Метр девяносто сплошного недоразумения

Настроение у меня с утра было замечательное, под стать ясному солнечному деньку. Да и как могло быть иначе: Стив разбудил меня поцелуем. Мечта сбылась, я заснул и проснулся в объятиях любимого и любящего меня человека. И приятнее всего было осознавать, что это не случайность, не сиюминутное счастье: после завтрака, не теряя времени даром, мы отправились на квартиру Стива собирать его вещи. Жилище моего малыша меня поразило. Я ожидал чего угодно, от студенческого общежития до дешевой «меблирашки» где-нибудь на окраине. Но, оказалось, что Стив живет в комфортабельной квартире почти в центре города. И, пройдясь по комнатам, я понял, что соседей у него нет. Интересно, и как же такая роскошь вписывается в его рассказ о нехватке денег? Нет, честное слово, я не собирался ловить Стива на вранье или уличать в чем-то, но... Это ведь естественно, спросить, что и как, мы ведь теперь не чужие, правда? - Классная у тебя квартирка! Стив, хихикая, вынырнул из шкафа с большой спортивной сумкой в руках и покачал головой. - Ага, классная, только не моя. Это Роберта, моего друга. Он меня приютил, когда родители из дома выгнали. Сначала мы тут вместе жили, а сейчас он уехал в Германию работать, вот я за хозяина и остался. Кстати, надо ему позвонить, спросить, что теперь с квартирой делать. Я сейчас, подожди, Тони… Стив бросил сумку и начал терзать телефон, а я прислушался к себе и попытался понять, что меня царапнуло за сердце в его рассказе. Ну, друг. Ну, жили вместе. Я вон у Дано тоже полгода жил, и что? Вот же гадская штука эта интуиция! Тем временем Стив дозвонился и начал радостно тарахтеть в трубку. - Привет, Роби! - ... - Да нет, всё хорошо! Я про квартиру спросить хотел. - … - Я переезжаю, и что с ней делать? - ... - Смеешься, что ли? Нет, ты же знаешь, что это невозможно. Ладно, проехали. Всё гораздо лучше! Помнишь, я тебе рассказывал, что влюбился? - … - Ну вот, поздравь меня: у нас всё получилось, мы теперь вместе, и я к нему переезжаю! - ... - Да. Вот так! Приедешь – расскажу. Ты о квартире подумай. Я, конечно, буду забегать, проверять, но... Короче, решишь что – звони. Всё, пока! Стив отключил телефон и с улыбкой глянул на меня. Неуверенно как-то глянул, словно боялся чего-то. Да и улыбка была не сияющей, а какой-то... извиняющейся. Не нравится мне всё это! И Роберт этот мне не нравится. - Я так понимаю, что твой друг не возражал жить в одной квартире с геем? Я очень, очень старался не подавиться словом «друг», но, похоже, не получилось: Стив застыл у шкафа и недоуменно посмотрел на меня. - Возражал? С чего бы, он и сам гей. - Да? Интересно, у меня ядовитые зубы, как у кобры, не прорезались? И самому-то противно слушать собственное шипение, вот только сдержаться не получается. Сука-любовь, правильно говорит Лукас. Стив прекратил рыться в шкафу, со вздохом сел на диван, взлохматил свою шевелюру, а потом пристально посмотрел мне в глаза. - Тони, я, наверное, должен тебе всё рассказать, чтобы потом не было... ну, проблем что ли, непоняток каких. Твою мать! Так хорошо день начался, и на тебе! На такие предисловия у меня просто идиосинкразия, а слушать придется, не страус же я, чтобы голову в песок прятать. - ... Роби – он мне друг, но не только. Мы были любовниками. Он был моим первым... единственным любовником, работа не в счет, сам понимаешь. - Мне уже начинать ревновать? Внутри всё скрутилось тугим узлом и душит. Я понял, наконец, почему мне так не понравился этот парень: слишком нежные интонации проскальзывали в голосе Стива, когда он упоминал об этом своем «друге». Даже заочно, не будучи знакомым, он был моим соперником! - Ревновать? Нет, Тони, это совсем не то! Блин, как бы объяснить попонятнее... так всё запутано, с чего начать... Стив умоляюще и одновременно беспомощно смотрел на меня, словно надеялся, что я пойму его. Правильно пойму. Я вспомнил, как он только что, при мне сообщил этому чертовому Роби что наша любовь – реально свершившийся факт, как доказывал эту любовь всеми доступными средствами почти весь вчерашний день и сегодняшнюю ночь. В конце концов, Стив здесь, со мной, а не в какой-то там Германии с пресловутым Робертом! Ледяной ком в груди начал понемногу таять. Даже если он был первым, то я буду последним! Единственным. - Попробуй начать с начала, так, наверное, будет проще. - С начала?.. с начала... сообразить бы, где оно, это начало... Стив откинулся на спинку дивана и невидяще уставился в стену. Мне безумно хотелось сесть рядом с моим малышом, обнять его, почувствовать тепло его тела. Но я не посмел – он ушел куда-то глубоко в прошлое и казался очень далеким, чужим. И какого черта меня потянуло на расспросы?! Я присел к столу и остро ощутил расстояние, которое разделяло нас со Стивом. - Все началось, когда мне было семь лет... Я вытаращил глаза. Семь лет? Не рановато ли для истории о первой любви? - Вы что, друзья детства? Стив, словно спросонок, поморгал глазами. - А? Нет, с Роби мы познакомились уже взрослыми. Просто... всё так цепляется одно за другое... Тони, давай я по порядку буду рассказывать, а ты просто выслушаешь. Я и сам не знаю, что важно, а что так, фигня. Я молча кивнул. Меня однозначно интересует всё, связанное с его