And I need you now tonight and I need you more than ever And if you only hold me tight we'll be holding on forever Total eclipse of the heart, Bonnie Tayler
До запуска оставалось два дня. Точнее – полтора. Старт капсулы был назначен на 8 часов вечера. Газ рассчитывала провести это время со своим гражданским мужем, так как во время заключительной фазы проекта Том уже ничего больше не пил, кроме крепкоалкогольных напитков, и ему в любое время могла потребоваться ее помощь. Однако он попросил его не беспокоить и отправился в свою рабочую пристройку, на подъездной дорожке к которой уже стояла припаркованной служебная машина Диба – черный Порш. К счастью, брат никогда не приглашался в ее с Томом дом на сваях, но Газ до сих пор не была уверена, известно ли Дибу о ее знакомстве и отношениях с Томом, и если да, то что конкретно. В те редкие моменты, когда брат с сестрой созванивались по телефону, разговор шел о всякой ерунде. Диб ей не говорил, что работает на ВКП, Газ в свою очередь тоже не поднимала разговор на эту тему. Он никогда больше не спрашивал о том, где и кем она работает, словно того странного разговора у ресторана не было вовсе. Обычно телефонные звонки сводились к уведомлению друг друга о том, что следующую семейную встречу следует перенести по таким-то причинам со стороны Газ или Диба. Что касается отца, то если он находился на континенте, учитывая современные технологии связи для решения неотложных вопросов, мог вырваться на встречу с семьей – хоть даже на Аляску, хоть во Флориду - почти всегда. Ему было все равно. На финальной стадии сдачи проекта Том стал много времени проводить с ее братом. У Газ до сих пор в голове не укладывалось, почему Том выбрал в ближайшее окружение разработчиков именно Диба, а не отца, чего по всем законам логики следовало ожидать, или какого-нибудь другого талантливого ученого с мировым именем. Ну, возможно, Диб был сверхинициативным и мыслил нестандартно. Или, возможно, это была своего рода производственная необходимость, так как Том как-то раз упомянул, что Диб во всем прекрасно разобрался еще до их индивидуальной встречи. Возможно, он считал, что близкородственная связь с Газ вызывает потенциальное доверие. Впрочем, нелюбовь к брату мешала ей объективно оценить участие Диба в космическом проекте. Она это понимала, но ничего не могла с собой поделать. …Газ, закурив самокрутку, наблюдала из окна второго этажа, как ее гражданский муж, спотыкаясь на крупных камнях дорожки, по зигзагообразной траектории подошел к Дибу, который уже успел побывать в пристройке, и, не обнаружив там хозяина, вышел во двор покурить. В знак приветствия Диб пожал боссу руку, а затем помог открыть раздвижную дверь студии, где они скрылись через мгновение. Некоторое время Газ еще постояла у окна, разумеется, не ожидая, что Диб, только приехав, тут же свалит обратно в свой подземный лабораторный комплекс. Ей просто было очень спокойно, хорошо и безразлично. Трава у нового дилера оказалась отменной. Однако навевала сон. Захватив с собой несколько чеков с коксом, для того чтобы сбить прикумаренный эффект и по дороге прийти в рабочее состояние, Газ вызвала водителя и, неспешно переодевшись в официально-деловую одежду, отправилась в Центр. Точнее – на первую стартовую площадку.***
Вечером Том заявил, что ему нельзя больше пить. А еще, что он где-то умудрился получить дозу облучения. Газ не представляла, как такое могло случиться, так как утечки радиации на периметре не могло произойти в принципе без того, чтобы она была поставлена в известность. Газ обзвонила все внутренние контрольные службы, вызвала техбригаду для дополнительной проверки секторов, где использовали радиоактивные изотопы и тяжелые металлы, однако результат оставался отрицательным. Газ несколько раз пыталась выяснить у Тома, куда конкретно он ходил днем, однако он раздражался на все ее расспросы и, в конце концов, хлопнув дверью кухни, где шел напряженный разговор, ушел в кинозал под крышей. Газ понимала взвинченное состояние своего гражданского мужа. Безусловно, Том очень нервничал перед запуском и поэтому, возможно, у него возникли