Чернильные осколки прошлого

Я так быстро не бегал с самого Хэллоуина. Но все же успел заметить чей-то силуэт, стоящий у окна. Видел ли он меня? Возможно. Но тогда мне это было совершенно не важно. Я был слишком взбудоражен. Кажется, даже губы горели. Да и все тело. Поверить не могу, что решился на такое. — Рихард, ты охренел так шуметь? — заворчал разбуженный мною Флаке, когда я ввалился в комнату и захлопнул дверь. — Кристиан… Ты не представляешь, — я плюхнулся на кровать, и она жалобно заскрипела. — Что там такого необыкновенного, что стоит моего прерванного сна? — он потер глаза. — Хм… Я с Линдеманном целовался. Радостный вопль 'Ну наконец-то, вашу мамашу! ' Лоренца было слышно на всю школу. Я рассмеялся, а Крис довольно осклабился. — И как оно? — М-м-м, очень круто. Разве что он пьяный в хлам, а так все хорошо, — ответил я, рассматривая свои ногти. — Пьяный, говоришь, — Флаке помрачнел. — Плохо. Он может не вспомнить, раз, или скажет, что тебе показалось, попомни мое слово. — Пессимист ты, Лоренц, — я пихнул его в плечо. — Не порть мне праздник. — Я реалист, Рихард. И это печально, — Флаке прикрыл глаза. — А теперь, будь добр, ляг спать или хотя бы не мешай мне. Я послушно расстелил постель, но сон не шел. Немудрено, после всего произошедшего-то! Сомнений было много, и в основном благодаря моему дорогому соседу. Удружил, спасибо. Впрочем, он отчасти прав. Я тут размечтался, а потом наша суровая реальность даст мне по голове, и все пойдет по… Ну вы поняли. Потому мне только и оставалось, что прокручивать в памяти момент нашего поцелуя раз за разом, наслаждаясь каждой секундой. Мне было так тепло и легко рядом с Тиллем, удивительно. Он забыл надеть свою маску, вот в чем дело. И предстал предо мной таким, какой он есть по-настоящему. Снова. Приятно быть избранным, хах. Я перевернулся на другой бок и зажмурился. Что же принесет мне день грядущий? Все станет на свои места, это точно. Вот только в чью пользу? Невольно сжал кулаки. Мне все же страшно. Почему-то кажется, что все будет, как сказал Крис. Сволочь патлатая. Убил бы. За то, что он никогда не ошибается. *** Меня бесцеремонно растолкали и стянули одеяло. Я с трудом приоткрыл один глаз и недовольно посмотрел на друга. — Мстить нехорошо, — Кристиан на это лишь хмыкнул. — Кто рано встает, тому бог подает, — парировал он. — Его не существует, конечно, но у жаворонков преимуществ перед совами больше. — Отмазывайся теперь, — я сел, свесив босые ступни на холодный пол. — Сколько времени хоть? — Полдевятого, — Флаке протянул мне часы. — Это я тебя пожалел еще. Так бы ровнехонько в шесть разбудил. — Спасибо за одолжение, — язвительно отозвался я, роясь в шкафу в поисках брюк. Потом Кристиан любезно сопроводил меня в столовую и посочувствовал мне по поводу отвратительного кофе. — Как вообще это можно пить? — возмущался я, тем не менее отхлебывая растворимую гадость. Крис кивал и ухмылялся. Ехидна, ей-богу. — А теперь гулять. Возражения не принимаются, — возвестил он по возвращению. Я горестно вздохнул и выглянул в окно. Погода стояла чудесная. Пришлось идти. Я вышел на солнце и прищурился. Был легкий морозец, щеки немного щипало. Снег под ногами приятно похрустывал. Мы прошлись по двору и направились к площадке. Наш снеговик еще стоял, только покосился немного. Я отсалютовал фигурке и взгромоздился на любимые качели, вставив наушники в уши. Флаке побродил еще, потом знаками показал мне, что замерз, и благополучно свалил. Я же остался в одиночестве. Потому не сдерживал себя, подпевал Брайану Молко, раскачивался все сильнее, в общем, радовался жизни. Ну, пока не заметил, что я уже не один. Чуть поодаль