прошлым, и если малыш решил рассказать мне историю своей жизни от начала до конца, то возражать я точно не стану. - Мой отец – кадровый военный, мы тогда жили в военной части, расположенной под Прагой. Не знаю зачем, но ему понадобилось поехать в город, и я увязался с ним. Шоссе было свободным, и я, наконец-то, уговорил отца поучить меня водить машину. Братья тогда уже могли и завести ее и с места тронуться, и мне было дико завидно. Знаешь, быть младшим из трех сыновей – даже если тебя все любят и балуют – не так весело, как может показаться со стороны, особенно в детстве. Стив грустно усмехнулся своим мыслям. А мне нечего было на это сказать: я был единственным ребенком в семье. И я просто промолчал. - Отец поставил меня перед собой, я крутил руль, а он жал на педали... Не знаю, может, камешек попал под колесо, может, еще что... Короче, мы в кювет слетели. Отец тогда здорово напугался, и, знаешь, вроде как виноватым себя чувствовал: он-то парой синяков отделался, а мне челюсть по кусочкам собирали. Несколько операций, сотрясение мозга, в общем, я в больнице почти полгода провалялся. Я, наконец-то, понял, откуда у Стива шрамы на лице. Если даже сейчас, спустя более десяти лет, они так заметны, что же ему пришлось перенести в детстве?! Мне вновь захотелось пересесть к нему на диван, обнять, как ни глупо это звучит – утешить... но я снова не посмел нарушить его погруженность в прошлое. - После этой аварии мама дала себе волю. Она не вмешивалась в то, как отец нас воспитывал, но всегда мечтала о девочке, а тут такое. И отец ей не стал перечить, как будто боялся, что со мной еще что-то случится. Так всё и пошло: братья во двор с пацанами мяч гонять, а я – на хореографию. Они – в спортивную секцию на тренировку, а я – в музыкальную школу. Одно слово: девчонка, маменькин сынок. Он почти выплюнул последнюю фразу. С таким отвращением, такой горечью... Вынужденная обособленность от отца и братьев дорого далась моему малышу, это я понял и без пояснений. Справившись с собой, Стив продолжил. - Я, конечно, сбегал во двор к пацанам или увязывался за братьями, когда удавалось улизнуть из-под опеки матери, но... все равно той свободы, что раньше, у меня не было. Лет в четырнадцать или пятнадцать братья решили, наконец, что проще меня с собой таскать везде, чтобы я на глазах был: я вообще был мастером влипать во всякие передряги. Алекс тогда уже в военке учился, как раз на каникулы приехал, и они с Максом тайком от родителей начали брать меня в свою компанию. Ну, знаешь, дискотека, боулинг, кино, пиво, девочки... стандартный набор для настоящего мужика. До кучи еще и боксировать учили: Макс как-то застал меня, когда я надевал его перчатки и к «груше» примеривался, ну и решил показать несколько ударов, понял, что я не отстану. Отец нас пару раз застукал, когда мы под утро возвращались пьяные, но молчал, я думаю, он даже рад был, что братья за мной приглядывают. Да и с боксом помогал, от матери прикрывал. Такой, знаешь, чисто мужской заговор. Мне было сильно не по себе от горечи, сквозившей в голосе Стива. Хоть и невольно, но я умудрился взбаламутить всю боль, которая накопилась в его душе. Мне уже было плевать на собственную ревность, какая разница, где Стив подцепил этого Роберта, и что у них было! Но остановить его исповедь я не решался: парню нужно выговориться. Даже если ему сейчас чертовски тяжело переживать всё заново, он должен выплеснуть это дерьмо, иначе оно его отравит. А я не хочу, чтобы он перестал улыбаться, мне улыбка Стива нужна как воздух! Мне необходимо умение моего малыша радоваться жизни, тепло и ласка, которые он щедро дарит окружающим. Что ж, значит, придется сидеть и слушать. И смотреть, как он корчится от воспоминаний. И корчиться вместе с ним. А я еще удивлялся тому, как Дано задаёт вопросы. Ха! Куда Данке до меня. - ... тем летом я и девственность потерял. Тоже братья подсуетились. Нет, ты не думай чего, они на самом деле заботились обо мне. Девчонки из их компании наперебой меня тискали – я же весь из себя такой воспитанный был, культурный, да еще и морда смазливая – а уж как выяснилось, что я еще и девственник, совсем с катушек слетели! Сначала одна девчонка, потом другая... а я всё как дурак жду, когда же кайф, про который братья твердят, будет. Лет в шестнадцать до меня дошло: может, это не девочки не такие, а со мной что-то не так? Ну, компьютер у меня был, Интернет подключен, дальше, сам понимаешь, дело техники. Скачал пару порнушек, для чистоты эксперимента и гетеро, и гей набрал. Даже какое-то садо-мазо взял на всякий случай. Стив невесело хохотнул, воскрешая в памяти свои подростковые метания, а я вспомнил, как сам, тоже лет в пятнадцать-шестнадцать, совершенно случайно выяснил, что меня мужское тело заводит гораздо больше женского. Пьяная вечеринка, набравшийся до невменяемости приятель, который и сам не понял, к кому лезет с поцелуями, и я, почти мгновенно протрезвевший от своего «сенсационного» открытия. Мне Интернет и научные изыски, в отличие от Стива, были ни к чему: чего тут экспериментировать, если кончил я так, как ни разу до этого, что бы ни вытворяла моя подружка. - А садо-мазо тебе зачем понадобилось? Моё неприятие любого насилия всё-таки прорвалось, как