What have you done today to make you feel proud? It’s never too late to try. Proud, Heather Small
Газ открыла глаза. На самом деле получилось это с трудом, с нескольких попыток. Сколько она была в отключке - Газ не знала, но пока было не до решения простых вопросов. Сердце колотилось как бешеное, воздуха для дыхания не хватало, во рту – жуткая оскомина, а сфокусировать зрение даже на крупных предметах обихода, таких как дверь или люстра на потолке, оказалось проблематично. Ей удалось повернуть голову – рядом с ней на полу валялись часы, на которых высвечивалось 12:42. - Ах… что за… Газ понравились эти цифры, но, поскольку сил не было, она снова закрыла глаза. В следующий раз, когда она их открыла, часы показывали уже 18:53. Зато на этот раз ей удалось встать на четвереньки и даже кое-как доползти до компьютера, который валялся на стуле. В последнее время она стала замечать, что все окружающие ее вещи стремятся ближе к земле, и она в том числе. Том бы мог что-то рассказать ей про гравитацию, но его теперь не было, зато оставались мелкие радости. Газ не помнила, ни во что, ни с кем вчера играла онлайн, ни когда отрубилась, ни что вообще такое было это вчера. Последним четким воспоминанием оказалась ругань с заправщиком за то, что она просила 30 литров, а не полный бак, когда пару дней назад выезжала в город затариваться наркотой. Возможно, вчера она немного перебрала? Это следовало проверить! Шкатулка с добром валялась на комоде, но по дороге к ней Газ непреднамеренно заглянула в зеркало и не удивилась: губы синие, лицо серо-желтое, под глазами – черные круги. Щеки совсем ввалились, ключицы торчали, словно подплечники от пиджака. В нечесаных волосах торчал какой-то мусор и что-то липкое. В лучшем случае - жвачка. - Фуу! Газ стало противно. Она нашарила между окурками сигарет на тумбочке какие-то таблетки и проглотила несколько – был ли это валиум или экстези на тот момент ее совсем не волновало. Однако через полчаса в голове немного прояснилось. Ее затошнило: Газ осознала, что в доме слишком затхлый воздух, возможно из-за гнилых остатков еды, на которых уже ползали личинки. Они с Томом так и не поставили антимоскитные сетки... …Газ переоделась в относительно чистую хлопчатобумажную футболку и вязаную белую короткую юбку, натянула резиновые сапоги и, неуверенно переступая через разбросанные по всему дому пустые бутылки, одежду, битую посуду и прочий хлам, вышла во двор. От прохладного воздуха по телу тут же прошла волна озноба, но при этом холода как бы и не чувствовалось. Как и боли от необработанной раны на бедре – иначе, почему она не хромала? Кажется, она вчера навернулась на лестнице и распорола мышцы об железный угол декоративной подставки для цветов. Или же это был торшер? Газ обошла вокруг дома два раза, растянувшись на гравии и набив новые синяки на колени и локти благодаря дурацкому садовому шлангу. Вспомнив чью-то мать и долбаный садовый инвентарь, который приходилось обходить стороной, немного успокоилась. Ведь если бы она пошла на прогулку в лес, то в ее теперешнем состоянии могла бы и заблудиться, а как потом добраться до… так во что она там вчера играла? Газ с досады хлопнула себя по лбу – если уже вечер, ей давно пора в интернет. И чего-нибудь выпить не помешало бы, если еще осталось. Насколько Газ смогла сообразить, в доме еще оставались колеса и, возможно, грамм-два. Насчет алкоголя она была не уверена. Размышляя о том, сможет ли она добраться до ближайшего населенного пункта чтобы пополнить запасы, может быть даже какой-нибудь еды купить, йогуртов, например, и блок сигарет, взгляд Газ упал на летающую тарелку – то есть, рабочую пристройку Тома, формой напоминающую торпеду или огурец, со стройным рядом солнечных батарей и прочих девайсов на крыше, и выкрашенную в цвет светлый хаки. Обычно она редко туда заходила – только чтобы что-то убрать, если Том просил, а после его исчезновения