После отъезда сестры дни побежали бесконечной вереницей неотложных дел, и я даже не заметила, как приблизился и проскочил мой очередной день рождения.
Домашние хлопоты, которые так успешно столько времени выполняла Лефлет, вернулись ко мне почти в полном составе. Зря я привыкала к хорошему и расслабилась — через пару месяцев такого режима мне уже не терпелось обсудить новое распределение обязанностей, но подруга все чаще сидела в своей комнате, со своим внезапно проснувшимся интересом к вышиванию, и ворваться к ней, разбудив пронзительного во гневе Редвина, мне хотелось еще меньше, чем страдать из-за домашних дел. К тому же хозяйка лавки неожиданно заболела, и обязанности всех работниц сместились и расширились, так что сил на выжидание момента и выяснение отношений у меня совсем не оставалось.
Посплетничать о затворничестве Годлафа у меня тоже не получилось — после первого же раза, когда я, после ужина привычно собрав посуду и устало растекшись по столу, подняла тему, Лефлет почему-то испугалась разговора, и, протараторив что-то о том, что она ничего не знает, уткнулась в свои тряпки и замолчала.
Ратгар тоже в легкую обрубал мои неловкие шпионские попытки и в сторону выяснения личной жизни старшего брата, и в части их заметно охладившихся отношений с Лефлет. Однажды я завела с ним разговор о расширении дома и даже возможном переезде, ведь мне казалось, что на одном ребенке здесь не было принято останавливаться, если оба супруга живы и здоровы, но Ратгар лишь неопределенно повел плечами и бросил словно нехотя:
— Мы не думали об этом, и тебе не следует.
Да уж, не преуспела я в хитрых разговорах. Метаясь от одного родственника к другому, я нигде не находила отклика. Все будто бы не изменилось — мы разговаривали об обыденных вещах, что-то делали вместе, но я уже не ощущала того, что так ценила прежде, — единства нашей семьи.
Иногда мне казалось, что дело во мне, что я выросла и перестала смотреть на мир через те самые розовые очки, на которые мне пеняли еще в детстве. Иногда я обвиняла всех остальных, кроме себя, и в такие дни я забирала Троллейбуса и уезжала за городские стены — сил не было слушать ту гнетущую тишину, которая воцарялась в нашем доме вечерами.
В один из таких закатов я доехала до самой реки. Еще недавно мы с Лефлет любили приехать сюда и взбаламутить нагретую у берега воду, вымокая до последней нитки на одном только мелководье. Сейчас же мне совсем не хотелось лезть в по-летнему теплую воду, и я, ведя коня за собой, пошла вверх по течению совершенно бездумно, уходя туда, куда нам не разрешали братья и не советовала охрана ворот. Не знаю, сколько мы так брели, но солнце уже окончательно скрылось, и выплыла кособокая луна, когда под резко долетевшие до меня крики и всплески Троллейбус раздраженно фыркнул и дернул повод, а я оторвалась от своих недобрых мыслей.
Впереди смеялась женщина, и мужской голос, что-то низким полушепотом выговаривавший ей, был почти неразличим в плеске воды.
Я остановилась и потянула Троллейбуса к себе, чтобы он вышел из воды. Мне не хотелось шуметь и обнаруживать себя. Голоса стали удаляться, и мы осторожно двинулись следом за ними, покуда я не разглядела, что впереди на берегу, метрах в пятидесяти, горит большой костер. Коня я привязала у ближайшего дерева и, сама не понимая зачем, осторожно двинулась к огню. Не знаю, почему я таилась, — в этих местах, так близко к городу, вряд ли можно было наткнуться на свободно разгуливающих орков, которым взбрело в голову искупаться при луне, а рохиррим мне бояться уж и вовсе не пристало. Но я кралась как преступница, надеясь про себя, что в то же самое время никто не крадется за мной.