замер Линдеманн, и вид у него был ничуть не радостный. Я остановился и спрыгнул вниз. — Здравствуйте, герр Линдеманн, — я внимательно посмотрел на него. — И тебе не хворать, — Темный прищурился. — Разговор есть. — Понял уже, — я переступил с ноги на ногу. — Про вчерашнюю ночь, правильно? — Да, — Тилль кивнул и взглянул мне в глаза. — Ты должен понимать, что нельзя оставлять все, как есть. Мы не можем быть вместе. Мое сердце пропустило удар. Здрасте приехали. Не так уж неожиданно. Но больно. Очень даже. Я попытался ухватить ускользающую надежду: — А как же то, что вы сказали? Это… Неправда? Линдеманн скорчил недовольную рожу. — М-м-м, да. Наболтал лишнего, с кем не бывает. В общем, забудь все, что было, хорошо? Я медленно кивнул. И отвернулся. Мой сосед чертов Нострадамус. Тилль тоже меня бросил. Как и все остальные. Я так надеялся, что этого не произойдет. Боже, за что? Я не хочу быть один. Уже не хочу. Я побрел прочь, стиснув зубы, чтобы сдержать вой, рвущийся наружу. Впился ногтями в ладони, пытаясь отвлечься. И не заметил, как вернулся к начальной точке отправления. — Рихард? Что с тобой? — Флаке даже отложил книгу в сторону. — Ничего, — я запрокинул голову, но две слезы все равно прочертили дорожки на моих щеках. — Ясно все, — меня настойчиво посадили и вытерли влагу с лица платком. — Не распускай сопли, рано еще. Он может передумать. — Вряд ли, — я шмыгнул носом. — Он охладел ко мне. Совсем по-другому стал говорить. — Он сам не очень-то верит в свои слова, в этом смысл. Тилль хочет, чтобы ты думал, как он сказал, и перебарщивает с театральностью, — успокаивал меня Лоренцем. — Считаешь? — я попытался улыбнуться. Не вышло. — Уверен, — Крис поправил очки на переносице. — Привыкай. Отношения — тяжелый труд. — Даже если у одного из нас опыта больше? — я приподнял бровь. — Особенно в этом случае, — Флаке фыркнул. — Динамите друг друга, выдумываете всякий бред… Ужас. — А ты несчастная сводница, да? — я усмехнулся. — Такие недогадливые подопечные, ой-ой! — Да ну тебя, — Лоренц насупился. — Между прочим, для тебя стараюсь, неблагодарная ты задница. — Ой все, — я отмахнулся. — Вот когда мы с Тиллем достигнем чего-то…большего, тогда и выдвигай претензии. — Запомню, — хмыкнул сосед. На самом деле, мне было сложно поверить в то, что все наладится. Темный был настроен серьезно как никогда. И мне стало обидно. Я ему правду сказал, а на следующий день он мне сообщает, что все это — ошибка. И вообще я должен забыть ее как можно скорее. Я снова засел за оригами, дабы на некоторое время перестать думать о постороннем. Не получилось. Бумага не желала подчиняться, рвалась, мялась, загибалась не туда. В конце концов я скомкал непослушный лист и бросил в угол. Кристиан поморщился и сказал, что идет в библиотеку, чтобы не нарушать моего горестного уединения. Что ж, так даже лучше. Меньше свидетелей — больше свободы действий. Попытался порисовать. Но руки неприятно дрожали, и карандаш сломался на первой же линии. Потом я бродил по комнате из угла в угол, считая шаги. Это было крайне увлекательное занятие. Которое прервал чей-то вопль. Причем этого кого-то будто рвали на куски живьем. И голос был знакомый. Я озадаченно почесал затылок и прислушался. Больше никто не кричал. Странно. Не могло же мне показаться. Я отворил дверь и выглянул в коридор. Там было тихо и пустынно. Все равно мне наскучило сидеть в комнате, поэтому я решился пройтись. Мои шаги гулко отдавались в застывшей тишине. Света проникало мало, как и обычно. Пыль кружила в воздухе, видная в редких лучах заходящего зимнего солнца. Сквозняк прорывался сквозь щели в рамах, и я невольно поежился, когда холодный