Наперекосяк

Адриан безвольно уронил голову на кровать и будто бы вжался в матрас, порываясь зарыться в нем от внешнего мира. Холодное покрывало, приятное коже, пыталось охладить разгоряченного от долгого бега по крышам парня. Агрест вздохнул, тут же улавливая сырные нотки, столь привычные его носу. То, что Плагг порою не брезговал потрапезничать в постели не было для юноши в новинку. Первое время, конечно, он пытался бороться со своевольным квами, но все потуги и попытки были тщетны, и к консенсусу прийти так и не удалось. Разве что самому Плаггу видеть перекошенное от брезгливости лицо хозяина камня чудес не хотелось и он старался есть в кровати только тогда, когда рядом никого нет. Сейчас же у Агреста было настолько плохое настроение, что он не попытался даже отчитать друга за очередную провинность. Он сосредоточенно наблюдал за плохо пахнущим сыром и смотрел как бы сквозь него, представляя удивленное и шокированное лицо своей Леди. То, что он посмел произнести вслух было табу. Табу, которое он, к слову, нарушил и признался в этом. Той, кто свято верила в идею их нераскрытых никому личностей. Что стояло за этой идеей сам Агрест никогда не знал, и вопросов лишних задавать не хотел. Ледибаг недвусмысленно пару раз дала ему понять, что это – последнее, о чем он должен спрашивать. «Разве не очевидно?», — говорил ее чудесный ротик. Кот кивал, улыбался и целовал нежную ручку возлюбленной: «Очевидно, моя Леди». Ни черта ему не было очевидно. Адриан перевернулся на спину и вытянул руку к высокому потолку, до которого он никогда не дотрагивался. Почему-то именно эта мысль показалась ему безумной. В комнате, где до прихода в школу он проводил чуть ли не 24/7, у него есть вещи, которые он никогда не трогал… не знал, какие они наощупь. «Прямо как губы Ледибаг», — взгрустнулось ему от этих мыслей. Слабый смешок вырвался сквозь плотно сжатые зубы. И все же главной, насущной проблемой, помимо всех любовных страданий и невысказанных слов, остались слова высказанные. Те, что он произнес, не планируя этого. От правды у него зачесалось все тело. В одночасье Агрест ощутил себя больным чесоткой, так все тело свело от этой необычной нужды. Было ли это последствие лопнувших нервов? Или проделка акумы? — Эй, Плагг, — Адриан рефлекторно почесал плечо, — может ли влияние акумы оставаться после ее уничтожения? — Ну… Да, — просто ответил квами, зевая и подлетая к подушке. — Чего? Почему я впервые об этом слышу? — Ты никогда не спрашивал. — Но ты ведь мог это предугадать! И предупредить! Агрест разозлился, хотя и понимал, что зря сотрясает воздух. К безразличию черного котенка стоило бы привыкнуть. — Не кричи так, мои чувствительные уши не хотят воспринимать твою речь на такой частоте. С чего ты вообще взял, что находишься под влиянием? С ума не сходишь, ноги-руки не месте. — Не притворяйся, что не слышал, как я слажал при Ледибаг. Что я ей наговорил! — Рано или поздно она бы это узнала. Хранитель пожал плечами, как бы спрашивая: «Ну а что такого-то?». — Нет, не узнала! Потому что в здравом уме и памяти я никогда, повторяю, никогда бы не сказал об этом… инциденте. — Что ты следил за ней? Адриан схватился за голову и застонал. Иногда ему очень хотелось именно поддержки, а не обвинений и подтруниваний. Особенно от того, кто единственный знал о секрете парня и мог дать дельный совет. Но почему-то не пользовался этим преимуществом. — Один вопрос: как скоро это пройдет? — Тогда, когда пройдет влияние акумы, предположу, — загадочно ответил квами и устроился поудобнее, — и не смотри на меня так! Я не знаю, понимаешь? Когда как, наверное? — Вашу мать. Я в полной заднице… Не могу врать. Не могу врать той, кого люблю всем сердцем и от которой скрываю все, что только можно, по ее же просьбе. Той, которая… Агрест внезапно вскочил как ужаленный, почувствовав себя не меньше, чем Ньютоном, которому упало яблоко на голову. — А ведь Леди вела себя не менее странно. Так, будто бы сказала то, о чем говорить не хотела… Пока супергерой судорожно обсасывал эту мысль и всячески ею наслаждался, Плагг злобно промычал: «дошло-таки».