У костра сидело двое мужчин и девушка, а пара, на которую я едва не наткнулась ниже по течению, уже выходила из прибрежных зарослей, на ходу отжимая одежду и волосы. Они дошли до освещенного круга, и девушки приветственно обнялись, а мужчина, не обращая внимания на насквозь мокрую одежду, пристегнул поданный приятелем меч. Я пригляделась: все трое были при оружии, а поодаль топтались несколько лошадей.
Со стороны воды послышался резкий звук равномерных ударов о воду, и кто-то из мужчин крикнул в темноту:
— Не отрасти себе жабры, брат!
— Простые смертные ждут тебя на берегу! — добавила одна из девушек, и дальше, вероятно, они шутили уже между собой, потому что спустя мгновение я могла различать только их смех.
Последний участник этой компании ночных купальщиков появился в круге огня внезапно, когда я уже думала тихо уйти и поехать домой.
Я толком не видела Эомера почти полгода, в основном мельком и чаще в полном боевом облачении и верхом. Это было впечатляюще, и я вполне довольствовалась такими мимолетными радостями. Зрелище, представшее мне в эту ночь, одним махом перекрыло все, что я до того видела и вообще могла бы представлять в несмелых грезах простая девчонка.
Он стоял, освещенный прыгающими языками пламени, будто античное божество из старой родительской книжки. Грудь его вздымалась, и капли воды с кончиков волос от этого движения ускорялись и быстрыми ручейками сбегали вниз, в траву, не встречая никаких преград из хоть какой-нибудь одежды. Сначала я хотела отвернуться, потому что некоторые виды явно мне не предназначались, но не смогла: мое тело будто окаменело, и даже сердце, кажется, не билось. Эомер, смеясь и ничуть не стесняясь абсолютной наготы, что-то говорил своим друзьям, но я не расслышала ни единого звука.
Девушка, что не покидала берега, подала ему одежду, и Эомер, наскоро надев штаны и рубаху, одной рукой закинул ее легкое тело себе на плечо, другой подхватил с травы свой меч — и направился к лошадям. Девчонка смеялась и колотила по широкой спине путающимися в мокрых волосах кулаками. В тени деревьев я уже не различала их, и, наконец, смогла отмереть и судорожно вдохнуть, расцепив затекшие пальцы, которыми держалась за ствол защищавшей меня ольхи.
«А вот и его девушка», — не способная пока на эмоции, отрешенно констатировала я, осторожно отступая и все еще силясь прогнать из глаз увиденное, чтобы хотя бы добрести до Троллейбуса без происшествий.
— Эй!
Голос прилетел мне в спину со стороны костра, и я за долю секунды успела подумать, что в ситуации хуже этой не оказывалась ни разу. Одно дело быть выгнанной с официального праздника, куда тебя не пригласили, и совсем иное, до леденящего ужаса худшее, — подглядывать за частной вечеринкой, где люди, будучи уверенным, что их никто не видит, могут позволить себе… вот такое.
— Я к тебе обращаюсь! Ты немая, или кроме тебя тут еще кто-то по кустам шарится?
В голосе слышалось уже нескрываемое раздражение, и я все же повернулась к его обладателю. Один из мужчин стоял возле той самой ольхи с обнаженным мечом и хмуро смотрел на меня. Я узнала его — это был один из приближенных воинов правителя, но имя я от страха забыла.
— Сюда иди, — он крутанул мечом, показывая, как близко нужно подойти, и, едва я приблизилась, схватил меня за локоть и бесцеремонно потащил из кустов на свет.
У огня уже возился другой воин — теперь я не сомневалась, что они все были из дружины племянника короля — он тушил костер, а оставшаяся девушка собирала вещи. Очевидно, Эомер и его избранница уже уехали, и эти люди тоже здесь не задержатся.
Мой конвоир, опершись на меч, ждал, когда к нам приблизится последний участник, тот, что ловил девушку в воде. Он был заметно старше всех, и его лицо мне тоже показалось знакомым. Кажется, я действительно настолько часто отиралась возле воинов Эомера, что уже узнавала их в любых обстоятельствах.
— Что, Верхард, тоже отыскал себе девицу на ночь? — несмотря на полушутливый тон, на лице этого человека не было ни намека на улыбку. Он пристально осмотрел меня, и по его взгляду, осанке и тому, как торопливо старался отвечать Верхард, я начала кое-что понимать и вспоминать.
