flamma et glaciem

      — Я просто хочу сказать, что ваши теории более чем ошибочны. У них нет научных обоснований. Так ведь?       — Единственное, что я могу сказать в свою защиту — это то, что после разрушения Инсомнии выжило до безобразия мало гражданских, не говоря уж об интеллигенции, а именно учёных. Потому для возрождения науки мы пригласили иностранных специалистов. Они могли быть агентами Нифльхейма, патриотами павшего государства, а потому есть вероятность, что они предоставляли ложную отчётную информацию, — неожиданно серьёзно углубился в рассуждение юный король.       — О чём и речь. А я могу рассказать вам то, что было на самом деле, потому прошу отпустить меня, — девушка пихнула локтём стоящего неподвижно, как соляной столбик, охранника, глянув на него самым тяжёлым взглядом, что имелся у неё в арсенале. И тут же осеклась, задержав взгляд на чертах лица, воспроизводя в памяти последний раз, когда она их видела. — Постойте. Вы ведь знали Никса, так? Знаете о его роли в победе над Глаукой?       Мужчина как-то сразу изменился в лице. Прежде неподвижно направленный на гостью взгляд виновато скосился влево.       — Никс? Никс Ульрик? Я видел его имя в документах по «Королевскому Мечу». «Золотой мальчик», — девушка в неодобрении закусила губу, — как его описывает в характеристике капитан… Драутос. Maledictus nothus*, — Ноктис внезапно вспотевшими пальцами провёл по подлокотнику, вызвав мерзкий скрип, ударивший по ушам. — Прошу прощения. Не могу простить ему убийство моего отца. Эта рана только начинает корочкой покрываться, — молодой король пока не обладал той выдержкой и статностью, которая присуща членам королевской семьи, что прививается с малолетства, но по причине того, что принц провел своё детство, грубо говоря, в песочнице с простым пацаньём, тот был несколько неотёсан в плане характера. Нельзя было сказать, что старый король не следил за сыном, просто он изъявил желание, чтобы Ноктис рос в простых условиях, дабы в будущем он понимал, как живет и чем думает обыкновенный люд.       — Ферон, я полагаю, — девушка обратилась к охраннику. Кусочечные воспоминания неторопливо собирались в единую мозаику.       — Даже спрашивать не хочу, откуда вам известно моё имя. Ведовство, более чем уверен, — мужчина на автоматизме, скорее, положил руку на кобуру. Он, как и Бетти, с которой они общались более ближе, чем-то позволяет понятие дружбы, с первобытным страхом и недоверием относился к тому самому слову, что начинается на «м» и заканчивается на «я».       — Я не знаю ни одного человека, который был бы способен к телепатии. Это не более чем обросшие слухами и домыслами истории о высоком навыке интуиции, я вам скажу. На дворе век развитой науки и технологии. Перестаньте уже жить сказками, — завелась Каролина с Ферона, прикидывавшимся, будто бы он не в теме. — Правда ведь намного проще и доступнее.       Ноктис с интересом поглаживал двумя пальцами чуть пробивающуюся щетину на подбородке. Кажется, сейчас последует какая-то интересная история. Король понял, что Кэри говорить и рассказывать любит, зачастую приплетая мелкие подробности, однако, они не надоедали и не путали, а лишь вызывали больший интерес.       — Это было буквально за неделю до одного инцидента, — поставила логическое ударение девушка. — Была приятная летняя ночь. Казалось, будто тогда распустились все цветы города — от мелких и невзрачных до больших, пёстрых настолько, что яркостью своею могли служить фонариком. Из-за этого Инсомния наполнилась смесью чудных ароматов, порой неожиданных настолько, что хотелось остановиться и распробовать их, попытаться понять, запах каких цветов входит в их состав, чтобы потом нарвать их себе домой да положить в дальний ящик трюмо, дабы позже время от времени доставать и наслаждаться тем, какое неземное сочетание сотворила мать-природа, — Каролина вела закадычную беседу, словно рассказывала эту историю другу. — Я прогуливалась с Никсом Ульриком после посиделок с его компанией. Хорошие ребята были. И не было в них ни капли презрения ко мне несмотря на то что я была не из их компании.       