***

Вечернее патрулирование было для Маринетт сродни самой мучительной мазохистской пытке. Головой-то она понимала, что ни в коем случае отменить его не может. На кону стоят жизни людей, и смириться с тем, чтобы весь вечер быть как на иголках и всякий раз подавлять желание ответить (что угодно ответить) своему напарнику нечто едкое и до боли в костях правдивое, она могла. Перетерпеть. Подавить. Молчать и думать о песне, какую ей в детстве пели родители перед сном. Это успокаивало и давало минутку-другую для ясных, не затуманенных страхом, мыслей. На повестке дня у нее стояло несколько маленьких миссий. Первая и самая главная. Постараться оградить себя от вопросов Нуара и начать задавать их первой, чтобы выяснить, находится ли напарник в таком же положении, что и она сама. Вторая, но не менее важная: «Словно мы оба взрослые и адекватные люди… Нет, не так. Заставить Кота поверить, словно ОН взрослый и адекватный человек, который в состоянии понять и принять новое положение дел. Способный, черт дери этого кошака, держать свой длинный язык за зубами и не распространяться о личных вещах». Третья, но, к сожалению, тоже не самая маловажная вещь. Связаться с Альей и увертками объяснить ей о произошедшем вчера. Заострить внимание на деталях, о которых лучшая подруга может знать. Ее мысли прервало легкое, даже нежное, похлопывание по плечу. Первое время, надо сказать, супергероиню очень пугала кошачья привычка Нуара подбираться сзади так тихо, истинно по-кошачьи. Через какое-то время она начала раздражать, если не бесить. Но в этот вечер Леди повернулась к нему и обнаружила на месте вечно веселого друга раздосадованного парня, который молча просил прощение за вчерашний промах. Ледибаг в полной мере ощутила их единство только тогда, когда они оба, в равной степени, столкнулись в новой, неизведанной проблемой. Тепло разлилось по ее телу и проникло в самое сердце, которое многозначительно екнуло то ли из-за страха, смешанного с адреналином, то ли… Маленькая девочка Маринетт не хотела думать об этом. Она смахнула тяжелую и большую ладонь и прыгнула в темноту с крыши, чтобы через секунду взлететь на своем йо-йо. Кот молча последовал за ней. Как всегда. Они перемещаясь сначала вдоль Сены, позже свернули в менее освещенный, скорее спальный, район и наблюдали за ситуацией с высоты крыш домов. Нуар находился чуть поодаль от Ледибаг, предпочитая открыто, не ловя ее возмущенный взгляд, смотреть за грациозными движениями своей напарницы. Было в этом что-то захватывающее. Вглядываться в ее поистине статную фигуру, в ее изысканную походку и сумасводящую улыбку. Когда они подошли к месту их встречи, сделав большой многоугольник по городу, у Кота от волнения зачесалось… все. Он героически поборол эту напасть и воззрился на Ледибаг, которая, кажется, нагло собиралась сбежать от него. И она действительно собиралась. Подумала-подумала о своем плане и пришла к выводу, что лучше напишет ему смс. Напишет, несмотря на то, что телефон еще просыхал, а номера она его не знала. Но даже этот план казался лучше откровенного (теперь это слово имело буквальное значение) разговора. Нуар не разделял ее взглядов. Преодолев расстояние в десяток метров, он схватил Ледибаг за руку чуть выше локтя и заглянул в ее испуганные глаза. У него самого, пожалуй, выражение лица было схожим. Но немного по другой причине. — Моя Леди, не планируешь же ты сбежать от меня вот так? — Кот неосознанно провел большим пальцем по ее руке, вложив в эту частичку своих чувств. Быстро осознав сделанное, отпустил девушку и сделал шаг назад. До этого напряженное тело Ледибаг, готовое