я ни старался не мешать Стиву. Он как-то отрешенно пожал плечами. - Ну, мало ли... должен же я был выяснить, что меня возбуждает. Чтобы уж наверняка всё про себя понять. Понять-то понял, только что с этим знанием делать, было неясно. Не братьям же было признаваться, что у них младшенький педиком вырос. Любимец всей семьи, баловень и гордость матери, главный Казанова в компании. Ага, и такой сюрприз! Стив ехидно хмыкнул, но сорвавшийся голос смазал приступ самоиронии, и я понял, как тяжело ему далось открытие и признание собственного «я». - Вот и молчал, таскался с ними на вечеринки, скромником прикидывался, чтобы девчонки не особо приставали. Я представил ситуацию, в которой оказался мой малыш, и ужаснулся. Лгать самым близким своим людям, и не потому, что стыдишься сам себя, а потому, что знаешь, что они тебя не примут. ТАКИМ не примут! Ломать себя в угоду общепринятой морали и знать, что это не временные трудности, а навсегда. На самом деле жестокий выбор: или ты, или они. В который уже раз я убедился, как мне повезло с родителями, принявшими и понявшими меня, любившими безо всяких условий, просто потому, что я есть. И в который раз задохнулся от острого чувства потери: ни хрена время не лечит, почти восемь лет прошло, а мне по-прежнему их не хватает. И судя по хриплому голосу Стива и его исказившемуся лицу – ему тоже не хватает семьи. Несмотря на разрыв, он любит их. Так хочется иногда сжать кулаки и заорать что есть мочи «Почему? За что?». Вот только никто не ответит. - ... так всё до восемнадцати лет и тянулось. Мы тогда уже в Прагу переехали, ну я и решил сам себе подарок сделать на совершеннолетие: сходить в гей-клуб, выяснить, наконец, как оно на самом деле бывает, когда с парнем. Стив улыбнулся, и я понял, что этой своей эскападой он чуть ли не гордится. - Роби там стриптиз танцевал и приватные танцы. Ну, то есть, тогда-то я еще не знал, как его зовут, просто снял приглянувшегося танцора. Он меня привел в кабинет, начал свои штучки выделывать, а я уже так на взводе был, что даже до конца не досмотрел, кончил прямо в штаны. Меня трясет всего от стыда, а он улыбается, джинсы мне расстегивает и салфетками вытирает. Да еще и успокаивает, типа бывает, не я первый такой, не я последний. Я психанул, что он со мной нянчится как с ребенком, а он, продолжая улыбаться, бухнулся на колени и минет мне сделал. Так и познакомились. Стив замолчал и посмотрел на меня. Словно ждал моей реакции. А я не знал, что сказать: у меня перед глазами стояла картинка, как незнакомый парень ласкает моего малыша. И я почти ненавидел этого незнакомца! Потому что Стив мой, только мой!!! А судя по рассказу, обыкновенной проституцией тут и не пахнет, Стив был однозначно небезразличен этому парню. Впрочем, это ведь и так было понятно: партнера по случайному перепиху жить к себе не пустит никто, тем более не оставит в квартире хозяином на неопределенный срок. Стив назвал его другом... а только ли друг?.. Первый любовник – такое не забывается, что бы ни случилось потом. Но я ведь сам хотел узнать, кто такой Роберт и что он значит для Стива. Хотел – вот и получай. Выдавив кривую усмешку, я кое-как справился с голосом. - Оригинальное знакомство. - Да уж. Небанальное – это точно. Потом я еще несколько раз приходил в этот клуб. Потом мы начали просто договариваться о встрече, бродили по городу, трепались обо всём подряд. Роби познакомил меня со своими приятелями, оказалось, что он не только в клубе работает, но и в гей-порно снимается... Я обалдел от такой новости: парень, которого я иначе, как соперником и назвать-то не могу, снимается в порно? Мысли лихорадочно закрутились в моей голове: мир гей-порно достаточно тесен, и я вполне могу быть знаком с этим Робертом! Видимо, мои попытки вычислить, вспомнить парня по имени Роберт очень отчетливо проявились у меня на лице – Стив отрицательно покачал головой. - Нет, Роби никогда не снимался у Дюроя. «Триумвират», «Men’s Best», «Tino-video» - Роберт предпочитает работать с Владо Ирешем, ну, или по его рекомендации. Я кивнул на пояснения Стива и немного расслабился: интересы Джорджа практически не пересекались с интересами этих студий. Они работали на Европу, а «Bel Ami» - на Штаты. Я и сам не мог понять, почему меня так напряг факт возможного знакомства с бывшим любовником Стива, но что есть, то есть. И, выяснив, что если и общался с Робертом, то только «по касательной», на какой-нибудь тусовке, но уж никак не на съемке, я вздохнул с облегчением. Малыш никак не откомментировал мои мыслительные потуги и продолжил свой рассказ. - А потом, как-то незаметно, мы стали встречаться, всё само собой получилось, безо всяких объяснений и договоров. С Роби вообще всё было просто, легко. А я, наконец-то, узнал, как это – когда секс в кайф. Стив замолчал, и я понял, что он собирается с силами, чтобы рассказать историю своего разрыва с семьей. Я, конечно, помнил его слова о побоях, но до сих пор мне казалось, что он просто преувеличивает. До сих пор... но, слушая его глуховатый, какой-то уставший голос, глядя на хмурое, даже жесткое выражение лица, я понял, что никаких преувеличений нет, Стиву досталось по полной программе. - Полтора года всё было хорошо, а потом мы расслабились, привыкли