Томас корячился со штопором и бутылкой, косясь на Дилана и неясно, что обдумывая в голове своими шестерёнками. О’Брайену и представить было страшно. Ну, нет, к чёрту это дело, размышлять, о чём мог думать Томас, пока смотрел на него с какой-то подозрительной улыбкой.
Открыв бутылку, он протянул её Дилану, и тот, прежде чем принять, долго раздумывал, переводя взгляд с бутылки на Томаса и обратно. Всё-таки собравшись с мыслями и сделав шаг вперёд, он её выхватил и примкнул губами к горлышку, делая несколько глотков. Следя взглядом за Сангстером, Дилан едва не подавился.
— Держи, — хохотнув, сказал парень, передавая бутылку Томасу, думая, что от пары глотков ему ничего не будет и нормально доберётся до дома на мотоцикле. Что, в принципе, и вправду.
Ничего не сказав, он отпил и поставил бутылку рядом с кроватью. Дилан даже не собирался к ней тянуться, ну её к чёрту. Вместо этого О’Брайен потянулся к Томасу, чтобы его поцеловать. Сангстер отпихнул парня от себя, толкнул и повалил Дилана на кровать, а затем навалился на него сверху. Пинаясь и пытаясь выбраться, тот едва не прописал ему локтем по лицу. После недолгой возни и болтовни, они успокоились и легли так же, как и немного ранее, пока О’Брайен не пошёл за штопором. В голове парня плясали счастливые мысли, он был готов сжать Томаса в своих объятиях так сильно, что кости того бы хрустели.
Дилан заерзал на кровати и закинул ногу на Томаса, плотнее прижимаясь к парню («Откинуться можно. К собственному телу», — пронеслась мысль, и немного вздрогнул); он поднял голову и посмотрел на Томаса, веки того подрагивали. Под рукой, которая лежала на груди, О’Брайен чувствовал сердцебиение и задумался, что, наверное, вот так часто бьётся его собственное сердце, или же это из-за Сангстера и того, что его, вероятно, тревожило. Интересно, что? Дилан протянул к нему руку, коснулся волос кончиками пальцев, словно проверяя, реально ли это всё, и испытывая взбудораживающее чувство, что всё происходит с ним здесь и сейчас, что человек, в которого он влюблён, лежит рядом (поскольку не в своём собственном теле, можно полагать, что находятся рядом их души).
Томас улыбнулся, и О’Брайен запустил руку ему в волосы. После сказанного парнем, у Дилана внутри растеклось непонятное, но очень приятное чувство. Он никогда бы не подумал, что желание завязать с ним нормальную дружбу осуществится, но на это надеялся, выискивая вероятность возможности хорошего общения, а в мыслях уж тем более и не было подобного момента наедине с Томасом (фантазировал, но знал, что этому не бывать). И… оп-ля! Они поменялись телами, и случившееся помогло им раскрыться. Или же только Дилану? Может, Томасу?
Конечно, Сангстер сказал, что он слепой, и ничего не замечал дальше своего носа; смотрел, но не вникал в суть. Да и как можно было задумать о взглядах Томаса, когда его кулаки наносили удары Дилану?
Идиот, — он положил ладонь ему на лицо и поправил себя. —
Влюблённый идиот, — Томас открыл глаза. —
Нет, мы оба.
— Ты спишь?
Дилан гениальный и тупой как всегда. Томас вперил в него свой взгляд и усмехнулся.
— Да, смотри. Мои глаза открыты, я говорю с тобой, но я сплю.
Несмотря на язвительность, О’Брайен улыбнулся и опустил голову ему на грудь, закрыв глаза и прошептав:
— Томми…
— Чего? Какой нахрен Томми?
— Ой, я случайно, — Дилан так и не поднял голову: не осмелился посмотреть Томасу в глаза.
Между тем, до того — о вау, — видимо, дошло, что Дилан совсем обнаглел и пристроился не только в обнимку с ним.
— Эй, щенок! Убери ногу с меня!
— Ай, да… — О’Брайен убрал ногу, посмотрел на Томаса обиженным взглядом и перевернулся на другой бок, — пошёл ты, придурок.
Он вдруг понял, что хочет курить — впервые за последний час. Весь день, с самого утра, его не раз донимало это туповатое и новое чувство, с которым справиться можно одним путём, ведь нельзя же сразу отказываться от табачного дыма; организм Томаса привык к сигаретам. Дилана пробрал озноб. И что ему теперь делать? Ладно. Разберется с этим позже (сколько он уже откладывал?), сейчас его волновало совсем другое. Неприятно, что Томас такой… Томас. Всё тот же холодный и грубый.
