Baby from Oakland

Луна нависла над городом, словно уличный фонарь, искрящийся белым пламенем. О полнолуние, на него все немного теряют голову! С Элисон порой тоже случалась эта напасть: даже когда приключений не было и видно на горизонте, её мечты сверкали новым и неизведанным, душа жаждала открытия новых эмоций и ощущений. К её же горю, жизнь Элли была бурной и активной, не позволяла расслабиться ни на минуту, даже самый скучный день превращался в опыт, пусть даже печальный. Порой Элли отвечала своей жизни словами "Ну и пусть! Мне же не восемьдесят лет, чтобы читать книги да играть в настольные игры!", но большую часть времени всё-таки жаловалась на горькую участь, не понимая, что ей не хватает этого. Она зависима от постоянных неудач и жалости к самой себе. Она больше не сможет жить мирным образом, всегда будет попадать в передряги, даже сама искать их. Как и во все самые трагические моменты, на улице начался дождь, словно не одна Элисон плакала сейчас. Да и этот дождь нельзя было назвать обычным, он не раздражал, не подогревал грусть, а даже наоборот - убаюкивал, успокаивал, сглаживал ядовито-грязный осадок на душе. Он не стучал голосисто по крышам домов, не разводил панику среди редких прохожих. Капли лишь медленно опускались на землю, приземлялись на бархатные подушки, не создавая лишнего гула нежно шуршали. Всякая паника пропала, Элисон настигло желание лишь медленно плыть по улицам, проскальзывать мимо домов, словно давно угасший призрак, словно уставшая душа когда-то молодой и жизнерадостной девушки. Дождь стоял ровной завесой, оставляя за собой лишь матовые отблески далекого мира. Неоновые огоньки от светящихся вывесок являлись единственным напоминанием о пребывании человека в царстве темноты. Они были настолько яркими, что свечение расстилалось по всей площади дома ровным слоем. Жители домов уже давно погрузились в царство Морфея, из их окон уже не вываливались клубки дымчатого света, не доносились скованные бытовые разговоры. Девушка просто шла вперед, ожидая чуда, и в этом ожидании растворялись все эмоции: страх, обида, злость, неуверенность - все казалось ничтожным и исчезало, не оставляя за собой и следа. Редкие машины проезжали мимо, ослепляли светом фар, который изрядно приумножался, отражаясь в тёмных лужах. На горизонте появилась яркая буква "М". Вот оно - чудо! Поездка в ночном метрополитене была наполнена одиночеством и аскетизмом: было слишком рано для того, чтобы вагоны набились ночными странствующими, которые возвращались из клубов пьяными, но питающими страсть к жизни, а кроме них никто не будет путешествовать на метро ночью. Теперь Элисон окончательно превратилась в призрак, её почти белая фарфоровая кожа стала еще белее, очертания тела начали расплываться, потеряли всяческие физические качества, стали почти прозрачными. Это не было мистификацией или обманом, перед глазами редких путников и вправду явился живой полтергейст - Элисон Паркер. Даже отсутствие ключей от квартиры не заставило бы Элисон сейчас позвонить сестре. Девушка уныло села на лестницу, но проведя несколько минут в таком положении тишина начала слишком давить на неё: она была колючей, страшной, не сулила ничего хорошего, как будто в ней так и притаились чьи-то злые замыслы. Лестничная клетка была местом чужим и неуютным, являлась ночным убежищем для бездомных, её атмосфера и воздух были пропитаны движением и постоянными неожиданностями, которые, к сожалению, не всегда носили позитивный характер. Скитаться по улицам было еще опаснее, да и Элисон уже чуть ли не падала от усталости. Для неё ощущение ненужности было настолько ярким и новым, что она до конца не понимала, каково это, когда тебе некуда идти ночью. Несмотря на безразличие семьи и ужасное материальное положение, у Элисон всегда была квартира, точнее комната. У неё всегда были знакомые в разных сферах обслуживания, она могла попросту пойти на работу. Шли часы, но этого почти не ощущалось: окон рядом не было, Элисон не могла заметить рассвет, вокруг ничего не происходило, будто время и вовсе остановилось. Девушка лишь сидела, облокотившись о стену. Она могла представлять рассвет в своих мечтах: рваные облака, словно сахарная вата, плавали в нежно-розовом сиропе, с каждым мигом тени становились всё насыщеннее, роскошнее, покрывали собой крутые склоны холмов Лос-Анджелеса. Элисон уже почти уснула, как услышала нечёткие и неуверенные шаги внизу. Она