Метр девяносто сплошного недоразумения

Несмотря на злость, придавшую мне скорости, догнать Риджестона, уверенно тащившего на буксире Марка, мне удалось только у самого выхода. - Бастиан, долго тебя ждать? Ты же слышал, что Марк проголодался. Хочешь уморить его голодом? Синие глаза Лукаса были невинны и безмятежны, как майское небо в полдень. Актер, мать его! Зато улыбочка, играющая на губах, вполне ясно указывала на то, о каком именно голоде говорил Лакки: его любимое выражение «я жутко голоден, но есть не хочу!» давно стало крылатой фразой в студии. Счастье еще, что Марк так и не понял двойного дна этого прикола, а то вряд ли бы стоял так спокойно, прислушиваясь к нашему словесному пинг-понгу. Только взгляд у парня был очень-очень внимательный, испытующий, он словно рентгеном просвечивал то меня, то Лукаса. - Лакки, а ты что, в повара решил податься? - Повар! – недовольно фыркнул Лукас. - Я тебе не Джулиан, это он у нас бухгалтер-кондитер. Но пиццу, так и быть, разогрею. Поехали! - Ну да, ты у нас супер-звезда с архитектурным уклоном! – поддел я потерявшегося в самолюбовании Лакки. Эти два упрямых барана – Лукас и Джулиан - просто невыносимы в своем противостоянии, особенно когда находятся в одном помещении. К счастью для окружающих, такое бывает редко. После очередного выпада в адрес старого соперника Риджестон довольно бесцеремонно выпихнул нас с Марком на улицу и начал подталкивать к стоянке. Нет, я его точно сегодня прибью: мало того, что издевается почти в открытую, так еще и не перестает лапать Марка не по делу! Обидней всего, что этот… вчерашний девственник, не только не сопротивляется, но и, похоже, находит приятной компанию Лукаса и его фривольно-покровительственное отношение. Впрочем, стоит ли удивляться – он сам признался мне тем вечером, что обожает секс как таковой и не мыслит без него жизни. А я еще не поверил тогда, думал, мальчишка бравирует… Более-менее связно мыслить я начал уже возле «мини-купера» Лукаса, в который он собрался усадить порядком растерянного Марка. Нет, я, естественно, в курсе, что Риджестон прямо-таки неприлично обожает свою машинку - он уже плешь проел всем окружающим своими восторгами в ее адрес. И, конечно же, я знал, как он обижается на подколки по поводу миниатюрности данного шедевра машиностроительной промышленности. Но, представив почти двухметрового Марка, садящегося в эту «божью коровку», я не сдержался и от души расхохотался. - Лукас, ты же не серьезно хочешь впихнуть Марка в ЭТО! - Угу, впихнуть невпихуемое, - скептически измерил взглядом сначала длину собственных ног, а потом ярко-красную, пучеглазую, как лягушка, машинку Марк. - ЭТО, между прочим, очень и очень престижный автомобиль! – оскорбился за честь своей любимицы Лакки. - Лукас, Себастиан, не спорьте! Я все равно не могу оставить свою машину здесь: домой-то на чем буду добираться? – отвлекся от лицезрения «купера» и вклинился в нашу перепалку Марк. - Домо-о-о-ой? – нарочито удивленно протянул Лукас, явно предполагающий, что репетиция затянется на всю ночь, и я понял, что пора вмешиваться, иначе он наболтает много лишнего. Очень много. - О’кей! Идеальный вариант: каждый едет на своей машине. Никто ни от кого не зависит. Поехали, а то и правда есть хочется. Лакки, жду не дождусь твоей пиццы. Речь получилась немного нервная и какая-то суетливая, но желанного результата я добился: Марк, кивнув, пошел к своему фургончику. Стоило ему отвернуться, как я обратил всё свое внимание на Лукаса. - Слышь, ты, купидон недоделанный, уймись уже! - Ты бы мне лучше спасибо сказал, Отелло. Парень вон как проникся ситуацией, даже ужином, отдыхом и задницей согласен пожертвовать ради тебя, так лови момент, хватит ушами хлопать! И так уже затерроризировал