Сумерки Избранного или Все, что вы хотели знать о джедайских привязанностях, но не зря боялись спросить

Падме казалось, что она оглохла от выстрелов. Просто оцепенела в какой-то момент, перестала вздрагивать от взрывов, вскидывать голову, пытаясь сообразить, цел ли еще их Венатор. Рекс слал короткие доклады о продвижении своих штурмовиков, иногда на связь выходила Мон, Бейл был слишком занят, пытаясь прорваться в Сенат с отрядом повстанцев. Время от времени Падме чудились вспышки лайтсэйберов – как во время военных кампаний, как на голозаписях, которые она отсматривала в годы войны, пытаясь лишний раз разглядеть Энакина в гуще сражения, как обычно прорубающегося сквозь строй дроидов. Она вскидывалась, ощущая, как начинает быстрее биться сердце, искала высокую фигуру мужа – или белые мечи Асоки, или Оби-Вана, который всегда двигался настолько изящно, будто танцевал, а не сражался, искала хоть кого-нибудь из джедаев, но спустя несколько секунд понимала, что это было бесполезно. Джедаев больше не было. Храм возвышался каменным склепом – она видела его, когда звездолет заходил на посадку, – пустой и покинутый, последнее прибежище мертвецов. Ордена больше не существовало – но Падме до последнего верила, что хотя бы трое оставшихся сражаются сейчас за жизнь. И победят. – Сенатор Амидала, – голос адмирала прорвался сквозь треск помех – им пришлось отключить некоторое количество передающих станций, чтобы сбить с толку имперскую армию и не дать вызвать подкрепление. – Докладываю об уничтожении еще одного звездного разрушителя типа «Победа». Повреждения… позволяют оставаться в боевой готовности. На планетарной орбите… пока больше не наблюдается. – Спасибо, адмирал Юларен, – горячо поблагодарила она, одновременно недоумевая, почему он докладывает именно ей, а не Органе или Белу Иблису. Но это сейчас было неважно. Падме вытерла ладони о свои леггинсы – когда-то белые, а теперь посеревшие от грязи, и снова выхватила бластер, крепко сжала пальцы на рукояти. – Попробуем рискнуть и добраться до Сената с этой стороны, – сказала она своему небольшому, но рисковому отряду повстанцев, разбавленному процентов на тридцать белыми униформами штурмовиков – Рекс назначил ей персональную охрану, держа слово, данное Энакину. – Если пробить оборону в четвертом квадрате, мы встретимся с нашими – Бейл, по моим подсчетам, уже должен был внутри… Залп бластерных лучей не дал ей договорить – и послужил сигналом для атаки. Они пробивались вперед, прорубались сквозь стены, взрывали звуковые гранаты, и Падме окончательно перестала соображать что-либо – она даже не поняла, когда в ее бластере кончился заряд. Гвардеец со световой пикой бросился на нее, но не успел ничего сделать – вспышка зеленого лайтсэйбера разрубила его пополам. Высокий черноволосый киффар с татуировками на лице внимательно оглядел Падме. – Сенатор?.. – Амидала, – выдохнула она, все еще слишком ошеломленная происшедшим. – Точнее, Амидала-Скайуокер. Спасибо вам. Если он удивился, то виду не подал, кивнул и ринулся вперед, прорубая путь сквозь имперских солдат. Падме обернулась и увидела Эйлу Секуру, которая в два удара расправилась с танком и перепрыгнула на следующий. Где-то здесь были еще джедаи, Падме не видела их, но чувствовала, пусть даже без доступа к Силе, она знала, что они прилетели на подмогу. Исход битвы был предрешен. Может быть, отсутствие императора Палпатина сыграло на руку, а может, внезапность атаки или поддержка с воздуха, или то, что многие штурмовики предпочли сдаться в плен, видя такое количество своих братьев, сражавшихся на стороне повстанцев. А может, это было все вместе и еще немного слепой удачи, в которую никогда не верили джедаи, так вовремя появившиеся на Корусанте. Падме не могла сказать точно. Должно быть, комлинк пищал уже давно, прежде чем кто-то тронул Падме за руку, обращая внимания на противный звук. – Это Бейл. Падме, с тобой все в порядке? – Да… – рассеянно отозвалась она. После грохота взрывов, выстрелов и криков тишина коридоров Сената казалась неестественной. – Джедаи сказали, что Дарт Сидиус мертв, Падме, – его голос дрожал от волнения. – Ты можешь в это поверить, Падме?.. В один момент она перестала думать обо всем кроме Энакина. Если император действительно мертв… если им удалось… На все остальное стало наплевать, да так, что она даже удивилась – наплевать на весь мир, на республику, на повстанцев, на джедаев – это было абсолютно новым, никогда ранее не испытанным чувством. Бейл продолжал говорить – что-то о своевременной поддержке с воздуха, что-то о магистре Йоде, о клонах и вирусе, но Падме даже не могла остановить его и заставить вернуться к главному. Органа замолчал, когда понял, что слышит в ответ только тишину. – Падме?.. Ты здесь?.. – Что с Энакином? – прохрипела она, с трудом сумев вытолкнуть звуки из пересохшего горла. – Пожалуйста, Бейл… Он замолчал, будто колебался – а может, проверял передатчик, взмолилась Падме, пусть он заглянет в комлинк, чтобы принести хорошие новости, пусть ожидание будет не напрасным! – Падме, мой осведомитель… кхм, ты ее видела… Она просит, чтобы мы прислали медицинский транспорт на Мустафар. Больше Падме его не слушала. Она вообще больше никого не слушала – и Мон, которая пыталась убедить, что присутствие сенатора Набу в настоящий момент просто необходимо на Корусанте, и магистра Йоду, который изрек несколько непонятных фраз о странном сдвиге в Силе – как обычно в своем репертуаре. Не слушала она и Рекса, который отыскал пару свободных звездолетов, засунул туда медицинскую бригаду, несколько дроидов и пару десятков вооруженных бойцов – на всякий случай, а потом пристегнул Падме к пассажирскому креслу и взлетел – прямым курсом на Мустафар. И где-то на середине дороги ей вдруг стало так спокойно, как в детстве, на самых ответственных мероприятиях – тогда еще в роли королевы. Она не могла ощущать Силу так же, как джедаи, но Падме знала – теперь все изменилось. И для того, чтобы выжить и спасти всех, кого она любит, ей необходимо поймать это ощущение полного покоя и удержать его. – Он жив, – сказала она вслух, и Рекс на нее странно посмотрел. – Ну, разумеется! Генерал Скайуокер всегда выходит живым из всех передряг! Так же, как генерал Кеноби… – …и Асока, – твердо закончила Падме. – С ними все должно быть в порядке. Она повторяла это про себя как мантру, уговаривая мироздание, ту зыбкую эфемерную сущность, которая отвечает за Силу. И потом, спустя миллион лет, звездолеты приземлились на площадке, окруженной лавовой рекой, Падме вскочила с места и бежала, мчалась вперед, пока не увидела место сражения. С этой стороны комплекс был практически разрушен: опорные стойки кренились со скалы, часть щитов была безнадежно испорчена, и огонь пробивался повсюду. Пять тел лежали на площадке, точно марионетки с обрезанными нитями, бездыханные, на вид совершенно мертвые. – Эни! – завопила Падме, безошибочно определяя его по светлым спутанным волосам. Бросилась вниз, соскальзывая сапогами на камнях – если здесь когда-то и была лестница, то теперь она превратилась в месиво из кусков арматуры, больше опасных, чем полезных. – Осторожно здесь… – Рекс ее поддержал, но Падме уже ничего не замечая рухнула на колени перед Энакином, обхватила его руками, пытаясь перевернуть на спину, и зарыдала, когда поняла, что он дышит. – Эни… пожалуйста, не умирай! Не оставляй меня, хорошо? Я здесь, я прилетела сразу, как только смогла, и мы победили… Эни?! Его ресницы дрогнули раз, другой, и она увидела самое настоящее чудо – тонкую полоску знакомой синевы между веками. – Все хорошо, – забормотала Падме, прижимая его к себе, баюкая, пока медики рассыпались по площадке, пытаясь определить, кому здесь еще нужна их помощь, а кому – уже нет. Энакин с трудом сфокусировал на ней взгляд, хрипло втянул воздух и попытался произнести: – Па-ад… – Тихо, тихо, – она прижалась губами к его щеке, – все будет хорошо. Я обещаю тебе. Не двигайся, сейчас тебе помогут, все нормально, мы успели… – Трое живых, два трупа, – сообщил Рекс, присаживаясь на корточки рядом с Падме. – Сидиус остался без опоры в прямом смысле – кто-то из них ему ноги отрубил. И скинул в озеро лавы, так что от тела мало что осталось, – он подбросил на ладони рукоять лайтсэйбера. Падме опознала в нем лайтсэйбер Энакина и неосознанно протянула руку. Врачи – живые и механические – оттеснили ее в сторону, мягко, но настойчиво, и Падме пришлось неохотно отпустить Энакина. Она встала и растерянно огляделась. – Там кто-то из инквизиторов, – просветил Рекс, кивнув на темную фигуру, распростертую на платформе. – Тоже дохлый. – А как же Оби-Ван! – охнула Падме, поворачиваясь к остальным джедаям. – Асока! Тогрута выглядела неважно: все ее тело было покрыто ожогами, как и у Энакина, полоски на лекку побледнели, будто выцвели. Рядом с ней лежал Оби-Ван: одна рука его была протянула в сторону, будто перед тем, как потерять сознание, он пытался дотянуться до Асоки, вот только сил уже не хватило. – Как они? – Падме схватила ближайшего меддроида. – Скажи, что с ними?! – У тогруты серьезные ожоги, вызванные плазменным лезвием и электрическим током, – отрапортовал дроид. – Простите, госпожа, мне необходимо заняться своей работой! – А остальные два? Что с Энакином и Оби-Ваном? – она с тревогой покосилась на Кеноби. Он выглядел наименее потрепанным из всех троих, но до сих пор не подавал признаков жизни – Простите, госпожа, – сварливо повторил меддроид, и приказал кому-то. – Еще одну капсулу сюда, быстро! – а потом развернулся и потопал прочь от надоедливых людей. Падме осталась стоять посредине этого ада, сжимая в руках рукоять лайтсэйбера. – Не волнуйтесь, сенатор, – Рекс попытался ее утешить, – с ними все будет в порядке. Они завершили миссию. – Да уж, – Падме бездумно смотрела, как ее друзей поднимают и укладывают на носилки, чтобы отвезти на корабль. А потом она повернулась и взглянула на обгорелые останки человека, которого считала наставником почти всю свою жизнь. Она заново вспоминала, что Палпатин сделал с Энакином, с тысячами невинных людей, с ее друзьями и союзниками, с республикой. Он сотворил все сам, с ужасом понимала Падме, весь тот кошмар, в котором они жили последние пятнадцать лет. Война началась из-за него, джедаи были объявлены предателями, клоны стали послушными марионетками в руках своих владельцев… – Сенатор Амидала, – негромко позвал Рекс. – Пойдемте, здесь небезопасно. – Я знаю, – шепотом отозвалась она, не отрывая глаз от трупа. – Мне все время кажется, что он вот-вот оживет. Рекс положил ей руку на плечо, и они постояли так еще немного. – Если хотите, я в него ракетой запущу, – предложил клон. Падме слабо улыбнулась. – Думаю, уже не стоит. Пусть остается там, где он есть. И тем, что он есть, добавила она про себя, глядя, как раскаленная река накрывает остатки бывшего императора, уничтожая их, превращая в пепел раз и навсегда. *** Он очнулся мгновенно, точно реальность включили нажатием кнопки, проснулся и сразу все вспомнил, рванулся вверх и вперед, решительно выпадая из небытия. Аппараты тут же взвыли, но он их проигнорировал, сдирая с тела датчики. – Где Асока Тано?! – потребовал Оби-Ван у первого же меддроида, показавшегося на глаза. – Мастер Кеноби, вам необходимо успокоиться, – начал тот, но Оби-Ван уже не слушал. Он был на борту корабля – судя по ритмичному гулу двигателей и тому, как все раскачивалось. А может, раскачивался он сам, признал Оби-Ван, приваливаясь к переборке и прикрывая глаза. Такой слабости он еще никогда не испытывал – ничего не болело, абсолютно ничегошеньки, даже раненый бок не ныл уже привычно – но в голове будто бомба взорвалась, изрешетив связь с Силой в лохмотья. И тем не менее, он потянулся, нащупал тонкую нить связи – живую, теплую! – и еще одну, давнюю, но тоже воскресшую. Так, ориентируясь на них, хватаясь за стены для поддержки, он добрел до соседнего отсека и обнаружил две медкапсулы, поставленные рядом, а еще маленькую фигурку, примостившуюся в изголовье одной из них. – Оби-Ван! – охнула Падме, заметив его. – Как ты?.. Он не