точка х

twenty one pilots – hometown "you can bring the fire i can bring the bones i know i know you make the fire in my bones and make it grow"

жить отношениями с акааши очень сложно. это должно оставаться в тайне, но как можно утаить то, что для тебя сейчас номер один в списке, где всего-то один пункт. куроо думает, что - ладно, с кем не бывает (в том-то и дело, что ни с кем нормальным) и два дня не пишет акааши смс, не звонит и не подкарауливает дома у бокуто. это как эксперимент типа "сколько человек может прожить без воды, еды и акааши кейджи". ответ - прожить может, но хреново. в квартире теперь невозможно находиться, потому что тут акааши тоже побывал и куроо начинает тошнить от злости каждый раз, когда он вспоминает об этом. акааши мог бы быть тут каждый день, но этим "но" можно застрелиться, вскрыть вены или просто убить кого-то. куроо устал считать, сколько их появилось в его жизни за последнее время, но, кажется, уже перевалило положенный лимит. и хорошо, если бы эти "но" переключали его на что-то хорошее, но как убить себя так, чтобы быстро и не сильно больно. на выходных куроо собирает по всей квартире заначки, которые прятал от самого себя, недовольно подсчитывает, и идет в паб вместе с ойкавой, у которого опять завал на работе и которому нужен шот. два. ну или подзатыльник от иваизуми, как бюджетный вариант. - слушай, - говорит куроо, уловив момент, когда ойкава три раза опрокинул стакан и по-доброму так обмяк на стойке, - что бы ты сделал, если бы... например, мацукава начал клеить иваизуми? ойкава поднимает на него ошалелый взгляд. - а мацукава клеит ива-чана? - нет, - куроо стучит пальцами по колену, - но если представить, то что бы ты сделал? ему кажется, что он слышит, как в голове ойкавы надрывно скрипят извилины, а на его лице читается тяжелый умственный процесс и еще то, что ему больше нельзя наливать. - я бы ничего не сделал, - изрекает он, наконец, и грустно рассматривает свой стакан на свету. - я верю ива-чану, поэтому знаю, что он бы поступил правильно. куроо переносит его слова на свою ситуацию и чувствует, как на душе скребет стадо разъяренных кошек. бокуто верит и акааши, и ему, но его вера остается неоправданной. он грустно опрокидывает еще шот, набирает на телефоне ойкавы номер иваизуми и пробирается к выходу. где-то в глубине души он надеется, что на парковке опять будет стоять акааши и он даст ему закурить, а потом отвезет домой. но на парковке нет даже машины куроо, а о акааши вообще не может быть и речи. на часах 1:45, куроо зажимает в зубах противную ментоловую сигарету, от которой у него сразу же начинает неприятно чесаться в горле. в зажигалке газ выкручен на максимум, и он чуть не сжигает себе к чертям и волосы, и ресницы. в голове тоненький раздражающий голос нашептывает "позвонипозвонипозвони" и вообще, на него вроде как ведутся только пьяненькие девушки, но куроо лишь слегка нетрезв, а идея набрать знакомый номер слишком навязчивая. номер акааши он вообще знает наизусть и цифры бьются о виски вместе с алкоголем. в конце-концов, все плохое, что могло случиться, уже случилось, дальше по списку только землетрясения и зомбиапокалипсис, сразу после пункта "запасть на чужого парня". внести бы поправочку в этот малозначимый пунктик, потому что, ну какой бокуто ему чужой. ну ты сука, говорит себе куроо мысленно и нажимает на кнопку вызова. гудки тянутся долго, очень долго, и они даже чуть-чуть усыпляют. куроо прислоняется спиной к какому-то столбу сомнительной прочности, и тот тут же немного кренится под его весом. гудки обрываются, когда он уже начинает засыпать на этом столбе. тишина давит на уши, на мозг давят две бутылки пива и какая-то муть из бара, которую советовал ойкава, на сердце давит акааши кейджи. - привет, - говорит куроо, стараясь произвести впечатление трезвого человека, но его язык упорно пытается свернуться в узел, поэтому он дает ему полную свободу, - иваизуми опять забрал ойкаву из пивнушки, а я сам себя забрать не могу. ты не считаешь это несправедливым? на той стороне провода загадочно гудело. куроо представил себе сонного встрепанного акааши, который щурится и прижимает телефон плечом к уху, и в его груди неприятно запекло. было бы еще здорово не думать, с кем рядом он лежит. - я бы хотел опять тебя увидеть, представляешь. ты спросил, что мы будем делать, а я вот сейчас хочу ответить, что хотел бы просто иногда видеть тебя, как тогда, - в горле пересыхает, как в долбаной пустыне, но куроо проталкивает слова наружу с невообразимым упорством. - я хочу опять тебя увидеть, акааши. в трубке что-то шелестит, наверное, простыни от движения. - акааши в душе, куроо, - спокойно говорит ему б-о-к-у-т-о. его голос бьет по голове трехтонной бетонной плитой и куроо мгновенно трезвеет. - но завтра мы можем увидеться все вместе, чтобы я наконец понял, что происходит. спокойной ночи. гудки тянутся, как противная жвачка, прилипшая к ботинку. куроо пару секунд держит телефон у уха, отказываясь принимать реальность. кто, блин, принимает душ почти в два часа ночи? кто, блин, отвечает на звонки своего парня? кто, блин, звонит чужим парням ночью? ты знатно проебался, говорит себе куроо и медленно оседает на землю. он звонит кенме и просит его забрать. кенма сонно отругивается и даже пытается шипеть, но куроо угрожает ему прыгнуть с моста или броситься под какую-нибудь красивую машину, которая будет проезжать, и кенма ломается на десятой минуте уговоров. - ты в порядке? - невнятно спрашивает его кенма и смешно чихает. куроо смотрит на часы. 2:41. - в полном, - говорит он и кривит губы. - как шепард в концовке третьей игры, вот в каком я порядке. через час акааши шлет ему смс. "это должно было случиться" очень жаль, что это должно было случиться именно с ними.