Чернильные осколки прошлого

      Остаток каникул пролетел незаметно. Поздним вечером девятого числа обнаружилось, что я по своей природной забывчивости и не подумал собрать вещи. Получив нехилый нагоняй за это, я отправился запихивать в чемодан всё самое необходимое. Вполне ожидаемо, что закрыть его не получилось. С первого раза. Конечно, после парочки прыжков сверху впихнуть невпихуемое удалось.       Надо отдать должное руководству интерната, учебники покупать не пришлось. Мне бы совсем не улыбалось тащить на своём горбу дополнительные пять-шесть килограмм. Хотя кого я обманываю, всё равно весь скарб донесли бы до самой моей комнаты.       Я не мог заснуть, будучи слишком взбудораженным предстоящим событием. Странно, на самом деле, что на меня это так повлияло. Не первый раз полностью меняю круг общения и обстановку. Шестнадцать лет человеку, пора бы уже остепениться. Так нет. Впрочем, нельзя же всё время быть серьезным и сосредоточенным.       У меня возникли сомнения, останется ли время на оригами, которым я занимался, чтобы успокоить нервы, поэтому уже где-то минут пять стопка специализированной разноцветной бумаги прожигалась моим пристальным взглядом. Наконец, она отправилась в специальную папку в боковой отсек. Без книг я тоже не мог обойтись. Вряд ли мать будет навещать меня так часто, как мне нужно. Каникулы только летние и зимние. За это время я подохну от скуки. Ну, если не наживу себе огромную тучу проблем. Что куда более вероятно, чем спокойная жизнь.       Короче говоря, пока я не сконцентрировал весь беспорядок своей комнаты в одном месте, спать не лег. Но кто сказал, что я должен был уснуть, едва моя голова коснется подушки? Вот именно, что никто. Вертеться в постели до четырёх утра — м-м-м, обожаю. К рассвету я дико замёрз и укрылся одеялом с головой. Быть может, поэтому мне удалось заснуть. Да так крепко, что Генрих, которого послали меня разбудить, недолго думая самым вероломнейшим образом стянул с меня последнее, что спасало меня от жестокой реальности, и оставил меня незащищённым от утреннего холода. Пробормотав себе под нос парочку весьма изощрённых ругательств, я предпринял попытку оторвать своё бренное тело от кровати. Успехом она увенчалась, но посредственно. Я грохнулся на пол.       Сегодня всё было не так, как мне нужно. Кофе был слишком горьким, несмотря на то количество молока и сахара, что я в него вбухал. Никак не хотел находиться мой парадный галстук — чёрный, как сама тьма. Потом я чуть не расколотил свой плеер, зацепившись наушниками за перила. И словно в издёвку ярко светило солнце, заставляя жмуриться и жалеть о забытых очках. Небо было какого-то болезненно лазурного оттенка и чистым, без единого облачка.       Ещё одним «приятным» дополнением к дню стала многокилометровая пробка на выезде из города. Как выяснилось, некий особо умный субъект выехал на встречку и врезался в грузовик, гружёный тяжелыми сосновыми бревнами, прямо как в «Пункте назначения 2», которые при падении повредили несколько легковушек, ехавших сзади. Несложно было догадаться, что к началу линейки мы не успеваем. Я довольно быстро смирился, в отличие от более раздражённой этим фактом матери. Сначала у меня возникла мысль её успокоить, но, увидев взгляд разъярённой фурии, чьё основное желание разрушать и рвать на части недалёких и тормознутых смертных, я решил промолчать и вести себя тише воды ниже травы. Даже руки на коленях сложил и сделал одухотворённое лицо. Мало ли, ещё и мне по черепушке за компанию прилетит. Чтоб неповадно было.       Когда мы вырвались из затора, Изабель вдавила педаль газа в пол, и меня вжало в спинку сиденья. Я и не подозревал, что она может себе такое позволить. Как много нам открытий чудных…       Благодаря незаурядным водительским способностям моей матушки, с которыми она вполне смогла бы участвовать в Формуле-1, мы успели к назначенному времени. Перед этим я выяснил причину отсутствия Джона. Оказывается, он уехал в отпуск по инициативе фрау Круспе, причём надолго. Порой мне кажется, что она любит своих подчинённых куда сильнее, чем меня.       