к безнаказанности и прокололись. Родители с братьями уехали в кемпинг на все выходные: позагорать, порыбачить. А у меня сессия в самом разгаре, какой уж тут отдых, и я дома остался. Сдал очередной экзамен, отзвонился родителям, а потом решил: чего дома сидеть, надо же это дело отметить. И у Роби как раз свободный вечер выдался, что было большой редкостью для субботы. Посидели в баре, пошатались по городу, а потом нам приспичило потрахаться. Глупо, конечно, но мы оба были под градусом, до его дома далеко, а мой – вот он, пару кварталов всего пройти. Ну, я и затащил его к себе. А дальше – как в дешевой мелодраме, в самый неподходящий момент ко мне в комнату ввалились братья. Как я потом узнал, маму срочно вызвали в госпиталь на какую-то операцию – она высококлассный хирург – вот они и вернулись раньше времени: отец не любит без нее отдыхать. Я представил, чем именно был так увлечен Стив, что не услышал вернувшихся домой родных, и меня снова скрутило от ревности, никакие зароки не помогают! Может, это и покажется кому-то смешным – ревновать к прошлому – но мне было не до смеха: Роберт играл очень большую роль в жизни моего малыша. А я не хочу, не могу делить Стива ни с кем! Я хочу быть для него единственным!! - В первую секунду Алекс хихикнул и вытолкал Макса в коридор, чтобы не мешать. А потом до них дошло, что я в постели не с девочкой, а с парнем. Я-то успел штаны и майку натянуть, а Роби так полуодетый и получил в морду. Слово за слово, по лестнице на первый этаж мы скатились уже вчетвером. Пока Макс выкидывал Роби на улицу, отец пришел из гаража и расшвырял нас с Алексом по углам. Поинтересовался, по какому поводу драка, Алекс ему объяснил. Отец сначала не поверил, но я не стал отпираться. Ну какой смысл отрицать, если братья – оба! – всё видели своими глазами, и я решил: будь что будет, скажу правду. Звучит, наверное, по-детски, наивно, но я почему-то был уверен, что они поймут меня, ведь они – моя семья, они любят меня. Я всю жизнь прожил в твердой уверенности, что меня любят несмотря на все мои выкрутасы! Просто потому, что я есть. И благодаря этой любви я всегда получал то, чего хотел. А тут... Отец не стал церемониться и тоже дал в морду, а потом заявил, что пидоров в его доме нет и не будет. Ну, я психанул, развернулся и ушел: вспыльчивость и неуёмная гордыня – это у нас семейное, а я еще и пьяный был. Не то что бы совсем невменяемый, но тормоза не работали точно. Приехал к Роби, не в машине же ночевать, он сказал, живи, сколько нужно. Стив помолчал, видимо, заново переживая слова отца, каким-то очень упрямым жестом передернул плечами и продолжил. - На следующий день, уже ближе к обеду, позвонила мама и спросила «Это правда?». Оправдываться было бессмысленно, да я и не хотел больше врать и скрываться, и сказал «Да». А она просто бросила трубку. Мама, знаешь, вообще не любит много говорить, скажет – как отрежет. Я попытался представить себя на месте Стива. Но даже моё буйное воображение не могло нарисовать мне картинку, в которой мои родители отказываются от меня. Это страшно. Когда вот так, с мясом, с корнями, рвутся нити, связывающие родных людей, и живые становятся дальше мертвых... Нет, даже представлять такое жутко, каково же это испытать? - Неужели вы больше никогда не виделись, не общались? Стив криво улыбнулся, но я видел, что это лишь ничего не значащее движение губ, а вот его глаза, напротив, были полны подлинных эмоций. И я ничуть не удивился, увидев в них тоску и сожаление о потерянном. - Всё не так просто и не так однозначно, как может показаться с первого взгляда. Говорю же: сдержанностью у нас в семье никто особо не отличается, и я – не исключение. Через несколько дней, когда родители немного успокоились, мама снова позвонила, сказала, что они решили меня простить, что я могу возвращаться, если дам слово, что буду вести себя правильно, не позорить семью. Вот только я всё еще не мог справиться с разочарованием, что у их любви ко мне есть, оказывается, пределы. И я оскорбился, что мне диктуют условия, заявил, что если они меня любят, то примут таким, какой есть. А если нет – значит, нет. Отец, видимо, рядом с ней сидел и слышал меня. Ну, я-то его услышал, когда он заорал матери, что это результат её бабского воспитания, и что я ему больше не сын. - А мама? - А она велела оставить ключи от дома в почтовом ящике, когда приду за вещами. Так вот поговорили… Предать тебя по-настоящему могут только те, кого ты любишь. Остальные не в счет, и Стив это испытал на собственной шкуре. Да и я тоже. Анджей, конечно, не был моей семьей в истинном смысле этого слова, но больно от этого было не меньше. Впрочем, к черту Анджея! Я все-таки не выдержал и пересел к малышу на диван: меньшее, что я мог сейчас сделать – это обнять его, дать почувствовать, что он не один. Больше не один! Стив обнял меня в ответ и стиснул мою руку. Да пропади пропадом все выяснения отношений, если они причиняют столько боли! И угораздило же меня поинтересоваться этим Робертом! Ну был и был, в конце концов, Стив имеет право на личную жизнь. Тем более, в прошлом. Можно подумать, я сам чист и невинен, как средневековая девственница. И что теперь ему сказать? - Да, суровые люди – твои родители... Стив