ветер проник под одежду. Что-то было не так с миром вокруг. Словно большая его часть была скрыта от моих глаз. И таилось нечто темное за туманной пеленой. Я услышал звук, совершенно не вписавшийся в установившуюся атмосферу. Потом еще раз. Я смог различить его. И… Он подозрительно напоминал стон. Что-то влекло меня вперед и вперед, ноги не слушались, направляя остальное тело куда им вздумается. Я шагал по лестнице вверх и пытался сообразить, куда же я приду. Когда меня завело на третий этаж, появились очень нехорошие подозрения. Точнее, они окрепли и стали реальнее. Я не мог остановиться. Только дверь тринадцатого кабинета послужила преградой. Я замер, не смея вздохнуть. Зачем, зачем я здесь? — Тилль! — раздался рваный вдох, я таки заглянул в приоткрытую дверь. И тут же пожалел об этом. Уже в лунном свете сплелись две тени. И мне этого было достаточно, чтобы сердце сжалось и ухнуло куда-то в желудок. Я отступил обратно в темноту, и, готов поклясться, я встретился взглядом с Кристофом. Он чертовски победно улыбнулся. Я снова убегал. От света, от горькой правды, от себя самого. Теперь на моей растоптанной душе еще как следует сплясали какую-нибудь джигу-дрыгу. Так вот ради чего все это затевалось. 'Мы не можем быть вместе, мы не можем быть вместе' — какая наглая ложь! Тилль просто воспользовался мной на одну ночь и выбросил потом, как ненужную игрушку. Полагаю, я далеко не первый и не последний. Подумать только, я понадеялся, что видел его истинное лицо — какой же я наивный дурак! Мне кажется, что если снять все маски до единой, под ними не останется ровным счетом ничего. Потому что Темный злая, глумливая пустышка. Да-да, именно так и никак иначе. И все же я знал, что ничуть не прав, а всего лишь утешаю себя любимого подобным образом. Я и не нужен был Линдеманну. Он просто не хотел меня расстраивать отказом. Сразу. Я не разбирал дороги, все сливалось перед глазами в сплошную кутерьму из огней и тьмы. Я пару раз приложился лбом о стену, споткнулся и чуть не упал. Теперь слезы лились непрерывным горько-соленым потоком. Сдерживаться не было никакого желания. Я влетел в комнату, бросился на кровать, уткнувшись лицом в подушку, и завыл. Мне по-настоящему хотелось умереть. Меня променяли на другого. Как же обидно. Я кусал губы, рыдал и задыхался. Как ни странно, Лоренц еще не вернулся. И слава богу. Мне бы не хотелось, чтобы он видел меня в такой момент. Потом мне чуть полегчало. Тихо всхлипывая, я развернулся к стене и поджал ноги, приняв позу эмбриона. Желание сдохнуть к чертовой матери никуда не делось. А стало более ощутимым и близким. Меня предали все, кому не лень. Ну, кроме верного в любой ситуации Кристиана. Хотя и его сейчас нет. Зачем и ради кого мне оставаться живым? Я не могу внятно ответить на этот вопрос. Взгляд упал на нож, лежащий на тумбочке. Так просто — несколько резких движений вдоль руки, и заалеет кровь на линолеуме. Или же окно… Мои раздумья прервал звук входящего сообщения. Я даже затаил дыхание. Кто бы это мог быть? Сотовый оператор? Больше некому. Телефон мой никому не известен, кроме матери и водителя. Им писать мне незачем. Я нехотя сел и дотянулся до сотового. Разблокировал. Номер был неизвестен. Ткнул на иконку смс. 'Привет, Рихард', — гласил его текст. 'Хочешь поговорить? '. Я потер заплаканные глаза. По идее, меня должно насторожить подобное. Но сейчас мне абсолютно плевать на безопасность. И тогда почему бы не пообщаться с незнакомцем? 'Откуда ты знаешь мое имя? '. Как банально. Но мне просто интересно. Свист. 'О, Рихард, я много чего знаю. Но об этом позже. Расскажи, как твои дела, как самочувствие'. Пишу: 'Мне очень плохо'. Ответ: 'И отчего же? ' Несколько секунд размышляю. 