Baby from Oakland

Хорошо относясь к людям, которые встречаются нам в жизни, мы приручаем их, берём огромную ответственность за их сердца и души. Теперь каждый силуэт ходит за нами по пятам, теперь каждая невинная сущность преследует нашу совесть, ведь все они принадлежат нам. Мы больше не имеем права оставить этого человека: он привязан. А поэтому всегда нужно думать о последствиях своего поведения, отношения, своей привлекательности и излишне сильного притяжения. Быть холодным и отстранённым одиночкой - значит иметь меньше груза на своих плечах. А тех, кто заточён в крепких узах другого, ждут вечные муки и ужасные перепады жизненной энергии. Он уже и не он: себе не принадлежит, самостоятельных решений принять не может, всё зависит от решения его обладателя, а тот может и не знать, что владеет кем-то, поэтому прирученного ждёт медленная смерть от собственных мыслей.

***

Зол ли Джесси на Элисон за отсутствие внимания, бестолковость, невежественность и жажду дешёвой наживы? Нисколько. Разве он может злиться на своего обладателя? Что же тогда будет с ним, если он потеряет её? Потеряет и себя? Это еще хуже смерти. Лучше спокойно испустить последний вздох, чем, подобно слепому кроту, бродить по Земле, не зная, где твоё место. История её жизни не была единственной в своём роде, но Элисон казалось, что за ней вечно наблюдает что-то высшее, донимает её своим пристальным, осуждающим, но в то же время оберегающим взглядом. Тёмный фантом всегда отречёно стоял рядом, огибая каждое её слово, решение и движение, нанося свои штрихи в жизнь девушки и руководя ею, словно марионеткой, по большому-большому лабиринту. Но, увы, его старания всегда были бесполезными: девушку ждёт лишь один исход. Вся жизнь Элли была неравномерно усеяна глубокими ущельями - кажется, судьба наказывает за что-то. Но ведь никакие муки не даются просто так: значит, совсем скоро, она будет награждена величайшим благом жизни. Окон, в которые могла бы пролезть ночь, в комнате не было, но госпожа всё же находила волшебный способ забраться в мысли каждого человека, оставить там перламутровое мерцание звёзд, шипение бархатной темноты, заставляющее говорить вещи, которые никто бы не осмелился сказать при честном солнечном свете. Сквозь прозрачные стены был виден прохладно-красный огонёк отдалённого фонаря, был слышен фоновый шум промышленной части города, был ощутим запах безмолвного крика. Ночь выдалась тёмной - но город всё еще оставался ярким. Можно выключить весь неон и убрать искры - а душа всё еще будет освещать его. Никто из присутствующих не отреагировал на девушку: одни были слишком пьяны и измучены, чтобы сказать хоть слово, а другие лишь пристально осмотрели её, как очередной объект, на который их друг собирается тратить деньги ближайшую неделю. - Ты хочешь что-то выпить? - спросил Джесси, чтобы прервать громкие осуждающие мысли своих друзей. - Заказывай что угодно. - Нет, спасибо, я не хочу, - ответила Элли, подумав, что парень подразумевает покупку алкоголя за её собственный счёт. - О нет, что ты, конечно же я заплачу. Деньги это не проблема, такие как ты не должны зарабатывать - они должны украшать собой мир, - улыбнулся Джесси, будто прочитав мысли девушки. Всё, что бы не говорил и не делал Джесси, моментально огибалось холодным и рассудительным взглядом Зака; он будто выныривал из каждого угла, пристально окаймлял своим оком каждое телодвижение друга, а в его зрачке, казалось, уже происходит какое-то строгое действо, напоминающее Небесный суд. Его всевидящий и всепоглощающий лик никогда не заботился: он просто наблюдал за мелким человечком Джесси, пытающимся выжить в сетях большого города и плавающим среди собственной губительной страсти. Это его история. Она рождена и создана судьбой для экрана. Вот и беспечный зритель Зак пользовался случаем и созерцал протекание жизни таракашки. Спустя несколько минут Элисон уже держала в своей крохотной ручке стакан с фиолетово-бордовой жижей, по вкусу напоминающей приторное и слегка горьковатое вино. А в её