вздохнул, словно, вынырнул откуда-то из глубины, и покачал головой. - Да нет, они не гомофобы вообще-то. Просто... шок от неожиданности, эмоции, обида – я ведь их разочаровал, как ни крути, да еще и встал в позу оскорбленной невинности. Если уж совсем честно, то я сам виноват, что мы не общаемся. Я не очень понял, что он имеет в виду. Но как сформулировать свой вопрос, не знал, и поэтому просто вопросительно приподнял бровь. - Я действительно тогда был дико зол и обижен на родителей. И решил: ни за что не вернусь домой, буду жить сам по себе. Наизнанку вывернусь, но докажу, что не пропаду без них. Роби меня не выгонял, так что из-за жилья я особо не переживал, а вот за учебу платить было нечем. Бросить институт – означало расписаться в своем бессилии, подтвердить, что я – ошибка природы, как сказал Алекс в тот вечер. Да и вообще, не сидеть же на шее у Роби. Я невольно вспомнил, как почти полгода прожил у Дано, который, как само собой разумеющееся, привел меня к себе из госпиталя, кормил, поил, купил одежду... Правда, в отличие от Стива, я не злился и не обижался, у меня тогда все эмоции словно атрофировались, мне было плевать на себя, на свою жизнь. Я и в «Макдоналдс» пошел не потому, что хотел заработать, а потому, что стены давили, сводили с ума. - ... только кому нужен ветеринар-недоучка? И тогда я вспомнил, как Роби однажды смехом сказал, что я мог бы запросто стать порно-звездой, внешность у меня подходящая, да и авантюризма в характере хватает. Он, конечно, тогда пошутил, но я за эти его слова ухватился, как за последнюю надежду. Уговорил его познакомить меня с паном Владо, режиссером, у которого Роби снимался, тот меня посмотрел и чуть ли не сразу же назначил съемку. Почти всех парней из «Триумвирата» я уже знал благодаря Роби, так что проблем с партнерами особых не возникло, на отсутствие «стояка» тоже никогда не жаловался, короче, подошел по всем статьям. Так и получилось, что к осени я уже снялся чуть не в десятке фильмов и почти в каждом в нескольких сценах. Натрахался до изжоги... Стив ухмыльнулся, но на лице промелькнуло какое-то странное выражение, словно он... смущался? Стыдился? А потом до меня дошло: «в десятке фильмов»!!! - Подожди, Стив, как в десятке? А почему Лукас сказал, что у тебя всего два или три фильма? Он пожал плечами. - Не знаю. Я с ним свою фильмографию не обсуждал, да и мистеру Дюрою не называл точное количество. Я вообще-то и сам толком не помню, сколько у меня сцен и фильмов. Нужны были деньги, вот я и не отказывался почти никогда. Только сразу поставил условие, что трахать себя не дам и без резинки работать не буду. Пан Владо попытался уговорить, но потом согласился, вот я и вкалывал. Да уж, веселое лето выдалось у малыша, ничего не скажешь. А ведь это было... год, два года назад? Если Стив всё это время снимался в порно, то сколько же у него было фильмов на самом деле за плечами? Я вспомнил звонок Лукаса, прервавший мои греческие каникулы, и то, как он ошеломил меня новостью, что проблемная детка – девственник... Видимо, Стива действительно ценили в «Триумвирате», раз согласились на его условия, кому как не мне знать, какими кабальными могут быть контракты, и как мало обращают внимания на капризы моделей в нашем бизнесе. Впрочем, я ведь уже решил, что не буду морочить голову ни себе, ни ему по поводу нашей работы, что толку мучиться из-за того, что нельзя изменить. Вот еще бы все мои решения воплотить в жизнь!.. - ... а осенью позвонил отец и поинтересовался, помню ли я, что у мамы скоро юбилей. Сказал, что собираются все родственники, куча знакомых, и я должен появиться дома, чтобы не вызывать ненужных вопросов. Что это самое малое, что я должен семье. Я сначала удивился: это приглашение выглядело почти как попытка к примирению. Да, вообще-то, так оно и было. Когда я пришел, мама тихонько спросила, не передумал ли я. Она скучала по мне, я это сразу понял, да и отец почти весело рассказывал гостям, что его младшенький решил попробовать самостоятельной жизни и теперь живет отдельно. Изображал гордость моим решением, а сам в глаза мне не смотрел, только я все равно увидел, что ему меня не хватает так же, как и мне их всех. Вот тут-то я и понял, какого дурака свалял! Они почти готовы были смириться с тем, что я гей. Нет, не афишировать это, но признать для себя, что я имею право выбора. Но одно дело – просто жить с парнем, а вот кино... этого они точно никогда не поймут и не примут. Я прекрасно понял, в какой переплет попал Стив, выбрав карьеру порноактера. Наша всемирная известность... Оборотной стороной медали всегда были и будут неприязнь, а то и открытая враждебность знакомых и соседей, шок и непонимание родных, чокнутые поклонники, которые разве что в окно не лезут, проблемы с личной жизнью... - Загнал ты себя в ловушку... - Вот именно: в ловушку. Только в этот раз выбора у меня уже не было. Летом, когда я так глупо подставился, еще можно было всё переиграть, вернуться домой, попытаться поговорить, объяснить, убедить. В конце концов, согласиться на их условия... Голос у Стива прервался, и он с силой потер лицо ладонями. Я видел, что его переполняют эмоции, бурлят, требуют выхода. И действительно, малыш вскочил и начал небрежно запихивать одежду в