Меня насильно впихнули в строй ровесников. Я умудрился оттоптать ноги всем вокруг себя и вызвал целый шквал возмущённых возгласов. Ну да, я у мамули хомо сапиенс рукожопус временами, что поделать. Встав более-менее прямо, я попытался вслушаться в речь директора, попутно оглядываясь и рассматривая соседей. Одновременно с этим я вспомнил, что школа исключительно мужская. Без женского общества будет скучновато, хоть я особо с ним не взаимодействовал.       У всех были невозможно серьёзные лица, я даже удивился. Неужели они настолько хотят произвести впечатление «хороших деток»? Или на самом деле такие? Ох, с каждым мигом всё сложнее и сложнее, или, как выразилась Алиса, всё страньше и страньше. Однако уже через некоторое время я услышал перешёптывание и тихий смешок, свидетельствовавшие о том, что оказалась верна моя первая догадка. Что меня нисколько не обрадовало. Не люблю лицемеров. Даже не так. Они мне омерзительны. Небось, местный контингент так и норовит выслужиться перед учителями, сдавая друг друга.       Майер увлечённо расписывал прелести здешней жизни, уделяя особое внимание легкости учебного процесса и достижениям прошлых лет. Звучало не очень правдоподобно, как, впрочем, и всё, сходившее с его уст. Решив, что более Эберт не достоин моего внимания, я переключил его на остальной преподавательский состав. Как я и предполагал, среди них оказалось две престарелые грымзы, которых я тут же мысленно сравнил со Сциллой и Харибдой: одна худая как жердь, с чёрными и маленькими, напоминающими бусинки глазами, губы у неё практически отсутствовали, такими узкими они были. А вторая являлась полной её противоположностью: расплывшаяся, низкая, отдалённо напоминающая снеговика, подтаявшего в оттепель; от взгляда её блеклых и мутных как у мёртвой рыбы глаз и щедро намалёванного алой помадой рта меня бросило в дрожь. Её товарка заметила, что я на неё смотрю, и мерзенько улыбнулась, обнажив мелкие острые зубы. Брр, я уже предвкушаю, как завалю их предметы.       Чуть поодаль стояли двое преподавателей-мужчин. Один постоянно поправлял синий в белую клеточку шарф и кусал губы, бросал опасливые взгляды на парочку горгулий, которые увлечённо переговаривались, ничуть не обращая внимания на своего начальника. Невооруженным взглядом было видно, что он откровенно побаивается этих двух коллег. Он был слишком красив для этого захолустья, это я отметил сразу. И, скорее всего, добрее всех. Он мне улыбнулся, и я растерянно отвёл взгляд.       Его напарник, напротив, лучился самодовольством и исподтишка посмеивался над ним. Он был одет целиком в чёрное (прям как я, ага), замер, прислонившись к стене и скрестив руки, пристально наблюдая за происходящим из-под полуопущенных ресниц. С его губ не сходила кривая скептичная ухмылка, говорившая, что он не воспринимает всерьез происходящий фарс и уже навидался подобного. «Попробуй, удиви меня», — казалось, я выхватил этот обрывок из его мыслей. Наверное, с ним тоже будет сложно найти общий язык.       Стали называть список живущих в одной комнате. Мне достался некий Кристиан Лоренц.       — Мда уж, не повезло, — с усмешкой заметил парень, волосы которого были причудливо выкрашены красным. — Этот ботаник может заболтать до смерти или, того хуже, закинуть какую-нибудь земноводную тварь тебе в постель.       — Ничего, переживу, — я улыбнулся, чем порядком себя удивил.       — Меня, кстати, Пауль зовут, — он протянул мне руку, и, несколько секунд поразмыслив, я пожал её.       — Я Рихард. Рихард Круспе.       — А-а-а, так это твоя мать воркует с Майером? — он ухмыльнулся, указав себе за спину. Прищурившись, я увидел, что директор и Изабель стоят на критически малом расстоянии, она улыбается, слишком широко, слишком подозрительно, а он ей что-то воодушевлённо нашёптывает на ухо. Кошмар. Меня передёрнуло. И почему у неё такой ужасный вкус на мужчин? Все её любовники, которых я навидался в избытке, были наподобие этого — старые, обрюзгшие и просто отвратительные. Не представляю, как можно лечь в одну постель… с этим. Потный, волосатый, неуклюжий старик, который с пыхтением на тебя взбирается… меня начинает тошнить, едва я это представлю. Я бы не смог вступить в близкие отношения с кем-то старше меня больше, чем на пять, ну максимум семь лет. Вот хоть убейте, расстреляйте, но нет. Это выше моего понимания.       — Сочувствую, — видимо, я не сумел сдержать своих эмоций, чего Пауль не мог не заметить. — Но нам ли их судить? — он ухмыльнулся и выдернул из толпы высокого, подтянутого парня, да к тому же бритого наголо. — Знакомься, это Оливер.       Тот шутливо поклонился, пробормотал нечто вроде «рад знакомству» и снова исчез.        — Он странненький немного и почти не разговаривает. Полагаю, с малых лет готовится стать разведчиком, — Пауль усмехнулся. — Зато на него можно положиться. Как он дерётся, ты бы видел…       Меня тронули за плечо, и я обернулся, вздрогнув от неожиданности. Моему взору предстал долговязый нескладный блондин в огромных очках с чёрной оправой. Он смущённо пригладил белобрысые вихры и робко поинтересовался:       — Ты Рихард, да?       — О-о-о, кто к нам пожаловал, —Пауль осклабился и в один миг оказался рядом с очкариком, крепко стиснув его плечо. — Разреши тебе представить Кристиана, самого занудного человека во всей вселенной.       Новый знакомый поморщился, поправил очки и осторожно отцепил от себя пальцы одноклассника. Мне не очень понравилось отношение моего нового знакомого к Кристиану. Похоже, мне попался очередной самовлюбленный задира с манией величия. Чёрт. Но, надеюсь, я ошибся.       — Э-э-э, Крис… можно я так тебя буду называть? — мой будущий сосед кивнул.       — Покажешь мне тут всё? Хоть я и был здесь летом, всё равно не очень хорошо ориентируюсь, — сказал как можно ровнее и спокойнее, дабы одновременно расположить очкарика к себе и не вызвать негативной реакции со стороны красноволосого.       — Да, да, конечно, — он развернулся и дёргано зашагал к зданию школы. Я припустил вслед за ним, попрощавшись с Паулем и краем глаза заметив его кривую ухмылку. Ох, чувствую, намаюсь ещё с ним.       Тем временем меня провели в жилое крыло. С лета ничего не изменилось, разве что трещин в потолке стало чуть меньше. Всё так же темно, сколько не включай свет, пыльно так, что постоянно першит в горле, и нарисованные лица, застывшие в немом крике на одной из стен. Я остановился, пожелав рассмотреть получше детали.       У некоторых персонажей были зашиты грубыми небрежными стежками рты, у кого-то ещё и глаза. На одном изображении сплелись два тела в страстном порыве, расцвеченные оттенками красного, желтого, оранжевого и черного. И не поймешь, кто из них мужчина, кто женщина. Чуть дальше маячила расплывчатая тень тёмно-серого цвета, закрывшая лицо белыми руками с непропорционально длинными суставчатыми пальцами, из-за которых виднелись уголки губ, из чего я сделал вывод, что тень всё же улыбается. После, на жёлтой когда-то штукатурке расцвели смоляно-чёрные, с алыми краями лепестков цветы. На их стеблях были тщательно прорисованы изогнутые шипы, выглядевшие вполне настоящими. Возникло ощущение, что, реши я их коснуться, поранил бы палец. Спустя ещё несколько метров я увидел ангела, видимо, падшего, так как его крылья поникли под тяжестью впившихся в них стрел и были изранены. Глаза крылатого зеленели как трава весной, в них таилась неземная тоска и печаль, они были слишком живыми для простого изображения. Я не смог больше выдержать тяжелого взгляда и посмотрел ниже. Ухмылка в совокупности с взором показались мне смутно знакомыми, но я отбросил ненужную мысль куда подальше. Целиком фигура ангела была нарисована мельком, как будто он должен был вот-вот раствориться в вечности, и художник запечатлел его последние секунды. У ног падшего лежали несколько окровавленных перьев, начинавших тлеть.       — Что, Тёмный тоже тебя зацепил? — хмыкнул Кристиан, встав рядом со мной. — Никто не знает, кто автор этих рисунков, но одно известно точно: их нельзя закрасить и стереть. На следующий день они возвращаются на свое место.       — Проверял лично? — я скептически взглянул на него.       — Нет. Пауль пробовал, — на полном серьёзе отозвался Лоренц.       — И?       — Стереть-то он стёр, но порезался не пойми обо что, и вскоре его увезли в больницу с заражением крови. Чуть не отрезали указательный палец.       — Ну и жуть, — я заставил себя оторваться от созерцания психоделических рисунков и потащил чемодан дальше. — Долго ещё?       — Пришли уже, — Крис указал на исцарапанную, с облупившейся краской дверь. На ней гордо красовалась цифра тринадцать. Они издеваются, что ли?!       Подивившись в очередной раз подобным совпадениям, я зашёл внутрь. Стены менее изрисованные, что радовало. Железные кровати с просевшими матрасами. Как выяснилось, ещё и скрипящие. От каждого движения раздавался дикий скрежет. Незаметно вставать ночью покурить не получится. Надо предупредить соседа об моей вредной привычке. Я открыл дверцу шкафа и снова неприятно удивился. Такого количества паутины я ещё ни разу не видел, а о размерах пауков-крестовиков, засевших в середине каждой узорчатой ловушки, и говорить не хочется. Решив не беспокоить членистоногих, я как можно аккуратнее разложил вещи на выделенной мне половине полок и вешалок.       — Слушай, Рихард, там на подоконнике банка стоит с водой… не трогай ее. Там Дракула живет, — сообщил Кристиан, пронаблюдав, как я направился к окну.       — Кто-кто? — переспросил я, резко утратив всякое желание передвигать занавески и вообще идти в ту сторону, припомнив предупреждение Пауля.       — Пиявка, — с готовностью пояснил мой сосед, и я с облегчением выдохнул. Не самый худший вариант из всех возможных. — Я его своей кровью кормлю, — он продемонстрировал исколотые пальцы на левой руке.       — У-у-у, здорово, — с уважением протянул я и всё же отодвинул штору, захотев увидеть необычного питомца. Он походил на сгусток ночи с хвостиком как у запятой и неспешно курсировал по дну банки между листьев водных растений, которых ему накидал Лоренц.       — Расскажи мне про ваших учителей, — я плюхнулся на кровать, стараясь не обращать внимания на ужасные звуки, что она издала при этом, и блаженно вытянул ноги. Крис посмотрел в стену, задумчиво почесал подбородок и неуверенно произнес:       — Ну, начнём с наименее приятных личностей нашей школы. Мы их называем Сёстры-Паучихи. Если ты им попадёшься за каким-либо запрещённым занятием, то сбежать будет очень сложно из-за невидимой паутины, сотканной ими. Худая и высокая — Ребекка Вольф. Вторая — Вибек Кляйн. Не вздумай чудить на их уроках, они могут сотворить с тобой что похуже, чем сам директор, к которому тебя навряд ли отправят, — парень поежился. — Иногда мне кажется, что эти две фрау — совсем не люди. Но ведут вполне человеческие предметы — Вольф преподает изобразительное искусство и литературу, Кляйн — немецкий и английский, физику и математику у нас ведёт Майер. Историю с биологией у нас ведёт Тилль Линдеманн по кличке Темный…       — Погоди, — я очнулся от странного оцепенения и посмотрел на Криса. — Так же, как и ангела на стене?       — Да… не случайно, по ходу, —Кристиан хмыкнул. — Он полностью соответствует своему прозвищу. Никогда не повышает голос, по крайней мере, я ни разу этого не слышал. Ему достаточно на тебя посмотреть, чтобы тебе тут же захотелось исчезнуть. Зато объясняет как — закачаешься, — Лоренц мечтательно улыбнулся. — Напоследок Кристоф Шнайдер. На нём география и химия. Он самый приятный из преподавателей. С ним можно спокойно разговаривать обо всём на свете, не боясь плохих последствий. Иногда он оценки просто за хорошее поведение ставит. Удивляюсь, что он так долго продержался среди этих… акул, — с трудом подобрав сравнение, мой сосед на некоторое время замолчал. — Ах да, физкультура у нас на завхозе Конраде. Стервятником его зовут, уж больно похож — такой же сутулый, и нос как клюв… так-то, наверное, и все.       — Да уж, сурово вам тут живётся, — заметил я, на что Крис пожал плечами, мол, справляемся, ничего не попишешь. Он бросил взгляд на часы на моей руке и сказал, что пора идти на обед. Есть действительно хотелось, пришлось встать. Спустившись в столовую, мы протиснулись сквозь толпу оголодавших соплеменников и выхватили себе по порции. Суп я проигнорировал. Бурая жижа в тарелке не внушала никакого доверия. С рисом дело обстояло получше, хотя комочки блеклой коричневатой слизи даже с натяжкой нельзя было назвать говядиной, как было указано в меню. Чай был таким крепким, что удивляюсь, как у меня гипертонический криз не случился. Красное яблоко напомнило мне аферу, устроенную мачехой Белоснежки в сказке, я к нему не рискнул притронуться. В общем, сервис в столовой оставлял желать лучшего. Чего я хотел от интерната посреди леса? Вот именно, что ждать приятных неожиданностей не стоило. Хоть посуду мыть не надо, и на том спасибо.       Как объяснил мне Лоренц, «тихий» час идет с трёх до четырёх. В это время нужно быть максимально неслышным, так как в обратном случае можно получить нехилый нагоняй.       Я задумчиво уставился на стопку книг, пытаясь определить, с чего же начать. Крис уважительно поглядел на меня и попросил разрешения взять почитать «Сильмариллион» Толкина. Кажется, я нашёл такого же любителя путешествовать по страницам книг… здорово. Устроившись поудобнее, я открыл «Фауста» и на некоторое время погрузился в приятное забытье. Лоренц потормошил меня за плечо и спросил, хочу ли я увидеть кое-что интересное, пока есть свободное время. Я заложил страницу листком бумаги и кивнул.       — Это на улице. За школой, — пояснил он, наблюдая, как я шнурую ботинки.       — Хм, я заинтригован, — завязав на шее шарф и накинув куртку, я зашагал вслед за соседом. Он уверенно сбежал по лестнице и перепрыгнул ступеньки крыльца, подняв тучу брызг — на его пути оказалась коварная лужа. Флаке (он сказал, что это его прозвище) уводил меня всё дальше и дальше, к самому удаленному от школы краю забора. Там была давно заброшенная площадка. Заржавленные покосившиеся турники, остовы скамеек, с которых сняли доски, песочница с серым влажным песком и качели — высокие, тёмно-зеленые, блестящие от застывших на них капель дождя. Я удивился, что краска сохранилась так хорошо. С молчаливого согласия Кристиана я сел на краешек мокрого сиденья и оттолкнулся от земли. С тихим скрипом качели начали свой ход.       Я смотрел на начинающий алеть виноград, обвивший клён неподалёку, на туман, подступивший вплотную к ногам Криса, сидевшего на лесенке, на серое безмолвное небо, и ощущал странную, но приятную тоску. Это место было необычным, даже волшебным. Разрушение, принесенное неумолимым временем, медленно, но верно захватывало этот клочок прошлого. Декаданс тут властвовал в полной мере.       — Я тут иногда прячусь от остальных. Тихо. И пусто, — Лоренц неловко улыбнулся. — Приходи, когда захочешь. Я буду рад разделить с тобой своё убежище.       — Это… неожиданно. Но спасибо, — у меня замерзли пальцы, и я спрыгнул, мягко приземлившись на обе ноги. — Кстати, если Пауль будет на тебя наезжать, скажи. Я попробую с ним поговорить, — мне показалось, что это было правильно с моей стороны. Флаке просиял от моих слов. Да-а, видимо, придётся вести обширную дипломатическую деятельность. Не люблю, когда в моём присутствии кого-то унижают или, хуже того, травят. Хотя я сам не особо… как бы это сказать… альфа, но несправедливость терпеть не привык. Судя по всему, у Кристиана не первый год проблемы. И я видел далеко не всё, будет ещё время в этом разобраться получше.       Мы поспешили вернуться в здание школы, дабы остаться незамеченными и не раскрыть нашего тайника. Как ни странно, но Крис сказал, что больше никто не знает про это место. Удивительно, как пронырливые и любознательные подростки ещё не облазили всё здесь вдоль и поперек. Неужто они так боятся выговора, или, как это тут называется, докладной? Вряд ли родителей вызывают при каждом удобном случае, местоположение учебного учреждения не позволяет. Тогда что может напрочь отвадить учеников от исследования той местности, где они живут? Ну явно не телесные наказания. Они же незаконны с 1993 года… хотя, кто знает Майера, с него станется придумать такое.       Пообещав себе продумать план дальнейших действий, в который обязательно входило посещение леса, я отправился за учебниками в библиотеку, находившейся в управлении Ребекки. Она смерила меня презрительным взглядом и кивком приказала расписаться напротив моей фамилии в учетной тетради. Забрав положенную стопку учебников и листок с расписанием, я подождал Флаке и заковылял с ним в нашу общую комнату.       