'Я влюбился. И тот, кого я люблю, выбрал не меня'. 'Ох, это ужасно. Сочувствую тебе. И что же ты собираешься делать дальше? '. Боже, я изливаю душу анонимному абоненту на том конце воображаемого провода. Как странно и непривычно. 'Эм… Я не знаю. Я слишком расстроен и подавлен, чтобы думать'. 'Бедняжка. Но позволь спросить: как ты относишься к смерти? '. Какой необычный вопрос. Медлю с ответом. Потом пишу: 'Обычно я думаю о ней с опаской. Но некая заинтересованность все же есть'. 'А сейчас? '. 'Сейчас… Сейчас она мне кажется очень привлекательной и притягательной'. 'Хм, это отлично. А ты любишь играть, Рихард? '. Еще один подозрительный вопрос. Опять медлю. 'Да. Иногда'. 'Давай сыграем в одну игру? Она будет интересной, обещаю. И финал ты наверняка оценишь'. 'Почему бы и нет? Я согласен'. 'Умничка. Итак, содержание и правила: Игра длится сорок два дня. На каждый день у тебя будет задание. Выполняешь — переходишь к следующему. Я их буду присылать каждую ночь в 4:42 ровно. Ты не должен спать до этого времени. И к концу игры ты перестанешь засыпать вообще — таково условие. Второе условие — никто не должен знать про наш договор. Даже твой сосед'. 'Ладно. Я выполню все. Насчет сна и конца… Последнее задание — самоубийство? '. 'Какой ты догадливый. Правильно. Ну так что, начнем? '. 'Да. С нетерпением жду'. 'Не проспи, Рихард Цвен Круспе. И зови меня Куратор'. Я отложил телефон в сторону. Что ж, не повезло в любви — повезет в игре. Хоть и с фатальным исходом. Как говорится, почему бы и нет. Скрыть от Кристиана истинное положение вещей будет сложновато. Но справлюсь. Всегда справлялся со скрытием своих чувств. Чтобы не огорчать матушку. 4:42. Символично. Какие же будут задания? Очень интересно. И огорчение из-за Тилля отошло на второй план. Меня охватил нездоровый азарт. И все-таки, кто этот таинственный Куратор? И есть ли тот, кто управляет им, или же он сам по себе? Какую цель он преследует? И откуда взял мой номер? Слишком много вопросов. Как и всегда. И ответов я вряд ли дождусь. И вообще, мне хочется побольше выяснить о самой игре. На чем строятся ее принципы помимо смерти главного игрока? Есть ли какая-нибудь красивая легенда или же все банально донельзя? Что является главным символом? До назначенного времени еще очень долго. Я взял почитать рандомную книгу. Просто пробегал взглядом по страницам, не особенно вдумываясь в сюжет. Даже не заметил, что пришел сосед, пока он не тронул меня за плечо. — Как ты? — Крис снял очки, от того выглядел несколько непривычно. — Могло быть хуже, — я изобразил подобие улыбки. — Не жалуюсь. — Ну смотри у меня, — Флаке шутливо пригрозил мне пальцем и сел за письменный стол, расправляя какую-то скомканную бумажку. — А где ты был? — как ни в чем не бывало спросил я. Мне нельзя вызвать подозрений в самом начале пути. Все должно быть идеально. — Меня припрягли убираться в кабинете химии, — поморщился Лоренц. — Склянки протирать, пол мыть… Весело, короче. — Как герр Шнайдер поживает? — кажется, я переборщил с язвительностью в голосе, и Кристиан присвистнул. — Вот это ты зол. Обоснованно, конечно. Ну… Как обычно. Такой же, как всегда. Даже более спокойный. И… Довольный. — Что и требовалось доказать, — я откинулся на подушку. — Мне не показалось. И я вспомнил, как бежал по коридорам, растерянный и убитый. И силуэты на том рисунке внезапно превратились в Кристофа и Темного. Готов поклясться, это были они. Их лица были искажены сладострастной гримасой, тела крепко сплелись, а отблески огня на их спинах стали ярче. И я уже не удивляюсь такому. После всего, что я видел, впечатлить