ответил, устремился ко второй капсуле и только когда увидел Асоку, снова начал дышать. Она выглядела невозможно маленькой и хрупкой – как когда появилась в первый раз на Кристофсисе, самоуверенная, как все падаваны, но мгновенно завоевавшая уважение и любовь окружающих. Оби-Ван сам не заметил, как взял ее руку в свои, погладил тыльную сторону ладони кончиками пальцев, поднес к губам. На вкус она была как пепел и соль, ничего не осталось от той маленькой девочки-тогруты, выгорело дотла. Но она была жива: сердце билось ровно и сильно, грудь поднималась с каждым вздохом. Оби-Ван почувствовал, как облегчение затопило все тело, бессильно обвис на капсуле, опираясь локтями так, чтобы не потревожить Асоку. И только после этого поднял голову, чтобы встретиться с темными внимательными глазами Падме. – Как… Энакин? Свой собственный голос показался ему чужим – слишком резким, хриплым. И имя бывшего падавана легло на язык неудобно, ломко. Падме вздохнула и неловко улыбнулась краем губ, будто боялась верить в хорошее: – Он спит. Они оба спят – в искусственной коме до прибытия на Корусант. Мне сказали, так проще справиться с болью, а потом их, скорее всего, поместят в бакту, потому что повреждения слишком сильные… – Правильно, – Оби-Ван еще раз глянул на Асоку и сполз на пол – ноги его совсем не держали. Привалился к медкапсуле и прикрыл глаза – даже на то, чтобы сохранять их открытыми, уходило слишком много сил. Падме, храни ее Сила, тоже вроде поняла: замолчала, склонилась над своим – до сих пор представить странно – мужем. То ли гладила его ладошкой по лицу, то ли просто смотрела. Так они и сидели в тишине, долго-долго, Оби-Вану даже показалось, что он опять заснул. А потом Падме снова заговорила – тихо, будто ни к кому конкретно не обращалась. – Когда я прилетела, он открыл глаза. Я позвала его – и он услышал. Открыл глаза, чтобы посмотреть на меня – и они снова были голубыми, представляешь?.. Я и не думала, что такое возможно, но его глаза снова стали голубыми!.. – Это хорошо, Падме, – после паузы произнес Оби-Ван. И вспомнил сине-зеленые искры, срывающиеся с кончиков пальцев, вспомнил на мгновение, что ощутил – будто поток шел сквозь него, поток, не имеющий цвета и стороны, поток чистой Силы, сметающий все мысли и сомнения. Тогда у него не было иного выбора. Оби-Ван не думал, чтобы схватиться за лайтсэйбер, не пытался защищать своих – своего ученика и свою женщину, чего уж тут. Он делал то, что было правильным – уничтожал и восстанавливал, и Сила откликнулась на его зов, превратила в оружие – справедливости ли? Но мести точно. Оби-Ван вздохнул. Потом, все потом, они после разберутся. А пока, сжав зубы, он поднял руку и дотронулся до Асоки, обхватил пальцами ее запястье и снова замер, черпая комфорт в простом прикосновении. Они вместе, они выжили, и пока это было самым главным. *** Следующую неделю Оби-Ван провел, разрываясь между бесконечными брифингами и дежурством у облегченной бакта-камеры Асоки в медцентре. И если тогрута уверенно шла на поправку, то руины Империи, сложенные из руин Старой Республики, в новую композицию никак не хотели оформляться. Но Кеноби не было до этого дела. Он с замиранием сердца наблюдал, как Асока все чаще просыпается в Силе, как наполняется жизнью ее тело, как очищается кожа – сначала от ужасных волдырей, потом от уродливых темных струпьев. Ему хотелось взять ее за руку, погладить лекку, полоски на которых снова стали синими. И он всегда волновался, что не может быть рядом с ней, когда она приходит в себя. Их связь позволяла им общаться – хоть и совсем непродолжительное время, – но Кеноби хотел посмотреть в ее глаза, прикоснуться, чтобы поверить, что кошмар закончился и они все могут хоть ненадолго спокойно отдохнуть. И пусть он иногда просыпался по ночам от боли, Оби-Ван знал, что скоро это пройдет… Он был рядом, когда с Асоки сняли респиратор и спустили бакту. Она закашлялась и тут же попыталась вскочить, но медики уложили ее обратно, уговаривая не делать резких движений. – Оби! – позвала она, осипшая и все еще слабая. – Я здесь, – отозвался он и подошел поближе. – Не сбрил! – нахмурилась она, и Кеноби засмеялся, сжимая ее скользкую ладонь. – Не ворчи. Тебя переведут в отдельный отсек и в бакта-ванну. – Может, я уже сама? – спросила она, состроив жалобную мину. – Торопиться некуда, – улыбнулся в усы Оби-Ван. – Пользуйся случаем. – Я скучаю. – Вы спите, юная леди, большую часть суток, – вклинился доктор. – А вы не подслушивайте, – оскалила зубы Асока. За это сотрудник медцентра отогнал Оби-Вана, проверил еще раз пульс и давление с помощью специального аппарата, осмотрел как заживают ожоги на спине, руках и бедрах. – Показатели отличные, но еще несколько дней – для подстраховки, – заверил ее безымянный врач, и Асока затосковала. – Я хочу улететь отсюда. Можно мне улететь? – Это что-то срочное? – Очень, – ответила Асока. – Мне срочно нужно улететь, потому что меня тошнит от запаха. Оби-Вана вдруг прошибло холодным потом, потому что в отличие от врачей он знал, что она говорит не о запахе бакты. Он сам несколько дней не мог отмыться от гари, от приторного запаха жареного мяса и паленых волос, замешанных на остром привкусе озона – свежесть, перемешанная с гнилью. Он прикоснулся к Асоке в Силе, поддерживая и успокаивая, обещая быть рядом. *** Из отдельного больничного бокса Оби-Ван мог не отлучаться, потому как только Асоку с удобством погрузили в ванну с бактой и оставили в покое, он склонился и наконец поцеловал ее. – Магистр, рискованно играете, – ухмыльнулась маленькая нахалка. – Сила, как я ругал себя за этот дурацкий план! Но ты молодец, я тобой так горжусь! – Оби, – она подняла руку, отряхнула ладонь и прикоснулась к его щеке, притягивая к себе снова. – Я в полном порядке… Она целовалась жадно, горячо и по-хозяйски. Подразнила его губы, заставляя раскрыть их навстречу горячему языку. Кончиками пальцев Кеноби гладил ее лоб, щеки, касался лекку, нырял под них, чтобы, не боясь запачкаться, скользнуть ладонью под шею, приподнять и перехватить инициативу. Она застонала, когда его язык уложил ее, придавил к нёбу, требуя замереть и сдаться. Он исследовал горячую глубину ее рта, щекоча усами, царапая неровной бородой, но Асоке это нравилось. – Я уже совершенно здорова, потому что хочу тебя, как в последний раз, – выдохнула она разом, перехватывая глоток воздуха. Оби-Ван в ответ зажмурился и тихо рыкнул, утыкаясь лбом ей в щеку. И Асока через их связь почувствовала, с какой силой хочет ее он. Это была плохо замаскированная и едва сдерживаемая дикая похоть. Она даже немного испугалась, потому что не подозревала, что Кеноби может испытывать такое. – Как же я тебя люблю, – пролепетала она, запуская руку в его волосы, обводя кончиком языка горячее ухо, прикусывая мочку, полизывая шею. Каким сладким и острым казался его запах, она упивалась им до одурения. – Мастер, ну ведь что-то можно придумать? – капризно простонала Асока. – Я разрабатываю ужасные планы, – улыбнулся ей в плечо Кеноби. – Но они неизменно приводят к феерической победе, – заверила его Тано, и чуть собравшись с Силой, заблокировала дверь в бокс. – Ладно, – Оби-Ван поднялся во весь рост, и Асока едва не взвыла, увидев, как тесны ему стали леггинсы в паху. – Проклятые доктора! Она была все равно, что привязана – датчики фиксировали любые попытки покинуть ванну раньше срока, а Асоке было просто необходимо прикоснуться, вдохнуть, попробовать. – Успеешь, – хрипло заверил ее Кеноби. Он сбросил плащ и закатал широкие рукава туники. – Уверена? – Я тут все разнести хочу… – На что ты меня подбиваешь… Оби-Ван поцеловал ее снова. Его щеки пылали стыдом от того, что он собирался делать, но желание Асоки каким-то образом стало единственным руководством. Они пережили такое, что теперь должны праздновать жизнь когда им этого хочется. Остальные могут коситься и кривиться. Оби-Ван всю свою жизнь посвятил служению – преимущественно чужим интересам. Но теперь у него были определенные обязательства. Перед собой в том числе. Асока не сводила глаз, рассматривала его, впитывала и ждала. Кеноби запустил пальцы в бакту и под тонкую полоску больничной ткани, которая прикрывала ее грудь. Хлипкая застежка тут же разошлась, и Тано всхлипнула. Оби-Ван осторожно сжал рукой сначала одну грудь, потом другую, чувствуя, как ее соски напрягаются и касаются центра его ладони. Ему хотелось взять их в рот, прикусить, подразнить языком, но условия не позволяли, потому он склонился над ней, целуя в губы, не скрывая потока своих мыслей, отпуская их по особому каналу связи. Асока изогнулась в поцелуе и раскрыла бедра, пропуская его руку. Он нырнул сразу под тонкие трусики, бакта сделала его путь гладким. – О, да, – выдохнула ему в рот Асока, чувствуя, как он находит ее центр и нежно гладит чувствительными пальцами. Кеноби не до конца отдавал себе отчет, что способно больше его доконать: ее горячая пульсирующая плоть под пальцами или вид дрожащего животика и напряженных мускулистых бедер. Асока просто страдала от того, что не может выбросить руку за пределы ванны – проклятые датчики устроили бы истерику на весь медцентр. Но она не сдавалась. Оби-Ван чувствовал, как одна рука прижималась к стенке бакта-ванны прямо напротив его едва выносимой эрекции. Сбежать от этого контакта он мог только склонившись снова над Асокой, целуя ее лицо и монтралы, обхватывая их кончики губами. И ни на мгновение он не прекращал ласкать ее между ног. – Хочу тебя внутри! Ситхи, ненавижу все это poodoo! Как я хочу тебя внутри! – Тш-ш-ш-ш, – улыбался Оби-Ван, и она щипала его за запястье, со злостью, как капризный дикий зверек. Но когда он, сложив два пальца, осторожно скользнул внутрь, у него самого колени подкосились, и он едва поймал себя, удержавшись свободной рукой. – Раздвинь пошире, – тихо попросил он, и Асока раскрылась чуть сильнее, давая ему возможность хотя бы имитировать то, чего она так жаждала. Оби-Ван не торопился ускоряться, скользил внутрь-наружу медленно, кружа большим пальцем по ее бугорку удовольствия, заставляя Асоку захлебываться вздохами и дрожать на грани оргазма. Их связь… Асока топила его в своих чувствах – любви, уважении, обожании и доверии. А еще благодарности. Никогда до Асоки Оби-Ван не встречал женщину, которая отдавалась бы с благодарностью, понимая, что значит и чего стоит ему такая потеря контроля. – Ты думаешь, – простонала Асока и стиснула его пальцы, притворно хмурясь. – Хватит! Кеноби ответил улыбкой и утроил усилия, обрывая все слова в протяжный стон. Он опять склонился над Асокой, расцеловал ее лоб и закрытые глаза, и приоткрытые губы. Прямо в них он обещал брать ее снова и снова, пусть только отпустят отсюда здоровой и сильной. – Я и сейчас тебя поднять могу, – пробормотала она и впилась ему в нижнюю губу, умолкая. Оби-Ван стонал за них двоих – ее гладкая, мокрая, упругая и горячая теснота была пыткой для его чувствительных после представления с молниями пальцев. – Тогда ничего не получишь, – свою угрозу он подкрепил поцелуем и третьим пальцем. Асока выгнулась, оскальзываясь в бакте. – Быстрее… пожалуйста… И он ускорился, с трудом сдерживая свои бедра от движения. Между ног у него горело огнем, и он всерьез боялся взорваться. Держаться было сложно, потому что он ощущал практически все, что чувствовала Асока – горячую первую волну оргазма. Она накрыла как избавление, как откровение и тотальное освобождение. Оби-Вана всегда это поражало в женщинах – как они обретали абсолютный баланс в моменты физического счастья. Когда Асоке стало слишком много его прикосновений, она выдернула руку Оби-Вана из своих трусиков и горячо прошептала: – Теперь ты… пожалуйста… позволь увидеть. Она дышала часто-часто и улыбалась широченной улыбкой, и смотрела совершенно одуревшими от удовольствия блестящими глазами. Оби-Ван не мог противиться ей и себе тоже, потому неловко развязав шнуровку на леггинсах одной рукой, второй – той, что только что побывала в Асоке, обхватил свой пылающий член. Ему много не потребовалось, и он с хриплым стоном излился в ладонь, оседая на стул. – Ты