— Извини, — робко пробормотал Сангстер, но Дилан подавил в себе желание повернуться, несмотря на тон парня и его чувствительную вину в каждом прозвучавшем звуке. — Просто я не привык.
— Ко мне? — он тихо засмеялся, но не от радости или действительно чего-то смешного — от удивления.
— Нет, к тебе я привык, но не вести себя рядом с тобой иначе… да всё это ново и странно, — Томас придвинулся к Дилану, прижался к спине и обнял, прижимая к себе своё же худощавое тело. — Я, знаешь ли, далеко не романтик и не знаток прекрасных слов…
— Я заметил.
— Не перебивай меня никогда, Дилан! — рявкнул Томас, и Дилан сжался в его объятиях. — И снова извини, я же такой…
— Неуравновешенный.
Дилан не знал, как охарактеризовать звук, который только что услышал… Томас, или прорычал, или проскулил. Скорее, первое, ведь для себя О’Брайен давно обозначил позиции в отношениях с Сангстером (в любых отношениях, конечно же), он — зверь, Дилан — жертва в клетке. И мелькнула мысль с воспоминаниями о сказанном парнем после их поцелуя, что это он сделал Томаса… Томасом.
— Тебе так нравится меня бесить?
— Только заметил? — вопросом на вопрос ответил Дилан, не выражая в голосе свои эмоции, прозвучало дерзко и грубо, и от этого почему-то улыбка на его лице стала шире.
— Я с этим смирюсь, — Сангстер убрал руку и лёг на спину. Дилан повернулся к нему, думая, что тот психанул, и это заставило его заткнуться, но он смотрел в потолок и рукой шарил по кровати. О’Брайен перехватил его запястье, спустился пальцами ниже, проводя по внутренней стороне ладони, а затем сцепляя с ним руку в замок. Томас, без сомнений, в сумраке именно его руку и искал, чтобы взять в свою и крепко сжать. — Ну что же ты делаешь?
— В смысле? — один из тех редких, но честных вопросов. Дилан не понимал, что Томас имел в виду.
— С ума меня сводишь.
Не будь он здесь, Дилан бы разразился самым истерическим и радостным смехом, издавал бы устрашающие звуки и бился от радости в стены головой. Ну и терпение… вместо всего этого, что пронеслось в голове в ярчайших подробностях, как и нередкие представления в сознании на кровати в комнате не этого дома с Томасом сверху или снизу, он улыбнулся. Томас повернулся к нему и тоже улыбнулся.
— Как я и сказал, для меня сейчас всё на грани реальности и снов, я даже не понимаю, решил ли ты поиздеваться надо мной, вовлекая в объятия, или же это правда!
От осознания, что не только ему всё казалось сном, невозможностью и игрой, Дилан не мог не улыбнуться вновь, когда перед этим довольная улыбка сошла с лица. О’Брайен выпустил руку Томаса и придвинулся к нему, заставляя того перевернуться на бок, чтобы он мог обнять его со спины.
Теперь всё на самом деле прекрасно, пусть творится в их жизнях любое дерьмо (обмен телами не в счёт), Дилан решил для себя, что пойдёт за Томасом куда угодно, если только тот сам захочет быть вместе с ним. Он мог позволить себе об этом спросить, но решил, что не стоит. С Томасом и так всё ясно, в молчании этого парня больше смысла, чем в словах, а извинение и немного сказанное… О да, Томас такой Томас.
Дилан уткнулся носом ему в затылок и вдыхал запах волос, ну и ладно, что своих. Его всё устраивало, даже новое тело, навсегда он такой, или нет, далеко не волновало сознание. За прошедший час (скорее, за прошедший день) всё изменилось, мысли об обреченности и беспросветном дерьме в жизни перекрыли счастливые мысли и Томас своими действиями. Раздумья о следующем дне не вызывали напряжение из-за того, что, казалось, будет невероятно трудно, а теперь и вовсе не донимали Дилана. Он был спокоен. Впервые за долгое время.
Прижавшись ещё плотнее к Томасу, О’Брайен только сейчас осознал кое-что; видимо, Томас тоже, потому что произнёс: «О, ва-а-а-а-у-у!», а затем озвучил ситуацию (но вот только теперь Дилан совсем ни смущался, ни стыдился и ни испытывал желание свалить отсюда куда-нибудь подальше):
— Член Дилана упирается в его же собственную задницу!