Норман, молча стоя за колоннами, конспектировал всё, что ведала девушка, дабы потом вместе с Ноктисом внимательно всё разобрать, ибо внезапно, ни с того ни с сего зашедшая тема про какого-то Меча подсказывала управляющему, что речь об Ульрике была заведена не зря после поднятия вопроса про спасение Лунафрейи.       — Он всё ворчал в шутку, что слишком уж бабский запах цветов стоит в городе. Но на деле ему нравилось. Всё же лучше, чем если бы стоял плотной желтоватой дымкой запах фекалий из отдаленных от центра города районах, — сама того не зная, девушка напомнила королю про проблему, которую Ноктису на заспанную голову решать не хотелось. Он был готов зуб дать, что сейчас отец на той стороне поморщился, стыдясь перед другими правителями Люциса за нерадивого сына. — Мерно шагая с ним по вымощенной ещё несколько веков назад улочке, мы о чём-то тихо переговаривались, кажется, об ужасных мозолях на костяшках пальцев ног из-за чересчур интенсивных тренировок, отчего я прихрамывала и шла медленнее обычного, хотя я любитель быстрой ходьбы, — Норман едва поспевал записывать ключевые моменты из повествования Каролины, потому сильно давил ручкой на пергамент, местами разрывая его. — Я еле успевала за ним, ну дык, мужик высокий и статный и ноги соответствующие. Никс выдал дерзкую ухмылочку и предложил понести меня на руках. «Как только кольцо с бриллиантом предложишь и к ЗАГСу приведёшь, так сразу», — был ответ, с оного Ульрик прыснул. Остановившись, чтобы подложить лист подорожника под багряно-красный задник, кончики пальцев при нажатии пропитывались кровью, я наклонилась и чуть ли носом не уткнулась в клумбу у входа в дорогой бутик одежды. В поле зрения попала россыпь мелких белых цветочков на сочно-зелёной ножке, пахнущая мёдом так привлекательно, что я б съела. Их аромат казался мне смутно знакомым, и секунду спустя меня прошибла волна ностальгических воспоминаний по детству. Цветы эти окружали меня в родном посёлке с самого рождения, там их любили высаживать, так как они были неприхотливы и симпатичны, да и исходящий от них райский запах чего только стоил. Когда-то у меня была коса до пояса, именно такая, какую в сказках и легендах все красавицы носят. В неё мои подруги любили вплетать те самые цветы, и нежнее сочетания русых, пшеничных волос и медвяно-пахнущих цветков оттенка парного молока мир ещё не знал. Захотелось мне ту же самую операцию произвести с косичками Никса, да и не только потому, что подобных у меня уже более чем десять лет не было, а так как цветы подходили ему, сладкие такие же, как пастила, сахарные… — когда речь заходила об Ульрике, девушку всегда заносило немного не в ту степь.       Норман на этой ноте поднял взгляд от пергамента. Он прокашлялся, изумившись с неожиданного подбора эпитета к Никсу Ульрику, каноничному вояке, как ему казалось, без тени нежной стороны в характере, намекнув рассказчице вернуться с небес на землю.       Девушка выдохнула в смущении воздух, на секунду отвернулась, прикрыв порозовевшее лицо ладонью.       — За-го-во-ри-лась.       Ноктис подбадривающе приподнял уголки губ, склонив голову набок. Густая чёрная чёлка упала на глаза, король поморщился, чувствуя против воли поступающие от раздражения волосами слёзы, и откинул рукой прядь смоляного цвета с лица. Часть волос закрутилась вокруг кольца, да, того самого кольца королей Люциса.       