голове крутилась одна истина: она нужна кому-то. Не из-за потребности в деньгах, ресурсах или пропитании, не как материальная ценность, а как человек. Надо же: людей в мире много, но как же сложно быть одним из них, а самое главное - чувствовать себя одним из них. Нас ведь всегда убивают наши же мысли. Самый глупый человек всегда самый счастливый: его потребности сводятся к кровле над головой, достаточному количеству еды, месту для спанья. А думай ты о взаимоотношениях с другими существами, психическом благополучии, разнообразии жизни - не будешь счастлив никогда. А так и хочется стать глупым, хоть на денёк... Магическое действо началось. В глубине темноты загорелись неуверенные одинокие огоньки, которые спустя пару секунд вновь потускнели и угасли, передав публике свой запал. Сколько бы людей там не было - тысяча, две, да хоть весь миллион, Джесси будет видеть среди этой кучи именно её. Именно Элисон-Джейн - и пусть люди будут кричать, ликовать, сходить с ума от счастья; для него они превратятся в пыль и умершие надежды, и в мире ничего не останется кроме неё. Сочные ноты сливались в страстную мелодию, на которую накладывался дрожащий голос Джесси; вслед за чуткими куплетами всегда наступали трагедийные припевы из ритмичных барабанов. Для Элисон каждая песня была завораживающим огневым гимном богемной жизни, пронизывающим насквозь, до самых костей. Теперь она танцует среди денег, бежит навстречу лучшим временам, фибры её души откликаются лишь на этот величавый гимн. Шаткие моральные принципы тонут на пути фундаментального материального благополучия. И Элисон исчезает, развеивается, оставляя за собой лишь горстку любви к миру, а всё потому, что не была она счастлива! Разочаровывается в честности и морали, а за ними становятся долговечные деньги. Перестаёт быть человеком. Утрачает Элисон Паркер. Cухой лёд поедает лодыжки Джесии, заставляя его фигуру зависнуть над полом, придавая щепотку мистификации в любовную балладу, которая льётся сквозь колонки. Элли снова пьёт; алкоголь не действует на неё, но это не помеха, ведь мозг говорит, что это единственный способ забыться от чрезмерного счастья. Выливает в себя несколько бокалов, пока реальность не смешается со сном, пока не станет еще лучше, радость - наркотик. Успех и благодать на вкус как приторные ментоловые леденцы: сначала идёт сахарно-медовая нотка, и только потом язык обжигает леденящий пряный ментол. И только тогда, только там, только в месте, где порок витает в воздухе, можно увидеть, услышать, почувствовать запах и вкус двадцать первого века - новой эпохи романтизма. Это эпоха, когда пылкие влечения рождаются лучисто и горят слепяще-красочными тонами, молниеносно поджигая всё вокруг, не оставляя за собой ничего, кроме той страсти. Она накапливается, пока не становится фатально-роковой, пока не заполняет собой всю жизнь, пока не задушит поддавшегося ей грешного человечка. Калифорния - знойный западный штат, где от земли веет жаром, потому что именно там на холмистых просторах среди пальмовых рощ выращивают манию и добывают влюблённость. Сон и отдых утопают на дне бокалов с коктейлями и оседают под волнами музыки. Здесь нет зимы и нету осени, лишь бесконечная цепочка из лета и весны, когда лучи счастья ослепляют и заражают детской наивностью, за которой порой стоит хитрый и злой умысел обогащения и жажда тщеславия. Грех! Изнеможённая блеклая фигура, освещённая матовыми отблесками софитов, покинула сцену, оставляя за собой воодушевлённые крики публики. Джесси уже далеко за двадцать, но сзади на него всё ещё смотрит одинадцатилетний мальчик ростом в полтора метра, не считая шелковистые русые волосы, родившийся на стыке двух тысячелетий. Тогда он и увидел сияющие голливудские улыбки на экране телевизора; тогда он принялся мечтать о невозможном и научил этому своих друзей. И всё закрутилось в карнавальном вихре, а сладостные мечты пробрались в его жизнь, а вскоре стали ей. Это случилось слишком быстро, парня подхватила эйфория, маниакальное чувство власти над миром.