О’Брайен беззвучно засмеялся, пряча голову у Томаса в волосах. В паху продолжалось шевеление, Дилан хотел засадить ему прямо сейчас.
— А? Чего? — двинув бедрами, чтобы Томас почувствовал сильнее, поинтересовался Дилан, активируя свой любимый режим «Не в зуб ногой, что происходит, я лучше буду притворяться тупым как обычно».
— Эй! Прекрати!
— Что прекратить?
— Это…
— Что это?
— Я не понял, тебе, что ли, показать?
Томас резко перевернулся и толкнул рукой Дилана, чтобы тот повернулся к нему спиной. О’Брайен не успел понять, какого чёрта происходит, как вдруг Томас прижался к нему. Он втянул себя нижнюю губу и посасывал, подавляя в себе смех, и, вероятно, Дилан мог завыть от ликования. Как и Сангстер ранее, парень озвучил эту ситуацию:
— Член Томаса упирается в его же собственную задницу!
— Ага, вот, что ты натворил, — пробормотал Томас в ухо парню.
— Я натворил?
Дилан толкнулся задницей назад, и Сангстер сквозь плотно сжатые губы что-то промычал, или простонал. Не имеет значения, О’Брайен с ухмылкой скинул с себя его
свою руку, повернулся к Томасу, а тот ответил:
— Я не смогу терпеть второй раз.
Дилан приблизился к нему, и их лица оказались ближе. Он положил руку на плечо Томаса и надавил, тот перевернулся на спину; затем О’Брайен провел рукой вдоль тела и остановился возле ширинки штанов, надавливая на бугорок ладонью.
— Я тоже не могу.
— Мгрх, Д-д-дилан, — заикаясь, со стоном произнёс Томас.
— Нам нужно решить эту проблемку.
— Сука! — воскликнул Томас, когда Дилан расстегнул ширинку и просунул через неё под штаны несколько пальцев. — Да!
И он вызвал у него новый тихий стон; Томас покусывал нижнюю губу, видимо, пытаясь не стонать, но ничего у него не получилось, и этот звук обрадовал слух Дилана. Он распахнул глаза и умоляюще посмотрел на О’Брайена. Тот пальцами всё той же руки расстегнул пуговицу и накрыл ладонью член пока что под тканью боксёр; сжал его и посмотрел на Сангстера, проводя языком по нижней губе. Томас резко перехватил его руку и вытащил из штанов, на миг вызвав у Дилана удивление, но последующее действие парня заставило его с облегчением выдохнуть и заткнуться с мыслями, что едва не озвучил в короткий миг. Томас закинул ногу, затем полностью перелез на него и сел верхом, так, чтобы своим членом чувствовать эрекцию О’Брайена.
Он сделал круговое движение бедрами, после толкнулся и наклонился к Дилану, который от наслаждения закатил глаза и судорожно дышал. Его открытые губы тряслись, и Томас решил остановить эту дрожь. Проведя языком по ранке Дилана, он медленно оттянул его нижнюю губу, компенсируя медлительность резким толчком. О’Брайен открыл глаза и простонал, но Томас не позволил ему простонать вновь, заткнув поцелуем. Дилан еле занёс расслабленную руку за спину Томаса, поддев пальцами края одежды и коснувшись ими кожи спины. Сангстер разорвал поцелуй и опустил голову к шее, примыкая губами к месту чуть ниже уха и оставляя там засос.
Мысли в голове Дилана носились хаотично, осмысливая каждое действие Томаса, каждое действие его самого, представляя, что произойдёт дальше, анализируя в своей голове картинки старых мыслей и думая, чувствовал он себя когда-нибудь так же, фантазируя, как целует Томаса и переходит к самому жаркому и незабываемому моменту. Нет, решил О’Брайен. Такое вожделение его никогда не накрыло, мурашки табуном не проносились по телу, а внизу живота не так сильно тянуло. В реальности всё гораздо жарче и прекраснее. Дилан хотел поскорее спустить с себя чёртовы штаны, чтобы избавиться от тесноты в паху.