в долю секунды спрыгнуть с дома, чуть расслабилось, потому что она решила дать шанс на существование этому разговору. — Планировала, — она закусила язык, поняв, что все уже идет не так, — но передумала. Нам нужно поговорить. — Нужно, — согласился Нуар, почесав затылок, — я разговаривал со своим квами об этом. Ты обсуждала нашу… проблему? — Д-да, но ничего не выяснила. Так т-ты, значит, тоже говоришь не подумав? — Я всегда говорю не подумав, но правду – редко. Но не тебе, моя Леди! Я всегда старался не врать, когда этого не требовала ситуация! Ты же знаешь, сохранение секретов – моя миссия. — Гордо сказал парень, пытаясь разрядить обстановку. — Значит, все, что нам остается – это ждать окончания действия этого проклятья и поменьше разговаривать друг с другом. Как у нее все было просто! Кот чуть челюсть не уронил! — Как это не разговаривать? Все время, пока действует это заклятье? Ты же понимаешь, что я сойду с ума без твоих разговоров? Маринетт надеялась, что Кот не заметил, как заалели ее щеки под маской и как горели уши от стыда. Нуар и раньше говорил вещи похлеще, но никогда не полном серьезе и с таким несчастным выражением лица. Он действительно был расстроен сложившейся ситуацией. — Мне тоже будет плохо без твоих шуток, Кот, — Ледибаг проглотила свою гордость и дала этому вылететь из ее рта, — но мы не должны наговорить друг другу того, о чем будем жалеть. Сердце парня наполнилось такой любовью к девушке, что он и думать забыл о том, что это «серьезный разговор». — Будь на это моя воля, я бы давно рассказал тебе о себе все. Начиная от имени и заканчивая школой, в которой… — Оглянись вокруг, посмотри назад, духи с тобою… — Начала петь героиня, заткнув себе уши. Она и сама осознавала, как глупо выглядит в тот момент, но в очередной раз уперлась в свою упертость и желание защитить секрет. Хотя сформулировать мысль, почему этого делать нельзя, сама не могла. Нуар вздохнул и прикрыл рот рукой, как бы давая понять, что больше ничего необдуманного говорить не собирается. Будто бы это зависело от одного желания! — Кот, прости, но нам правда нужно ограничить наши отношения до деловых. — А когда они не были деловыми, моя Леди? Он разозлился в одночасье. Конечно, это было не впервые, но в предыдущие разы юноша умело прятал свою злость за одной из фирменных улыбок и сомнения не давал, что они ненастоящие. Девушка аж дар речи от неожиданности потеряла. Он злится… на нее? — Мы могли бы связываться друг с другом по смс, знаешь ли. Двадцать первый век на дворе, — парень пытался удержать хватку, — в сообщениях можно контролировать свою речь. — Не могли бы. Ты узнаешь номер моего телефона. — И что с того? Она вскинула голову и посмотрела прямо в его глаза. Они горели злобой и непониманием. Все его, казалось, знакомое ей давным-давно лицо, которое она успела изучить до мельчайших подробностей, исказилось. Переменилось. — Может быть, уже пора? После стольких лет! Я не спрашиваю о тебе ничего, не интересуюсь ничем, что могло бы тебя смутить. Но номер телефона, моя Леди… Это меньшее, что ты могла бы сделать для меня. Она прикусила щеку изнутри и потупила взгляд, всматриваясь в свои внезапно ставшие интересными ноги. Маринетт внутри Ледибаг плакала от осознания, какую боль все это время испытывал ее напарник и какой же слепой дурой она была, если не замечала этого так долго. — Прости меня. Его сердце глухо ударило по ребрам и будто бы сломало его изнутри. «Брось ты, Адриан, разве она когда-нибудь отвечала иначе?». Никогда. Но она никогда и не видела его таким подавленным и потерянным. «И что это меняет?». — Хорошего вечера, моя Леди.