— Девчонка шпионила в кустах, и…
— Мой принц нашел кого-то интереснее, чем я? — подкравшаяся девушка обняла мужчину со спины, нескромно ныряя ладонями тому под рубаху и совершенно не стесняясь обозначенного титула, в то время как у меня уже задрожали колени и похолодел позвоночник. «Брат», «принц»…
Теодред прижал к себе спутницу, лишив ее возможности продолжить неуместные сейчас ласки, и нахмурился, снова глядя на меня:
— Ну, и что ты тут делаешь?
— Я… я гуляла, у меня тут лошадь, я одна, я просто не заметила, что поздно! — затараторила я невпопад, не вполне осознавая, что несу и что меня еще ни о чем таком не спрашивали.
— Осмотритесь и забирайте с собой, — будто не услышав моих слов или просто не придав им значения, сын короля зашагал прочь, и девица поспешила за ним следом.
***
Воины обшарили берег и, ожидаемо никого, кроме Троллейбуса, не найдя, вернулись ко мне и лошадям.
— А я говорила! — испытывая странную эйфорию от переизбытка событий и усталости, я осмелела. — Отпустите меня, пожалуйста.
Верхард устало посмотрел на меня и покачал головой:
— Не велено. Поехали.
Я кое-как влезла в седло со связанными руками и покосилась на второго воина — тот, похоже, решил вообще не подавать голоса, да и имени его я так и не вспомнила. Верхард был моим единственным шансом вернуться домой без приключений, о которых узнают братья, поэтому большую часть пути я плакалась и давила ему на совесть, но он оставался глух и нем, решив, очевидно, перенять стратегию товарища. Еще через некоторое время, когда мы уже миновали ворота Альдбурга и направились к ставке, я снова заныла:
— Отпустите, я ведь простая девочка, работаю в лавке, я швея, а мои братья, они у Эомера служат, как и вы. Вы, может быть, даже знаете их… А Эомер — он знает меня! Он бы вам сразу сказал!..
Конвоиры переглянулись и синхронно развернули лошадей в проулок, утягивая за собой и Троллейбуса. Эту дорогу я хорошо знала — мы направились к Дому правителя.
Наступило то самое время ночи, когда становится совсем темно, да еще луна скрылась за облаками, поэтому к темной громадине Дома мы подъехали в полной тишине, и короткие переговоры с бдящей стражей показались мне чуть ли не криком. Меня стянули на землю, и коня увели. Верхард первым нырнул в темный провал дверей, и мы прождали еще пару минут, прежде чем мой безмолвный страж положил руку мне на плечо и толкнул вперед — так мы и вошли в ту самую заднюю комнату, которую я когда-то высматривала из потайного угла.
Вот лестница, вот и чаша для умывания с дороги, пара светильников, что, наверное, горели здесь круглые сутки. А в том углу проход в общий зал, и пару лет назад именно оттуда выглядывала моя голова… Я улыбнулась, вспоминая увиденное тогда и свои мысли. Определенно, сегодняшний вечер переплюнул все, что я могла себе представить, и от вновь вставшей перед глазами возмутительно чудесной картины на берегу у меня ощутимо запылали щеки.
Когда где-то сверху послышались тяжелые шаги, я будто очнулась и осознала, что совершенно не представляю, что сказать теперь Эомеру, как объяснить, почему я оказалась где оказалась, и как замять тот факт, что я видела.
Он торопливо спустился по лестнице, и следом за ним невесомо ступала его девушка, замотанная в простыню, в руках она почему-то сжимала свое платье.
«Неужели она будет присутствовать при нашем разговоре?» — с внезапным раздражением подумала я, но Эомер сделал едва заметный знак — и девица с быстрым поклоном прошмыгнула за дверь с другой стороны от выхода в зал. Больше мы ее не видели.