Томас ещё раз поцеловал его в губы, сделал несколько толчков, затем расстегнул Дилану ширинку и слез с него, чтобы стянуть штаны. Избавив парня от них, он подцепил пальцами боксеры и оттянул, при всех своих действиях не отрывая взгляд от Дилана; как и тот смотрел прямо в свои глаза, хватаясь за понимание, что как бы — ого, вау, офигеть, не может быть — сам себя почти раздел и оттянул чужие трусы, медленно и мучительно спуская ладонь под ткань. О’Брайен посмотрел на страдальческое выражение лица Томаса (забавно видеть свою гримасу со стороны, когда возбуждение чувствует каждой клеточкой тела. Дилан подумал, а станет ли оно когда-нибудь снова его, или им предстоит всю жизнь провести вот так, конечно же, смиряясь с этим и в будущем спокойно относясь к тому, что целуют и — ну почти, ну… — трахают сами себя), поднялся и перехватил его за руку.
Дилан повалил Томаса и потянулся к его штанам, Томас приподнялся для того, чтобы тот стащил с него всю одежду, и, когда парень всё сделал, опустился обратно. Он избавил и себя от боксёр, затем стянул рубашку (ну как стянул, до пуговиц в таком состоянии не дошло, не хватило бы терпения, поэтому он с двух концов дернул её, и все пуговицы разлетелись по сторонам), ведь — не ну зачем полуголым, когда можно полностью раздеться? Кого стесняться? Томаса, что видит своё обнажённое тело? — так лучше, и заметил, что Сангстер тоже стянул с себя всё.
А дальше…
Они оба замерли, смотря в глаза друг другу. Дилан не представлял, что там думал Томас, но для себя самого понимал, что это неправильно, странно (эм, нет, не то, что они нравятся друг другу и тому подобное, и так далее, а то, что…) один из них сейчас засадит самому себе.
Пока Сангстер думал, пробегаясь взглядом по своему телу, Дилан схватил (себя или его?.. себя) себя за член.
— Нет! — воскликнул Томас и ударил его по руке.
О’Брайен поднял голову и посмотрел на парня взглядом полным удивления и непонимания.
— Не дрочи.
— Тогда сделай что-нибудь! — не выдержав, рявкнул Дилан.
Томас поднялся на колени, сделал попытку на них продвинуться к Дилану и, храни Господь и все святые его отличие от О’Брайена в ещё одном — грациозности, что ли, потому что Дилан представил, как он сам бы давно в виду своей неуклюжести запутался в пледе на кровати и полетел бы вперёд, встречаясь лицом…
Да прекращай уже так думать, Дилан!
… с чужим членом, у него получилось. Он обвил руками О’Брайена за шею и наклонился, оставляя на губах поцелуй, а затем толкая парня и заваливаясь вместе с ним на подушки. Томас устроился у него между разведённых ног, взял в руку член и поднёс к кольцу мышц (будем называть вещи своими вещами), — анальному отверстию.
Дилан офигел от такой скорости развития событий и подумал:
Похоже, засадить не получится. Засадят мне.
Томас замер, отпрянул от парня и выпустил член из руки, рассеянным взглядом встречаясь со своими глазами Дилана, что выражали потрясение, и озвучил свои мысли:
— Я не могу трахнуть самого себя.
О’Брайен закрыл глаза и представил на секунды, как сам нависает над своим телом и собирается войти в свою же задницу. Ну и ужас.
— Я тоже.
Томас усмехнулся и положил руку на нижнюю часть
своего живота Дилана.
— И что будем делать?
Тот захихикал и ответил:
— То, что делали всегда.
— Дрочить?
— Дрочить.
Томас засмеялся и потянулся рукой к члену, на этот раз ударил его Дилан и рявкнул:
— Друг другу!
— О-о-о, меня это устраивает, — пробормотал Томас, скидывая с себя ноги Дилана и заваливаясь рядом на подушки.
Встретившись лицом к лицу, они поцелуем стянули с лиц друг друга ухмылки и одновременно взяли члены в руки. Ну и… ну надо же как-то избавиться от напряжения. Дилан закрыл глаза и закусил губу, чтобы не стонать, а только слушать чужие (да и какое ему теперь дело, что голос его собственный?), ускоряя тем надрачивания собственным членом, вот только не своей рукой. И ладно, рука Томаса тоже набита.
Не засадил, не засадили, ну и так тоже хоро… — всё-таки Дилан простонал, —
шикарно!
Дилан открыл глаза и увидел, что Томас смотрел на него.
— Признайся, — сказал Сангстер, но вместе со стоном это прозвучало как: пинайся.
— Пинайся?
— Признайся, — громче повторил Томас, и слово прозвучало как надо.
— В чём?
Дилан сбавил темп, а затем вовсе остановился вместе с Томасом. Ему казалось, что он сейчас закричит, если не кончит.