Кэри обратила внимание на красивую, но отнюдь не безделушку, и именно вид этого колечка мигом вернул её к реальности из полностью пленящих мысли мечт о Никсе Ульрике. Если честно, она даже и не знала, как относиться к этому предмету. Как у медали две стороны, так и позиций у Каролины была пара. Первая: ей нужно было быть по гроб благодарной кольцу и чуть ли не молиться на ушедших королей Люциса за то, что они дали дозволение Никсу воспользоваться им, и тот сделал это с честью и чувством гордости за Родину, за Короля, да так, что теперь сотни тысяч других людей живут в мире, чего и хотел Никс. Эгоистичная вторая настойчиво лезла в голову и передавала такую мысль, что, не оказавшись бы сей чудный агрегат на пальце Ульрика, то тот был бы жив-здоров как молодой, как крепенький огурчик в самом соку.       Воцарилось молчание. Норман, словно у него в горле разрасталась пустыня, кхекхекал от пересохшего горла чуть ли не через каждые тридцать секунд.       — Я… я вернусь к повествованию, хорошо? — подтолкнутая намёками, продолжила вещать девушка. — Медовики эти, как называют цветы в народе, дали бы с волосами Никса, как мне казалось, идеальное, написанное самой природой сочетание. Просто представьте. Белые, как облачко на играющем лазурью небе в весенний полдень, крошечные цветы и волосы с таким оттенком, которым обладает море в холодных краях. Вот и получается какое-нибудь море на Севере, что может быть спокойным в своём холоде, если захочет — покажет всю свою ярость, и морскую пену, роль которой выполняют цветы. Что-то непоколебимое, могучее и что-то хрупкое, мимолетное. Разве не прекрасен сей антагонизм? Он попал мне в самое сердце, на поражение, а потому рука моя тайком от камер по-змеиному шнырнула в клумбу и двумя пальцами отщипнула несколько стебельков, сок попал на кончики пальцев, делая их блестящими в огнях заполночной Инсомнии. Быстро разогнув спину, я подскочила к Никсу, стоявшем в сторонке, постукивая ботинком по серым плиткам. Когда его схватили за шею и подтянули пониже, Ульрик издал удивленный вздох, увидев моё сосредоточенное лицо с по-гномьи нахмуренными бровями, что всегда умиляло мужчину так, что губы складывались в улыбку, способную вытащить твоё настроение из полного дерьма. Никс был приятно поражен близостью наших лиц, ведь я выставила вокруг себя неприступную даже для самого лучшего тарана стену, отгородясь от любых отношений. Но от возникновения симпатий это не спасало. И они возникли — отчетливо ощущаемые, но скрупулёзно скрытые под вуалью отводящих внимание слов. Ульрик вытащил руку из кармана и положил её мне на плечо в предвкушении возможного поцелуя («Я думал, что ты именно ради этого меня за шею потянула! Так ведь все девушки делают, когда хотят поцелуя. Но нет же. Только не ты. Ох, чудная! Но именно это мне в тебе и нравится»), крупная ладонь Никса не показалась мне тяжелой, она наоборот легла очень мягко и легко. Но заместо прикосновения губ и дальнейшего ими исполнения страстного фламенко, он ощутил, как с него стягивают резинки для волос, распуская прическу. Тёмные пряди завились и действительно были подобны волнам глубокого синего моря.       — Какого?.. Я их всё утро заплетал! — в оторопи произнёс Никс       — Новые заплету. Модные, с цветочками, будешь как какая-нибудь топовая мадам с Интернета. Не забудь потом селфи выложить и словить кучу лайков, — я по-дружески стебалась, не имея желания обидеть.       — Зато меня ждёт популярность, а тебя — нет, потому что кое-кто косички не любит, — отшутился Ульрик.       — Я в них как первоклашка выгляжу. Ну к чёрту, — пробубнила я, перебирая шелковистые волосы и складывая их в косички, добавив в каждое звено по нерастратившему свой аромат цветку. — Кривые, правда. Как и мои руки, растущие прямиком из пятой точки, — рука в напряжении соскочила на шею Никса, на самое чувствительное её место, которое Никс отметил для привлечения внимания. Тонкая, с геометрической точки зрения идеальная татуировка в виде ломаной линии цвета воронова крыла, начинающаяся с задней части уха и заканчивающаяся недалеко от основания шеи. Именно её я случайно коснулась, его ангел, существо, недоступное простому смертному, и вдруг дотронулось до него, человека недостойного такого, как считал Никс.       — Нет. Нет-нет-нет-нет. Даже не думай себя так называть. Кривые руки у тех, кто творит нехорошие дела. А ты… — глубоко вздохнул Никс, даже не зная, какой комплимент сказать. — Укушу, если какую-нибудь гадость про себя скажешь.       — Да я сама тебя укушу, — Ульрику не удалось сдержать ухмылку.       А ведь я укусила. Откусила, вернее будет сказать, один из цветков в косичке, который довел меня своим аппетитным ароматом мёда.       — Облом, — торжественно провозгласила я, отмечая расширившиеся от неприятного удивления глаза Никса. Я бы зарисовала это, если бы умела, настолько это было комично.       — Ты показываешь себя передо мной как бесстрашную шутницу. А вот хватит ли у тебя духу залезть в королевский дворец?       — Я туда одна не полезу. Ничего не знаю. Никогда не была там.       — Таки я проведу экскурсию как раз. Покажу тронный зал, который большинство только на рисунке в учебнике по истории видело. Не отказывайся от этого выходного предложения…       — Иди-ка ты в торгаши. Из тебя лучший рекламщик, чем Меч, — фыркнула я, прервав пиар-компанию предложения Ульрика.       Но Никс, словно не заметив очередную остроту, коих тогда было много, продолжил: — Плюсом ты идёшь со мной, — Никс намекающе приподнял бровь.       — Мотивировать ты умеешь. Хорошо, я рискну принять участие в этом предприятии только потому, что… — я выдержала паузу, — увижу трон короля Региса, а он мой кумир с тех самых пор, как я обосновалась в Инсомнии, — надо сказать, что у Ноктиса в этот момент сердце защемило в гордости за отца, и вряд ли девушка хотела этими словами польстить сыну Региса.       Ульрик наигранно простонал.       — Какое же ты всё-таки хамло.       — Э-хе-хе. Множество лет жизни коту под хвост не ушли. Я хоть чему-то научилась.       — Я тебя точно укушу.       — Если можно, то в шейку, — Никс закатил глаза, а в следующую секунду надумал, что ему тоже пора поиздеваться, потому обхватил меня в подмышках, показушно раскрыл рот, обнажив два ряда ровных зубов, отчего меня начала гложить зависть, что мне, например, не повезло с такими родиться, и зарычал, делая вид, что хочет вонзить мне их в шею       — Я же шутила! Пусти, ирод! — я завизжала так, что жители близлежащих домов прильнули к окнам, чтобы посмотреть, кого там убивают-насилуют.       — Будет тебе урок, — назидательно произнёс Ульрик. — Шутки шутками, но… Ты согласна? Или разойдёмся по домам и проведём каждый типичный рутинный остаток вечера?       — Господи, конечно же да. Только ты меня отведи к замку. У меня плохо с чувством ориентации.

***

      — Так значит, вы на незаконных основаниях проникли на частную собственность? Произвели вторжение, выражаясь правовым языком? И, судя по всему, не понесли никакой ответственности, — гневался Норман, прервав повествование.       — Да, в документах по вам, — Ноктис поднял взгляд в потолок, словно это могло помочь вспомнить нужное, — нет отметок о судимости.       — Позор охране. Феро-о-он! — зычным голосом окликнул горе-охранника управляющий.       — Не время устраивать разборки, Норман. Я очень хочу послушать. Мне нравится неторопливый в плане повествования, с наличием множества описаний стиль речи. Каролина, вы не хотите, случаем, переквалифицироваться в придворную писательницу? Вам бы пошло это на пользу.       — Мне более чем неудобно отказывать сыну моего кумира, но мне к душе больше лежит должность Хранителя. Позже объясню, почему.       — Я не серчаю, вы не подумайте.       — Хорошо. Если ваш моральный компас не начнёт сходить с ума от истории криминальных похождений Никса Ульрика и Каролины Силвер, то я продолжу…       — За что я люблю Инсомнию, так за то, как она выглядит в сумерках. Не зря же её так назвали — «Бессонница». Наверное для того, чтобы намекнуть приезжим на то, что истинные горожане здесь не спят, а бдят по ночам, прогуливаясь после рабочего дня, хохоча на всю улицу и идиотничая, а может, тихо переговариваясь о чём-то, мерно вышагивая, смотря на архитектурные сооружения белого в основном цвета, который наиболее выигрышно смотрится в свете луны, и надо было отметить, что если до восстановления Инсомнии архитектура была выполнена в старых, так сказать, стилях, то сейчас к реконструированным постройкам добавили модерна, показывая тем самым, что Люцис движется вперёд, но не оставляя прошлое позади, не забывая его и увековечивая в памятниках. Было бы, конечно, замечательно, проникнуть прямо через главный вход, ведь Никс на тот момент был переведён на должность охранника дворца, но это никак бы не помогло объяснить моё присутствие там, если бы кто-то обнаружил нас. Можно было бы сказать, что это я незаконно проникла, а Никс меня задержал, мол, по долгу службы, герой сегодняшнего дня и так далее, но ничем хорошим бы это не закончилось ни для меня, ни для яиц Ульрика, которые я бы отморозила. Нашла бы способ. Сейчас бы точно смогла это сделать, будь он жив, — Кэри сжала ладонь, концентрируя в ней магию, и выбрасывающим движением подняла её ввысь. Маленькая снежная вьюга завихрилась в воздухе и быстро растаяла, выпав на пол дождиком.       Ферон потоптался на месте, ощущая возникшее на нервной почве покалывание в той самой парной части мужского тела, которую упомянула девушка, как только вспомнил её недоброжелательное к себе отношение.       — С Никсом два сапога пара, — тихонько поразмыслил вслух Теллер.       — Я Ульрику сразу сказала, что через центральный вход не полезу. Тогда он, изобразив самодовольную улыбку, согнулся в пояснице и лёгким бегом отправился в сторону лестницы. Резиновая подошва ботинок приглушала стук от шагов Никса отнюдь-не-пушинки-Ульрика. А лестница, к слову, вела как раз к главному входу.       — Говнюк! — громким шёпотом окликнула я его.       В тишине, нарушаемой лишь звоном лунного света, звук явно подавленного смешка был отчётливо различим.       Вся эта ситуация напоминала каждому из нас беззаботное детство, а именно игру в прятки, шалость, только в этом случае вовсе не безобидная. Лично Никса это заставило вспомнить, как он однажды тоже ночью, кстати, полез в соседские виноградники, прихватив с собой пухляша ещё тогда Либертуса, последнему сие путешествие далось нелегко, ибо лазать через заборы на раз-два, как это делал Ульрик, малыш Остиум на тот момент не мог.       Кто ж знал, что делать мне придется почти то же самое. Ой смеху было, когда Никс провел параллель с тем позорищем, о котором я сейчас поведаю.       Этот показушник неожиданно закосил вправо от дверей, забрался на широкие каменные перила, ловко пробежался по ним, балансируя руками, до того, чтобы он впечатался в стену, оставался где-то метр, и вдруг прыгнул, ухватившись огрубевшими ладонями о шершавую поверхность, они не чувствовали боли уже, но нежные, продуманные касания почему-то да. Несколько раз пошаркал ногами по стене, удобно расставляя их.       — И на что он надеется? — проворчала я, расположившись на нижних ступенях лестницы, сняв кеды, чтобы ранки от мозолей не мокли и заживали быстрее. Прохладный воздух успокаивающе щекотал подсыхающие корки, он был настолько насыщен ароматами различных растений, в том числе и целебных, что, казалось, лечил даже.       Лазание по стенам и прочие акробатические приёмчики — это одни из тех вещей, которые мне не дадутся никогда. Были времена, когда по городу можно было видеть Мечей в процессе тренировки на местности, как это называл Драутос. То, как они элегантно переносили себя с одной точки пространства на другую при помощи кинжала, завораживало меня и позже начало смешить, так как при этом упражнении полы их мундиров, чёрных мундиров поднимались и ещё как развевались на ветру, за что я дала Мечам прозвище «Чёрные Плащи». На этот мультик я подсадила чуть ли не всех Мечей, которые как дети малые сидели и умилялись, а Никс, правда, поначалу плевался с него, критикуя главного героя как горе-защитника, но в итоге тоже сломался и вместе с остальными растекался радугой.       