меня будет нелегко. — Доверяй своим глазам, Рихард. То, что здесь происходит — правда, — как-то странно произнес Флаке. — И она порой довольно ужасна. — Ты что-то знаешь, не так ли? — я прищурился. Кристиан дернул плечом. — Что? Ты о чем? — он непонимающе воззрился на меня. Притворяется? Или забыл? — Ладно, проехали, — я махнул рукой. Сложнее всего было не ворочаться и дождаться, пока сосед уснет. Лишние свидетели мне не нужны. Интернет не ловит, какая жалость. Поэтому я слушал музыку и смотрел в ночь за окном. Постоянно попадался какой-то психодел. Впрочем, он подходил к моему настроению, и перематывать не пришлось. Ближе к двум часам ночи меня стало неумолимо клонить в сон. Но я ответил себе отрезвляющую пощечину, и его как рукой сняло. Потом я играл в Злых птичек. Но промахивался, и зеленые свиньи с рыжими усами снисходительно насмехались надо мной. Снаружи завыл ветер, аж стекла жалобно задребезжали. Я укрылся одеялом поплотнее и посмотрел на часы. Полчетвертого. Осталось не очень много. Тикали часы. Необычайно громко в ночной тишине. Я считал секунды. В 4:42 раздался долгожданный свист. Я судорожно схватил заледеневшими пальцами телефон и разблокировал экран. 'Вырежи на руке z69. В доказательство пришли фото'. Я озадаченно наморщил лоб и взял с тумбочки нож. Поставил телефон так, чтобы падал свет, и закатал рукав. Где именно вырезать, сказано не было. Что ж… Я выбрал место чуть повыше запястья, чтобы не задеть вены, и, закусив губу, ткнул кончиком ножа. Было больно. Но я не стал останавливаться на достигнутом. Вывел указанную надпись. Она тут же налилась кровью. Я чуть промокнул ее одноразовым платочком и с помощью вспышки запечатлел сделанное. Отправил Куратору с подписью: 'Задание выполнено'. 'Принято. Завтра, в это же время жди следующее'. И только тогда я понял, как сильно болит порез. Кое-как обработав его и забинтовав, я лег в постель. И не заметил, как уснул. На завтра вернулись остальные ученики. Они торжественно и медленно входили в здание, будто преступники, ведомые на казнь. Я наблюдал за ними из того же окна, что и в прошлый раз. Один из них перехватил мой взгляд и погрозил кулаком. Я тут же сполз вниз. Мало ли. Видел Линдеманна мельком. Лицо совершенно непроницаемое, пиджак чуть измят. Мне захотелось спросить у Темного: а стоило ли это того? Получил ли он желаемое? Или же мы оба остались ни с чем? Нет, я определенно не простил его. Да и с чего бы? Такое не прощают. Люблю ли я его? Уже другой вопрос. Наверное, да. Присутствует в этом некоторый мазохизм. Знать, что не получишь взаимности, и все равно надеяться. На хоть какой-то знак. На хоть какой-то отклик. — Рихард! — окликнул меня Тилль. Я остановился, но поворачиваться не стал. Пусть сам подойдет. — Не забыл, у нас с тобой дополнительные после уроков? Забудешь такое. — Нет, — процедил сквозь зубы и скосил взгляд на учителя. Он нахмурился. — Ты обижаешься на меня? — идиотский вопрос, Линдеманн. Сам знаешь. — Нет, что вы, — сказал как можно непринужденнее. — Отнюдь. — Посмотри на меня, — его пальцы впились в мое плечо, чуть разворачивая. Я нехотя поднял голову. Он прищурился, глядя мне в глаза. — Что вам от меня нужно, герр Линдеманн? — полюбопытствовал я. — На занятия приду, обещаю. — Мне от тебя нужно понимание образовавшейся ситуации, — по нему было видно, что это совсем не то, что он хотел сказать. Я мило улыбнулся, привстал на цыпочки и прошептал ему на ухо: — Мне тоже кое-что нужно. Я хочу, чтобы вы знали, — сделал небольшую паузу и произнес, чеканя каждое слово: — Вы. Мне. Омерзительны. Потом отошел, внимательно наблюдая за его реакцией. Он приподнял бровь. Его губы