меня в Силу раньше времени сведешь, – выдохнули они в унисон и рассмеялись. Оби-Ван вытер руку о подол туники, заранее кривясь от отвращения. – Скажи, чтобы меня выпустили поскорее, – заявила Асока, плескаясь в бакте, будто в обыкновенной воде. – Это невыносимо – смотреть и не трогать. Кеноби был с ней совершенно согласен – сейчас ему больше всего во вселенной хотелось обнять ее, прижать к себе и проспать стандартную неделю. *** Отведенные ей комнаты не шли ни в какое сравнение с Республикой 500, но Падме не жаловалась. Наоборот, она не представляла, как возвращается обратно в свои апартаменты – и поэтому постепенно свыкалась с идеей, что придется подыскивать что-то новое. Или вообще пожить какое-то время на Набу. Она еще не была готова обсуждать этот вопрос с Энакином, чтобы не обнадеживать его раньше времени, да и вся ситуация не располагала к такого рода мечтам. Они все работали: каждый день, с утра до позднего вечера и еще немного в ночных кошмарах, пытались создать новое правительство, новую структуру, но каждое второе предложение срывалось после обсуждения как не соответствующее. Им все нужно было начинать заново, и Падме с одной стороны хотелось быть в гуще событий, а с другой – хотелось заснуть и проснуться уже тогда, когда все наладится и заработает в полную силу. Заснуть… вот тут она завидовала Энакину. Он появился на пороге спустя сутки после возвращения с Мустафара – бледный как смерть, слабый, но как обычно упрямый. Заявил, что больше никогда не вернется в бакта-камеру, а выздоравливать будет здесь, в ее постели. Падме даже ненадолго обрадовалась, подумала, что перерывы между заседаниями станут гораздо более насыщенными, но Энакин надежд не оправдал – завернулся в одеяла и заснул, да так крепко, что она его на следующий день еле растолкала, чтобы заставить поесть хоть что-нибудь. И так продолжалось уже почти неделю: большую часть времени он спал, изредка ел, смотрел на нее мутными глазами и снова проваливался в глубокий сон без сновидений. Падме даже будить его было жалко – точно маленького ребенка поднимать, сонного и не соображающего, что происходит вокруг. Поэтому она оставила Энакина в покое и попыталась выяснить, что теперь делать. Она даже спросила Оби-Вана, подстерегла в коридоре перед очередным совещанием и засыпала вопросами. – Ты разговаривал с джедаями?.. Что будет с Энакином?.. Что они говорят про него и Асоку? Потому что я не уверена, что нам теперь делать, Оби-Ван, но я не собираюсь так просто позволить им… – Подожди, не так быстро, – перебил он. Выглядел Кеноби так, будто ему тоже требовалось как следует выспаться – а Падме знала, что ночами он дежурит у Асоки. – Я пытался поговорить с мастером Йодой, но он ответил, что Совет соберется только после того, как и Асока, и Энакин окончательно поправятся. – Совет? – в замешательстве повторила Падме. Оби-Ван скривился, и эта его гримаса выдала, насколько высокого мнения он о желании выживших джедаев именоваться именно так. К тем, что прятались на Дантуине, подтянулась еще пара десятков – как раз к битве за Корусант, что было кстати. Юнлинги были перевезены сюда же, как только все убедились, что в Храме им больше не угрожает опасность. Сам Оби-Ван там еще не был ни разу, и, признаться честно, не особенно стремился. Пока его место – рядом с Асокой, и Падме это прекрасно понимала. – Разумеется, они не смогут так просто взять и забыть все, что он сделал, когда был Дартом Вейдером, – негромко сказала Падме, глядя на приближающихся сенаторов. – Дроиды дежурят у нашей двери постоянно, и, похоже, только я верю, что он абсолютно точно не причинит никому вреда. – Я обещаю тебе, мы со всем разберемся, – Оби-Ван на мгновение сжал ее руку. По его лицу промелькнула тень, но он тут же справился с собой и обрел привычное невозмутимое выражение. Падме это нисколько не успокоило. Она колебалась: с одной стороны, хотелось определенности сразу же и немедленно, но с другой она боялась – как только напомнит сенаторам о существовании Энакина Скайуокера, то они мгновенно объявят его военным преступником и начнут судить со всей строгостью. Так что, кроме исследований о том, что делать с руинами политической системы, она штудировала судебные архивы в поисках прецедентов объявления подсудимого невиновным в виду состояния аффекта, растянувшегося на полгода. Это было трудно, но возможно, это было реально и осязаемо… в отличие от джедайского Кодекса. В отличие от джедаев, которые, судя по всему, собирались раз и навсегда выстроить стену между собой и государственными делами. Падме понятия не имела, к добру это или к худу, но чувствовала, как мозги уже начинают закипать от всего происходящего. *** – Спасибо большое, но я могу идти сама, – пробормотала Асока, обхватывая Оби-Вана за шею обеими руками. – Недостаточно агрессивно. В следующий раз попробуй использовать свой командный голос, – посоветовал он, продолжая шагать дальше. Она хихикнула и уткнулась ему в шею. Не то, чтобы Асока особо переживала, что Оби-Ван таскает ее на руках – это было невозможно приятно, и он бы не смог удивить ее больше. Она даже не волновалась, что их может кто-то увидеть – пусть видят, пусть перешептываются за спиной, плевать! В душе было так спокойно и тихо, что даже о будущем не хотелось сейчас беспокоиться – Сила подсказывала, что хуже уже быть не может, и Асока предпочитала верить. – Я могу ходить! А также бегать, прыгать, и даже надрать кому-нибудь задницу, если мне отдадут лайтсэйберы! – Не сегодня, это точно, – Оби-Ван еще крепче прижал ее к груди, будто боялся, что она выскользнет, просочится сквозь пальцы, разобьется на кусочки, точно стеклянная. Асока купалась в этой его нежности, будто бы за всю жизнь накопленной – и только для нее одной, целиком и сразу. – Вот разбалуешь – стану толстой и ленивой, как хатт! Он фыркнул, попытался одной рукой открыть дверь, другой ущипнул Асоку – она взвизгнула, и они наконец ввалились в комнату. Амидала и Скайуокер сидели рядышком на диване – точно нашкодившие юнлинги, подумалось Асоке, и вскочили одновременно, чтобы поприветствовать гостей, да так и замерли с одинаковым выражением шока на лицах. – А ну поставь меня! – скомандовала Асока, и на этот раз Оби-Ван послушался, осторожно опустил ее на пол и придержал, проверяя, сможет ли стоять. Несколько секунд они все неловко молчали, а потом Энакин сморщил нос и объявил: – От вас бактой несет, будто вы в ней оба заплывы устраивали! Асока могла поклясться, что Оби покраснел – это выглядело настолько мило, что ей немедленно захотелось его подразнить, но вместо этого она взяла себя в руки и сообщила в отместку: – Да после той вечеринки, на которую ты нас позвал, Скайгай, я думала, что меддроиды меня законсервируют в цистерне с бактой! – Меня тошнит от этого мерзкого запаха, – продолжал ныть Энакин, – ужасная гадость, ненавижу! – Хоть какое-то разнообразие, – пробормотала Падме, – обычно тебя тошнит от песка. – Ох, эту песню я каждый раз слышу, – закатил глаза Кеноби, и обстановка более-менее разрядилась. Асока обняла Энакина – потому что ей давно хотелось, чтобы убедиться – это был ее мастер, ее Скайгай, а не какое-то чужое существо, жестокое и злое, отравляющее все вокруг себя. Он был живым, все еще каким-то неустойчивым и надломанным, но настоящим, таким, как она его помнила. С возвращением, – беззвучно прошептала она, и Скайуокер кивнул в ответ, скупо благодаря за объятия, а потом повернулся к Оби-Вану. – Привет, учитель. – Привет, Энакин, – отозвался тот, и, чуть помешкав, протянул руку. Энакин захлопал глазами, будто не ожидал ничего подобного, но пожимать руку своему бывшему мастеру не торопился. Падме закусила губу, глядя на них обоих – видимо, тоже боялась, что сейчас опять поругаются. – Хм, признаться честно, я ожидал более теплого приема, с учетом всех обстоятельств… Асока ощутила разочарование Оби-Вана как свое собственное, и только открыла рот, чтобы напуститься на проклятущего Скайуокера, как он торопливо кивнул и обхватил протянутую ладонь – левой рукой. – Извини. Правда, мне очень жаль. Мой старый протез, он поломался, а новый пока не сделали, и я не знаю, когда точно… – забормотал он, а потом остановился, будто наткнулся на невидимую преграду, и повторил снова. – Мне очень жаль. – Можешь ты прекратить извиняться, пока меня это окончательно не достало, – покачал головой Кеноби. Асока вздохнула с облегчением – и не только она. Оби-Ван притянул к себе Энакина, заставляя наклониться, они тоже обнялись, и за их спинами Асока поймала взгляд Амидалы – похоже, та волновалась не меньше. – Хорошо, давайте обедать, пока все не остыло, – засуетилась Падме. Как Асока не протестовала, Оби-Ван порывался ухаживать за ней весь вечер: держал стакан, накладывал на тарелку самые вкусные кусочки и время от времени спрашивал, не устала ли она и не хочет ли пойти отдыхать. – Я полностью в состоянии позаботиться о себе, Оби-Ван Кеноби! – наконец не выдержала она. – Я джедай, а не какая-то древняя развалюха! – Прости, – повинился он, – ничего не могу с собой поделать. Мне кажется, что если перестану смотреть на тебя, то ты снова помчишься сражаться с ситхами, исследовать покинутые планеты и угонять звездолеты. – Кстати, про звездолеты, – оживился Энакин. – Шпилька, где ты его спрятала? Я которую ночь спать не могу, все ломаю голову – где ты корабль оставила? – Не верьте ему, он все врет – спит как младенец! – сообщила Падме. – Теперь я ревную – только ради вас он вылез из постели и соизволил побриться! – Ох, если бы мне такое счастье, – пробормотала Асока и метнула на Оби-Вана короткий, но выразительный взгляд. – Так где звездолет?! – не отставал Энакин. Асока невозмутимо ткнула вилкой салат, отправила его в рот и прожевала, игнорируя умоляющий взгляд голубых – теперь уж наверняка – глаз. – Это самый прекрасный корабль в мире… он настолько быстрый и маневренный, что дух захватывает! А уж какой послушный!.. Не понимаю, зачем он тебе, Скайгай, ты все равно его разобьешь! Он обиженно засопел: – Оби-Ван, скажи ей!.. – Асока абсолютно права, – сообщил тот. – Я бы еще посмотрел на твое поведение. Энакин сначала фыркнул, потом покачал головой и помрачнел. – Да, точно… удивляюсь, как это меня до сих пор не казнили. – Они не имеют права это сделать, – авторитетно заявила Падме, положила руку ему на плечо и добавила с не меньшей страстью. – Эни, клянусь, я сделаю все возможное, чтобы не дать никому отнять тебя у меня! – Ты уже и так сделала, – он слабо улыбнулся. – И возможное, и невозможное. Асока потянулась к Оби-Вану и взяла за руку, переплетая пальцы. Он выглядел каким-то напряженным, но Асока сомневалась, что это было связано со Скайуокером. Скорее, тут было еще что-то, что не давало покоя с самого Мустафара. Она тряхнула головой, отгоняя плохие воспоминания, и решила, что сейчас самое время перейти к признаниям. – Скайгай, ты здесь не один попробовал Темную сторону на вкус. Когда я была на Дромунд-Каас, когда пыталась пробиться в Храм, то тоже использовала молнии. Такие же, как Палпатин. Я не знаю, как это получилось, – она подняла взгляд и посмотрела, твердо и упрямо – сначала на Энакина, потом перевела глаза на Оби-Вана, – я тогда уже ничего не понимала, но теперь знаю точно – я ощутила Силу не так, как раньше. Скайуокер выругался на хаттском, грязно и яростно, но Оби-Ван молчал, и Асока не могла понять, что он чувствует. Толкнулась в их связь и смущенно замерла, осознав, что ее там не ждали. А потом Переговорщик откашлялся, прочесал пальцами светлую бороду и негромко произнес: – Не ты одна. – Что?! – выдохнула Асока, и одновременно с ней охнула Падме. – О чем ты говоришь, Оби-Ван? – Энакин? – он глянул на Скайуокера, и тот неохотно кивнул. – Да. Молнии я помню. Даже лучше, чем мне бы хотелось, – он скривился на мгновение и отвел глаза. – Подождите, – медленно сказала Падме, – хотите сказать, вы оба могли использовать эти самые молнии? И вы все трое связаны, как я понимаю?.. Энакин? – она повернулась к нему. Скайуокер медленно покачал головой: – Нет. Я не могу так делать. Однажды Сидиус пытался