Остальные жители в восторге от скачущей по крышам боевой элиты не были, боялись, что кто-нибудь возьмет и упадет им на голову, потому люди со связями по военной части передавали прогнозы «погоды» в массы, сопровождая их следующими словами: «Облачно: возможны осадки в виде нерасторопных агентов «Королевского Меча».       — И как ты мне предлагаешь туда забраться? И зачем, собственно? — протянула я, выпрямляя ноги по длине лестницы. Могло показаться, что я загораю. Ульрик на секунду задержал взгляд на этом зрелище.       — А я тебя подтяну, — Ульрик с улыбкой чеширского кота присел на корточки, чем напомнил мне какого-то ассасина, и, если бы тот был в боевой форме, можно было бы накинуть ему на голову капюшон, и тогда бы исполнилась моя детская наивная мечта ребёнка, перечитавшего ветхих книжек и передающихся из рук в руки комиксов, — увидеть члена древнего ордена убийц. Он опёрся ладонью о край бордюра, переклонился через него так низко, что на секунду у меня закололо сердце, и волна жара пронеслась от висков к пятам, хотя Ульрик и не такие кульбиты выделывал.       Я лениво поднялась с лестницы, взяв в руки кеды, и босиком на носочках отправилась к Никсу, камень аж скрипел под кожей, настолько он был чист и отполирован.       — Может, есть другой способ? — жалобно протянула я, глянув на отнюдь не низкую стену и своим хилые руки. Ноги-то были о-го-го, спасибо балетным танцам.       — Ты сама на это согласилась, — повел бровями Никс.       — Да как я могла такому услужливому пи… кхе-кхе, — чуть ли не сматерившись, передавая буквально этот милый диалог, девушка словила смешок от Ферона и остолбенелый взгляд от Нормана, который застыл с ручкой, не зная, писать ли ему это непотребное слово или заменить на синонимичное с меньшей эмоциональной окраской.       — … отказать.       — Приятно слышать лесть от такой хорошенькой девушки, — Ульрик знал, о да, он был прекрасно осведомлён о своём шарме, как внешнем, так и внутреннем. Но слышать этому подтверждение было в разы приятнее, чем признавать самому.       Никс почувствовал мой смущённый взгляд, что заставило вернуться только ушедшие мурашки, появляющиеся у Ульрика каждый раз, когда тот включал героя-любовника и входил в раж.       — Эй, а теперь помоги мне взобраться, — я очень вовремя сообразила начать надевать кеды, наклонившись при этом, ибо если бы я села, то от усталости за день и несчастных, пострадавших от тренировки ног уже бы не встала. Частичный вид моей пятой точки поначалу смутил Ульрика, но вскоре тот залип на зрелище, глядя свысока на чуть прикрытые подолом юбки приятные взору округлости, отчего вид только больше интриговал. Да, я была в платье. Только ради Кроу, чтобы чуть-чуть привить ей женственность своим образом, а она ей к лицу. Когда я разогнула поясницу, недоумённо уставилась на Никса, точнее, на его выражение лица, которое было, словно бы он увидел что-то прекрасное, богоподобное. Позже раздался приглушенный в ладошку вопль.       — Какой я везунчик!       К слову, до меня дошло только после его смерти, что речь была о моей заднице.       Ферон попытался подавить улыбку, опустил голову. Втайне он признал парой Никса и Кэри, уж больно мило и забавно звучало описание их взаимоотношений. Даже несмотря на то что один из них — маг.       Далее Каролина при помощи Никса взобралась наверх, в процессе чего, неуклюже оперевшись ногой о стену, чуть ли не упала и сильно порезала ладони, пытаясь схватиться за что-нибудь. Её вовремя поймали и поставили на бордюр обеими ногами, после осматривают состояние ладоней, отчего она ловит невероятный кайф. С ладонями всё будет в порядке, только шрамов побольше прибавится, на которые будет залипать Никс, водя по ним пальцем. Аккуратно, чтобы девушка опять не свалилась, они последовали вправо к окну, которое открыто и не имеет защиты, через него попали в холл, где в том числе находится и по сей день стойка Бетти. Никс её недолюбливал, потому они пошли пакостить. На столе Кэри обнаружила помаду какой-то солидной марки и, не посмотрев на цвет, нанесла. Хочется ведь роскошь вкусить.       — Рыжий тебе не идет, — и это на самом деле так.       — Спасибо, но я в тюрьму и не собиралась, если только мы не попадёмся страже или ты меня не сдашь, — отсылка к цвету одежды заключенных. А вдруг в Люцисе тоже оранжевая форма у арестантов.       Посмеиваясь, Кэри и Никс подошли к дверям в тронный зал, и тут дошло до них, что они-то заперты. Тогда Никс снял с головы девушки заколку, пообещав, что тоже потом поработает парикмахером, и приступил к взлому. Естественно, что всё просто так не поддастся, но путём воздействия на замок огнем металл стал более податливым, и заколка успешно выступила в роли отмычки. Когда попали в тронный зал, у Каролины рот открылся от красоты, пусть даже и видном в одном только лунном свете, в то время, как Ульрик такой реакции не выказывал — он этот интерьер видел десятки раз. Прошёл со девушкой по залу, рассказывал те факты, которые знает об этом месте. Вот тебе и экскурсия. Но вдруг резко двери, которые они вроде как заперли, раскрылись, и столб света падает на пол, доходя чуть ли не до лестницы, ведущей к трону. Никс и Каролина спрятались за колоннами и начали наблюдение за тем, кто вошел, готовясь играть в кошки-мышки — из помещения было несколько выходов, но времени их искать не было. По силуэту Никс понял, что это Ферон. Но вместо того, чтобы сжаться в стену при виде капитана стражи, он браво вышел ему навстречу, потянув девушку с собой за руку. Ульрик не боялся. А почему? Теллера, однажды возомнившего себе, что рядовая стража круче Мечей, отмутузил Пельна, не особо способный боец и маг, после чего он трепетал перед Мечами, а, увидев самого способного из них, тот не посмел даже шелохнуться. Потому Ульрик свободно прошёл мимо него, успокаивающе то и дело глядя на девушку, и они вышли из замка тем же маршрутом. Никс спустился с бордюра первым, так как Каролина не могла из-за израненных ладоней адекватно слезть, то просто прыгает на Никса. Её ловят, и всё это так романтично со стороны смотрелось, но она сказала ему, что ноги делать надо, а не флиртовать, в очередной раз за тот день обламывая горе-влюблённого.       Закончив рассказ, Каролина объяснила Ноктису, почему она, собственно, пошла в Хранители и отказалась от предложения короля.       А работала она на этой должности для того, чтобы постоянно контактировать с информацией о Никсе. Работа эта непростая, но девушка не могла уйти с неё, ибо преследовала одну цель.       Отдать все собранные об Ульрике данные Ноктису, чтобы тот узнал об истинном герое войны, о том, кто уничтожил убийцу его отца. Чтобы исполнилась его мечта — стать героем, чтобы его славили в веках, чтобы каждый ребенок знал его имя, чтобы каждый мальчик брал его своим идеалом. А подтвердит это всё Ферон, который уже не может отрицать факт наличия его знакомства с Никсом.       Кэри попросила Ноктиса установить Никсу памятник.       Она передала документы по Ульрику королю на рассмотрение. В ответ услышала, что, когда памятник будет готов, она получит особое приглашение на его открытие.       Через несколько месяцев девушка получила богато украшенное письмо, запечатанное сургучом, где нашла приглашение. Открытие памятника произошло напротив дворца, то есть на площади. Церемонию открытия вели Ноктис и Лунафрейя. Кэри очень неприятно было рядом с ней находиться, так как она косвенно винит Луну в смерти Никса.       Произносились торжественные речи, где Никса восхваляли как великого спасителя. Когда очередь дошла до девушки, то она опустила все эти уже замусоленные подробности о его героизме и рассказала о нём как о простом смертном человеке, молча плача в процессе повествования. Ещё больнее стало, когда Каролина вдруг заметила в толпе Либертуса. Когда он обнаружил, что она увидела его, он развернулся и ушёл. Итогом церемонии стало снятие покрывала со скульптуры.