сумку, не разбирая, что именно вынимает из шкафа, не замечая, что комкает вещи, просто не в силах справиться с чувством потери и смириться с собственными ошибками. - Стив... ну если они сделали одну попытку к примирению, то, может, еще не всё потеряно?.. Сказал – и чуть не задохнулся от ужаса: а если он и правда помирится с семьей, вернется к ним? Они ведь захотят, чтобы он вернулся, не могут не захотеть, они же семья! А мне-то тогда как жить без него?! Довольствоваться встречами и телефонными звонками? Но этого мало, этого невозможно, смертельно мало!!! Малыш уже так накрепко врос в мою жизнь, что я просто с ума сойду без него. Да что там говорить, он – и есть моя жизнь. Стив перестал метаться по комнате и, словно без сил, плюхнулся рядом со мной на диван. Лицо вроде бы спокойное, но прищуренные, потемневшие глаза выдают все его эмоции. Не нравится мне это напускное спокойствие, лучше бы уж он плакал, как позапрошлой ночью, по крайней мере, я мог бы попытаться его утешить. А к этой ледяной статуе не знаешь, как и подступиться! - Нет, Тони, я для них больше не существую. Они смогли бы смириться с тем, что я сплю с парнем: кто и чем занимается за закрытыми дверями – дело личное. Но порно-фильмы... какая уж тут конфиденциальность. До меня начало медленно доходить. - Подожди, Стив, твои родители что, знают, что ты снимаешься в гей-порно? - Да. Я рассказал им. Сухой, начисто лишенный эмоций голос очень подходил «статуе», сидящей рядом со мной. - Но зачем, Стив?!! Он вздохнул, как-то обречённо покачал головой, а потом, словно пересилив себя, выпрямился, тряхнул челкой, и открыто посмотрел мне в глаза. - Они ведь не в глухом лесу живут, не на необитаемом острове. Мало ли кто из знакомых или родственников на мой фильм наткнется в магазине или Интернете. О подобных интересах особо не распространяются, но ткнуть ближнего носом в дерьмо кто же откажется? Макс часто по сети шарит, порнуху качает, он мне не раз подсовывал диски. А я, знаешь... я ведь и в традиционном порно засветился. Я не выдержал и заржал: Стив признавался в этом своём очередном «грехе» с таким сконфуженным лицом, словно секс с женщиной был чем-то ужасным, противоестественным. Обняв малыша, я, как ребенка, чмокнул его в щеку. - Да, умеешь ты вляпаться, недоразумение ты моё... Он грустно улыбнулся, расслабляясь в моих руках. - Это единственное, что я мог сделать для них. Предупрежден – значит, вооружен. По крайней мере, теперь такая новость не станет для них сюрпризом. И они смогут с чистой совестью сказать, что я больше не член их семьи. Я не стал спрашивать, жалеет ли он о своем выборе, это и так было ясно. А что еще сказать – просто не знал. Теперь, после подробного рассказа Стива, я понял, что он не просто страдает от разрыва с семьей, он винит во всем себя. Хуже всего то, что возразить нечего: он действительно ошибся, фатально ошибся, пойдя на поводу у собственных эмоций. Похоже, утешитель из меня хреновый, только и могу, что молчать, но не тащить же его сейчас в кровать, не по теме как-то получится. Да и место не располагает, по крайней мере, меня. К моему огромному удивлению Стив пожал плечами и заявил. - Во всём этом есть только один положительный момент: став порноактером, я получил реальную возможность познакомиться с тобой. И знаешь, Тони, я, наверное, испорченный, капризный мальчишка, но я счастлив несмотря ни на что! Спихнув сумку на пол, он повалил меня на диван и начал целовать. - Тони, я хочу тебя! Пожалуйста... пожалуйста... Тони, ты мне так нужен... Да черт с ним, с местом! Главное, что в глаза моего малыша снова вернулось тепло, а голос у него дрожал не от боли, а от желания. *** Несмотря на заявление Стива, что он счастлив, в этот раз наш секс имел какой-то непередаваемый привкус горечи, а его ласки были скорее отчаянными, чем нежными. Словно он пытался забыться в любви. Я как мог подыграл малышу, в результате мы оба украсились весьма красноречивыми отметинами, а диван стал нуждаться в немедленной чистке. Отдышавшись, Стив оглядел живописно разбросанную одежду и заляпанный диван и фыркнул, изображая недовольство. - Ну вот, теперь не только вещи собирать надо, но еще и уборкой заниматься. - Да ладно тебе, тут и работы-то на пару минут. Неужели у тебя не найдется, чем это всё оттереть? Я был до смешного счастлив перевести разговор на бытовые мелочи, да что там говорить, я согласен не только убрать собственную сперму с чужого – не хочу даже вспоминать, кому он принадлежит! – дивана, я готов выдраить до блеска всю квартиру, лишь бы Стив успокоился и снова стал немного взбалмошным, самоуверенным, довольным жизнью парнем, моим малышом. Видимо, мне всё-таки удалось отвлечь Стива: он встал, с наслаждением потянулся и кивнул. - Сумки я тебе собирать не дам, так что тряпка в твоем распоряжении. Только ты с рукой поосторожнее, Тони. *** Застегнув последнюю сумку, Стив закрыл шкаф. - За зимними вещами потом приеду, всё равно сейчас складывать некуда. Я не удержался и хмыкнул про себя. Вот они, приоритеты: книги, тетради и диски малыш взял все, выпотрошив стол и полки над ним подчистую. Не иначе ждет меня «веселье» ходить на цыпочках и смотреть хоккей исключительно у Лукаса, когда начнется очередной учебный семестр. Впрочем, упорство, с