какие-то разбалансировки работы внутренних органов, и при присутствии на интроскопии подопытных животных на МРТ, которые уже «полетали» в капсуле, он уловил магнитные поля, которые принял за рентгеновское излучение. Газ самой было не по себе. Она безоговорочно верила в успех предприятия, так как Том неоднократно заверял ее о том, что все его расчеты верны, капсула построена безупречно и не возникнет никаких осложнений, однако то, что Том собирался в состоянии невроза совершить попытку выйти в космический туннель, ее очень волновало. Почему обязательно он должен был стать первым пилотом? Ведь для этого есть же специально тренированные летчики-космонавты. Крепкие, здоровые. Почему правительство не вмешивается в подобный эксперимент? И как и почему до сих пор это удалось скрывать от внимания общественности? Газ отказывалась думать о том, что для Тома это путь в один конец. Он ведь говорил о том, что его людям нужна помощь, что их осталось совсем немного, и выстроенный туннель рассчитан для временного перемещения выживших, ведь для возобновления водных ресурсов его родины понадобится еще не одно десятилетие. И только тогда он уйдет и заберет Газ с собой. Так что волноваться не о чем. Не о чем волноваться. Верно? Газ отодвинула край бумажной скатерти и насыпала на стеклянную поверхность обеденного стола длинную дорожку. Вдохнув порошок, Газ привалилась на стул, так как ноги резко ослабели и перестали держать тело, а мозг перестал соображать вообще. Когда через какое-то время она немного пришла в себя, а в сердце и голове перестал стучать набат, Газ решила подняться к Тому. Если он ее прогонит, значит так и будет. …Однако когда она приотворила дверь, напоминающую скорее люк-задворку на субмарине, чем типичный для среднестатистического дома мещанина проем в стене для входа в помещение, хотя вокруг и мигали многочисленные картинки-проекции, кресло Тома было развернуто в сторону Газ. Том не сердился – нет, он улыбался, ждал ее. Он ведь ожидал, что она скоро придет и предложит заняться сексом. Газ улыбнулась в ответ: Том всегда знал все наперед – за минуту-две до того, как произойдет какое-то событие или кто-то что-то скажет. Пол в кинозале был жесткий и неудобный, покрыт каким-то особым полимерным материалом – никаких ковров, ведь вниз тоже проецировалось изображение. Возможно, Газ бы восприняла такое неудобство более остро, если бы не была под кайфом. Впрочем, начать она собиралась в кресле. Газ была одета в макси-сарафан пурпурного оттенка с черной вышивкой на лифе. Когда она, подойдя поближе к Тому, отбросив в сторону мягкие тапочки-вьетнамки и начала медленно стягивать с себя одежду, декоративный замочек от змейки совершенно некстати зацепился за ее высветленные до арктического блонда и заплетенные в дреды пряди волос. - Можно я? Не отрывая внимательного взгляда от ее глаз, Том привстал с места и протянул руку по направлению к ее волосам, мимоходом проведя пальцами линию от нижней челюсти до мочки уха. Газ судорожно выдохнула, когда его рука, справившись с проблемной застежкой, продолжила ласкать кожу у затылка, и, нажимая на какие-то чувствительные точки вдоль позвоночника, спустилась до копчика, а, очутившись на бедре, притянула Газ ближе. Сарафан упал на пол, белья под ним не было. Газ стояла полностью обнаженная перед любимым, который продолжал ласкать и целовать ее кожу по всему телу – нежно, не спеша. Лоб, скулы, шея, плечи, грудная клетка и руки. Он стал перед ней на колени, когда пришла очередь бедер, коленных чашечек и голеней. И направил присесть в свое кресло, чтобы обнять ее ступни. Том теперь так редко проявлял инициативу! Сменившее чувствительное наслаждение щемящее чувство понимания своей нужности, восстановленный контакт взаимопонимания, который, как Газ казалось, никогда больше не наладится, заставил ее протереть влажные уголки глаз. К Тому стало очень сложно пробиться, да и в такие редкие моменты инициатива исходила скорее со стороны Газ, а он мог позволить себе сдать оборону только когда был слишком пьяным или уставшим. Но в любом случае, Том доверял ей. В этот момент Газ казалось, что больше