всю студию своим несчастным видом. Кстати про ужин: я тоже есть хочу, так что поехали. - Что?!! Какой еще несчастный вид, что ты выдумываешь? Не соизволив даже взглядом отреагировать на мои последние слова, Лукас уселся в машину и начал выруливать со стоянки. Марк уже приготовился ехать следом за ним. Мне ничего не оставалось делать, кроме как перестать возмущаться по поводу моих якобы страданий, замкнуть кавалькаду и попытаться не думать о той авантюре, которую затеял Лакки, и в которую я по дурости позволил себя втянуть. А есть действительно хотелось всё сильнее… *** Едва зайдя в свою квартиру, Лукас помчался на кухню, бормоча что-то об упадке сил, количестве потраченных калорий и вреде ненормированного рабочего дня для его организма. Я немного замешкался в прихожей, не зная, идти за ним или устроиться в гостиной. Марк топтался рядом и выглядел очень смущенным. - Себастиан, тебе надо рану обработать, вдруг заражение будет. Марк как-то нерешительно махнул рукой, словно хотел прикоснуться к ссадине на моем лбу, но в последний момент остановился. - Ерунда! На мне всё как на собаке заживает. Я и сам не мог толком понять, почему отказываюсь от его помощи. Может, боюсь его прикосновений? Боюсь, что, будучи абсолютно невинными, они, тем не менее, разбудят воспоминания о другом вечере и другой репетиции? Вопросы, вопросы… Где бы еще ответы найти! - Тем более! Как раз мой профиль, я же ветеринар, помнишь? – Марк хихикнул, но потом его улыбка увяла. - Впрочем, если ты не хочешь… - Да хочет он! Еще как хочет! Вопль Лукаса был таким пронзительным, что мы с Марком вздрогнули. А зараза Риджестон продолжал верещать из недр кухни: - Аптечка в ванной. Давай, Марк, посмотри, что там с нашим коммандос, а то и правда изуродует своё ангельское личико, а папочку Дюроя инфаркт тяпнет от порчи казенного имущества. Бастиан же у нас достояние компании, его беречь надо, холить и лелеять, кормить и любить. Вот я, например, уже жарю его любимые стейки, теперь дело за тобой, дерзай! Нет, ну не трепло, а?! Мы с Марком практически синхронно закатили глаза и так же синхронно рассмеялись от столь одинаковой реакции на Лукаса. Смех немного разогнал напряжение, висевшее между нами, и я спокойно… ну, почти спокойно потянул Марка за руку в сторону ванной комнаты. - Пойдем, доктор Дулиттл, покажешь, чему тебя в университете научили. Со своей стороны обещаю быть образцовым пациентом, не рычать и не кусаться. Интересно, все, когда волнуются, несут полную чушь, или это я один такой дефективный? *** Усевшись на бортик ванны, я с удовольствием наблюдал за тем, как Марк моет руки, роется в шкафчике и сосредоточенно перебирает пузырьки с лекарствами. Двигается он очень красиво, словно танцуя, плавно перетекая из одного положения в другое, завораживая, гипнотизируя, притягивая, покоряя. Мышцы так и играют под тканью футболки – создается впечатление, что парень в родстве с семейством кошачьих, настолько совершенно он владеет своим телом. Самое интересное – Марк не задумывается над этим, не красуется, он просто делает своё дело. И в этой непосредственности, естественной грации и состоит очарование моего малыша. - Где это тебя так угораздило? Марк не поднимал глаз от аптечки, только по закаменевшей спине я и догадался о том, с каким напряжением он ждет моего ответа. - Да вот, подраться с Лукасом не получилось, пришлось удовольствоваться стеной. Пожав плечами, я продолжил любоваться Марком. - Коридор не поделили? - Да нет, просто выясняли кое-что… Я так расслабился, ловя кайф от его присутствия рядом, от того, что он перестал меня игнорировать и заговорил, что чуть не свалился в ванную, когда он повернулся ко мне и, протянув руку с резко пахнущей ваткой к моему лбу, глянул на