которым Стив получал выбранную профессию, меня заставляло испытывать только уважение. Ну, может, еще немного недоумения: сам я к учёбе не стремился, бросив институт сразу же, как только начал работать. Тем временем малыш присел возле шикарного тренажера и начал его разбирать. Я удивился: «игрушка» была явно дорогая, способная заменить собой практически целый фитнес-центр. - Стив, а это тоже твоё? Он кивнул головой, сосредоточенно нахмурившись. Мышцы на руках вздулись от усилий, и я невольно залюбовался его роскошной фигурой, свидетельствовавшей о том, что тренажер не простаивал ни дня без работы. - Ага, это мне дедушка подарил на четырнадцатилетие. Я тогда рос как на дрожжах, мышцы за скелетом не успевали, сутулиться начал. Ну, дед и сказал, что хватит мне за пианино сидеть, пора становиться настоящим Сандерсом. Стив отвлекся от работы и грустно улыбнулся. - Дед старался не показывать этого, но он меня больше всех внуков любил. Братья-то на маму похожи, а я – копия отца и деда. Настоящий Сандерс, продолжатель династии… Я не сдержал любопытства. - Стив, слушай, я всё спросить хотел, а откуда у вас такая фамилия? Ты что, не чех? Малыш улыбнулся. - О-о-о, это такая романтическая история, почти как в сериале. Прадед был младшим сыном в семье мелкопоместного английского дворянина, наследство ему не светило, вот он, как принято в Англии, и стал военным. В первую мировую войну он здесь, в Чехии воевал, был ранен, а пока отлеживался в доме у местного священника, окрутил его дочку. Возвращаться на родину смысла не было, ну он и осел в Чехии. А потом и дед пошел в армию служить, и отец, говорю же, династия! Он довольно саркастично хмыкнул, встал с пола, порылся в одной из сумок, достал небольшой фотоальбом и протянул его мне. На блеклом черно-белом снимке стоял молодой мужчина в военной форме и улыбался. Если бы не явно почтенный возраст фотографии, я мог бы поручиться, что на ней изображен мой малыш: сходство было просто потрясающим! Меня словно черт за язык потянул. - А дед, он что, тоже принял сторону родителей? Глупо, конечно, но мне почему-то отчаянно хотелось, чтобы у Стива остался хоть кто-то близкий, понимающий, любящий. Чтобы мне не было так стыдно за собственное везение в отношениях с родителями. - Нет, он умер, когда мне было шестнадцать. Отец даже порадовался, что он не узнал ничего про меня. Так и сказал: «Хорошо, что дед не дожил до такого позора!» Стив вздохнул и вновь занялся тренажером, тема нашего разговора была для него очень болезненной. А я держал тощий потрепанный альбом и, несмотря ни на что, безумно завидовал малышу. У него хотя бы несколько кусков картона остались от прошлой жизни, хоть какая-то память! А меня даже этого лишил Анджей. Уезжая из родительского дома, я взял с собой фотоальбом, который любовно собирала мама, дотошно фиксируя на пленку все важные и не очень события, происходившие в нашей семье. Это было единственное, с чем я не мог, да и не хотел расстаться, начиная новую жизнь без родителей. Но все мои вещи остались в квартире, проданной Анджеем. Он умудрился порвать даже эту, последнюю ниточку, связывающую меня с прошлым. Выйдя из госпиталя, я словно заново родился. Хотя… в какой-то мере так оно и есть: Себастиан Бонэ совсем не похож на Антуана Корду, это два абсолютно разных человека. Задумавшись, я так погрузился в воспоминания, что вопрос Стива застал меня врасплох. - Тони, а ты… твои родители, они знали, что ты гей? Я кивнул, вспоминая, как почти невольно проболтался отцу. - И что, они нормально отреагировали? Я посмотрел в глаза Стиву. Он ждал честного ответа на свой вопрос. Он имеет на это право. Да я и скрывать-то ничего не собираюсь, нечего там скрывать. Вот только… как рассказать эту историю так, чтобы не было слишком радужно, контрастно, чтобы не слишком подчеркивать, насколько мне повезло с родителями? Мне-то морду никто не бил… Я еще раз кивнул и улыбнулся. - Ну что, теперь моя очередь исповедоваться, да? - Тони, если ты не хочешь… Я перебил Стива на полуслове. - Нет, малыш, я как раз хочу, чтобы ты знал обо мне всё. Он успокоился, в глазах загорелось любопытство и предвкушение. Ну да, садитесь, детки, сейчас я вам сказочку расскажу! Про глупого колобка, которого съела хитрая лиса. Ох, что-то меня куда-то не туда несет… Тем более, что эту часть моей биографии Стив знает. - Мы с родителями в Пардубице жили. Городишко не самый маленький, но с институтами глухо, и я уехал учиться в Прагу. На каникулы вернулся домой, и мы с друзьями решили отметить Рождество, тем более, давно не виделись. Отмечали с размахом, и я домой пришел только на следующее утро. Не то что бы пьяный, но и не трезвый, спать хотелось дико. А отец явился ко мне в спальню и давай какую-то ахинею нести. Про то, что я еще молодой, в жизни неустроенный, надо осторожность соблюдать и всё в этом духе. Я сначала не понял ничего, а потом до меня дошло, что это он мне про безопасный секс пытается рассказать, убеждает пользоваться презервативами, чтобы моя девочка не залетела. Меня на ржач пробило: какая девочка, я к тому времени уже точно знал, что предпочитаю парней, меня в Праге любовник ждал. Ну я, не особо задумываясь, с кем и о чём говорю, и ляпнул, что поскольку за