Он смотрел на меня. Я смотрела на него. Воображение снова порадовало меня вечерней картинкой, несмотря на то, что сейчас мужчина передо мной был вполне одет, хотя и порядочно растрепан.
— Невероятно… — Эомер закрыл глаза ладонью, тихо рассмеявшись. — Ты!
— Я… — грустно согласилась я. — Отпустите?
Снова легкое движение головой — и моя стража молча скрылась. Мы остались стоять вдвоем в свете задрожавших огней.
— Утром отпущу, — он двинулся ко мне, и мое сердце зашлось в диком ритме. Я почти ощущала, как оно поднялось из груди куда-то в горло и забилось там, лишая меня возможности нормально дышать. Эомер был просто несправедливо прекрасен сейчас, и мне было совершенно наплевать, что он делал полчаса назад и отчего его волосы теперь напоминают львиную гриву.
К тому моменту, когда он подошел почти вплотную, я уже готова была обнять его, бесстыдно бросившись к его груди, но вовремя вспомнила, что все еще связана, и получилось лишь вскинуть кисти в жалобном жесте. Ловким движением невесть откуда взявшегося кинжала Эомер освободил мои руки и некоторое время растирал запястья, разгоняя кровь. Я ошалело смотрела на его большие ладони, сильные пальцы и не знала, как отреагировать на такую ласку.
— А теперь спать иди, — он кивнул на диванчик возле двери, за которой скрылась девушка. — С Годлафом я утром поговорю.
Вновь заскрипели ступени под его шагами, и я плюхнулась на указанное мне место, совершенно не представляя, как теперь усну. Я была в его доме, я могла здесь заночевать, но чувствовала себя еще незаметнее, чем когда стояла в безликой толпе.
***
Как и обещал, Эомер поговорил с моим братом еще на рассвете. Наверное, ему и вовсе не удалось лечь в эту ночь, а вот я выключилась уже минут через пять, все еще повторяя про себя, что ни за что не усну.
Как бы то ни было, когда утром я робко вышла за двери, косясь на безмолвную стражу, Годлаф уже ждал меня с оседланным Троллейбусом и за все время пути до дома ни разу меня ни в чем не упрекнул. Наверное, тоже обещал. Но это не мешало ему смотреть на меня так, будто ночь я провела не в пустой прихожей его командира, а как минимум в шумном кабаке, где приличным девушкам нечего делать.
Хотя по правде и в Доме правителя мне тоже бывать по ночам не следовало. Как и любой другой девушке, которую волновало, что о ней подумают. Я вспомнила вчерашних девиц, и мои мысли спутались. Они вели себя с королевскими отпрысками как старые знакомые, и те, в свою очередь, обращались с ними так, будто были обычными людьми. Но зато позже, когда меня уже привели к Эомеру, я видела, что он по-прежнему повелитель и девушка ушла, едва он приказал.
Мне достало опыта, чтобы понять, что к чему, но вечером за общим ужином, коротко рассказав о том, что видела, и некоторые подробности оставив только для себя, я все же не выдержала и спросила напрямую:
— Эти девочки… — я замялась, подбирая слова, которые здесь были бы понятны, — они… ну, по вызову?
Кажется, я не преуспела, потому что ни братья, ни Лефлет не поняли, о чем я толкую.
— То есть, им платят за ночь? — я чувствовала, что ужасно покраснела, и не знала, чем занять свои руки. И откуда только смелость взялась? Наверное, вчерашние события все еще влияли на мою голову, иначе я бы никогда не решилась спрашивать такие вещи. Однако братья не смутились ни на миг, а Ратгар, усмехнувшись, толкнул брата локтем:
— Кто-то, конечно, платит, а к командиру любая из них и за так пойдет.
Годлаф ничего не ответил, да и Лефлет, мне показалось, тоже была не в восторге от темы — она вообще за вечер не проронила и дюжины слов. Я отчаянно боролась с мыслями о том, сколько же девиц уже вот так «сходили» к Эомеру, и мне захотелось взвыть, когда я поняла, насколько далека от него, взрослого, опытного и совершенно не нуждавшегося в таких как я.
Особенно в таких как я.