меня своими ласковыми, теплыми, немного печальными глазами. Да что же это такое?! Я, взрослый двадцатипятилетний мужчина, прошедший огонь и воду и заслуживший у своих бывших любовников репутацию хладнокровной и бессердечной сволочи, но стоит мне оказаться рядом с этим мальчишкой, и я веду себя как подросток, переполненный бушующими гормонами! А он словно специально старается меня помучить – нежно, но властно поворачивает моё лицо к свету, не спеша убрать прохладные пальцы с моего подбородка, сосредоточенно хмурит брови и покусывает нижнюю губу, склоняет своё лицо почти вплотную к моему, так, что я чувствую тепло его дыхания. Да еще и умудрился встать не рядом, а между моими разведенными для устойчивости ногами. В результате, отшатнувшись от едкого запаха антисептика и потеряв равновесие, я инстинктивно схватился за него. Вернее, за ту его часть, что оказалась под руками – его задницу. Да еще и прижался грудью к паху, моментально почувствовав, что он начал возбуждаться, что при его-то размерах было весьма и весьма впечатляюще! Самое смешное, что я смутился и даже, кажется, начал краснеть, а Марку – хоть бы что! Покрепче вцепился мне в подбородок и знай себе трет ваткой разбитую бровь, не пытаясь отстраниться. Ну что ж, если ты, малыш, не против, то и я возражать не буду. И рук с твоей задницы не уберу – не настолько я благороден, чтобы отказаться от удовольствия, о котором давно мечтаю, и которое само, что называется, в руки упало. - Тебе надо было всего лишь сказать, что вы с Лукасом вместе, и я не стал бы тебе докучать. Вам кирпич на голову не падал? Мне тоже. Но теперь я точно знаю, что чувствуют люди, которые это пережили. - Ты думаешь, что мы с Лукасом вместе? Что мы любовники? Несмотря на всю свою нелепость, слова Марка звучали почти как обвинение, и я решил на всякий случай уточнить. - А что я должен думать? Сначала ты вполне однозначно посылаешь меня, а потом я слышу, как ты признаешься Лукасу в любви и при этом сидишь, прислонившись к нему и положив голову на его плечо! Очень, знаешь ли, романтичная сценка, даже слезу выжимает! Уточнил, блин, на свою голову! Ну что, Тони, хотелось тебе серьезных отношений с Марком? Вот и получай вполне серьезную сцену ревности. Вот вечно у меня всё наперекосяк: и отношений-то еще толком нет, и хрен его знает, будут ли, а выяснять их уже приходится. - Марку, ты всё не так понял! Я действительно люблю Лукаса. Люблю как брата, как друга. Но мы никогда не были любовниками по жизни, наша с ним близость несколько иного свойства – Лакки был моим первым партнером, когда я пришел в «Bel Ami». Он мне тогда очень помог, научил всему, что знал, опекал меня, как мог. Работа, конечно, не единственное, что нас связывает, за семь лет столько всего вместе пережили, что стали почти родными, братьями, иначе и не скажешь... Судя по напряженно-отстраненному скептическому взгляду Марка, я его не убедил. - Братьями? А Лукас сказал, что ты очень ревнив. И именно этим объяснил необходимость твоего присутствия на нашей завтрашней съемке. Так и есть – не убедил. Ну, Лукас, спасибо тебе, постарался, наплел парню красочных историй, а мне теперь расхлебывай! Единственное, что утешает – Марк, кажется, всерьез ревнует меня к Лукасу. А значит, он вовсе не так равнодушен ко мне, как изображал в последние дни наших афинских каникул. - Лукас тут ни при чем. Рука, которая до сих пор уверенно, даже немного властно держала мой подбородок, дрогнула, и ухоженные, красивые, но от этого не менее сильные пальцы, соскользнув, весьма ощутимо вцепились в моё плечо. Как будто искали точку опоры. Как будто Марку было жизненно необходимо держаться. За меня держаться. - А кто при чем? Ну, Тони, и что ты на это ответишь? Рискнешь еще раз своим