обучить меня этому трюку, но ничего не получилось, – он поморщился. Видимо, воспоминания были не из приятных. – Но вы не испытываете острой потребности немедленно начать резню, уничтожать планеты и мучить детей, чтобы достичь величия Темной стороны? – продолжала допытываться Падме. – Ничего подобного! – воскликнула Асока. – Абсолютно точно, нет, – чопорно отозвался Оби-Ван. Энакин сжал челюсти и помотал лохматой головой. – Все не может быть так ужасно, правда? – спросила Асока в наступившей тишине. – Мы не можем обвинять себя в том, что просто защищались? – Я думал, что защищаю Падме, – невесело сказал Энакин, – и теперь виню себя во всем, что случилось из-за моей одержимости. Асока почувствовала, как Оби-Ван сжал ее руку, и послала ему через связь такую волну любви, на которую только была способна. – Девочка, ты же понимаешь, что Совет должен знать об этом, – пробормотал Кеноби. Асока фыркнула: – Они и так считают нас изгоями! – она кивнула на Энакина и Падме, которые сидели на диване, прижавшись друг к другу, потом кивнула на их с Оби-Ваном сплетенные руки. – Думаешь, одного этого уже недостаточно? Ситхом больше, ситхом меньше – мы уже ненормальная компашка! – Но ты не ситх, – Оби-Ван несильно дернул за кончик лекку, – и я тоже не собираюсь на Темную сторону. – Я там был, – проговорил Энакин, глядя в стену перед собой, – и мне там совершенно точно не понравилось. Падме притянула его к себе, поцеловала в лоб и прижала к груди, баюкая, точно ребенка. – Честно говоря, я не уверена, куда нас заведет вся эта революция, – призналась она. – Я очень рада, что джедаи помогли нам, была просто счастлива увидеть их во время штурма Сената, но… – Но Совет доказал свою несостоятельность во время войны, – закончил за нее Оби-Ван. – Мы не смогли вычислить Палпатина, который у нас под носом разыграл целую партию на собственной доске. – Я бы с удовольствием убила его еще раз, – призналась Асока, сворачиваясь под рукой у Кеноби и утыкаясь монтралами ему в плечо. Она и представить не могла, что это окажется настолько удобно – в жизни бы не подумала использовать мастера в качестве подушки! – Я все время думаю об оккупации на Набу, – свирепо произнесла Падме. – Вот когда все началось! Он играл нами – Сенатом, джедаями, Торговой Федерацией – мы все были для него пешками! – Что решила Мон по поводу реструктуризации? – после паузы спросил Кеноби. – Ох, Бейл пытается протолкнуть идею с Правящим Советом, но не знаю, что у него получится!.. Асока перестала вникать в суть разговора, когда поняла, что они снова начали обсуждать свою любимую демократию. Она перевернула руку Оби-Вана ладонью вверх и внимательно рассматривала кожу, пытаясь обнаружить следы от молний. И они были тут, чуть заметные розовые островки едва зажившей плоти. Как она раньше не заметила? Была слишком одержима желанием, хотела чувствовать его, хотела заняться сексом, жаждала его постоянно, как воздух, забывая обо всем вокруг... Она вспомнила последние слова Дарта Сидиуса, обращенные к ней, и криво улыбнулась. Если он пытался напугать ее, заставить подозревать и сомневаться, то ему это не удалось. Она знала, что Оби-Ван любит ее, купалась в этой любви и наслаждалась ей. И иначе быть не должно. – …Ой, – внезапно сказала Падме и замолчала. – Кажется, Эни спит. – Он заснул, когда вы стали болтать про политику, – пробормотала Асока. – И я скоро к нему тоже присоединюсь. – Ладно, тогда мы пошли, – Оби-Ван подхватил ее на руки так легко, как будто Асока ничего не весила. Она подозревала, что он жульничает, используя Силу, но не спешила указывать на это. – Я очень надеюсь, что через пару дней тебя все же отпустит, и ты снова вспомнишь, что я взрослая, самостоятельная тогрута, которая может постоять за себя, и которая просто может постоять на своих собственных ногах!.. – Да, да, конечно… – Увидимся завтра! – хихикающая Падме помахала рукой и закрыла дверь. *** Он почти сполз с дивана, раскидав свои длинные ноги и сладко похрапывая. Падме замерла в дверях и так же замерло ее сердце: от радости и тревоги одновременно. Энакину все еще нужен был отдых. Она тронула его за плечо, заставляя вскинуться: – Я здесь, я здесь, прости, – тут же заявил он, распахивая заспанные и мутные глаза. – Где Оби-Ван? – Ты все проспал, – улыбнулась Падме, наклонилась и поцеловала его взлохмаченную макушку. – Иди ложись, я скоро. Скайуокер улыбнулся, опустил глаза, притянул ее неловко за шею левой рукой и прикоснулся своими губами к ее. – Иди, отдыхай, – шепнула Амидала, погладив его по щеке. – Обещаю, завтра не буду больше спать. Ничего не могу с собой поделать… – Я понимаю. Ты выздоравливаешь, думаю, это нормально. Все хорошо, Эни. Все хорошо. Он снова улыбнулся, и изгиб губ, краска на его щеках напомнила ей того мальчика-падавана, который, давясь словами, признавался ей в любви. Конечно, в его глазах не было больше той наивности, да и невинности тоже, но Падме была готова к такому. Она сама давно изменилась и научилась ценить совсем другие вещи в жизни. Ее муж поднялся и потянулся – так естественно и обыкновенно, как будто не было в их жизни этого полугодового ужаса – и потащился в спальню. Падме собрала тарелки, бокалы и чашки в аккуратные стопочки, оставляя все это на краю стола для дроидов-уборщиков. А после вышла на балкон и просто постояла, закрыв глаза, моля древних богов и Силу, чтобы они не лишали ее больше счастья, не лишали мира ее дом и всю галактику. Когда она вошла в полутемную спальню, Энакин предсказуемо спал беспробудным сном, раскинувшись по всей кровати. Его запаса бодрости хватило только, чтобы переодеться в спальные штаны блестящего черного шелка. Он лежал на животе, уткнувшись носом в подушку и неловко поджав под себя культю потерянной руки. Падме удержалась и прошла мимо во фрешер. Расчесывая волосы, она смотрела на себя в зеркало, переводя взгляд с лица на шрам от выстрела на груди. Он был уродливым, но она чувствовала, что это ее отметина, точка нового отсчета, зарубка на будущее в память о прошлом. Она тронула пальцем неровность кожи. Удалить и выровнять – не проблема, и она нет-нет, как и любая женщина, думала об этом, но приходила к выводу, что не должна. Шрам будет служить напоминанием и ей, и мужу – о страшных испытаниях, пройденных Республикой и ее гражданами, их роли в этих событиях и их вине. Падме поймала себя на том, что сочиняет в голове пламенную речь – профессиональная привычка сенатора, – и оборвала это, отложив расческу. Она забралась под одеяло и улеглась на бок, так, чтобы видеть Энакина, не спускать с него глаз, никому не отдавать – ни Тьме, ни Свету. Падме огладила его широченную спину от шеи до тонкой талии, и натянула одеяло. Падме думала, что не уснет до самого рассвета, но как только согрелась от тепла Энакина, тут же погрузилась в глубокий и счастливый сон. *** Падме не сразу различила сон и реальность, потому что из уюта дремы ее медленно выманивали теплые и влажные прикосновения к плечу. Она не торопилась открывать глаза, слыша только тишину глубокой ночи, затопившую комнату. Даже тихие звуки, шелест кожи о кожу, с которыми Энакин целовал ее, казалось, только подчеркивали безмолвие. Амидала старалась не подать виду, не спугнуть, не потерять, хотя сердце так колотилось, что Скайуокер должен был всенепременно ощутить этот ритм под своими губами. Он молчал. Молчала и Падме. Он поддел пальцем бретельку ее ночной сорочки, та скользнула по плечу, заставляя вздрогнуть и закусить губу в улыбке. Он прокладывал цепочку, оставляя чуть влажные и горячие следы, склоняя голову ниже, касаясь носом, утыкаясь в лопатку, щекоча ресницами. Падме выдохнула, борясь с желанием развернуться и накинуться на Энакина. Чувствовала, что нельзя сейчас, что ему нужно заново открыть в себе ту прежнюю, до-вейдеровскую, нежность, и потому сжала в кулаке одеяло, не отстраняясь, но и не вмешиваясь. Энакин осторожно взял ее за плечо левой рукой и потянул на себя, заставляя повернуться. Их глаза встретились в полутьме, и он склонился, тронул ее губы своими, еще раз, еще и еще, пока она не приоткрыла рот, приглашая. Его язык был робким, он будто впервые целовался, и от этого у Амидалы по позвоночнику пробежала сладкая дрожь, заставившая изогнуться, прижаться к его бедрам задом, соскальзывая на шелке. Энакин тихо хныкнул в поцелуй, потом напористо воткнул ей в рот язык, схватил лапищей за грудь, заставляя вжаться еще крепче. Падме чувствовала его сквозь два слоя ткани, она знала этот нетерпеливый, горячий член наизусть, до каждого изгиба самой крошечной венки… Она зажмурилась, отвечая на его поцелуй, закидывая руку вверх и впиваясь пальцами в сбитый шелк его кудрей. Чем сильней она сжимала пальцы, тем жестче были поцелуи, и Падме принимала их с радостью. Она попыталась, но его колени зацепили ее под бедрами, как будто усаживая на него, рука скользнула с груди вниз, на талию, прижимая с такой силой, что Падме немного заволновалась. Но совсем немного, потому что ей так давно не хватало Эни, не хватало ощущения его кожи на своей, не хватало его шумного и горячего дыхания. Как и пальцев, которые собирали подол ее рубашки, задирая его, выпутывая наощупь, слепо. Падме чувствовала, что между ног у нее мокро и все внутри подрагивает от нетерпения. – Люблю тебя, – хрипло и сонно пропыхтел ее муж. – И я тебя… – Я знаю, – ответил он, безнадежно путаясь в длинной сорочке. Амидале пришлось ему помочь, оголив бесстыдно зад и снова зажмурившись. Она завела руку назад и впервые прикоснулась к члену Энакина сквозь ткань его штанов. Шелк скользил по его коже, заставляя тихо постанывать, рисовать пальцами круги на ее спине. Он отодвинул в сторону всю роскошную копну ее волос, утыкаясь в них носом, мягко накрыл ее ладонь у себя между ног, отодвинул ее, погладил ягодицы, окунул пальцы в ее влагу, а потом развязал шнурок, удерживающий штаны, опустил их… Падме даже вскрикнула, когда почувствовала обжигающее прикосновение его плоти между бедер. Она изогнулась навстречу, и Энакин, легко поддав бедрами, соединил их тела одним движением. – О, Сила, – выдохнул он едва слышно и стал двигаться – размеренно, лениво, плавно. Падме чувствовала, что ее глаза закатываются от невыносимого счастья единения – как раньше, как ее Энакин, только ее и больше ничей. Никогда и навсегда. Он нащупал ее руку, переплетая пальцы, дыша в ухо, лаская мочку языком, целуя шею, плечо и возвращаясь обратно, цепляя кожу зубами. Чувствуя, как он нежно скользит, Падме проваливалась в какую-то поразительную, иную реальность, где она испытывала невероятное удовольствие и будто плыла по волнам сна. Они были единым целым, и только это имело значение. Падме не нужно было торопиться, потому что Энакин задевал что-то такое внутри, от чего она всем существом дрожала, считая сыплющиеся перед глазами звезды. Никогда ее муж не бывал таким терпеливым и размеренным, особенно в постели. И хотя она чувствовала, что эта неторопливая нега вот-вот закончится – по его дыханию, дрожи мышц живота, – важность, целостность и бесконечность этого момента посреди Корусантской ночи навсегда останутся с ней. – Не могу, – сквозь зубы процедил Энакин, расплел их пальцы, взял ее за бедро, уверенно прижимая большой мозолистой ладонью и стал ускоряться, приближая и ее к оргазму. Падме запустила обе руки в его волосы, вывернув голову, ища его губы в темноте, чтобы кусать и зализывать, кричать ему в рот и глотать его стоны. Он бился в нее, пряди ее пальцах становились мокрыми, а его поцелуи солеными. Она вдыхала его, пила, гасила его волны и хотела запомнить навсегда каждую деталь – щекотку светлых волосков его счастливой дорожки, сбегающей вниз от пупка, его запах, такой привычный и горячий, как пески его родного мира, влажный бархат его мошонки и полноту его жадных губ. И жар его семени внутри, и умелые пальцы, которые без ошибок находили ее центр, заставляя кричать и сжимать обмякающий член внутри. – Эни, – выдохнула Падме, наконец разворачиваясь к нему лицом. Даже в полутьме были видны его блестящие глаза и счастливо улыбающийся рот. Она расцеловала его потный