***

По приходу домой она встретила своих уже собирающихся уезжать родителей. Еще какое-то время после расставания с Котом она плутала по городу и думала над тем, как плохо ей пришлось с ним поступить. Действительно ли этого хотела Ледибаг? А Маринетт? Может быть, в ней говорила фанатичная вера в давно заложенную ложную истину? На почве не самых радостных раздумий она совсем забыла о скором уезде своей семьи и обязанностях, что ей придется взвалить на своих не очень хрупкие плечи ближайшую неделю. «Хорошо, что завтра выходной и не придется разрываться между домашним заданием, школой и нашей пекарней», — а следом шло совсем нерадостное: «… и Котом, Котом, Котом. За все годы я никогда не видела его столь печальным. Никогда. Какое ужасное чувство – точно знать, что ты кому-то делаешь нестерпимо больно». Сабина и Том в соседней комнате так радостно лепетали о своих планах, перебирая в руках всевозможные разговорники и карты. Маринетт скупо улыбнулась, зная, что хоть кому-то не испортила настроение. Какая эгоистичная мысль. Выудив из-под витрины оставшееся после рабочего дня пирожное, она съела его в два укуса. Скорее не потому, что хотела есть, а из желания сделать хоть что-нибудь. Маринетт поднялась к себе наверх и решила не донимать своими разговорами (которые отныне не являлись безопасным поприщем) родителей, а поделиться переживаниями с единственным существом, способным ее понять. — Ты видела его… Он выглядел так, словно я самый ненавистный человек в его жизни. — Ты знаешь, что это не так, Маринетт. Кот никогда бы тебя не возненавидел, — Тикки погладила ее по холодной щеке и предложила принять ванну. — Знаю… Я давлю на жалость, чтобы мне стало еще хуже. — Как забавно и необычно звучала правда, если ее озвучить. — Тебе просто нужно для себя понять одну простую вещь: зачем ты делаешь то, что делаешь? — О чем ты? — Есть ли смысл тебе хранить секрет и если есть, то почему. — Я не хочу этого слышать от тебя, Тикки. Конечно, есть! И ты должна это понимать лучше меня! Квами была существом мудрым и долгой жизнью наученным, что вступать в распри на эмоциях не стоит. Особенно с Дюпэн-Чен. — Я-то понимаю, Мари. Поскольку до тебя у меня было большое количество Ледибаг, которые задавались этим вопросом. И всегда ответ лежал у них на поверхности… — Какой ответ? — Доверие. — Это не ответ, — буркнула про себя Маринетт, не желая ни думать, ни тем более думать или думать. Родители покинули дом через несколько часов, оставив девушку с гнетущим чувством внутри. Любой другой подросток был бы рад свободному дому, в который можно привести друзей и как следует повеселиться. Но не Маринетт. Утро следующего дня началось так рано и было забито настолько под завязку, что времени не печальные мысли не осталось ни секунды. Встав в шесть утра, Мари сделала слоенное тесто для партии булочек с заварным кремом и другой партии с вишневым джемом. Успела замесить и тесто для пирогов, подготовила сытную и сладкую начинку. Муссовые пирожные, слава трудолюбивым родителям, были сделаны еще со вчерашнего утра и ждали своей очереди в холодильнике. Девушке оставалось только украсить их шоколадными кольцами и шоколадным овалом с названием их заведения. Трудолюбиво занимаясь семейным делом, Мари с головой ушла в работу. Посетители радовали ее своими сияющими улыбками и благодарностью за вкусную выпечку. Она радовалась как ребенок, понимая, что ее труды не пропали зря, ведь они приносят радость другим людям. С таким веселым настроением она проработала половину дня. Взяла пятнадцатиминутный перерыв, поднялась наверх, разбудив Тикки и напомнив ей, что нельзя целый день питаться одной солнечной энергией. Квами воссияла, завидев любимое лакомство – овсяное печенье с шоколадными каплями. Но не успела она поблагодарить Маринетт, как внизу настойчиво застучали. Мари напряглась, так как знала, что повесила на дверь однозначное «закрыты». Каково же было ее удивление, когда она, спустившись вниз и уже натянув чуть заляпанный мукой фартук обнаружила за стеклянной дверью знакомые лица. Первое, что ей хотелось сделать – это действительно притвориться, что магазин закрыт и никого нет дома… — Маринетт, я вижу тебя! Открывай, к тебе пришли друзья! — Радостно прокричала Алья, не переставая стучаться в дверь. «Ломиться», — подправила себя девушка, — «Нагло». Проблема не состояла в том, что Алья притащилась к подруге без вежливого звонка или предупредительной смс-ки. Хотя писать, конечно, было не на что. Ужас был в том, что она привела с собой не только Нино, но и Адриана. Который выглядел не шибко счастливым. Мари расправила плечи, вздохнула и распахнула дверь, чтобы встретить свою головную боль лицом к лицу. Ей еще предстояло узнать, что ближайшие и не очень часы она будет бегать от прилавка к столику, чтобы играть с ними в настольные игры. И, пожалуй, то, как она будет выкручиваться, чтобы не сболтнуть чего лишнего.