— В том, что дрочил на меня в тот день в одной из ванных комнат моего дома, когда ещё увидел проститутку.
Он вспомнил тот вечер, казавшийся таким далёким, словно всё случилось несколько недель назад. И это один из тех моментов, которые не стираются из памяти временем, а остаются в сознании навсегда во всех ярких проявлениях, но при попытке вспомнить дату, редко удаётся вспомнить, зато чувства и эмоции, что накрывали тогда, на миг одолевают снова. Дилан помнил, как щемило от боли сердце и легкие, как от желания делить с Томасом постель едва не скулил.
Улыбнувшись счастливым мыслям прошлого, радуясь, что мечты сбываются, он нежно поцеловал Томаса и ответил:
— Но ты, ведь, тоже. Да?
— Угу, — Сангстер сжал руку, и Дилан простонал, ответив, к неожиданности Томаса, тем же. Сквозь стон, он добавил: — Ах ты, девственник.
— Виновен по всем пунктам.
И они вернулись к делу.
***
Он рассказал, не по большей части из-за того, что был вынужден, а потому, что сам этого хотел, да и желание покурить превратилось в навязчивую идею. Действительно, теперь Томас имел право знать (Дилан уверенно придерживался мысли, что тот и без его упоминания прекрасно знал свой организм, и что «щенок» борется с желанием покурить; в принципе, так Сангстер и сказал ему чуть позже). В таком маленьком откровении заключалась своя суть, О’Брайен не просто сказал об этом, но и поделился ещё кое-какими мыслями с Томасом; и тот виновато улыбнулся.
Натягивая на себя вещи, Сангстер сказал Дилану, чтобы тот тоже не валялся на кровати и оделся, если собирается проводить Томаса до двери (ну или хотя бы до дороги). О’Брайен уставился на него во все свои расширенные глаза, даже не представляя, как отреагировать на заявление (причём Томас проговорил всё в невероятно вежливой форме) и что ответить. Как итог мысленного легкого потрясения, он поднялся с кровати, прошёл мимо одетого парня, специально виляя задницей, дожидаясь ответных действий Томаса. И тот ответил ударом руки по одной из ягодичных мышц, сопроводив словами: «Ножи мы почти поточили, но ты не вынуждай меня засадить тебе свой, а лучше поторопись и потом прибери здесь всё». Дилан бросил взгляд на кровать, перевёл его на Томаса и с мыслью «Ну запачкали здесь всё спермой, ну и что, эй, а?» усмехнулся и прошёл к шкафу за другой одеждой.
Они находились возле дороги дома Сангстеров, где Томас стоял, облокотившись на мотоцикл, который поставил на подставку, Дилан стоял перед ним в его объятиях, вспоминая, как днём этих же суток прощался с Томасом и даже не предвидел чего-то подобного в скором будущем. Хорошо, ладно, вообще не воображал себе такое, поэтому до сих пор пребывал в потрясении. И сколько ему бедному ещё удивляться? Однако здорово, что с ним поделились подобными мыслями, Сангстер сказал:
— Безумно счастлив, что нахожусь сейчас рядом с тобой, щенок.
Дилан, умиляясь, приблизился к Томасу ещё ближе и потёрся о его щеку своей, думая, что у него самого такая мягкая и гладкая кожа. Сангстер обнял его крепче, и это были самые долгие и теплые объятия. Дилан не желал открывать глаза и отстраняться, ему же так хорошо, и Томасу, определённо, тоже. Он решил, что стоит сказать именно сейчас.
— Я покурить хочу. С самого утра борюсь с этим желанием.
Послышалась усмешка Томаса, он положил руку ему на голову и надавил, сильнее прижимая к себе и проговаривая:
— Я знаю, Дилан. Я знаю.
— Знаешь, почему я до сих пор это не сделал?
— Почему?
Дилан отстранился, потому что при таком ответе собирался смотреть только ему в глаза, и сказал:
— Потому что я не хочу, чтобы ты курил, пил и употреблял наркотики.
— Ну, — протянул Сангстер, — последнее не так часто.
— Всё равно.
— И что ты предлагаешь?
— Я хочу, чтобы ты перестал. Вот и поймал возможность это сделать за тебя.
— Да, я бы хотел завязать со всем, — Томас усмехнулся и расцепил руки, Дилан отошёл от него на шаг. — Но не смог.
— Сможешь, — он наградил его довольной улыбкой и сложил руки на груди.
— Да ладно, — Томас шагнул к нему, — ты не сможешь. Нет, ломать же будет.