сердцем или так и будешь до конца своих дней перебиваться одноразовыми перепихонами? Хватит у тебя смелости впустить этого парня в свою жизнь, или будешь продолжать скулить по вечерам от одиночества и пустоты? Сможешь отряхнуть с себя всю грязь и жить с гордо поднятой головой, свободным и счастливым, или позволишь Анджею победить? По сути, это всего лишь вопрос доверия. Моего доверия Марку, и ничего более. Так просто. И так страшно. Как там Пьер говорит: «пуганая ворона куста боится»? В точности про меня… Я глубоко, как перед прыжком в ледяную воду, вздохнул и всё-таки решился. - Ты. Ты при чем. - Я?!! Марк, растеряв всю свою грацию, неуклюже плюхнулся прямо на кафельный пол у моих ног и поднял на меня огромные, умоляющие глазищи. Кадык на длинной шее ходил ходуном, а пальцы судорожно сжимали многострадальную ватку. Мне было очень не по себе под его взглядом. Так смотрит голодный ребенок на шикарный многоярусный торт в сияющей витрине кондитерской. С такой жаждой и слепым, немым и глухим обожанием религиозные фанатики внимают беснующимся проповедникам и потом без тени сомнения отправляются на «священную» войну во имя своей веры. Вот с таким безграничным доверием приводят люди своих близких к врачу и просят совершить чудо, спасти. Но я не волшебник, я не умею творить чудеса. Я боюсь его доверия и его любви, потому что «мы в ответе за тех, кого приручили», а я не хочу этой ответственности! Господи, мне бы с моей собственной жизнью разобраться, выбраться бы из того болота, в котором барахтаюсь уже столько лет, куда уж тут заботиться о нем… Но он, не спрашивая разрешения и даже не особо ставя в известность, вошел в мою жизнь. Стал моим малышом. Моим, хочу я того или нет. И я вроде бы смирился с этим, даже обрадовался подаренному судьбой шансу, почему же так неимоверно сложно сказать вслух всё то, что давно и прочно поселилось в сердце? Почему так страшно сделать этот последний шаг, подтвердить всё сказанное и услышанное ранее, поставить точку? Может, потому, что эта точка должна стать не концом, а началом чего-то нового, очень желанного, невообразимо хрупкого? - Да, ты, Марку. Так уж получилось, что именно тебя я ревную, не хочу видеть с другими в постели. - А… с собой хочешь? - Хочу. В том-то и беда, что я хочу, чтобы ты был только моим. Такая вот неожиданная, необъяснимая жадность во мне проснулась. Марк недоуменно поморгал, словно бы усваивая, вникая в смысл услышанного, а потом засиял глазами, ослепительно улыбнулся от уха до уха и, встав на колени, обхватил мою шею руками. - А мне нравится твоя жадность! И поцеловал меня. Нежно, требовательно, соблазняюще. Марк словно утверждал права на меня, одновременно давая мне разрешение на обладание. Сталкиваясь языками и стукаясь зубами, мы вцепились друг в друга и забыли обо всём на свете. Не было в этот миг ничего важнее нашего поцелуя, в котором мы давали взаимные обещания, прощали обиды и заявляли о своих желаниях. Но когда это миру было дело до желаний или нежеланий отдельно взятых личностей? Стоило нам с Марком окончательно разомлеть от счастья быть вместе, просто быть рядом, как этот самый окружающий мир в лице Лукаса бесцеремонно ворвался в нашу только что рожденную вселенную и заставил вернуться к действительности. - Ромео и Джульетта, сцена на балконе! Шекспир нервно курит в сторонке! Вы ужинать-то идете или любовью сыты? Лакки стоял на пороге ванной комнаты и по обыкновению ехидно ухмылялся. Но в глубине его глаз я разглядел облегчение и удовлетворение. Марк уткнулся носом мне в ухо и довольно посапывал, явно не собираясь реагировать на Лукаса. Поэтому переговоры с внешним миром пришлось вести мне. - Мы сейчас придем, только аптечку уберем. - Ну-ну, вижу я, как вы тут лечитесь! - Очень