лоб, глаза, шею, лизнула острый кадык и наконец стащила с Энакина штаны. Выбросила их за пределы кровати, туда же отправила свою сорочку. Энакин подтянул одеяло, просунул руку ей под голову, обнял, а Падме укрыла их от предутренней прохлады. – До сих не могу представить, как ты мог посметь меня этого лишить, – улыбнулась Падме, погладив его по груди, цепляя большим пальцем крохотный сосок. Энакин вздрогнул и прошептал: – Прости… – Давай поспим, – ответила на это Амидала и устроилась у него подмышкой, как в самом надежном месте. – Не откажусь. Засыпая во второй раз этой ночью, Падме твердо решила, что будет спать до полудня. Но у жизни были другие планы. Через пару часов заверещал комлинк. Амидала не включала голопередатчик, ответив голосом: – Амидала, что? Асока запинаясь сообщила ей, что Совет джедаев требует Скайоукера и Кеноби. Падме проснулась так резко, что рядом с ней испуганно дернулся и Энакин, чувствуя вспышку ужаса и тревоги через Силу. – Когда? – Как можно скорее, – ответила Асока. – Я бы не пустила, но… сама знаешь. Я пойду с Оби-Ваном, хочет он того или нет. Энакин уже поднялся и принялся метаться по комнате в поисках хоть какой-то одежды. – Я, – ответила Падме, – я… я не знаю, что делать… *** Оби-Ван этого ждал, но все равно был не готов. Асока сжала его руку, когда они поднимались по ступеням Храма, и он почувствовал ее беспокойство, тревогу и страх, с которым она отчаянно сражалась. Только бы никто не разделил их, просила она Силу, и мольба эта долетала до Оби-Вана через связь, стучала в ритм с ударами сердца, повторялась снова и снова. – Оби-Ван! – окликнул Энакин, и им пришлось остановиться, чтобы подождать Скайуокера и Амидалу. Они оба выглядели такими растерянными – ни следа не осталось от мимолетного вчерашнего спокойствия. – Как думаете, зачем?.. – Падме кивнула на Храм. Хотел бы Оби-Ван знать ответ. Асока нервно тряхнула лекку: – Они хотят объяснений, что произошло. Или хотят закрыть вас обоих в тюрьме на нижнем уровне и ждать, пока Темная сторона не проявится. Или стереть память – помните Ревана? Или… – Асока, – мягко остановил ее Оби-Ван, – хватит. Она бросила на него острый взгляд и сжала губы. – Это все моя вина, – объявил Энакин. – Я пойду и скажу им, пусть делают, что хотят – ты здесь не причем! Падме цеплялась за его тунику, смотрела огромными темными глазами и молчала. Оби-Ван ощутил острое желание успокоить ее – и Энакина, который был почти в панике, и Асоку, которая готова была схватиться за лайтсэйберы в любую секунду, – но не знал, как это сделать, и как, в первую очередь, обрести покой самому. Они вошли в джедайский Храм вместе – и одновременно ощутили эхо сражения, развернувшегося здесь. И пусть мертвые уже были погребены, дроиды-уборщики убрали большую часть разрушений, здесь до сих пор витал запах пепла и смерти, отчаянья и боли. Они прошли все залы насквозь, и Оби-Ван думал только о том последнем дне, когда они с Шаак Ти сражались, защищая юнлингов, убивали клонов без сожаления, только чтобы иметь возможность сохранить будущее. И Асока – он знал, он ведь держал ее за руку – думала, как покидала Орден, преданная и потерянная, отвергнувшая все клятвы. А о чем думал Энакин, Оби-Ван знать не хотел – и тот, словно чувствуя, отгородился от него щитами. Они поднялись на лифте в юго-западную башню (слишком пусто и тихо, и невозможно больно) и очутились перед дверями в зал Совета. Их встречала темноволосая женщина – Оби-Ван с трудом смог вспомнить ее имя и поприветствовал: – Балтар Суон. – Оби-Ван Кеноби. Энакин Скайуокер, – она скользнула по ним взглядом и остановилась на Асоке. – Кто ты? – Я Асока Тано, бывший падаван, – она бы не смогла произнести это с большей гордостью. – И я прошу, чтобы Совет выслушал меня наравне со Скайуокером и Кеноби! Если Балтар и удивилась, то виду не подала. Повернулась к Амидале и поприветствовала, нарочно сделав ударение на первом слове, будто опасаясь, что та так же выразит свое желание присутствовать: – Сенатор Амидала. Та кивнула, неохотно отклеилась от Энакина – а потом, будто вспомнив что-то, притянула его голову обоими руками и поцеловала – так, будто в последний раз, будто они никогда уже не увидятся, отчаянно и яростно. – Я буду ждать тебя здесь. Я буду ждать, сколько понадобится, Эни. Она погладила его по щеке кончиками пальцев и отпустила. Потом глянула на Оби-Вана – он почувствовал невысказанную просьбу, как тогда, на Татуине. Амидала повернулась и кивнула Асоке: – Я буду ждать вас всех. Балтар открыла дверь, пропуская их троих внутрь, и закрыла ее, оставшись стоять в коридоре. Оби-Ван знал, готовился к тому, что увидит, но все равно замер на мгновение. Из двенадцати джедаев уцелело только пятеро – и то если считать его самого и Энакина, занявшего место Пиелла по приказу Палпатина… Наверное, это уже и не имело силы теперь. Пустые кресла зияли точно открытые раны – без мерцания голограмм, без надежды на то, что прежние владельцы когда-либо займут свои места. Он удивился, когда увидел Эйлу Секуру – она склонилась к магистру Йоде и внимательно слушала, что он говорит. Кит Фисто сидел рядом с ней, а Шаак Ти с другой стороны от Йоды. Тогрута сощурилась, глядя на вошедших, и начала говорить первой: – Кеноби и Скайуокер. И Асока Тано. Совет не приглашал тебя. – Да, я в курсе, – по ее лицу скользнула легкая гримаска раздражения. – Можно сказать, я сама себя пригласила. Прошу прощения и все такое, но я решила, что если вы хотите выслушать всю историю из первых уст, то я тоже имею право добавить свои пять кредитов. – Раз ты считаешь так, Асока, то начать тебе следует первой, – мягко сказал Йода и посмотрел на нее. Асока откашлялась. Оби-Ван вдруг заметил, что они до сих пор держатся за руки – и разумеется, все остальные тоже на это обратили внимание, отступать было слишком поздно. Но он все равно разжал пальцы, давая ей столько свободы, сколько было необходимо. И Асока начала говорить. Она рассказала все, абсолютно все, не выбирая слов, а будто нарочно называя все своими именами, и в некоторые моменты Оби-Вану делалось страшно – а правда ли все так и было? И в некоторые моменты ему становилось стыдно за свою слабость, но большую часть времени он испытывал невероятную гордость – а еще никак не мог перестать удивляться, как получилось, что они все-таки выжили. Энакин кусал губы, поглядывал то на Оби-Вана, то на Асоку, а потом все-таки не сдержался, перебил тихонько: – Да нет же, ты не предлагала, это Оби-Ван сказал. А мы согласились… – Потому что в тот момент ничего лучше придумать не смогли, – сварливо заметил он. Так, перебивая друг друга, договаривая друг за другом и дополняя пробелы они рассказали все, что произошло за последние три недели и принесло такие огромные перемены в галактику. Совет слушал их внимательно: время от времени кто-то задавал вопросы, уточняя произошедшее, однажды Шаак Ти пришлось рассказать о переговорах на Дантуине, и Кит Фисто с Эйлой вкратце подтвердили встречу с Дартом Вейдером на Умбаре. Было и кое-что, о чем они умолчали – о том, как оправляла юбку Падме, выходя из комнаты в маленькой хижине на Татуине. О том, как Асока поцеловала Оби-Вана, когда он спал – и до сих пор думала, глупая, что ничего не почувствовал, о ночной их медитации на Дантуине, о темноте крошечной каюты и прикосновениях сквозь связь. Но, наверное, это и так было лишним, беспомощно подумал Оби-Ван, наверное, все они – и Шаак Ти, и Эйла с Китом, и Йода уж точно все знали, читали в их разумах как в активированных голокронах. Не узнал Совет и еще об одном – о молниях, срывающихся с кончиков пальцев, о Силе, позволившей Асоке открыть дверь на Дромунд-Каас и Оби-Вану – победить Дарта Сидиуса на Мустафаре. Не сговариваясь, они оба закрыли эти воспоминания под замок, оставили на потом – разобраться самим. Они убили императора втроем, объединившись – все, точка. – И все, – сказала Асока и перевела дыхание, качнула монтралами и покосилась на Оби-Вана – все ведь, правда? – Хм, – многозначительно сказал Йода. – То есть, вы теперь вместе? – уточнила Эйла. Оби-Ван вспыхнул, но ответил спокойно и ровно: – Да. Я осознаю, что эти отношения противоречат Кодексу и готов понести любое наказание. Я готов уйти – из Совета, из Ордена, вы можете забрать мой меч и запретить мне называться джедаем – но я не отступлюсь от своего сердца. Он почувствовал, как потеплела связь со стороны Асоки – она тихо благодарила за эти слова и сожалела, что ему, возможно, придется пожертвовать стольким ради нее. – Оби-Ван, сейчас не те времена, чтобы лишать принадлежности к ордену любого, кто признается в привязанности, – устало сказала Шаак Ти. Эйла Секура и Кит Фисто обменялись быстрыми взглядами, и последний произнес: – Это было бы неблагоразумно. – Расточительно, – сказала Эйла, старательно избегая взгляда Йоды. – Опасно, в конце концов… – Орден возродить мы должны, вне всяких сомнений, – сказал магистр, обрывая их бормотание. – Но пересмотреть все основы Сила обязует нас. Оби-Ван Кеноби, присоединишься ли ты к нам в этом непростом деле? Тут и думать было нечего – если Падме и ее Сенаторы перекраивали Республику, пытаясь создать из обломков что-то, способное самостоятельно существовать на руинах Империи, то Ордену приходилось еще хуже. – Да, – отозвался Оби-Ван. – Я готов остаться, если вы не станете разделять нас с Асокой. – Хм, – Йода повел зелеными ушами и глянул на тогруту. – Асока Тано, ты не закончила обучение и не можешь называться рыцарем-джедаем. Но ты могла бы… – Нет. Ох, нет, – она и головой покачала, чтобы наверняка, когда они все изумленно замерли, – точно, нет! Я не могу вернуться в Орден, мастер Йода, вы должны понять! Я видела слишком много и пережила предостаточно, и я просто… не хочу. Это не мой путь, – твердо сказала она и снова взяла Оби-Вана за руку. – Я еще не знаю, чем буду заниматься дальше, но Храм – больше не мой дом. Энакин издал неопределенный звук, но Оби-Ван на него не смотрел. Все его внимание было сосредоточено на Асоке – и остальные джедаи, казалось, слушают каждое ее слово. – Я знаю, что не соблазнюсь Темной стороной. Я видела ее так же четко, как вас сейчас, и смогла сразиться и победить, и поступлю так еще столько раз, сколько придется. Но еще я знаю, что могу быть сильнее, могу чувствовать Свет так, как никогда раньше, когда рядом со мной Оби-Ван, – заключила она, вздернув подбородок. – Это просто то, что есть, и никто из нас не может этого изменить. – Сильна связь между вами двоими, – Йода смотрел на них цепким взглядом, – поздно пытаться разрушить ее. – И абсолютно бесполезно, – сказал Кит Фисто и пожал плечами. – С чего-то же должны начинаться реформы?.. – Магистр Йода, Совет мог хотя бы назначить какое-нибудь наказание Кеноби! – возмутилась Шаак Ти. – Он бросил меня одну! С тридцатью четырьмя юнлингами! – Пусть тогда и занимается тренировками с ними, – постановил Йода. Асока захихикала: Оби-Ван не слышал, но чувствовал ее смех – легкий, пузырящийся изнутри. Неужели это и все? – Вам еще есть, что обдумать и что рассказать, но пока свободны будете, – произнес Йода и кивнул, отпуская их. Асока потянула Оби-Вана к выходу, но по дороге остановилась, чтобы взглянуть на Энакина. – Держись, Скайгай, – прошептала она. Оби-Ван тоже задержался на мгновение: его бывший ученик стоял, потупившись, и от него исходило отчаянье. Оби-Вану хотелось сказать ему что-то, как-то поддержать, но подходящих слов не было, и поэтому он хлопнул ладонью по плечу Энакина и вышел. *** – Скайуокер. Его имя звучало как проклятие, но Энакин сжал зубы и поднял голову, бесстрашно встречая направленные на него взгляды. Нет, на самом деле он был в ужасе. Больше всего хотелось схватить Падме в охапку и бежать, бежать как можно дальше от Корусанта, спрятаться там, где никто не будет знать его лица и никто не назовет убийцей. Но он знал, что это было бы бессмысленно – заставить замолчать голоса в собственной голове таким образом все равно бы не удалось. Поэтому он стоял и ждал, какое наказание ему определит Совет – оставшиеся в живых после чистки члены Совета. – От твоей руки пал