— А я попытаюсь, — последовало пауза, после которой Дилан решил, что Сангстер что-нибудь скажет, но тот молчал, поэтому он озвучил ещё одну мысль, а точнее закончил предложение, как и хотел вначале, — ради тебя.
Томас вдруг перестал улыбаться.
— Правда?
— Правда. Только ты мне не вреди, ладно?
— Хорошо.
Дилана не убедил такой ответ.
— Нет, Томас. Пообещай мне, что ничто из этого не затащишь в мой организм.
И тот пообещал:
— Я обещаю не тащить ничего в твой рот, — Томас подошёл ближе, положил руку на пах Дилана, сжимая в ладони ещё не возбуждённый член (тот ошарашено уставился в глаза напротив и подумал: «Ну нихера себе. Серьёзно так был настроен поговорить, а меня тут уже за член схватили»), пошло улыбнулся и добавил, — кроме этого члена.
Что? Удивился, да? Не ломай комедию, давно пора привыкнуть к Томасу, — сам себе мысленно сказал Дилан.
И ещё какая-то часть парня добавила:
Да привык я, просто Томас… такой Томас.
— Вау, сейчас кто-то побежит избавляться от неожиданной проблемки, — сказал Томас, сжимая руку и чувствуя эрекцию парня.
Дилан схватил его за плечи и сильно сжал, выплёскивая изо рта непонятные звуки. Томас засмеялся.
— Томас, пожалуйста.
Сангстер засмеялся громче.
— Хорошо, не буду тебя мучить.
— Какое великодушие, — измученно бросил Дилан и отвернулся.
Понятное дело, что обиделся, вот только Томаса это, судя по действиям, не устраивало. Он схватил Дилана за руку и развернул к себе:
— Завтра доберись до школы на своём мотоцикле, а потом обменяемся ими, чтобы не вызывать вопросы.
— А ты мастер перевести тему, — усмехнулся О’Брайен, вырвав руку. Томас вякнул: «Ага», и Дилан спросил: — Раньше не мог об этом подумать, пока Джулия тебя не спалила, а?
— Хах, не додумался.
— Воу, кстати, сваливай завтра из дома пораньше, потому что моя сестра тебе покоя не даст, — предупредил Дилан.
— Я знаю, — Томас прыснул со смеху, и через мгновение к нему присоединился О’Брайен.
Дилан притянул к себе Томаса и обнял, думая, какого бы было обнимать его в своём теле. Может быть, когда-нибудь узнает. Сангстер его поцеловал, расцепил объятия и подошёл к мотоциклу.
— Хорошей дрочки.
— И тебе хороших снов, — улыбаясь, ответил Дилан, развернулся и пошёл к дому.
Он вернулся в комнату в замечательном настроении, улыбка не сходила с лица, ему хотелось танцевать от радости; кажется, у него давно не было такого состояния. Да что там, он вообще не испытывал прежде ничего подобного, мысль о любви (о неразделенной любви в его случае) приносила страдания, но не сейчас. Теперь Дилан знал, что он счастлив, даже счастливее, чем был утром, когда сидел на пороге рядом с Томасом (и это был по-настоящему прекрасный момент между ними, Сангстер смеялся, несмотря на то, что находился не в своём теле, даже несмотря на то, что рядом человек, которого, как думал О’Брайен прежде, ненавидит), ведь мысль о взаимности чувств вводит в непонятное состояние, смириться — именно смириться — с произошедшим не так-то просто, поскольку всё, что случилось между ними до этого: чёртова вражда, постоянные конфликты и драки, — заставляло прокручивать в голове ненужную и неверную мысль, что это неправда.
Но это — правда. И Дилан был в потрясении.
Посмотрев на бутылку вина (из которой и сделали они с Томасом по паре глотков), он спокойно отвернулся, даже не преодолев желание напиться. Дилан был и так опьянён — недавними моментами, словами, близостью, поцелуями и Томасом. Всё это куда лучше, чем алкогольный напиток. Действие того пройдёт, и не останется ничего, а быть опьянённым чувствами — это совсем другое.
Спустя полчаса Дилан спал счастливым сном, держа в руках телефон, на который недавно пришло сообщение от Томаса; и на который сам ответил, назвав Сангстера так, как тому не нравилось, представляя, как он будет злиться.
«Я добрался. А теперь можешь спать спокойно, Дилан. Эх, жаль, что я не рядом ❤».
00:50 a.m.
«Спокойной ночи, Томми❤».
00:51 a.m.