девочку у нас в паре я, то про беременность можно не беспокоиться, залететь-то мне нечем. Папа сидит, молча новость переваривает, что сын геем оказался, а мама – я даже не заметил, когда она в комнату зашла – спокойно так выдала, что венерические болезни гораздо опаснее нежелательных беременностей. А потом велела мне спать ложиться и увела отца. Стив абсолютно по-детски раскрыл рот, слушая мои воспоминания. - И что, никакой ругани, никаких слез и уговоров одуматься? Ему явно не верилось, что в ответ на подобное признание можно получить не оплеухи, а заботу о безопасности и понимание. Я и сам, если честно, до сих пор поражаюсь на лояльность родителей, ведь они ни разу, ни словом, ни взглядом не упрекнули, не укорили меня. - Нет. Поговорили потом серьезно, конечно, просили быть осторожнее. Спросили, уверен ли я. Ну, я сказал, что у меня есть любовник, что у нас стабильные отношения, и я ему полностью доверяю. Обещал даже их познакомить. - Ты собирался знакомить родителей с Анджеем? Стиву было больно. И, начиная свой рассказ, я знал, что так и будет, но как по-другому, увы, не знал. Правда – она часто причиняет боль. А врать ему – нет! Только не ему! - Нет, это было еще до знакомства с Анджеем. Моего первого любовника звали Ладислав. Он был инструктором по бодибилдингу в моем институте. Малыш даже присвистнул. - Ничего себе! - Да. Я, правда, боялся, как родители отреагируют на известие, что он старше меня на четырнадцать лет и является моим преподавателем. Я ведь тогда был еще несовершеннолетним, а они все-таки полицейские, могли и посадить его. Секс с малолеткой – серьезное преступление, даже если по взаимному согласию. Но знакомство так и не состоялось, они погибли. А Ладислав потом оформил надо мной опеку, ему, как преподавателю, без проблем все документы подписали, тем более что мне до восемнадцати всего полгода оставалось. Он мне и дом помог продать, и квартиру в Праге купить. - Если он такой заботливый, что ж не защитил от Анджея, позволил ему так с тобой… Стив нахмурился, голос его засочился ревностью и неприязнью, а потом прервался. Я пересел к нему на пол и обнял, зарылся носом в густые волосы, вдохнул ставший родным запах, отрешаясь от прошлого, радуясь настоящему. - Не злись. Если бы Ладислав остался в Праге, то истории с Анджеем, скорее всего, не было бы. Да и в «Прайд», а потом и в «Bel Ami» я бы тоже не попал. А значит, и с тобой мы бы тоже не встретились. Но Ладиславу прислали вызов из Штатов. Он до травмы был довольно известным спортсменом, и его пригласили на тренерскую работу в один из американских клубов. Условия предложили просто сказочные: виза, бешеные деньги, куча возможностей. А тут его ничего не держало, ни семьи, ни родных. Да и время тогда было мутное, середина девяностых, вся Европа на ушах стояла после распада Советского Союза. Ладислав звал меня с собой, но мне визу не дали. Он-то знаменитость, перспективный работник, а я… зачем им нищий, не имеющий образования мальчишка? Стив поцеловал меня, словно ставя точку в нашем обмене воспоминаниями. Да, собственно, рассказывать больше было и нечего. Я наслаждался его мягкими нежными губами, облизывая и чуть покусывая их, неторопливо ласкал шелковистую кожу спины и плеч, ощущал ответные объятия, и чувствовал себя совершенно счастливым. Что было, то прошло. А сейчас у меня есть мой малыш, и, как ни странно, мне этого вполне хватает, чтобы мнить себя повелителем мира. - Значит, мне повезло, потому что ты – мой! Стив победно улыбнулся и расправил плечи, как будто готовился отвоевывать право быть рядом со мной. Глупый! Он еще не понял, что бороться больше не надо, что «сокровище» по имени Тони уже его. - Твой. Целиком и полностью. А поэтому, давай, доразбирай свой тренажер и поехали домой. Я улыбнулся не менее торжествующе, чем он, и поднялся с пола: заниматься любовью я всё же предпочитаю в собственной постели. *** Уже погрузив все сумки с вещами в фургончик, я не выдержал и всё-таки задал Стиву так мучивший меня вопрос. - Малыш, не то, чтобы я был недоволен, но… почему ты не уехал к Роберту в Германию? Мне действительно это было непонятно, ведь его, кажется, ничто не держало в Чехии. Стив завел мотор, вырулил со двора и только после этого глянул на меня. - Да я вообще-то собирался ехать. Только не к Роберту, а работать: у меня с Хаммершмидтом договоренность была, устная правда, контракт с «Триумвиратом» закончился тридцатого июня. - Но? Малыш явно что-то недоговаривает! Да еще и краснеет как-то подозрительно сильно, от жары уши обычно не пламенеют так яростно. - Но пока ждал окончания контракта с «Триумвиратом», посмотрел «Вишенки». Не понял. О чем это он? - И что? Стив чуть снисходительно улыбнулся, словно потешаясь над моей непонятливостью. - И увидел тебя. Святая Магдалена, как можно одновременно смущаться и испытывать чувство превосходства? Да еще и быть при этом бессовестно соблазнительным! Небеса не ответили, но, наверное, можно, раз я готов трахнуть этого мальчишку прямо в машине посередине дороги. Ну, или заставить его снова проделать со мной всё то, что он вытворял прошлой ночью. Нет, скучать мне больше точно не придется, я уверен. А «Вишенки»… что он там такое увидел? Пересмотреть что ли на досуге этот фильм?