магистр Винду, – Йода не задавал вопроса, он констатировал факт. – Да. Я убил Цина Драллига, который защищал Храм. И его падавана, Серру. И Джупи Ше. И еще… Он перечислил им все имена, и они не остановили его. За полгода имен накопилось предостаточно, и к тому моменту, когда Энакин закончил говорить, во рту у него пересохло. Он перестал думать, перестал чувствовать – словно превратился в компьютер, равнодушно перечислявший мертвецов. Своих и чужих – он рассказал им о тускенской резне, учиненной годы назад на Татуине, рассказал об убийстве всех представителей Торговой Федерации по приказу Сидиуса. Он назвал поименно всех падаванов, всех джедаев, которых отследили и убили его штурмовики. – А потом появилась Падме, – сказал Энакин после паузы, которую никто из джедаев не торопился нарушать. – Я решил, что она – двойник, подосланный ко мне повстанцами. Я попытался задушить ее, и мне это почти удалось. Я убил Баррис Оффи на Мустафаре, чтобы защитить Асоку, и я убил Палпатина. – Это все, что ты хочешь сказать нам, Скайуокер? – тихо спросил Йода. – Да, – он помотал головой и тут же исправился, – нет, не все. Я должен вам… – слова стали застревать в горле, он пытался наскрести еще немного сил, чтобы вытолкнуть их наружу. – Я должен сказать, что какое бы наказание вы бы не выбрали для меня, оно не станет хуже того, что я уже несу. И буду нести до конца жизни. Шаак Ти громко фыркнула: – Ты Избранный, Скайуокер. И Сила знает, что за… – Нет! – выплюнул он, ощущая, как щиплет глаза от слез. – Вы ошибались! Я не был вашим Избранным никогда! Его Избранным – возможно, потому что все, что я сделал… все, что я совершил… Он беспомощно хватал ртом воздух и не мог вздохнуть полной грудью. – Успокойся, – велел Йода. Удивительно, но это подействовало – Энакин смог продышаться, оттер лицо рукой и снова посмотрел на джедаев. – Я знаю, что не имею никакого права просить вас ни о чем. Но пожалуйста… Падме не должна больше страдать. Никто не знает о нас кроме Оби-Вана и Асоки. И Падме… Ей еще столько предстоит сделать, а ее репутации только повредит, если кто-то узнает, что мы были женаты… После того, как ну… все случится, – он трудно сглотнул, – у Падме должен быть шанс вернуться к нормальной жизни. – После того, как случится – что? – спросил Кит Фисто, наклоняясь вперед на своем кресле. – Ты это о чем? Энакин пожал плечами – все же было очевидно – и сказал: – После того, как я умру. Эйла охнула – в тишине это прозвучало оглушительно – и быстро повернулась к Йоде. – Простите, магистр. Я думала, что Кеноби был хорошим учителем. – Так и есть! – взвыл Энакин, оскорбленный тем, что кто-то посмел усомниться в его мастере. – Тогда почему ты решил, что наказанием за твою дурость станет смерть? – резко поинтересовалась Шаак Ти. – Джедаи не убивают, Скайуокер, и ты должен бы знать об этом! Даже убийцу джедаев – мы не можем взять и казнить тебя! Ему оставалось только стоять и хлопать глазами. – Однако преступления тяжелы, – сказал Йода и покачал головой. – И никто из джедаев не сможет доверять тебе больше, после того как Темной стороны Силы коснулся ты. – И что теперь с ним делать? – спросил Кит Фисто. – Мы не можем убить – и простить это тоже невозможно! Йода помолчал какое-то время, а потом изрек: – Пусть Сила решает. Самый справедливый это судья и самый строгий – сразу после совести человеческой. Нет больше выбора иного. *** Асока стояла, прислонившись спиной к раме окна и сложив руки на груди. В глазах ее стояли слезы, а живот подводило от негодования и тревоги. Она чуть повела монтралами, услышав, что Оби-Ван вернулся из фрешера. Не удержалась – посмотрела на него. И почти перестала обижаться. Его волосы потемнели от влаги, то здесь, то там, мешаясь с веснушками и родинками на плечах и спине поблескивали капли воды. – Все равно не понимаю, зачем нарываться, Оби? – проныла она. Кеноби сел на краешек кровати и посмотрел на нее. Асока видела, как он устал. Как устал, и как его что-то жрет изнутри. Он был героем, спас положение, рискнул и выиграл, но что ж ему неймется?.. – Я думаю, это поможет мне найти покой. – Как? Ты опять будешь играть по их правилам? Они снова затянут ту же песню, не может Совет обойтись без рамок, в которые надо запихивать всех и вся. Нельзя брать форс-юзеров и запрещать им… запрещать, – она никак не могла одним словом выразить что именно. – Да все запрещать! – Дело ведь не только в запретах, милая, – улыбнулся Оби-Ван. – Дело в дисциплине. Дело в Пути… – Знаешь, какой недостаток у Пути, определенном Советом джедаев? – Тысячелетия… – Недостаток его в том, что он узкий! Шаг вправо, шаг влево – неизвестность и темнота. Узколобие – самая большая джедайская беда, а не Темная сторона. – Но Асока, согласись, без подготовки и наставления даже ты не достигла бы таких высот. Тогрута стремительно подошла к нему и опустилась на колени между его ног, вынуждая смотреть на нее сверху вниз. – Согласна. Но если бы мне не пришлось покинуть Орден, я бы никогда не узнала и половины того, что знаю сейчас. Я понимаю, как Орден важен для тебя… – Я делаю это не для Ордена. Я делаю это ради Энакина. Ради себя. Даже больше всего – ради себя, – произнес Оби-Ван, поглаживая большими пальцами синие полоски на ее лекку. – Пойми, мне нужно искупление, и я вижу его в прохождении Испытаний. – Упертый самец! – рыкнула Асока и обняла за талию, вжимаясь щекой в бедро. – Я с ума сойду! – Не сойдешь, – Оби-Ван гладил ее задний головной хвостик, успокаивая беспокойство, уговаривая принять его выбор. – Иначе с ума сойду я… – То, что ты вообще с ними согласился работать, должно для них быть счастьем. Ты самый лучший, магистр Кеноби, ты знаешь это? Он усмехнулся в ответ на похвалу. – Не они меня зовут и волнуют, а Сила, девочка моя. Я хочу быть с Силой после того, как уйду, а значит… Асока глухо взвыла, упираясь носом ему в солнечное сплетение. – Ну все! Звездам конец! Умолкни, мастер! Разговоры про то, куда и когда кто уходит мы отложим… пожалуй, навсегда! Прекрати. Серьезно. Меня это не успокаивает. Как и тот факт, что сами Испытания могут невероятно сблизить вас с Силой прямо на месте. Как мне не нравится эта криффова идея! – Но предчувствия плохого нет? – спросил Кеноби, и Асока вознамерилась уж было придушить его Силой или испепелить взглядом, но когда подняла глаза, увидела его улыбку, увидела чистую синеву его радужки – передумала. – Итак, все будет хорошо. – Но это означает воздержание и ограничения, Оби-Ван! У тебя совести совсем нет? – Я хоть немного отдохну, – поддразнил ее Кеноби и довольно не по-джедайски взвизгнул, когда она ущипнула его за бок. – Ты совсем загоняла старика… Эти слова он прошептал уже ей в губы, касаясь нежно, мягко и уверенно. *** – Войти можешь ты, молодой Кеноби, – Йода не открыл глаз, просто указал Оби-Вану на место для медитации. – Тревогу чую я. Зря волнуешься. Оби-Ван присел на краешек мягкой круглой подушки и сцепил ладони в рукавах туники. – Я хочу пройти Испытания вместе с Энакином. Магистр открыл сначала один зеленый глаз, потом и второй. – Не тебе наказание назначено. Что хочешь доказать? – Я не хочу ничего доказывать. Поведение Энакина во многом результат моего наставничества. Поэтому, уверен, что и главные испытания мы должны пройти вместе, дабы… – Остановись, Оби-Ван. Пока Скайуокер будет бороться со своими демонами, чего ты планируешь достичь? – У меня тоже демонов хватает. И я чувствую, что нельзя пытаться строить новый порядок, не пройдя старый путь до конца. – Тут прав ты, юный Оби-Ван. И ты, и Энакин как должно пройти посвящение не успели. Путь рыцаря пройти до конца хочешь ты, хотя опыт позволит тебе на звание гранд-мастера претендовать? – И на этом остановиться. Я не останусь после того, как Орден будет восстановлен. Об этом никто не знает пока, но я не хочу оставаться верным ни одной системе. Единение с Силой, ее пути меня волнуют. – Семью ты хочешь, Оби-Ван. За себя и за мастера своего старого жаждешь этого. Кеноби покраснел от того, что все его продуманные реплики Йода даже не заметил, как сквозь прозрачное стекло заглянув прямиком в душу. – Иную судьбу для тебя я всегда видел. Тяжелую. Достойную. Одинокую. Но переписать ее ты смог. Оби-Ван молчал, нервно теребя бороду. – Раз уж Сила позволила, то кто я, чтобы противиться. Разрешение помочь Энакину пройти Испытания ты получаешь. Условия, однако, будут. Примете оба обещание воздержания и изоляции, вспомните кодекс мастера и падавана. Сразу и учителем, и учеником будет каждый из вас. Если Сила примет раскаяние и искупление ваше, будете посвящены в рыцари. Занять место в Совете ты сможешь. Скайуокер сможет продолжить тренировки и укрепление в Светлой стороне. Разойдутся ваши пути с момента этого, довершив изменения, что начаты были на Мустафаре. Идти можешь, Оби-Ван. Кеноби поднялся, запахнулся в плащ, и уже почти переступил порог комнаты, когда вдруг Йода сказал: – Ладони покажи мне. Оби-Ван вздрогнул, и вдоль позвоночника будто заледенело. Но он подчинился – сопротивляться воле Йоды было бесполезно, да и незачем. Его большие руки древний магистр долго крутил в своих трехпалых зеленых руках – следов на коже уже почти не осталось, даже темные пятна на предплечьях, вдоль вен, и те прошли. – Не Темной стороны это творение. Успокоиться можешь ты. Отчаяние понимает даже Сила. Юная Тано может рассказать об этом тебе. Спроси. Она с тобой душу пополам свою разделит. – В буквальном смысле? – тупо переспросил Оби-Ван. – Глупый самец, – закатил глаза Йода. – Если нужно будет говорить, девочке передай, я жду ее. Мне тоже, вижу, нужно вину искупить. – Спасибо, магистр. Спасибо! – В роль падавана не вживайся сильно, Оби-Ван. – Иногда мне кажется, что я из нее никогда и не выходил, – вздохнул Кеноби со смесью грусти и веселья. – Не тебе только кажется так, – произнес Йода и закрыл глаза. Оби-Ван постоял немного в растерянности, не зная, как понимать слова магистра, но потом сообразил, что тот погрузился в транс, и покинул наконец комнату. *** Оби-Вану с Энакином пришлось собрать немногочисленные пожитки и перебраться в свои старые комнаты в стенах Храма. Внутри находиться было тяжко. Быть бок о бок с Энакином тоже не так легко давалось – они уже давно перестали быть учителем и падаваном, переросли эти отношения и в какой-то мере стали намного меньшим друг другу. Наверстывать предстояло очень много. В первый день они убрали в комнатах, вытряхивали пыль и воспоминания, впервые за долгие годы ели вместе, наливали друг другу чай и не встречались глазами. Все время они молчали, давясь словами и неловкими улыбками. Кем они стали и куда движутся? Только Сила позволит ответить на эти вопросы. С раннего утра они медитировали вместе, и Оби-Ван чувствовал, как звенит внутри него старая ниточка связи. Но предательство не давало с чистым сердцем откликнуться. Он просил Скайуокера подождать. Дать ему еще немного времени. На закате Энакин принес ножницы и положил их на маленький стол между ними. Ему как всегда не терпелось начать. – Ты позволишь? – голос его охрип от суточного молчания. – Только если ты позволишь в ответ. – Да. Ты первый тогда? По старшинству. – Шуточки про возраст не очень уместны. Уголок губ Скайуокера дернулся вверх, но тут же вернулся на место. Кеноби поднял тяжелые ножницы, потянулся вперед и выбрал в кудрях Энакина прядь подлиннее. Примерившись, вздохнув он сложил лезвия – чик! Ножницы вернул на место, а прядь волос, расправив, положил перед собой. Энакин проделал то же самое с ним. Держал ножницы он неловко – еще не совсем привык к новому протезу, хотя тренировался уже на достойном уровне. Оби-Ван вздрогнул, когда над ним клацнули ножницы. Скайуокер положил прядь волос перед собой, и Кеноби с грустью заметил в своих волосах серебряные прожилки. Потом Энакин вытащил из кармана туники россыпь тонких шнурков из кожи. – У Падме взял, – объяснил он и сделал знак Оби-Вану подвинуться ближе. Его механические пальцы справлялись с плетением на удивление хорошо. Он вплел в волосы Оби-Вана прямо за ухом свою волнистую темную прядь, закрепил место сцепки шнурком