нет ни проекта, ни обособленности, ни всей этой дряни, которую они оба принимали, чтобы забыться от проблем. Оставалась только одна, последняя преграда, которая их разделяла. - Я хотел бы быть с тобой, Газ, - Том продолжал сидеть на корточках, прижимая свою бледную впалую щеку к ее щиколотке и проводя пальцами вдоль выступающей большеберцовой кости. – Я хотел бы, чтобы ты была со мной. Газ гладила его по голове. По фальшивым, цвета заката солнца, волосам. Таким же неестественным, как и ее новая прическа. - Ты, Томми… Кто ты? Скажи мне, кто ты на самом деле? Проектор никто так и не выключил, и Том молчал, вглядываясь в картинку на полу, которая изображала неземную малахитовую растительность и аквамариновое небо с двумя солнцами. Газ знала, что такие ландшафты не снимают в художественных фильмах и не показывают по каналу хороших видов. Она не впервые видела эти кадры. - Томми, пожалуйста, скажи мне… Скажи, Томми! Завтра ты сделаешь то, что должен. Ты спасешь свой народ. Я брошу кокаин, ты перестанешь пить. И мы сможем быть счастливы. Начнем все с начала? Он оторвался от сплетения пальцев своей правой руки и пальцев ее ноги и быстро встал на ноги. - Ты и сейчас была под кайфом. Газ уловила холодные нотки в его реплике, и приятные ощущения резко схлынули, как и чувство умиротворения, защищенности и вера в их совместное будущее. Газ заметила, что ее руки покрылись гусиной кожей – она ведь была полностью обнажена, а кожаное кресло казалось слишком холодным. - Да, но ты очистил мою голову. И я по-прежнему понимаю, о чем прошу… Кто ты? Скажи мне наконец! - Нет, нет… Газ все же заставила его на себя посмотреть, потянувшись вверх и схватив его за голову, и тут же передернулась в неверии - во взгляде Тома ощущались боль, испуг и просьба его отпустить. Казалось, что он испытывает брезгливость… Том сделал несколько шагов назад, а затем снова присел на пол, будто обессилев, и схватился за голову, словно у него начался очередной сильный приступ. Он чуть не плакал. - Том? Томми? – тихо позвала Газ. - Этот дом твой. Я перевел на твой счет много денег. Тогда Газ предприняла еще одну попытку. Она встала с кресла – точнее, соскользнула на пол. У нее очень сильно кружилась голова. Ей казалось, что душевное состояние Тома передается и ей. Она на четвереньках подползла к нему и, обняв, стала целовать в щеку, едва касаясь губами. - Мне это все не нужно, и ты это знаешь. Мне нужен только ты. …Тома била дрожь. В конце концов немного совладав с собой, он снова убрал ее руки от своего лица и встал, опираясь об подлетевшую по щелчку пальцев металлическую конструкцию, напоминающую поручень. Затем, пошатываясь, не оглядываясь направился к выходу. У Газ больше не было сил. Комок в горле мешал говорить. Последнее, что она смогла сделать, это еще раз попросить: - Пожалуйста, Томми… Но он уже вышел, и Газ знала, что он не услышит этих слов.***
Немного успокоившись сама, Газ выключила проекторную аппаратуру и решила спуститься на улицу, чтобы проветриться. Ненавистный сарафан она порезала и выбросила в мусорное ведро, а вместо него одела пушистый банный халат Тома, который не успела убрать на место днем, и он валялся на диване в прихожей. Мелкий гравий и подстриженная трава кололи ее голые ступни, и ассоциация навеяла на Газ воспоминания об первой встречи с Томом. Пыльное шоссе, душный летний день, зов издалека… С тех пор прошло несколько лет, которые, если мыслить от частного к целому, казались плодами воображения и ирреальностью сна. Все, что Газ делала, о чем думала, чем жила; все события, произошедшие после того, как незнакомец очутился в ее машине, казались выходом в нереальность, фантазиями в состоянии измененного сознания, полетом мысли в никуда. Вещи получили новые названия и смысл, а мотивы поступков не имели никакого отношения к известной ей до знакомства с Томасом Джеромом Ньютоном логике. Газ не знала, почему все так произошло. Все, что ей хотелось теперь делать – это ругать себя и искать причину, где именно она совершила главную ошибку, почему не справилась с ситуацией, почему не поняла, что Том - одинокий незнакомец, который