до сих пор там не была. Возможно, в этом причудливом инженерном бункере еще остались какие-нибудь запасы? Преисполнившись решимости, хотя раненная нога наконец стала давать о себе знать и Газ начала чувствовать поднявшуюся температуру, она отправилась к пристройке. Запасная карточка-ключ оказалась на месте – между деталями ножек контейнера для мусора. …Несмотря на обилие приборов неизвестного Газ назначения и полуфабрикатных изделий, помещение выглядело гораздо опрятнее, чем ее дом, который превратился за последние несколько месяцев в помойку. Том всегда был очень аккуратным и заставлял всех окружающих придерживаться порядка. Газ провела пальцем по планшетным телевизионным панелям, на которых слой пыли уже превышал толщину самих приемников, включила светомузыкальную сферу. Так и казалось, что позови Тома, его огненная голова вот-вот вынырнет из-под блоков арматуры и он, порывисто поправив очки, улыбнется уголками губ и спросит, доставили ли уже линзы для оптических инфраскопов и портвейн? - Да, алкоголь! - опомнившись от воспоминаний, Газ напомнила себе, зачем сюда пришла. Если еще оставалось пиво, то оно должно было храниться в холодильнике, но так как он был отключен, Газ особо не хотелось туда лазить. К тому же, пиво подошло бы на крайний случай - ее интересовало что-нибудь покрепче. Поэтому, стараясь ненароком не включить какой-нибудь прибор или робота-помощника, Газ стала проверять все известные ей ящики, которые Том использовал для бытовых нужд или связанной со служебной деятельностью бумагомарательской работой. К ее досаде, Газ нашла несколько пустых бутылок из-под вина и бренди в тумбе письменного стола. Но это не могло быть все! У Тома всегда был запас! Еще раз осмотрев помещение, Газ подумала о том, что алкоголь может находиться на одной из закрытых полок стеллажей, расположенных по другую сторону от письменного стола – там, где находилась зона отдыха: диван и несколько кресел для гостей. Правда, насколько Газ знала, Том не приглашал сюда чужих. О доме на сваях знали только Оливер и Диб, они же и приглашались Томом в рабочую пристройку для решения каких-то своих вопросов. В дом, где обитали Газ и Том, никаких визитеров никогда не звали. Один из отсеков ближайшего к креслу Тома стеллажа привлек внимание Газ тем, что дверца там была не железной, а изготовленной из полимерных материалов. Внутри Газ обнаружила фотокамеру и несколько информационных накопителей старого образца. Вздохнув, она продолжила исследование стеллажей, и наконец ее труд оказался вознагражден – на верхней полке соседнего шкафа она нашла несколько чистых склянок, початый «Джонни Уокер» и три бутылки «Хеннесси». Запаковав всю добычу с помощью механопленочного устройства, довольная Газ выключила электрорубильник и собиралась уже было покинуть пристройку, однако задержалась на пороге и вгляделась в темноту помещения. Запыленные аппараты, судьба снятых с производства приборов, поломанных модулей и незаконченных микросхем ее, разумеется, не волновали. Но что-то все равно было не правильно, что-то, осматривая это помещение, она упустила… Газ нашарила в кармане юбки электронный ключ и убедившись, что роботизированные устройства-помощники не начали автономную подзарядку, закрыла вход в пристройку. Однако смутное ощущение, что она что-то там заметила, что помогло бы ей понять, что случилось с Томом, не оставляло ее до дверей спальни. …А тогда она наконец поняла. Бросив добытый алкоголь на матрац, давно не знавший чистых простынь, Газ, проклиная беспорядок и смрад от дохлой летучей мыши, застрявшей в оконной раме, и стараясь снова не навернуться на лестнице, похромала что было сил обратно.***