даже хорошо лечимся, мне нравится, - пробурчал Марк, не поднимая головы с моего плеча. Его теплое дыхание послало волну удовольствия вдоль моего позвоночника и вызвало к жизни счастливую, но, видимо, до ужаса глупую улыбку, потому что Лакки откровенно расхохотался, глядя на нас. - Ну да, мы ж не любили, нам не понять! Не подкалывать Лукас просто не мог – этого требовала его натура, но улыбка у него была на редкость добродушная. Хотя, подозреваю, что настолько расслабился он лишь потому, что Марк так и не поднял головы с моего плеча, а передо мной наш стервец Лакки иногда всё же скидывал маску. - Сгинь, Лукас, мы уже идём. Я махнул ему рукой, и Риджестон ушёл, продолжая посмеиваться. Мои пальцы сами собой вплелись в густую шевелюру Марка и теребили шелковистые пряди, поглаживали виски, ласкали высокий лоб… Эти незамысловатые на первый взгляд прикосновения дарили столько счастья, что я мог бы так просидеть целую вечность. Увы, у нас не то что вечности, даже минутки лишней не было – время уже позднее, а нам еще нужно обсудить завтрашнюю сессию Лукаса, Марка и Дано. - Марку, нам действительно пора. Ужин стынет, да и поговорить надо. Он поднял голову и внимательно вгляделся мне в глаза. - Ты и правда простил меня, Себастиан? Грусть и боль наполняли столь любимые мною глаза. И где-то в самой глубине их затаился страх. А мне стало невыносимо стыдно за то, что я заставил его окунуться во всё то дерьмо, которым оказалось моё прошлое. Он, конечно, солгал. Но и я хорош! Поизмывался над парнем по самое не балуй. И как только у него терпения хватило на все мои истерики и закидоны! - Ты тоже прости меня, Марку. За грубость, за злобу, за трусость. Прости за то, что тебе пришлось отвечать за чужие грехи… Знаешь, я ведь не идеальный, даже не хороший, я… впрочем, ты про меня знаешь гораздо больше многих из тех, с кем я тесно общаюсь каждый день. Подумай, Марку, нужен ли я тебе такой… Я замолк на полуслове в надежде, что Марк понял всё, что я хотел, но так и не сумел ему сказать. Решение в любом случае за ним, только за ним. Если он сможет принять меня таким, какой я есть, если у него хватит сил и желания бороться с демонами, живущими в моём прошлом… если он захочет взвалить на себя такой груз... Или не захочет… мне остается только лишь ждать его ответа… - Нет, ты не идеальный, ты лучше. Ты – настоящий. И ты мой! Я уже говорил тебе это однажды и повторяю вновь: я люблю тебя, Себастиан. Придется тебе к этому привыкнуть, потому что я упрямый и буду твердить об этом вновь и вновь, пока в один прекрасный день ты мне не поверишь. Марк сверкнул счастливой улыбкой, коротко поцеловал меня и, вскочив на ноги, потянул на кухню. - Пойдем, Себастиан, я тоже есть хочу. *** Оглядев наши сияющие физиономии, Лукас удовлетворенно кивнул. - Договорились, слава тебе, Господи! Одной проблемой меньше. А то Бастиан умудрился за один рабочий день половину студии в тоску вогнать своей хандрой и вспыльчивостью. Малыш Свен еле успокоился после сессии. Да и Итан тоже изрядно понервничал. Марк тут же сделал стойку, ну просто охотничий пес какой-то! - Какой еще Свен, какой Итан? - «Детки», которых Бастиан сегодня тренировал. - И что с ними такое? Нет, это уже просто смешно! Ревность Марка прямо-таки брызжет из него, а Лакки, сволочь такая, еще и подзуживает. И при этом оба абсолютно не обращают на меня никакого внимания, словно меня и в комнате-то нет. У них, видите ли, светская беседа двух аристократов за ужином! Не хватает только хрусталя, фарфора, свечей на столе и смокингов на этих, с позволения сказать, джентльменах. А так – хоть сейчас на прием к английской королеве. Ух, как я зол! - Да всё с ними нормально, просто переволновались перед съемкой, а это вполне естественно