повстречался ей на пыльном шоссе, - несмотря на все старания так и остался для нее одиноким незнакомцем. Подойдя к берегу озера, Газ увидела в отдалении уходящего в воду променада бледные очертания фигуры ее гражданского мужа. Территория у дома тускло освещалась люминофорными лампами, а на самом мосту висели несколько китайских фонарей. Но даже с расстояния Газ заметила, что Том был полностью обнажен. И ей снова захотелось плакать. Мысленно попросив, чтобы он обернулся, Газ, стараясь перебороть страх, которого по отношению к Тому у нее раньше никогда не возникало, медленно пошла ему навстречу. Она остановилась в шаге от него, не осмеливаясь дотронуться. Ее немного подташнивало. Возможно, все дело было в его настоящей коже – она просто к такому не привыкла. Или в том, что Газ до последнего не хотела верить в то, что Том другой. Зачем она столь настойчиво требовала от него правды? Она ведь понимала, знала. И что теперь? Кричать? - Я настолько ужасен? – голос Тома теперь приобрел более низкое и в то же время слегка булькающее гортанное звучание, и когда он говорил, его губы не шевелились, просто были слегка приоткрыты. Задавая вопрос, он склонил голову на бок, при этом его настоящее лицо выглядело совершенно неживым: безразлично-невыразительно, словно японская маска. Никаких острых углов, связанных с рельефом черепа – сплошные плавные линии, мягкие переходы и общая бесцветность за исключением слишком выразительных глаз. Даже могло показаться, что он весь состоит из любимой им воды, принявшей молочный цвет и человекообразную форму. Если бы это на самом деле было так, Газ бы не удивилась, ведь кроме воды и алкоголя он больше ничего не употреблял. Ей вдруг пришло в голову, что при кажущейся эмоциональной скупости, в человеческом облике он все равно был более многогранен, чувствителен, естественен. Газ очень нравились его аристократически заостренные скулы и благородная линия шеи. Выступающие позвонки и тонкие кисти рук. Вся эта остроугольная хрупкость, физическая уязвимость, эфирность. И даже апельсинового цвета… парик. - К-как… как называется твоя планета? - она попыталась собраться с духом, но не заикаться все равно не получалось. - Антея. - Ты… - Газ сглотнула, - действительно не можешь остаться на Земле? - Нет. Но я тебе говорил. Я хотел бы… Том вытянул вперед правую руку. Газ присмотрелась – на пальцах не было ногтей, а сгибались они таким образом, что казалось, будто в них вовсе нет костей. Она одновременно пожалела о том, что сосредоточилась на этих незначительных деталях и рассердилась на себя за то, что ее протянутая в ответ рука против воли сильно дрожала, как и колени. Она ведь раньше считала, что готова ко всему. Когда она осторожно соприкоснулась с настоящей кожей Тома, Газ замутило. Поверхность тела была прохладной и немного скользкой. Том, как всегда, все сразу понял и быстро убрал руку. Но подошел на шаг ближе. Некоторое время они так и стояли: молча, друг напротив друга, разделенные всего десятком сантиметров воздушного пространства. Стояли не шевелясь, словно отснятые на кинопленку герои мелодрамы, а посторонний наблюдатель нажал на стоп-кадр. Когда Газ наконец смогла подавить в себе острый пик волнения, она подумала о том, что то, чем они сейчас с Томом занимались, должно быть, очень похоже на ее любимую фотогалограммографию, которая потерялась при переезде в Нью-Мексико. Однажды Том сказал ей, что телевидение – всего лишь волны в космосе. Оно показывает все аспекты жизни, не раскрывая ее сути. Познать земную жизнь можно только будучи землянином. …Газ сделала несколько медленных шагов, пятясь назад: Том больше не делал попыток тактильной близости. Они оба понимали, что все у них закончилось. Он все еще напоминал ей статую, выполненную из покрытого липкой защитной субстанцией космического жидкого мрамора, безучастно смотря куда-то в направлении готового к запуску капсулы космодрома своими вертикальными кошачьими зрачками, обрамленными огромной желтой радужкой. Газ вернулась домой почти бегом и едва успела добраться до ближайшей ванной, как ее стошнило желчью. А после этого она начала плакать.