<center>***
</center> На улице было очень холодно, так, что от мороза не спасало даже теплое пальто. Народ здесь конечно не привык видеть морозные узоры на стеклах. Машины, которые их хозяева неподумавши оставили на улице отказывались заводиться, снег громко и звонко похрустывал под ботинками, а кончики пальцев немели и совсем переставали ощущаться.<center>***
</center> В доме как обычно стояла гробовая тишина. Астрид вошла в небольшую прихожую: старенький выцветшие со временем обои, несколько крючков на одном из которых висела черная куртка отца Астрид мистера Рейнольда Кайлона. Света в прихожей не было лампочка перегорела около пяти дней назад, и освещалась только окном кухни, которая находилась справа от входной двери. Девушка смахнула снежинки со своей причёски, повесила пальто на крючок и принялась снимать ненавистные ботинки. Нет, нет сами ботинки были ей по душе, Но вот эта ужасная шнуровка... Она поставила их на крохотную обувную полку на которой могло уместиться максимум три пары обуви. Блондинка выпрямилась и тут же обомлела. Ее жутко напугала фигура которая из ниоткуда возникла перед ней. Это был высокий светловолосый мужчина с неухоженной бородой, хотя это было бы правильнее назвать двухнедельной щетиной. Он был жутко неуклюж в своих движениях. По первым секундам стало понятно, что мужчина был явно нетрезв. Он прислонился плечом к стене и с укоризной смотрел на девушку, у которой сердце стало набирать бешеный темп. Это был ее отец Рейнольд Кайлон. Как же сильно может измениться человек, за несколько лет... Сейчас трудно поверить в то, что Рей, совсем недавно, был успешным человеком. Он работал в полиции, у него была любимая семья, кажется, что это все, что нужно человеку в жизни. Так то оно так, если бы это было у него все время. В последнее время его состояние быстро ухудшалось, но он и не думает изменить свой образ жизни. Вспышки гнева стали привычным делом в этом доме. Еще несколько мгновений они стояли в тишине, которую нарушало только дыхание девушки. Казалось, что сейчас от напряжения начнут рушаться стены. Хофферсон не решалась произнести и звука. Она считала, что была виновата. Сильно виновата. Ее отсутствия обычно не замечали так как Астрид успевала прийти домой раньше отца, который обычно не появлялся дома раньше обеда, но в этот раз он либо никуда не уходил, либо из той компашки, куда он собирался Рейя выгнали. — Где ты была? — эта фраза прозвучала громко, что даже заставило Астрид вздрогнуть от неожиданности. Она пронеслась эхом по пустому коридору и снова вернулась к Хофферсон с новой силой отдаваясь в мыслях девушки. — Где ты была, я тебя спрашиваю? — голос становился все грознее, а спокойствие блондинки все слабее. В голове кружилось много разных мыслей, много возможных ответов, но не было ничего подходящего. Ее молчание продолжалось слишком долго. А что она могла ответить? Правду? Возможно… Но Астрид и не рассматривала этот вариант в данный момент. Что будет от этой правды? Только большее раздражение. Глаза становились влажными. Ей было и жутко стыдно, и страшно от того, что она не знает, как поведет себя Кайлон. Отвечать надо было, но что? — Я задержалась на работе, — «Что я несу? Какая может быть работа ночью в обычном кафе?», — вернее… — Не смей врать!!! — похоже, раздражение начало переходить в стадию ярости. Все, надо было уходить от конфликта. Причем, Астрид решила, что лучше поступить так в прямом смысле. Мысли ее путались. Она была готова разревется от безысходности, от своей собственной слабости. Она ругала себя, желала вернуть время, изменить все, лишь бы не стоять здесь и не думать о том, чтобы ответить. Она опустив голову направилась в сторону своей комнаты, но не успела ступить и трех шагов, как ее остановила рука, которая схватила ее чуть ниже плеча и подтянув назад, толкнула девушку так, что та ударилась о стену. Нет, это было не так сильно, как могло показаться, но Хофферсон находилась в странном состоянии, что ноги переставали ее слушаться и роняли блондинку. — Я хочу услышать ответ!!! — голос мужчины переходил на крик. Вид его становился еще более мрачным, и даже страшным. Он часто и тяжело дышал, глаза были мутными из-за выпитой дозы алкоголя. Как же часто это происходит... Ссоры, ссоры, ссоры... Все это превратилось в стиль жизни этой семьи. Хофферсон мечтала попасть за спасительную дверь ее комнаты, которая закрывалась на щеколду: — Что ты от меня хочешь? Почему я обязана тебе отчитываться? Я не хочу так жить! — Боже,что я только что сказала? Нет, нет, нет. Тор, что на меня нашло?!. По коридору раздался звонкий, отчетливый звук. Девушка схватилась своими холодными ладонями за горящую, слегка покрасневшую щеку. Ее ладони намокли, она подняла глаза стараясь загнать свои слезинки обратно. Блондинка прислонилась к холодной стене. Ей было невероятно жарко, от того, что сейчас происходило у нее на душе, будто она находилась в бане, в самом пекле. Все, что она успела прошептать:«Как ты так можешь со мной поступать? Я же твоя дочь», — все еще стараясь выглядеть сильной и не разрыдаться на месте. На что тот ответил: «Вспомни... Ты никогда ею не была!»