и доплел до конца. Кеноби чувствовал, как косичка – как же давно он носил такую же! С какой же гордостью! – завернулась к шее, щекоча в непривычном месте. Теперь была его очередь. Для сцепки он выбрал синий шнурочек, вплетая свою рыжину в русые волосы Энакина. Плотные стежки косички усмирили дикие локоны, вытянувшись ниже плеча. – Все, – сказал он, закончив. – Спасибо, учитель. – Пожалуйста, падаван мой. – А отчего бы нам теперь не подраться? – спросил Энакин, вскинув бровь. – Не вижу ни одного объективного препятствия. С этим они направились в ближайший тренировочный зал, ежась от гнетущего впечатления пустого крыла Храма, где жили пока только они двое – ищущие свой Путь. *** – Уверена, что мы можем тут находиться? – шепотом спросила Падме, прижимая к груди датапад. Расстаться с сенаторами и совещаниями ее как-то удалось уговорить, но вот расстаться с любимой работой – ни в какую. – Мастер Йода мне разрешил, – Асока свесилась вниз с балкона, окружавшего тренировочный зал по периметру, и с восторгом наблюдала за спаррингом. – О-о-о, отличный удар, Скайгай, вот только он тебе не поможет… Давай, Оби, так его! – Тебе, – подчеркнула Падме, – а… – И я даже не джедай фактически, – Асока ее опередила, – но все равно имею право тут быть. И можешь послать подальше любого, кто усомнится в твоем таком же праве. Вот прямо так и скажи – идите вы на… – Асока! – прошипела Амидала. – Я никогда!.. – Ага, рассказывай, – Асока глянула на нее из-под правого лекку. – Слышала я от тебя на Татуине пару таких словечек, которые благовоспитанные барышни вроде бывшей королевы Набу и знать не должны. – Случайно вырвалось, – с достоинством сообщила Падме, скосила глаза вниз и тут же чуть не подпрыгнула на месте, схватила Асоку за руку. – Ничего себе, что они вытворяют! Я не думала, что так можно! – Выпендрежники, – фыркнула Асока. Наблюдать за тренировками Оби-Вана и Энакина было одно удовольствие и в старые добрые времена; надо сказать, сейчас мало что изменилось. Начали они осторожно, с классических стоек и четких фигур, постепенно прощупывая слабые места друг друга, а потом разошлись. Будто поймали какой-то им одним слышный ритм, настроились на волну: Энакин атаковал, нанося резкий удар сверху, но Оби-Ван закрылся блоком, уходя назад и заманивая того за собой, потом крутанулся и прыгнул, отвоевывая лучшую позицию. Энакин хмыкнул, отвесил шутливый поклон и резко бросился вперед, стараясь поймать Кеноби врасплох, но наткнулся на плотную защиту. Асока наблюдала за ними сощурившись – Сила позволяла следить за движением лайтсэйберов, а для Падме, наверное, мечи были похожи на полыхающие круги света. – Ему не хватает скорости, – пробормотала Асока, – удары мощные, но он скоро устанет, а Оби даже не запыхался. – Они не должны, я не знаю, использовать какие-нибудь тренировочные мечи? – спросила Падме, вцепившись в свой пад побелевшими пальцами. – Не волнуйся! Правда, не беспокойся, я сто раз видела, как они такое проделывают! – И это было до того, как Энакин перешел на Темную сторону и пытался нас всех убить. Асока хмыкнула и покосилась на Амидалу: – Не волнуйся, я сказала! Отлично, да, давай! – взвизгнула она, когда Оби-Ван провел подсечку, заставил Энакина отступить – и немедленно вернулся к обороне Соресу, закрываясь от очередного удара в размах. – Шпилька, ты за кого болеешь? – возмутился Скайуокер. – Прости, Скайгай, сегодня не за тебя! – подразнила она, практически укладываясь на перила балкона. И Энакин, и Оби-Ван уже были мокрыми от пота, и Асока не могла отвести глаз от тонкой, изящной фигуры Кеноби. Она хотела прижаться к нему сзади, почувствовать его запах, стянуть грязную рубашку и забраться пальцами под пояс штанов, ощутить, как колются жесткие волоски в паху… – …не понимаю, зачем. – А? Ты о чем? – голос Падме вывел ее из задумчивости, и Асока ругнулась на себя – что за досада, как только им с Оби запретили заниматься сексом, все вокруг стало только с ним ассоциироваться! Но смотреть на этот безумный спарринг и не возбудиться было просто невозможно. – Падаванские косички, – у Падме порозовели щеки, и Асока вдруг поняла, что не одна она наслаждается видом. – Не могу понять, куда вы клоните, сенатор, – пропела она самым нежным своим голосом. Амидала прочистила горло: – Ну, понимаешь, очень непривычно… Я, конечно, видела Энакина, когда он был падаваном, так что ничего особо неожиданного. Но все равно как-то… – Странно, – заключила Асока, глядя на Оби-Вана. Рубашка на нем промокла и облепила тело, можно было рассмотреть, как двигаются мышцы на спине. – Ваши человеческие волосы такие странные! Иногда бывает, на вид такие жесткие, а прикоснуться – мягонькие! Падме повернула голову и сурово, очень по-сенаторски на нее посмотрела. – Асока?.. – Да не притворяйся! – хихикнула та. – Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Амидала пожала плечами, взгляд у нее затуманился: – У Энакина ужасно непослушные волосы. Как говорят приметы у нас на Набу, характер тоже соответствует… – А где вы поженились? – между делом спросила Асока, краем глаза наблюдая, что творилось внизу. Они дрались уже около часа, но ни один, ни другой не желал сдавать позиций. Асока знала, что даже несмотря на джедайские способности они должны с ног валиться от усталости. Может быть, это поможет выпустить пар. – О, это было на берегу озера… – мечтательно улыбаясь, Падме пустилась в воспоминания о церемонии. – Совсем никого, только мы и наши дроиды, и после того, как мы произнесли клятвы, Энакин взял меня за руку… Стоп, Асока, а почему ты спрашиваешь? – Просто так, – та захлопала ресницами, приняв невинный вид. – Мне просто стало интересно. Амидала сощурилась: – А Оби-Ван знает? – Знает что? Что мне интересно, как и когда мой бывший мастер наставил рога Ордену? Ну разумеется! Хоть кому-то удалось! До Испытаний два дня, сама понимаешь, я даже не уверена, что все пройдет гладко… Падме мигом помрачнела, вспомнила, наверное, что у Скайуокера дела обстоят еще похуже, чем у Оби-Вана. – Я не хочу беспокоить его понапрасну, но каждую минуту думаю, что Сила разлучит нас, и… ой, Эни, осторожно! Он отвлекся буквально на долю секунды, но и этого мига Оби-Вану хватило, чтобы провести выпад и остановить лайтсэйбер в миллиметре от шеи Энакина. Падме охнула, хлопнула себя по рту ладошкой и замерла. Энакин скосил глаза и разочарованно выдохнул. – Похоже, ты проиграл, – миролюбиво заметил Кеноби. Асока захлопала в ладоши, не скрывая своего восхищения. Оби-Ван отсалютовал ей сэйбером и отключил его, оттер рукавом пот с лица и ухмыльнулся – весело, как будто только что выиграл в увлекательной игре. Энакин обиженно глянул на Падме – она развела руками, извиняясь, – и он передумал дуться, повернулся обратно к Кеноби и поклонился ему, церемонно и торжественно. – Спасибо за бой, учитель. – О, серьезно? – фыркнул Оби-Ван, подхватил полотенце со скамьи и уткнулся в него лицом. – Всегда пожалуйста. – Я бы поздравила победителя, но мне запрещено, – Асока сверлила глазами его затылок, пока Кеноби не повернулся и посмотрел на нее. – Так что придется подождать. – Я бы утешила проигравшего, – в тон к ней произнесла Амидала, – но, похоже, сама виновата в его поражении… Мужчины, вы можете заниматься чем-то менее травмоопасным в свободное время? – Нет, не можем, – в унисон отозвались они. Энакин ухмыльнулся и добавил: – Кто знает, когда еще у тебя выдастся шанс выиграть у меня, Оби-Ван. Тот в отместку запустил в него полотенцем. Асока чувствовала их обоих через связь, и это было абсолютно потрясающе. Как раньше, когда она была падаваном Скайуокера, и в то же время совершенно по-новому – с Оби-Ваном. Она чувствовала тепло и свет – неуверенные такие, еще слабые – со стороны Энакина, и невероятно сильные – от Оби-Вана. Если бы не тревога перед Испытаниями, она бы могла сказать, что абсолютно счастлива сейчас… *** Он поймал отзвук чужого кошмара через связь – и сразу не понял, кому он принадлежит, не осознал – сон ли, видение. Неэкранированная, чистая боль, смятение и ужас. Но ничего явного: бесконечный туман и пустота, эхо криков и печальные глаза Асоки, свое собственное лицо, искаженное ненавистью и страхом. Энакин толком не сообразил, что происходит, а ноги уже несли его к Оби-Вану. Кеноби лежал навзничь, уткнувшись лицом в сгиб локтя, и Энакину пришлось встряхнуть его пару раз, прежде чем тот встрепенулся и сел. Мигнул пару раз, соображая, где находится, и, кажется, удивился, когда увидел своего бывшего падавана. Может быть, Энакину показалось, а может, его правая рука действительно потянулась к лайтсэйберу на поясе. – Я думал, что только за мной закреплено право отрубаться во время медитаций, – Энакин чуть отстранился, присел на пятки и поднял руки в воздух, показывая, что не собирается нападать. – Вот еще, – хриплым со сна голосом отозвался Оби-Ван. Прочесал пальцами волосы, задумчиво потеребил косичку – как Энакин ни старался, не мог вспомнить, была ли у него такая привычка, когда они только познакомились. Все это, казалось, было не тринадцать лет назад, а гораздо больше. Воспоминания о Квай-Гоне не стирались со временем, а только становились более четкими, но какие-то мелкие детали расплывались, теряли важность, и Энакин снова и снова сожалел, что не смог сохранить их в памяти как следует. – Что случилось? – тревожно спросила Асока в его голове. Кеноби, наверное, сразу же закрылся, а вот она вопила – радуется, наверное, что есть возможность отомстить за все причиненные неприятности. Энакин на нее даже не сердился. – Кошмар – лаконично отозвался он. – Я позабочусь о нем. Не волнуйся. – Скайгай. Скайгай! Оби-Ван… пожалуйста, будьте в порядке, вы оба… – Что тебе снилось? – осторожно спросил Энакин, колеблясь – то ли прикоснуться к Оби-Вану, предложить поддержку, то ли наоборот, лучше не трогать его. Тот потер лицо рукой и пробормотал: – Ты сам видел. – Не слишком отчетливо. Это было видение? – Энакин старался, чтобы вопрос прозвучал непринужденно, но Оби-Ван все равно среагировал, убрал руку и взглянул на него глазами, пронзительно ясными в полумраке комнаты. – Нет, – медленно отозвался он. – Просто кошмар. И нет, привилегии на кошмары у тебя тоже нет. – Да уж, знаю, – фыркнул Энакин, поднялся на ноги и пошел во фрешер. Набрал стакан воды, вернулся и протянул Оби-Вану. Снова устроился рядом, на полу, ковырнул пальцами левой руки перчатку на правой. Новая, непривычная, но он тренировался до изнеможения, чтобы как можно скорее приспособиться к протезу. – Что ты хочешь, Энакин? – Сам не знаю, – он пожал плечами, не поднимая взгляда, а потом признался. – Я хочу знать, что случилось. – Что случилось где? – голосом, преисполненным терпения, произнес Кеноби. – Когда вы улетели с Корусанта. На Дантуине. Все это время – как вы сумели?.. – он не мог сформулировать правильно, не мог подобрать слова. – Сумели выжить?.. Не потерять надежду?.. – Оби-Ван пожал плечами. – Я не уверен. Мы просто делали то, что должны, и не задумывались, что будет дальше. До того, как Падме связалась со мной, до внезапного появления Асоки на Татуине… Он покачал головой, глядя в сторону. – Ты действительно любишь ее, – тихо сказал Энакин. Какая-то часть его ликовала внутри – теперь Оби-Ван мог понять его по-настоящему! Наконец-то они были на равных – хотя бы здесь, в этой точке. Но кроме этого он ощущал и сочувствие – это было смешно и нелепо, но только теперь, осознав весь кошмар, вызванный потерей Падме, он увидел всю глубину последствий, увидел – и ужаснулся. – Люблю, – согласился Кеноби, просто и искренне. – И боюсь за нее. Когда она полетела на Дромунд-Каас, когда была на Коррибане, и когда я увидел ее рядом с Палпатином… вас обоих рядом с этим монстром… Во сне я потерял вас – и тебя, и Асоку. Не знал, как дальше жить. Не видение, простой кошмар, но довольно мерзкий. Он помолчал некоторое время, и Энакину снова захотелось извиниться – и просить прощения до тех пор, пока тень, набежавшая на лицо прежнего мастера, не развеется навсегда. – И поэтому я должен пройти Испытание, – пожал плечами Оби-Ван, как будто предстоящее