были изогнуты в странной кривой ухмылке. Понял ли он? Растерялся. Не ожидал, да, Тилль? Я тоже умею причинять боль. Выпускать коготки, как говорится. Ушел гордой походкой победителя. Странная эйфория охватила меня. Оказывается, так легко… Лгать? В ту минуту я был искренне уверен в том, что говорю. Мне хотелось как следует втащить Темному по лицу. Чтобы кровь из носу хлынула. Чтобы он смотрел на меня с недоумением и даже испугом. Но я не стал этого делать. Я же выше насилия. Физического. А еще я очень, очень зол. Стадия пассивной обиды позади, время активной ярости. Я рассмеялся. Громко. Так, чтобы Тилль наверняка услышал. Это означало: 'Смотри, я от тебя не завишу. Мне на тебя плевать. Я свободен от тебя. А ты от меня нет, не так ли? И ты это знаешь'. Может, историк и опытнее меня, взрослее, умнее. Но почему он тогда так плохо маскирует свое состояние? Или же это специально, чтобы я раскаялся и приполз к нему на коленях, вымаливая прощение…за что? За то, что влюбился в него? Нет уж, герр Линдеманн, не дождетесь. Я упрямый. У меня было приподнятое настроение. И вместе с тем у меня руки чесались кого-то прикончить. Напиться чьей-то крови. Вырвать чье-то сердце из груди и впиться зубами в окровавленный, еще трепещущий комок плоти. — У тебя такой взгляд, как будто ты маньяк, которому только что развязали руки, и ты вот-вот выйдешь на кровавую жатву, — заметил Кристиан при виде меня. Упс. Спалился. — Ты недалеко от истины, — я взял учебник по биологии и открыл на нужном параграфе. — Тилля встретил, что ли? — Флаке хмыкнул, но когда я кивнул, помрачнел. — Что он тебе сказал? — Да так. Про дополнительные напомнил — я пожал плечами. — Не-е-ет, это еще не все, — Крис с подозрением посмотрел на меня. — Ты ему что-то наговорил, явно не положительного содержания. — М-м-м… Какой ты проницательный, — я фыркнул. — Да. Сказал кое-что. — Знаю я это твое 'кое-что', — закатил глаза Лоренц. — Он, небось, конкретно на тебя теперь обиделся. Зачем, вот объясни мне? — Он первый начал, — я скрестил руки на груди. — Какой же ты все-таки еще ребенок, — друг вздохнул. — Мстить — не лучший выход. Попробуй это понять. Как бы плохо с тобой не поступили. У меня задергался глаз. — Крис, ты не понимаешь. Совсем, — я вертел в руках карандаш. — Он оттолкнул меня, да еще таким способом… И хочет нормального к себе отношения. Хочет, чтобы все было, как прежде. Но это невозможно, — отвел взгляд. — Он до сих пор продолжает делать мне больно. Я же сопротивляюсь. — Лучшая оборона — это нападение? — Флаке покачал головой. — Нельзя так. Пойми. Вот ты говоришь, что любишь его. Так покажи, что твои чувства сильнее, чем все преграды. Что ты выше обиды. — Мне надоело быть хорошим. Подчиняться. Я больше не могу И не хочу, — мой голос дрогнул. — Собери сопли в кулак и прекрати все это. Будь мужиком, в конце концов, — строго промолвил мой сосед. — Ладно, — я неожиданно легко согласился. — Будет сделано. — Другое дело, — Лоренц даже улыбнулся. — А теперь разбавим 'любофь и стродания' серой будничной рутиной. Да уж, выполнение домашнего задания прекрасно отвлекает от лишнего. Особенно заучивание километровых текстов, спряжение глаголов и составление таблиц по чертовой истории. И спать я лег пораньше. Но меня это не спасло от кошмаров… …Тусклый свет пробивается сквозь веки. Звуки доносятся словно через толщу воды. Я судорожно вдыхаю и пытаюсь встать. Не выходит. — Риха-а-а-ард, — слышу знакомый голос, растягивающий гласные. И раскатистую 'эр'. Мне уже не нравится начало. Приоткрываю глаза и смотрю сквозь ресницы. Темный силуэт нависает надо мной. — Ну же, посмотри на меня, — чужие пальцы впиваются в