Остаток вечера мы провели, рассматривая и мельком прочитывая то, что нам предстояло учить целый год. Потом Лоренц с кривой усмешкой сказал, что пришла пора для открытий отнюдь не чудных, а именно для экскурсии в душевые. Его скепсис был вполне понятен, зрелище было довольно удручающее. Белая с желтоватыми потеками от ржавчины с труб плитка, невысыхающая вода на полу, чернеющие как пасти неведомых тварей канализационные сливы… я не очень удивился, обнаружив, что горячая вода отсутствует вообще.       — Пришли поздновато, закончилась уже, — вздохнул Кристиан, ежась от холода.       Кое-как справившись с водой температуры льдов Арктики, я вытерся полотенцем насухо и понял, что засунуть шерстяное одеяло в пододеяльник все же придется. Надеюсь, не простужусь из-за своей опрометчивости, местный медпункт вызывает у меня большие сомнения. Я видел его только мельком. Быть может, у них там есть что-то кроме анальгина и пластырей. Провозившись с упрямым бельем, совершенно не желавшим ложиться так, как мне нужно, я принял горизонтальное положение как раз к отбою. Пожелав Кристиану спокойной ночи, я завёл будильник на полвосьмого, рассудив, что тридцати минут мне вполне хватит, чтобы привести себя в порядок и дойти до нужного кабинета. И уставился в потолок, потеряв всякую тягу к сну. Вот не повезло мне оказаться полуночником. Из-за этого страдаю на следующее утро, но ничего не могу с собой поделать. Пробовал пить снотворное, проснулся только к вечеру последующего дня. Со сном у меня проблемы, но кошмаров никогда не было.       Через некоторое время веки отяжелели, я нашёл удобную позу, закинув ногу на ногу, и все звуки постепенно стали исчезать, позволяя мне забыться в долгожданном сне. Последним увиденным был ярко-жёлтый фонарь за окном, напоминавший всевидящее око. Его свет и в моих сновидениях присутствовал, просвечивая хрупкие образы насквозь и подтачивая их эфемерные тела. Было много теней с длинными цепкими пальцам, были бесконечные коридоры, смутно мне знакомые. Я метался по ним, спотыкаясь и постоянно сворачивая не туда. Иногда мелькали белые вспышки, кто-то сардонически смеялся в темноте, и мурашки пробегали по спине. Потом что-то холодное и влажное касалось моего лица, оставляя за собой липкие нити, от которых я не мог избавиться, как ни старался. Они сцепляли мои пальцы и ресницы, сковывая движения и мешая видеть. Постоянный приторно-сладкий запах разложения набивался в ноздри и рот, затрудняя дыхание и вызывая рвотные позывы. Я задыхался от бега и бессмысленного хода по кругу, мне было очень холодно и страшно. Нечто кружило вокруг меня, намереваясь употребить в качестве полночного перекуса, я не мог закричать, даже слова произнести. И проснулся от того, что грохнулся с кровати. Кажется, это уже входит в привычку.       Я посмотрел на часы и ужаснулся. Без пяти восемь, Лоренца, конечно же, нет, и я валяюсь в одной футболке в позе морской звезды, в то время как мне нужно находиться в совершенно другом месте. Прелестно, не находите?       Матеря несработавший будильник, я спешно одевался и молился, чтобы звонок дали хоть немного позже. Чуда не случилось. Я безнадежно опаздывал на первый урок, и, как назло, это была история. Помня слова Криса, я не ждал ничего хорошего от моего ближайшего будущего. Особенно когда заблудился, практически потеряв ориентацию в пространстве. Пробегая глазами по дверям кабинетов, я искал нужный мне — тринадцатый. Снова. Третий раз, черт возьми!       Мои поиски увенчались успехом, и, не успев распланировать объяснение своего опоздания, влетел в кабинет, споткнувшись на пороге и чуть не отправившись в горделивый полет прямиком до учительского стола. Я замер, опустив взгляд в пол и вслушиваясь в воцарившуюся в классе тишину. Потом решился сказать соответствующие случаю слова, но из моего горла вырвался лишь жалкий хрип, и в этот момент я осознал всю глубину моего провала.       — М-м-м, Рихард Круспе? Вы все же решили посетить мой урок. Приятная неожиданность, — насмешливо произнесли рядом. Я как-то позабыл про существование преподавателя.       — Я… заблудился, — с трудом выдавил я, стараясь смотреть историку не в глаза, а в район переносицы. — Прошу прощения, больше такого не повторится.       — Не сомневаюсь, — Линдеманн фыркнул. — В следующий раз не забудьте посмотреться в зеркало, у вас тушь потекла.       Тут мои одноклассники начали откровенно гоготать, я был готов провалиться под землю от стыда. Я не смог отказать себе в использовании небольшого количества косметики, и надеялся, что никто не заметит, но я как всегда облажался. Мне было безумно обидно из-за того, что я стал посмешищем, пусть и на несколько минут. Я жуть как разозлился на того, кто послужил этому причиной. Если бы он не сказал во всеуслышание, быть может, я бы избежал такого позора. Покраснев до кончиков ушей, я отправился на своё место, мысленно добавив ещё одного человека в список тех, кому хотел отомстить.       Рассказывал тему герр Линдеманн действительно интересно, но я практически не вникал в это, обидевшись на весь мир. Пауль бросал на меня ехидные взгляды и переговаривался с Оливером. Возникло предположение, что на перемене меня ждет серьёзный разговор. Ну да ладно, придумаю какую-нибудь отмазку. В конце концов, какое Ландерсу дело до моего внешнего вида? Вот именно, что никакого.       Я оказался прав, почти как всегда. Местный задира подозвал меня жестом, и я смиренно подошел к нему.       — Чудишь, Круспе. Не девушка ли ты часом? А то я сегодня вечером свободен, — глумливо произнес Ландерс.       — К твоему сожалению, нет. У меня просто ресницы… кхм… обесцвеченные. Вот и приходится, выглядит не очень, — выкрутился, ага.       — Смотри у меня, — он показал недвусмысленный жест, ударив кулаком по раскрытой ладони, и Оливер ехидно заухмылялся. — Кстати, — Пауль оглянулся и, удостоверившись, что никого постороннего рядом нет, доверительно прошептал: — Мы на Самайн, тридцать первого октября, в смысле, собираемся сбежать в лес на ночь. Костер разожжём, нечисть пошугаем, — завлекающе проговорил он.— Ты с нами?       Я задумался. Если откажу, то, когда их спалят (это непременно случится, рано или поздно) меня посчитают виноватым. Если соглашусь, то получу на орехи от учителей. Оба варианта не очень хороши, но второй предпочтительней. Я кивнул.       — Да, я согласен. Что от меня потребуется?       — Молчание, друг мой, молчание, — Пауль недобро улыбнулся. — Помнишь закон школы? Её тайны остаются исключительно внутри её территории, ограждённые забором. Но есть к этому нерушимому правилу одна поправка нашего авторства. Учителя не должны ничего знать о том, что происходит вне их уроков. Если не хочешь прослыть стукачом, то держи рот на замке для своего же блага, — Оливер хлопнул меня по плечу и удалился вместе со своим… э-э-э… начальником, оставив меня переваривать сказанное.       На второй же день меня приглашают на такое серьёзное и незаконное мероприятие. Прекрасно. Просто блеск. Сомневаюсь, что это значит повышенное доверие ко мне. Обязательно будет какая-нибудь проверка на вшивость. Например, меня чисто случайно оставят одного в чаще запретного для нас леса. Или напоят до нужной кондиции и сдадут учителям. Вариантов может быть бесконечное множество. Но я должен быть готов морально и физически, если не хочу стать изгоем, как Флаке, который, вероятно, испытание не прошел.       Времени у меня завались, почти полтора месяца, надеюсь, за это время я не успею натворить ничего криминального. Хотя кто меня знает… даже я сам в себе до конца не разобрался. И некоторые собственные реакции мне непонятны. Возможно, я так и останусь до конца своих дней человеком-загадкой, которую никто не сможет разгадать. Не то что бы мне очень хочется вмешательства другого в мою душу, но всё же. Порой одиночество становится невыносимым, и тяжесть будней неподъемной. Иногда появляется желание, чтобы некто ворвался в мою жизнь и наконец навёл там порядок. Но, как любил говорить Генрих, дофига хочешь. И я склонен с ним согласиться.