было не сложнее очередной дипломатической миссии. – Я знаю, ты выдержишь, – Энакин поймал его взгляд и слабо улыбнулся, пытаясь передать столько поддержки, сколько это было возможно. – Ты этого достоин, и всегда был! Ты самый настоящий джедай, тебя бы никогда ничего не запутало, никто бы не смог… – он замолчал, не договорив, мотнул головой. Скривился и неловко добавил. – Ты бы никогда не соблазнился Темной стороной. Оби-Ван молчал, размышляя над его словами. Покосился на свои ладони, снова передернул плечами. – Асока не позволит, – продолжая улыбаться, добавил Энакин. – Они с Падме похожи – готовы пройти половину галактики и сражаться за нас зубами и ногтями. Это как-то… – Обескураживает, – подытожил Оби-Ван. – Точно. – Особенно когда ты сказал про зубы… Энакин фыркнул, вспоминая острые клычки тогруты, но тут же попытался прогнать эту мысль. Однако его бывший падаван, целующий его бывшего учителя – не та картинка, которую можно так просто стереть из памяти. – Я пообещал ей позаботиться о тебе. Оби-Ван, который уже встал на ноги и пытался размять затекшую шею, удивленно уставился на него сверху вниз. – Когда это? – Только что. Она тоже почувствовала, вот и заволновалась… – Мне нужно больше времени уделять ментальным щитам, – пробормотал тот и направился к фрешеру умываться. – Шпилька? – осторожно потянулся Энакин к Асоке. Осознанно это почему-то выходило сложнее – наверное, потому, что всякие психические трюки ему никогда не удавались. – Да, – связь с ее стороны подрагивала от нетерпения. – Все хорошо? Он в порядке? Ты в порядке? С Оби все хорошо?.. – Все нормально. Мы продержимся. – Ладно, – она все еще волновалась, но хотела верить, что он говорит правду. – Передай ему… нет, ничего не передавай, он и так знает. Ну, Скайгай, прекрати смеяться! – Не буду, – заверил он ее. И, поколебавшись, тоже спросил. – А как Падме?.. – Вся в работе. У нас новый канцлер, ты в курсе? – Нет, – он на мгновение прикрыл глаза, вспоминая о том, что жизнь существовала и за стенами джедайского Храма. И что в настоящий момент она как раз била ключом. Вот только ему было абсолютно наплевать на все происходящие перемены, с удивлением понял Энакин. Асока хихикнула – он услышал ее смешок так явственно, как будто она сидела рядом. – Она волнуется, Скайгай. Волнуется и ждет не дождется, когда все закончится. – И я тоже, – послал он ей в ответ. – Я тоже… *** – На изоляцию не очень это похоже, мастер, – заметил Йода, постукивая посохом по мягкому и упругому покрытию тренировочного зала. Оби-Ван метнул виноватый взгляд на балкон, где Асока тут же нырнула за перила. – Монтралы поздно прятать, юная Асока. Энакину хотелось сквозь землю провалиться, но он видел, что старый джедай улыбается. – Спускайся, Шпилька, – махнул Скайуокер рукой, – тебя застукали. Выделываться Тано не стала, а потому через ограждение не перемахнула – спустилась по ступеням. Кеноби вдруг дара речи лишился, потому что на мгновение, какие-то доли секунды он увидел не теперешнюю Асоку – она и сейчас могла завладеть вниманием, будь здоров – но более зрелую: с гордо поднятой головой, несущую себя с поистине королевским достоинством, но с самой мягкой и женственной улыбкой на пухлых губах. Быстро моргнув, Оби-Ван тряхнул взмокшей челкой, чтобы разглядеть Асоку, как она есть – озорную, бурлящую юностью, но уже далеко не ребенка. Это видение дало еще одну подсказку – с каждым днем он становился ближе к Силе, связывался с ней плотнее и был еще на шаг дальше по пути Испытаний. Взрослая Асока Тано может и растворилась в вероятном будущем, но остался ее новый наряд – обтягивающие штаны и легкомысленную тунику с вырезом, которая Кеноби не до конца устраивала, она сменила на платье, подчеркивающее изгибы, но тем не менее как-то прячущее ее фигуру. Длинная юбка колыхалась при каждом шаге, заставляя следить за движениями. Отметил Кеноби и смену украшений, и новый пояс с рукоятями лайтсэйберов – сейчас они скорее были украшением. Энакин, недотепа невоспитанный, хрюкнул в ладонь, и Тано без церемоний пнула его носком сапожка по голени. – Я тоже беру кое-какие уроки, – оправдалась она, пожала плечами и косо ухмыльнулась. – Выглядишь великолепно, – тихо сказал Кеноби, хотя на языке вертелись совсем другие слова. Йода похихикал в ладонь. – Магистр, простите, что вторглась… – Пришла раз уж, то будь полезной, – предложил он. – С утра завтрашнего Храм закрыт будет для посторонних. А сегодня помочь сможешь своим учителям. – Хорошо, что мне делать? – то, что с завтрашнего утра она не сможет даже украдкой проникнуть сюда, чтобы наблюдать за ними, ее расстроило, но Асока смогла этого почти не показать. Йода поманил ее пальцем за собой, и они удалились в одно из соседних с залом помещений. – Напомни мне, чтобы я как следует поблагодарил Падме, – потупившись, сказал Оби-Ван. Энакин в этот раз откровенно заржал. – Напомню! И не раз, учитель мой! – Энакин, – Кеноби вскинул бровь и принял стойку, выпуская на свободу ледяной огонь лезвия своего сэйбера. – Не отвлекайся! – Конечно! – все еще посмеиваясь отозвался Скайуокер. И тут же напал на Оби-Вана, занося меч из-за головы. Они практически вернулись к тому, на чем их прервал Йода, как он снова остановил их увлеченный танец. – Джедаи, не позабыли вы о бывшем падаване Тано? Она помогать желала. Асока неловко улыбнулась и подошла к Энакину, привстала на цыпочки и плотно завязала ему глаза куском совершенно непрозрачной, но легкой как вуаль ткани. Оби-Ван покорно склонил голову для того, чтобы она проделала то же самое с ним. Асока успела огладить кончиками пальцев его уши, и большими пальцами жадно тронуть губы. – Юнлинг любой с этим справится, – произнес Йода, – тем более, что противника знаете своего. Асока сняла с пояса обе рукояти и активировала мечи. Энакин и Оби-Ван по обе стороны от нее сделали то же самое, добавляя белому огню ее оружия немного холодной синевы. – Нападайте, джентльмены, – предложила она, едва успевая уйти от рубящего замаха Скайуокера. Они и вслепую показывали класс, вынуждена была признать Асока, наступая с обеих сторон. Она вдруг с негодованием поняла, что Оби-Ван нагло использует помимо обостренных Силой инстинктов еще и их связь, точно зная где она будет. Пришлось ей усилить щит, перепрыгнуть через Энакина в двойном сальто и шлепнуть Кеноби по заднице. – Не жульничай, – предупредила она. Двигаясь бесшумно и лихо, она дважды стравила их между собой, наблюдая со стороны, но уже спустя полминуты Асока пыхтя отбивалась от синхронной атаки, размышляя, как бы не попасть в клещи, потому что уползать в юбке на четвереньках ей не сильно улыбалось. Йода наблюдал за сражением то прикладывая ладонь ко лбу, то хмурясь, то с одобрением кивая. Асока же подметила, что против ее совершенно дикой, достроенной на основе боя Энакина и только отработанных приемов Соресу, подсмотренных у Оби, они выступали командой – сплавленной, сшитой, сросшейся. Годы, проведенные вместе, все же не были вычеркнуты и вымараны полугодием темного кошмара. Наблюдать за ними всегда было удовольствием, а сейчас стало приятно вдвойне. – Дыши тише, – бросил Энакин своим учительским тоном. – Ты за собой следи! Топочешь, как таунтаун, – срезал его Кеноби. – Как у тебя ноги работают? Энакин умолк, и в этой тишине напряженным гулом взвыли на три голоса два меча Асоки и клинок Оби-Вана. Кеноби открыл ее для атаки Энакина… Но ненадолго, она пнула его в грудь ногой, выворачивая один из сэйберов как раз вовремя, чтобы блокировать Скайуокера. Топал он или нет, а бил до сих пор со всей своей непереводящейся дури – аж запястье заныло. Пока она открутилась от Энакина, на ноги твердо встал Оби-Ван, и Асока вдруг с досадой осознала, что два слепых джедая зажали ее таки в клещи и деваться ей было некуда – клинок Энакина обжигал задний лекку, а луч меча Оби-Вана вибрировал напротив ее сердца. – Сдаюсь! – выдохнула она. – Все, молодцы. Тяжело дышали и Оби-Ван с Энакином. Они погасили свои сэйберы и стянули повязки, поворачиваясь к Йоде. – Повезло вам, что падавану в голову пришло пожалеть вас. Иначе не выиграть было. – Ты поддавалась? – возмутился Энакин. Асока задыхалась, никак не могла перевести дыхание после всех перебежек, перекатов, сальто и прыжков с помощью Силы и без оной, но кивнула, расплываясь в улыбке. – Скайгай, проходи Испытания, а там мы подлатаем твою самооценку. Спасибо за оказанную честь, – поклонилась она, – магистры. И за урок. Оби-Ван тепло улыбнулся и быстро обнял ее одной рукой. – Вы закончили, наконец? У меня чуть сердце не остановилось! – раздался сверху голос Падме. – Все хорошо, сенатор, – Энакин задрал голову и лыбился как полоумный. – Никто не поранился. – Постарайтесь так и впредь! – она подмигнула ему и послала воздушный поцелуй. – Увидимся после Испытания! Оби-Ван с Энакином так и стояли посреди зала, взмокшие, уставшие, но счастливые. Им не нужно было даже смотреть друг на друга, чтобы знать, о чем каждый думает. Они закончили день растяжкой и совместной медитацией, чувствуя снова тот уютный и родной покой, что они знали до того, как началась война клонов, до того, как Республика погрязла в хаосе, до того, как ухо Энакина обжег световой меч, обрывая его отрочество в угоду войне. Энакин, несмотря на смутное желание погрузиться в мрачные размышления, все же справился с собой, позаботился о чае для себя и Оби-Вана. Кеноби, правда, почти весь вечер провел с отсутствующим видом, мягко и растерянно улыбаясь в ответ на все вопросительные взгляды. – Прости, Энакин. Я рассеян и никак не могу сосредоточиться. – Наверное, мы просто устали. Пойдем отдыхать? *** Скайуокер хоть и заснул без задних ног, но насладиться полноценным отдыхом не вышло. Он не видел кошмаров, как Оби-Ван прошлой ночью, но вскочил весь в слезах и с сердцем, колотящимся о грудную клетку. Он вытирал слезы, но меньше их не становилось, потому что его переполнял не ужас и страх, не обреченное отчаяние и пустота, а наоборот, затапливающее и бесконечное, теплое и непрерывное чувство – благодарности и любви, уважения и вины. Эта гремучая смесь пережимала ему горло, не давая вздохнуть, не отпуская. Ему снились одинокие горячие дни и холодные песчаные ночи человека, преданного и постоянно ругающего себя за эту преданность, но неспособного поступить иначе. За другого он вздрагивал от боли и его вместо этого человека наполняла радость за самые мелкие достижения мелкого белобрысого мальчишки. Энакин никогда бы не перепутал Татуин ни с одним другим местом на земле. И в мальчишке сначала вдруг опознал себя, понадеявшись, что Сила пытается рассказать хотя бы что-то о настоящем отце. Потом понял, что это не его история – более родные, чем отцовские, глаза показывают ему то… то чего уже не будет. Или что будет, но уже совсем иначе. Растерянный и незамеченный, он наблюдал, как проносятся мимо дни, как седеют виски Оби-Вана, как серебрится его борода, как он увлеченно болтает с мертвыми, и они ему отвечают. Как его учитель теряет связь с этим миром, плачет по ночам, заговаривается и сочиняет местной ребятне самые захватывающие истории. Он звал Кеноби, он кричал и просил не сходить с ума, и плакал. Потому что было невыносимо наблюдать за тем, как Оби-Ван приносит себя в жертву. Ради него. Платит за то, что он натворил. Бережет свет и надежду, которые Энакин оставил раздавленному им самим миру… Даже проснувшись, он чувствовал, как еще жжет колени песок Татуина и взгляд мальчишки жжет сердце – его глаза, глаза его сына. Энакин сглотнул и вытер глаза перчаткой. И только тогда заметил темный силуэт Оби-Вана, одним плечом опершегося на дверной косяк. Будто почувствовав его беспомощность, Кеноби подошел, протянул Энакину стакан с водой, взъерошил ему волосы и направился к выходу. – Оби…неужели… – Не бросил бы, – перебил незавершенный вопрос Оби-Ван. – Я чую, Испытания начались, падаван. До рассвета еще далеко. Поспи. Да пребудет с тобой Сила. – Пребудет она и с тобой, Оби-Ван. Скайуокер осушил стакан, завернулся в одеяло и заставил себя закрыть глаза. Люк… интересно, кто ж это придумал, так сына назвать?