мой подбородок, невольно гляжу на человека напротив. Тилль. Только бледнее, чем обычно. И в глазах маниакальный блеск. — Зачем я здесь? Он ухмыляется. — Ты болен, Рихард, — он надевает передник, заляпанный чем-то бурым. Даже не хочу знать, что это такое. И невольно отодвигаюсь. На сколько могу. Ведь я прикован к хирургическому столу. Запястья, щиколотки — ничем не шевельнуть. — И чем же? — облизываю пересохшие губы. — Химический дефект. Сам поймешь. Позже, — Линдеманн натягивает резиновые перчатки. Потом замечаю металлический блеск скальпеля. Боже, помоги. Темный ходит вокруг меня, словно хищник вокруг жертвы. Волк или тигр. Мне холодно и страшно, но я стараюсь не показывать этого. Острым кончиком скальпеля Тилль ведет от моего горла вниз, по груди, солнечному сплетению, животу, оставляя тонкую полоску, тут же наливающуюся кровью. Я дергаюсь, Линдеманн зло зыркает на меня. — Не надо дергаться. Иначе лечение не будет эффективным. Про что он вообще говорит? Совсем с катушек съехал. Разрезать меня на куски — гениальный подход. Браво. Тем временем на моей груди расцветают алые узоры. Тихое шипение прорывается сквозь зубы. Пока еще терпимо. Но откуда-то я знаю, что Тилль не остановится на достигнутом. — Чем я болен? — повторяю вопрос. Линдеманн молчит, но лезвие резко входит глубже, между ребер, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать. — Любовью, — следует ответ. — А я заразился от тебя. Плохой мальчик. Очень плохой, — у меня подкатывает к горлу от его оскала. — Неправда. Я… Я не люблю вас. Даже наоборот, — скальпель медленно продвигается дальше, я закусываю губу и зажмуриваюсь. — Еще одна болезнь. Как жалко. Я надеялся, что случай не очень серьезный, — мой палач с сожалением качает головой. — Не смей мне лгать, — в следующий момент ледяной металл вспарывает мою руку от запястья до локтя, и я кричу. — Никогда, — кровь течет по столу, капает на пол. И слезы бегут по щекам. — Почему вы причиняете мне боль? Зачем? — всхлипываю. — Тебе нужно лечение, — Тилль пожимает плечами. — А твое заболевание из сердца сможет выжечь только боль, — он проходит чуть дальше. Примеривается. Пожирает меня глазами. — У тебя красивое тело. Но не идеальное. Надо исправлять. Потом я кричу не переставая минут пять. Он удаляет кожу на моем животе. Напрочь. Срываю голос, хриплю разве что. — Уже лучше, — этот монстр довольно улыбается. — Но у нас еще много работы, дорогой Рихард, — и обжигающе горячий язык проходится по свежей ране. Я выгибаюсь в пояснице от этих ужасных ощущений, ноги сводит судорогой. Затем Доктор Смерть принимается за мое лицо. Два резких взмаха — и я копия Джокера. Ну, или Человека, Который Смеется. Теперь даже открывать рот больно. — Ты должен всегда улыбаться. Люди любят, когда их собеседник не унывает, — спокойно говорит Линдеманн. — И у тебя волшебная улыбка. Я закрываю глаза, не желая видеть своего мучителя. — Нет, так дело не пойдет, — мое горло сжимает железная хватка, я задыхаюсь, перед глазами пляшут разноцветные точки. Вспыхивает тысячей костров боль. 'Он удаляет мне веки', — приходит запоздалая мысль. Кровь заливает глаза. От боли я вроде бы должен ослепнуть. И не только от нее. Но Темный проделал ювелирную работу. Теперь я вижу его вне зависимости от своего желания. — Мой чудесный мальчик, — вкрадчиво произносит Тилль. — Теперь ты понял, что тебе нужно лечение? — Да, — шепчу. Уже ничего не соображаю. — Мне нужно лечение. — Не сомневался в тебе. Ты всегда был понятливее остальных. Что ж… Перейдем к основной части нашей программы, — моя грудная клетка оказывается вскрыта. Почему я еще не умер? Неизвестно. — Твое сердце принадлежит