Итак, фотокамера. Но не простая фотокамера, а карманный рентгеноскоп – оказалось, что именно этот факт и вызвал у Газ неясную тревогу. Ведь Том никогда не держал вблизи от себя устройств, принцип работы которых был связан с облучением. А тем более камер на дистанционном управлении в ожидающем режиме – зарядка устройства, разумеется, давно села, но Газ заметила, что затвор оставался на позиции «Включено». Никаких пультов и карт памяти или любых других устройств хранения и обработки полученной с помощью этого прибора информации она поблизости не нашла. Газ вернула камеру на место, но дверцу стеллажа закрывать не стала и присела отдохнуть в рабочее кресло Тома, обмахиваясь первым попавшимся под руку планшетом. Ей было душно, болела нога, а голова, казалось, просто раскалывалась. Пытаясь устроиться поудобнее, Газ обнаружила, что если повернуть верхнюю часть тела чуть в сторону, то становилось очевидным, что объектив фотокамеры прицельно выхватывал всю фигуру того, кто находился в кресле. Того, кто должен был находиться в этом кресле: Тома… - Вот дерьмо! Стараясь проигнорировать охвативший ее приступ паники и острое желание нюхнуть дозу, Газ, массируя виски, попыталась успокоиться и сосредоточиться на воспоминаниях…***
После того, как Том показал ей кто он на самом деле, Газ не видела его до следующего утра – а точнее, из окна спальни она наблюдала за тем как он, снова в человеческом обличье, садился в просигналивший об отъезде служебный лимузин. На запуск капсулы она решила не ехать – на такой подвиг у нее просто не было моральных сил, поэтому с утра пораньше Газ выпила треть бутылки русской водки и отключилась до вечера. О том, что запуск так и не состоялся, Газ узнала ночью из короткого звонка по рации от Оливера Фарнсворта. Он немного заикался и нес полную несуразицу о том, что Тома больше нет, и теперь они все сыграют в ящик. Газ тогда подумала, что пожилой юрист на почве прогрессирующей паранойи снова набрался в хлам. Однако когда на следующий день Газ хотела проехать на площадку, ее не пропустили еще на первом посту, где люди в военной форме сообщили, что она находится на объекте государственной собственности и обязана покинуть эту зону, если не хочет привлечения к уголовной ответственности. Все логотипы ВКП были заменены на предупреждения о видеонаблюдении. Не понимая, что происходит, Газ предприняла попытку прорваться для разговора с начальством, но ей заломили руки и наставили пистолет, а затем принудительно вывезли на ее же машине за 20-километровую зону, предупредив, что второго раза не будет. Газ тут же попыталась дозвониться Оливеру Фарнсворту и еще нескольким ученым и менеджерам, с которыми непосредственно она вела дела по космическому проекту и которым доверяла, но никто из них не отвечал. Отчаявшись, она позвонила отцу, который сообщил, что Диб в порядке, почему должен быть не в порядке?, но занят срочной работой, а самого его переводят в Неваду и он перезвонит когда сможет – и тут же положил трубку. Тогда Газ поехала в ближайший офис представительства ВКП в Нью-Мексико, но и там ее ждала неудача - здание было опечатано, и на входе стояла вооруженная охрана спецназа. Была уже поздняя ночь и, переночевав в машине, не зная, о чем и думать, Газ, не желая связываться с самолетами, отправилась по трассе на Нью-Йорк. Оливера Фарнсворта она поставила на автодозвон, но он по-прежнему не выходил на связь. Тревога за происходящее пересилила все разумные доводы, и Газ, решившись, набрала номер Тома. Но все с тем же успехом: ни сотовый, ни рация не отвечали. Когда Газ наконец стояла перед Центральным офисом ВКП, монтажники-высотники как раз снимали вывеску здания: последнее слово из трио Всемирная Корпорация Предприятий. Впрочем, в атриум ее пропустили, где любезная хостесс, которую Газ раньше никогда не видела, ткнув под нос какое-то удостоверение, вкратце объяснила, что корпорация обанкротилась, и если Газ является акционером, спонсором либо представителем трастового фонда, ее известят о порядке выплат компенсаций в кратчайшие сроки. Затем так же мило ее попросили уйти. Все это звучало как бред собачий. Купив на ближайшей