Фортуна всегда возвращается к тому, кто однажды поймал её за хвост

      Утро нового дня Нади началось с резкого, очень эффективного, но крайне неприятного пробуждения путём удара затылком о бетонную стену. Дёшево и сердито, как говорится.       Каждое божье утро из-за того, как проходила ночь, хотелось птицей слететь с высотки какой-нибудь и умереть непокорённой. Один и тот же кошмар, напитанный страхом остаться одной, преследующий девушку с того дня, как она израненная доковыляла до дома после событий дня, когда мир ушёл. Просто представьте: в Надином состоянии вы приходите домой, швырнув ключи в сторону, проходите в гостиную и хотите уже рухнуть на диван, чтобы забыть ужасы сегодняшнего дня и подлечиться, ведь сон, как говорили древние мудрецы — лучшее лекарство, как видите на столике пятнадцать тысяч рублей крупными купюрами и запыленную записку следующего содержания:       

«Надя, мы не можем дозвониться до тебя уже несколько часов, а события разворачиваются так стремительно, что у нас нет времени ждать тебя. Если бы не твоя маленькая сестра, то, может, и подождали, но нам нужно спасаться. Государство поможет нам, оно обещало. Мы оставили тебе немного денег, не думаю, что они будут что-то стоить теперь, но, а вдруг. И кота как утешение, его бы всё равно не пустили в бункер*. Надеюсь, что с тобой всё хорошо. Мама»

      Далее вы поверить не можете, что вас бросили, как будто вы ничего не значите для собственной семьи, которая была вашим домом, вашей крепостью, которая не поверила, что Надежда умирает последней. Вы сжимаете чертову записку, написанную впопыхах, в которой даже слова не продуманы совершенно: они обрывочны, плохо связаны между собой и ранят не только сердце, но и душу так сильно и глубоко, что вы рвёте кусок бумаги настолько мелко, насколько это позволяют пальцы в глубоких царапинах, как будто это может унять разрастающуюся в сердце ненависть ко всем представителям рода человеческого. Малодушные людишки, обладающие лучшей среди всех видов живого на Земле способностью и любовью предавать. Далее вы вытираете руками молча проливающиеся слёзы, те своей солёностью жгут адским огнём порезы на ладонях, но вы ничего против не имеете, так как боль отрезвляет и позволяет оставаться в здравом уме.       Вы встаёте с дивана и осматриваете угол каждой комнаты, дабы найти кота, вашего лучшего друга, что бы вам там ни говорили об обратном. Кота вы находите в состоянии живого трупа; от прежнего доброго толстячка с солидным жирком на пузе, телепающимся при беге, остался бледный призрак, мелко, не глубоко, так как глубже не позволяли иссохшие мышцы, дышащий.       Голод. Его нельзя увидеть глазами, но он острее меча. Голод может покосить целую армию. Голод — самое страшное и эффективное оружие. Голод. Разве не заставляет это слово поёжиться?       При нормальном состоянии мира возвращение столь истощённого организма в прежнее состояние возможно только лишь благодаря врачу с золотыми руками. Которых теперь нет, либо они ушли в подполье. А если и есть, то как им спасать жизни, если за глоток украденной чистой воды могут поставить к стенке?       Такой кот — не жилец. И как бы больно не было терять последнюю ниточку с нормальной жизнью, ещё больнее будет смотреть на то, как эта тоненькая ниточка скоро порвётся. Поэтому лучше будет порвать её самой.       Вы берёте, не напрягаясь как раньше, тщедушное тельце вашего мохнатого друга, оборачиваете его в самое красивое покрывало, что есть дома, подходите к окну и распахиваете его. Поток жаркого воздуха, кажется, сейчас снесёт вас. Вы, прижав грязную мордочку кота к себе, начинаете вслух вспоминать лучшие моменты его жизни, словно беседуя и ностальгируя со старым другом. Однако время прощания затягивать нельзя, чем дольше выжидаешь, тем тяжелее отпустить, поэтому вы просто кидаете в окно ещё живой свёрток, уповая на то, что смерть от падения действительно быстрая и безболезненная. Далее следует крик, вой, плач — эпитетов не хватит описать — настолько наполненный болью, душераздирающий, что тем, кто его слышал, казалось, что их сердце схватили в кулак, даже не давая трепыхнуться.       «В конце все мы одиноки. И никто не придет спасти нас».       Кошмар этот повторялся раз за разом, абсолютно точно, под копирку повторяя навсегда отпечатавшиеся в голове воспоминания о суровых реалиях жизни. И контрастом этому всему был Сэм. Безопасное место, как называла его Надя. Место, куда она может мысленно обратиться, когда становится совсем плохо. Что она и делала. И вот почему перед сном она проводила тот самый ритуал с фотографией, целуя её, обнимая, словно пытаясь запихнуть внутрь себя, чтобы изображённый на ней Сэм стал её ангелом-хранителем во сне, ведущим по безопасным его тропам, оберегая от страха отправиться в царство Морфея. Но больше всего Наде хотелось, чтобы он стал её ангелом-хранителем и в жизни, не только в грёзах. А для этого нужно было двигаться дальше. Не обращая внимания на тёмное пятно на брюках над раной — отделялась сукровица, началось гниение.