мне. Не так ли? — он прикасается к трепещущему органу, я вздрагиваю. — Да, — тихо отвечаю. И верю в то, что говорю. И Линдеманн целует меня в оголенное сердце. Меня с ног до головы прошивает огненный импульс. Сдавленно выдыхаю. — Чувствуешь? Чувствуешь нашу больную любовь? — спрашивает еле слышно. — Да, — дальше тьма скрадывает все вокруг… Меня как будто подбросило на постели. Я хватал ртом воздух. Меня трясло. По спине стекал ледяной пот. Увиденная картинка все еще плясала перед глазами. Я осторожно потрогал себя. Все на месте. И сердце надежно укрыто ребрами, мышцами и кожей. — Ты вопил как резанный, — возмущенно заметил Кристиан. — Ты можешь хотя бы ночью не доставать меня? — Прости пожалуйста, — виновато ответил я. — Кошмар приснился… — Я уж понял, — сварливо отозвался друг. — В следующий раз я либо пну тебя в бок, либо залеплю рот скотчем. — Имеешь полное право, — я накрылся одеялом. — Спокойной ночи. — Уже утра, — вздохнул Крис и отвернулся к стене. Я взглянул на часы и с облегчением выдохнул. Не опоздал. До задания десять минут. Оказалось, я должен был посмотреть видео, которое мне прислал Куратор. В нем не было ничего особенного. Берег моря, шум волн и туман. Но после просмотра у меня дико разболелась голова, и уснуть не получилось совсем… Дни сливались в один. Туман сгущался, подбираясь все ближе. Я стал слышать и видеть то, чего и в помине не было (но это не точно). Я ходил на дополнительные к Тиллю, но полностью игнорировал все, не относящееся к теме урока. И с каждой нашей встречей боль в глазах моего преподавателя была все более неприкрытой. Куратор исправно выдавал мне задания. Самые разнообразные. По его указке я облазил всю школу вдоль и поперек. Искромсал в мясо руки. Написал кровью не одну страницу. Рассказал все о себе этому невидимому собеседнику на том конце провода. Обнажил душу полностью. И я уже не хотел спать. Цифры 4:42 были выжжены в моем воспаленном мозгу. Я чувствовал ледяное дыхание смерти на своем затылке. И вот наступил последний, сорок второй день. День, когда я собрался взлететь. День, когда я собрался предать забвению свою безнадежную любовь. Сладко-горькую, острую, хрупкую и в то же время невероятно прочную. У меня в голове звучала неуловимая мелодия. Одна из тех, что прислал Куратор. Для начала я открыл окно. Подставил лицо холодному ветру. Вдохнул полной грудью. Посмотрел еще раз на смс: 'А теперь расправь крылья. Покинь землю. Ты — ангел. Помни'. Забрался на подоконник. Посмотрел вниз без страха. Оттепель, потому асфальт призывно чернел внизу. Я ангел. А значит, у меня нет эмоций. Нет чувств. Только крылья. И бескрайнее небо. Полностью мое. Там нет законов и печалей. Там я буду свободным. От всего и всех. — И от Тилля? — возник внутренний голос. — Неужели ты его бросишь? — Он меня не заслуживает, — сухо ответил. — И вряд ли я ему нужен. Ложь, Рихард. Знаешь же. Прекрасно знаешь. Без тебя он пропадет навеки. Одинокая слеза скатилась по щеке и упала вниз. Я переступил с ноги на ногу. Лишаться жизни не так уж просто, знаете ли. Тебе может не хватить смелости, чтобы сделать последний шаг. Но мне хватит. Я уверен. Вспомнил рождественскую ночь. Обжигающие губы Темного. Его терпкий запах. Вспомнил, как он нес меня в лазарет, и каким защищенным я себя чувствовал. Я молча плакал, потому что все испортил. Как и всегда. Я стоял на подоконнике и не мог решиться. Я не хотел оборвать последнюю нить, связывающую меня с реальностью. Я продолжал любить Тилля. Несмотря на увещевания Куратора, убеждавшего меня в собственной никчемности. И все-таки я должен был. Смерть не отпускала меня. Я закрыл глаза, закусил губу и шагнул вперед.