раскладке «Нью-Йорк Таймс», Газ аж на 16 странице нашла упоминание о том, что в ВКП произошла смена руководства - и ни слова о том, что ей заявила барышня в Центральном офисе. Зато на развороте с криминальной хроникой значилось несколько неопознанных трупов, выловленных с утра пораньше в Гудзоне. Истерично засмеявшись над мыслью о том, что нужно будет скупить всю местную криминальную хронику, Газ поехала обратно в Нью-Мексико, в свой – теперь уже полностью только свой – дом на сваях на берегу озера. Первое время ей было страшно. Очень страшно. Просто жутко. Газ понимала, что ее могут забрать в любую минуту и в лучшем случае - отец сможет ее похоронить. Но прошел день, два, несколько недель, и ей уже стало хотеться, чтобы ее забрали. Жизнь стала казаться просто невыносимой. Через месяц в информационной газете, которую Газ начала выписывать, она прочитала, что были найдены тела бывшего руководителя ВКП (крупного конгломерата, специализирующегося преимущественно на инновационных технологиях, переименованного теперь в ТехноЭнтерпрайз) Оливера Фарнсворта вместе со своим весьма близким другом Огюстом Фергюсоном – владельцем престижного нью-йоркского рекламного агентства, - отдыхавших на популярном курорте в Швейцарии. По предварительным данным, они отправились на прогулку в обход туристических маршрутов, и их засыпало снежной лавиной. Тогда Газ возобновила попытки связаться с кем-нибудь из бывших сотрудников ВКП, и, в конце концов, ей удалось через родственников одного из ученых, которые работали над внутренней обшивкой капсулы, и с которыми она чаще всего общалась, разузнать его новый номер телефона. Сперва Клайв Грейвуд – Газ никак не могла ошибиться, уж слишком узнаваемый был у этого человека тембр голоса - помолчал в трубку, затем заявил, что с никакой Газ Мембрейн незнаком, что она ошиблась номером. На повторные ее вызовы профессор сообщил, что слыхом не слыхивал ни о каком космическом проекте ВКП, никогда на них не работал и попросил прекратить ему звонить, иначе он обратится в полицию. Связаться с Дибом Газ по-прежнему толком не могла – он постоянно был «вне зоны доступа», а если и перезванивал, то неопределенно сообщал, что очень занят и позвонит позже, а на электронную почту вовсе не отвечал. Отец сказал, что у Диба сверхсекретный проект, и очередная семейная встреча переносится на неопределенное время. А вскоре начались сны. Ей виделись безымянные люди в белых халатах, которые что-то записывали на блокнотных формах; оперблоки, барокамера, ванны, наполненные гелеобразными субстанциями и серые стены с решетками. Много трубок, игл, присоски, шлем, детектор; крупные лабораторные установки; целая галерея симуляторов, используемых для определения границ выносливости летчиками-испытателями. Иногда она видела и контрастные картинки, совсем не связанные с медицинской тематикой: рояль, теннисный стол, мини-футбол, бильярд, а стены помещений изобиловали цветастыми мотивами, и освещение было слишком домашним. А затем снова: белый потолок, прожекторы, латексные перчатки на десятке пар жадных до экспериментов рук и лабиринт переходов. Тома она не видела – просто знала, что он кричал или просил, а иногда не сопротивлялся. Его мысленные крики скорее всего были непроизвольными. Иногда он называл своих мучителей по именам, но Газ это ни о чем не говорило. Когда Тому было совсем плохо, она видела отрывистые абрисы его родной планеты – бирюзовые волны растительности, базальтовые породы, лучезарные небеса, светло-алый закат. Иногда эти картинки сменялись пустыней и фигурами аборигенов, одетых в полупрозрачные серебристые одежды, все как один с пронзительно желтыми глазами и кожей, похожей на наружный покров земноводных. У всех их были какие-то канистры за спиной и система трубочек, по которым циркулировала жидкость. Там были и дети. Газ знала, что среди них есть и дети Тома, вот только всё это были воспоминания - теперь они были мертвы. Реже она видела стеклообразные купола вычурных архитектурных построек, светящиеся всеми цветами радуги переходы между уровнями, световые переместители, твердую воду, ускорение, как энергетические пучки фиалкового оттенка, топливные кристаллы, радиоантенную прозрачную фольгу и все то, что она попросту не могла описать при помощи известных ей слов. Задыхаясь от увиденного, словно совершив самые крутые виражи на американских горках, Газ вплывала в зону вспышек яркого света, за которым следовала тишина в эфире. Она порой даже подпевала небытию: «Наземное управление обращается к майору Тому... Вы меня слышите, майор Том?..» Это была безумная смесь воспоминаний, настоящего и прошлого, отдаленного от Земли на тысячи или миллионы световых лет. Или же нужно было назвать это и прошлым и будущим, так как что-то из того, что ей приснилось, произошло где-то там еще в эпоху зарождения Солнечной системы, что-то в палеолите, а что-то произойдет, когда Газ, возможно, станет прапрабабушкой. Ей было больно видеть все эти проекции сознания Тома. Она понимала, что он еще жив, и кто-то пытается разобраться в функционировании его нервной деятельности, но совершенно ничем не могла ему помочь. Как не могла себе позволить снять соединяющий их на расстоянии приемник – когда-то подаренное Томом золотое кольцо. Она не знала, понимает ли он теперь, что она по-прежнему хочет ему помочь, но совершенно бессильна? В конце концов, она прекратила попытки сопротивляться неизвестно кому и что-то изменить. У нее не было никаких зацепок и связей, зато был свой дом, проверенный дилер и винный погреб. При таком раскладе сны, которые становились все менее четкими и редкими, стали восприниматься частью ирреальности, в которой отсутствовали понятия настоящих эмоций и чувств, и из которой Газ больше почти не выплывала. И, возможно, если бы не затопление погреба…***
Газ оторвалась от полудремы и, протерев глаза, снова взглянула на черно-фиолетовый глазок рентгеноскопа. Предатель следил за Томом, догадываясь о его происхождении, разузнавал все, вливался в доверие, и с помощью этого аппарата, когда подвернулась удобная возможность его использовать, получил доказательство правоты своих убеждений. Затем Тома забрали. Отрицать очевидное не было смысла. Также не было смысла гневаться, обвинять и тратить силы на ненависть, которая и без того душила, кипела и готова была прорвать тщательно выстроенные плотины абстрагирования от существования родственных уз. Вместо этого первым делом, вернувшись домой, Газ наскоро выбросила мусор и лишние вещи из комнаты, и, пока был соответствующий настрой, вылила содержимое добытых бутылок с алкоголем за окно, а также, твердя себе о том, что у нее наконец появился реальный шанс помочь Тому, избавилась от остатков наркоты. …Всю ночь Газ попеременно то сильно морозило, то бросало в жар, руки и ноги подергивались, она обильно потела. После убойной дозы валиума ей все же удалось заснуть, а на следующий день более-менее пришла она в себя ближе к вечеру. Тогда Газ и начала потихоньку приводить свою жизнь в порядок: выкурила с десяток сигарет, обработала рану, приняла душ, переоделась в более-менее приличную одежду, включила компьютер и, поставив на зарядку телефон, который уже несколько недель валялся выключенным, покопалась в старых файлах и нашла экстренный номер связи, который Диб ей дал, когда они еще были детьми, и брат заставлял играть с ним в спецагентов в обмен на то, что Газ сама решала, в какое заведение они пойдут на следующую семейную встречу. Этот номер телефона означал сигнал СОС, и Диб не мог не ответить. Она вызвала сеанс видеоконференции, на всякий случай дополнительно пометив сообщение грифом «Срочно!». Газ не сомневалась, что все сработает. Так и вышло. Через мгновение на засветившемся экране возникла голова ее брата, который казался чем-то очень недовольным и отмахнулся