для новичков. Лукас, так где обещанная пицца? Вместо пиццы мне вручили тарелку с шикарными отбивными – несмотря на постоянные подколы и фырчанье в адрес первой профессии Джулиана, готовит Риджестон великолепно - а на мои попытки отвлечь внимание Марка они даже не отреагировали. - Ничего себе «переволновались»! Мы с Марти бедных парней водкой с пивом в чувство приводили: они уж и так, и эдак перед своим тренером расстилались, а наш сэнсэй сегодня не в духе оказался, и вместо того, чтобы обласкать «деток» по обыкновению, довел их чуть не до истерики. И между прочим, Итан никакой не новичок, каким боком к камере поворачиваться, в курсе. Но, вот, похоже, ублажить своего тренера не сумел. Не получилось у мальчика! Хотя и старался, о-о-о-очень старался. Или это тренер вдруг забыл, что нужно делать с «детками»? – голос Лукаса так и сочился сарказмом, что не мешало ему с удовольствием поглощать мясо и овощи. А вот у Марка, кажется, аппетит начисто пропал, парень даже вилку отложил, с таким напряжением слушает разглагольствования нашей ехидны. Не знаю уж, в какой истерике бились мои недавние ученики – когда мы распрощались, парни были вполне адекватны, веселы и спокойны. Но, красочно расписывая события сегодняшнего дня и беззастенчиво их перевирая, Лакки добился одного несомненного результата: Марк разозлился. Причем на меня. Яростно сверкая глазами и играя желваками, мой малыш сверлил меня тяжелым взглядом. - И чего это они перед тобой расстилались? Нет, ну это надо, а? Я же еще и оправдываться должен. А в чем, спрашивается? В том, что постарался помочь новичкам расслабиться и чувствовать себя перед камерой спокойнее? Между прочим, именно в этом и заключается моя работа. Ну Лукас, ну балаболка! Какого черта он вообще устроил этот балаган? - Никто ни перед кем не расстилался, была обычная, нормальная сессия. И, Лакки, если ты не прекратишь нести чушь, то я тебе всё-таки врежу! - У-у-у как всё запущено-то! Один юмор перестал понимать, теперь и второй туда же… и как с вами с такими серьезными работать? Как ни в чём не бывало Риджестон ухмыльнулся и продолжил есть. Марк недоуменно поморгал глазами то на меня, то на Лукаса, помолчал, а потом всё-таки уточнил. - Так это что, шутка была? Лакки раздраженно вздохнул и отбросил нож и вилку. - Надо разделять работу и личную жизнь. Это, малыш, я тебе как проститутка со стажем говорю. - Лукас, ты считаешь нашу работу проституцией? Марк был удивлен, если не сказать шокирован. - Ну, можно, конечно, и более изящно выразиться – искусство. Только от замены слов суть всё равно останется та же. Мы зарабатываем себе на жизнь своими телами, продаем их. Как ее ни назови, а торговля телом - она и есть торговля телом. Впрочем, если ты собираешься работать в «Bel Ami» только из любви к искусству – дело твоё. А я покушать люблю, мне деньги нужны, - съехидничал Лукас. Та-а-а-ак, начинается. Похоже, шутки кончились, и Риджестон, даже не закончив ужин, решил заняться воспитанием, как он это называет, Марка. Вот только неизвестно, как на это воспитание отреагирует сам Марк, вон как губы сжал и глаза прищурил. - Лукас, твои проповеди мешают моему пищеварению. - А ты не слушай, Бастиан. Тебе я всё это уже говорил лет эдак несколько назад. - Может, мне вообще уйти? Терпеть не могу, когда Риджестон строит из себя прожженного циника, всё на свете знающего и умеющего. Лукас поднял на меня тяжелый немигающий взгляд и, выделяя каждое слово, отчеканил: - Ты, конечно, можешь уйти, Себастиан. И даже можешь увести с собой Марка. Мало того, ты можешь даже не приходить на завтрашнюю сессию… Давайте ее вообще, на хрен, отменим! Но мне почему-то кажется, что Дано не только мой, но и твой друг. Да и к судьбе и здоровью Марка ты недавно