тебя, Аша Воронья Песнь? — Малфурион проигнорировал её вопрос. Он продолжал вести себя так, будто бы они вели непринуждённую светскую беседу за чашкой имбирного чая, и это настораживало. Аша пригляделась внимательнее, пытаясь прочесть ауру эльфа — жёлтый цвет символизировал беззаботность, бирюзовые оттенки — миролюбие, а тёмно-синий венчик говорил о том, что какие-то тяжкие думы печалили его. Ни малейшего намёка на агрессию. — Я была воином. Ты пришёл меня убить, Малфурион Ярость Бури? Так к чему эта пустая болтовня? — О, неужели? — весело спросил верховный друид, рассмеявшись. — Наверняка твой меч был столь же острый, как и твой язычок. — Насчёт меча не знаю, а клинки остры, как бритва. Освободи меня, и сможешь убедиться в этом сам, друид. Это вызвало новый взрыв смеха — Малфурион откровенно веселился, глядя на свою пленницу. Аша храбро вскинула голову, чувствуя, как предательский румянец разливается по её бледным щекам. — Тебе не победить меня, Аша. Сама Элуна отвернулась от тебя, когда ты оставила воинское ремесло, а кто мы без её благословения? — Я не верю в богов. Даже если Элуна существует, ей нет никакого дела до нас, как и остальным. — Как же ты живешь без веры? Аша на мгновение задумалась, устремляясь мыслями в воспоминания о своём прошлом. Когда-то она, как и остальные, воздавала молитвы к Элуне, просила её благословения, приносила к ней в храм охапки свежесрезанных цветов. «Только богиня не откликнулась на зов, когда мой маленький сын мучительно погибал от ран, оставленных демоном» Прожитые тысячелетия давно стёрли образ ребёнка. Иногда Аша силилась вспомнить его лицо, но в памяти словно образовался чётко очерченный провал. Лишь мелодичный смех сына, напоминающий звонкий перелив колокольчиков, иногда далёким эхом слышался в её снах. — Я верю во Владыку Иллидана. Он реальнее, чем Элуна, Наару, Духи Предков и все ваши боги, вместе взятые. — Что ж… — Малфурион печально вздохнул, не подозревая о мыслях охотницы. — Полагаю, мне бессмысленно расспрашивать тебя о планах твоего повелителя? Поверь, если мой одержимый брат задумал очередное зло, я обязан… — Бессмысленно, друид. — твёрдо перебила его Аша. — Ты ничего не узнаешь от меня. Малфурион Ярость Бури какое-то время разглядывал эльфийку, будто бы увидел её впервые. — Я не хочу причинять тебе боль, Элуна свидетельница моим словам. Но ты не оставляешь мне выбора, Аша.