кому-то в сторону. - Я тебе позже перезвоню, ладно? - Нет. СЕЙЧАС, Диб. Детали интерьера были специально приглушены – трудно было сказать, находился ли он в офисе, на пляже или в лаборатории. Но Газ заметила воротник лабораторного халата и латексные перчатки, когда Диб поправлял гарнитуру. Газ закусила губу, борясь с искушением разбить рожу брата в мониторе и все испортить в самом начале. - Ну, ладно. Две минуты. Что случилось? Совсем паршиво выглядишь. Ты больна? Вопрос был задан так, словно брат спросил для проформы, что она съела на завтрак. Он очень холодно и брезгливо на нее смотрел, словно Газ была преступницей, замешанной по меньшей мере в серийных убийствах или террористкой. Затем она заметила, что Диб прищурился на ее локтевые сгибы. Подозревал? Не удивительно, учитывая то, как она теперь выглядела. Но Газ никогда не кололась, поэтому ложь была наполовину правдой. - Да. С печенью проблемы. - Это серьезно? Ты лечишься? Газ задержалась с ответом, не веря своим глазам, то есть показаниям навигатора: спутник определил, что Диб находился где-то на окраине Росуэлла. Недалеко… Аж никак не в Техасе, как уверял отец. - Да. Я немного запустила, но теперь все будет хорошо. - Ну смотри. Деньги нужны? – нехотя и вроде даже лениво спросил Диб. Он явно собирался побыстрее закончить разговор, поэтому Газ поспешила продолжить начатое, уже больше не столь уверенная в том, как именно стоит подойти к волнующей ее теме. - Нет. Мне нужно с тобой встретиться. - Нет, Газ. Сейчас это невозможно, - подумав немного, брат сухо и ясно отчеканил в ответ. Затем картинка на несколько секунд исказилась, и определитель сообщил Газ, что в эфир пустили помехи. Очевидно Дибу не понравилось, что сестра определила его приблизительное местоположение. Газ поняла, что смысла что-то выдумывать больше нет. - Диб, пожалуйста… Сосредотачиваясь на формулировке того, что она хотела спросить, Газ заметила, что Диб отошел куда-то в сторону. И только она собиралась осторожно начать допрос, как брат стал говорить сам. Маска безразличия вдруг сменилась на злобную… обиду? И с каждым новым его словом Газ чувствовала, как все ниже у нее опускаются руки. - Теперь ты просишь? Забавно. Когда я просил тебя рассказать, что происходит, - там, у арт-ресторана, когда мы в последний раз виделись, давно дело было, но ты помнишь конечно, - ты сыграла в дятла, дескать ничего не ведаю, не при делах… Если бы я тогда располагал хоть какими-то фактами, свидетельствующими о том, что ты можешь быть реально замешана, а не всего лишь в очередном порыве озлобления на свое рекламное агентство бросила все, и в отместку мне за старые недоразумения неофициально устроилась работать энной шестеркой на конкурента Проспектс, то семейная встреча закончилась бы совсем иначе… А сейчас радуйся тому, что сидишь там, где ты есть. И в дальнейшем предупреждаю: не лезь туда, куда не следует, если хочешь жить, - Диб чуть перевел дух и продолжил тираду. - Я, твою мать, ночами не сплю, чтобы разгребать то, что ты наделала! И еще запомни: не вздумай вмешивать отца, он не при чем, у него своя работа... А теперь, извини, я занят. Приятных выходных! - Нет! – но экран уже потух, и никто ее больше не слушал. Газ предполагала, что сегодня точно не заплачет, вне зависимости от результата разговора с братом, но слезы покатились сами собой помимо ее желания. И дело было не в том, что Диб ее грубо отшил – хотя раньше он никогда не позволял себе так с ней разговаривать. Скорей она позволяла себе язвительный тон разговора. Дело было в том, что он был не просто вовлечен в предательство Тома. Похоже, он этим всем руководил! …И Газ позволила слезам течь дальше. Ведь после того, как пройдет острая фаза душевного потрясения, ей станет легче, и тогда предстоит хорошенько обдумать, что из всего этого следует. А чтобы стало еще легче, нужно достать из мусорного ведра остатки кокса. Хоть бы не высыпался…