проявлял нешуточный интерес. Или я ошибся? Ненавижу, ненавижу, ненавижу, когда он так себя ведет! Говорит умные слова, совершает правильные поступки и умудряется при этом выглядеть отъявленным негодяем и подонком. Словно бы специально отталкивая людей от себя. У-у-у-у, сволочь! - Может, мне кто-нибудь всё же объяснит, что здесь происходит? – вклинился в нашу дуэль взглядов Марк. Не успел я и рта раскрыть, как Лукас в своей неподражаемой манере всё опошлять и утрировать вывалил на Марка суть проблемы. - Всё очень просто, малыш. Как только ты расскажешь Дано правду о своих выкрутасах, то вместо христианского прощения и благословления он попытается тебя угробить – он, видишь ли, не любит подобные розыгрыши, ну нет у человека чувства юмора! И сто к одному, что ему это удастся. Лично я не возражаю против такого исхода дела: в этой жизни за всё надо платить. Но вот папочка Дюрой вряд ли оценит подобное обращение со своей собственностью. И не спорь, после подписания контракта твоя мордашка и твое тело перешли в его полное и безраздельное владение. В результате у моего друга Дано будут большие неприятности, и уже вот это мне не нравится. Вдобавок, Себастиан резко возражает против очищения твоей совести через физические страдания… - ЗАТКНИСЬ!!! Черт, не думал, что умею так орать. Скрытые, блин, таланты! Зато тишина воцарилась в комнате просто звенящая, как будто уши ватой забиты. - Так вы что, меня сюда притащили, чтобы уговорить ничего не рассказывать Дано? Марк выглядел, мягко говоря, недовольным. И несговорчивым. Я вздохнул – даже злой и встрепанный, сверкающий глазищами, как загнанный в угол зверек, этот парень вызывал у меня желания вполне определенного характера. Просто одержимость какая-то! - А ты уговоришься? - Лукас и не думал затыкаться, но хотя бы сбавил обороты, и его голос звучал не так озлобленно. - Нет. Я ведь тебе уже объяснил причину, по которой должен поговорить с Дано. И мне показалось, что ты понял меня. - Да я-то понял, - вздохнул Лукас. - Но вот Бастиан категорически возражает. Марк изумленно уставился на меня. - Почему, Себастиан? - Потому, что Дано тебя убьет. Прозвучало, конечно, зловеще. Но по существу - Дано на самом деле способен парой ударов покалечить любого, даже опытного бойца, чего уж говорить про моего малыша. Приютское детство и неприкаянно-криминальная юность Дано давали ему огромную фору перед домашним мальчиком Марком. Но Марк, как и ожидалось, уперся рогом. - Но, Себастиан, как ты не понимаешь? Я должен попросить прощения у Дано и рассказать ему правду! Я не хочу, чтобы ложь стояла между нами, не хочу начинать наши отношения со лжи! Мне необходимо исправить свою ошибку, это нужно мне, именно мне, понимаешь?! - Ну, мы так и думали, - Лукас устало потер глаза и начал собирать тарелки со стола. - Именно поэтому, Тони, мне и придется быть третьим в завтрашней сессии, кто-то же должен подстраховать этого глупого мальчишку. - Вы что, серьезно хотите меня заставить поверить, что Дано – монстр? Марк скептически прищурился и переводил взгляд с меня на Лукаса и обратно. - Нет, Дано, конечно же, не монстр. Но характер у него тяжелый. И рука – тоже, - я попытался быть как можно более убедительным. - Марку, послушай, не нужно тебе разговаривать с Дано, не нужно! Я ведь уже сказал, что простил тебе этот обман. - Но я сам себя не простил. Вот так, всего одной фразой мой малыш разбил все мои надежды избежать завтрашнего кошмара. - Ладно, хватит сопли жевать! Идемте, быстренько прогоним сценку и спать. Лукас, закончив уборку, отправился в спальню. Нам с Марком не оставалось ничего другого, как идти за ним. Моё чудо шло абсолютно спокойно и уверенно. А у меня было ощущение, что я иду на эшафот. Даже не спрашивайте, почему!