сразу вскочила, выпрямилась, насторожилась. Незнакомец явно не спешил, а может и не мог спешить. Медлительность действий и использование поручня натолкнули Элли на мысль, что внизу пожилой человек. Прошло несколько минут, прежде чем в лестничном пролёте Элли заметила размытий силуэт сестры. Та вела себя причудливо и необычно: она была пьяна и после этого провела ночь у парня. Элисон не хотела звать сестру или набрасываться на неё с пояснениями, что произошло в туалете. Наверняка Патрик уже нашептал ей на ухо сладкую ложь, что всего лишь пришел проверить состояние Элли в туалете и посочувствовать, а та на фоне бьющего в голову алкоголя сбежала. Сьюзен, увидев сестру, широко открыла глаза от удивления, будто видела её в первый раз в жизни. - О, дорогая, неужто тебе полегчало? - спросила сестра. Элисон не могла точно разглядеть оттенок сарказма в этих словах, но и сомневалась, что Сьюзен и вправду заботится о ней. - Ночь в сыром подъезде на лестнице сделала своё дело - я взбодрилась, - сказала Элли и криво улыбнулась. - Смотри мне тут! - громко сказала сестра и сделала попытку подняться на две ступеньки выше. - Я несу ответственность за тебя! - прокричала она, сделав акцент на последнем слове, и указала пальцем на Элли. Затем девушка полезла в сумку за ключами, а Элисон в то время молилась, чтобы сестра не потеряла их за такую насыщенную ночь. К счастью, ключи оказались на месте, и вскоре сёстры попали в квартиру. Элисон была моментально поражена стариной и гнилью этого места, как будто оказалась там впервые. Вся жизненная энергия моментально иссякала при пересечении порога квартиры. От всего вплоть до обоев и линолеума веяло смертью. Нет, это не крылось в не эстетическом внешнем виде, а было намного глубже: дома строились в период Гражданской войны в атмосфере полнейшего душевного упадка и суматохе. С тех пор все, кто жил там, были обречены на несчастье в жизни, были нагло отобраны у Ангела-хранителя и оказывались в лапах у зловещей энергетики, проживающей там. Все вокруг казалось таким спокойным, умиротворенным и несколько замершим через призму выходного утра. Даже бесконечная война между добром и злом отступала от города в такие моменты. Элисон повалилась на диван от того, что всё тело ныло, на плечи давил огромный моральный груз, а голова гудела от звуков, которые слышала одна Элли. Девушка некое время лежала и смотрела в потолок, слушая шипение воды из ванной: это Сьюзен пыталась смыть с себя весь стыд прошлой ночи. Через открытое окно лился легкий воздух, но в нём было что-то невыразимо-печальное, оно переносилось туда от грустных стен квартиры, как только воздух оказывался в помещении. Когда-то в этих домах жили первые невинные жертвы индустриализации 20-го века, которые со временем теряли всякую человечность и утешались примитивными людскими забавами: они ходили в ближайший бар и ставили ставки на дряхлых старичков, которые соревновались в поднятии гирь. Их слабый вид, страдания, дрожь в мышцах от перенапряжения веселили. Вот оно – падение нации! Элисон не представляла, что она может делать целыми днями. Будто все мирские радости были не для неё, будто она и вовсе не заслуживала подобного. Солнце окончательно взошло над ленивым городом, все краски рассвета умерли и растворились в вязком воздухе. Сейчас девушка оценила всю важность и силу ожидания – ведь и вправду безумно важно ждать чего-либо, будь то событие, человек или материальный предмет. А когда в жизни нечего ожидать, то она теряет свой сок и страсть. Элисон вышла на небольшой балкончик, который был почти полностью завален старой рухлядью. На работу спешили вечно занятые клерки, не выпуская из рук телефоны и строгие чёрные портфели. Владелец кафе напротив неторопливо вставлял ключ в замочную скважину двери своего заведения, предвещая, как уже скоро он увидит толпы мерцающих от счастья туристов с набитыми кошельками. День проходил безумно долго, он растянулся намного больше, чем двадцать четыре часа, он не имел границ. К вечеру вся скукота и тягучесть дня собралась вокруг Элли и начала давить на неё. Завтра придется появиться на работе, увидеть Патрика еще раз, возможно даже перекинутся парочкой слов. Элисон не испытывала страха: он рассеялся еще давно, улетучился в ожидании сестры. Да и Патрик не мог пугать людей, его намерения и замыслы редко воспринимали всерьёз, он был нечетким и неопределённым, сомневался, казалось, целую вечность.