Шаг за шагом — к тебе, родной, Ну а ты — от меня назад. За ошибку — такой ценой? А я думал, ты будешь рад! По стеклу вязью букв "S" - Мой душевный разлад и грусть. Я наивно не жду чудес, Но надеюсь: к тебе вернусь.
По выходным дням регулярно вытаскиваю Гермиону из запретной секции библиотеки на прогулку у озера (против дружбы с ученицей директор не возражает), тогда как в будни свободное время у нас — на вес золота. Я проверяю эссе и контрольные и готовлюсь к следующим урокам, а подруга в дополнение к школьной программе углубленно изучает зелья и два раза в неделю занимается с тобой легилименцией (тут я просто диву даюсь — как она тебя уговорила?). В отличие от меня, у Гермионы действительно есть способности к ментальным искусствам. И очень сильная мотивация для овладения ими: вернуть родителям память о собственной дочери. Умом я понимаю всю важность этой затеи и, разумеется, тоже переживаю за её успех, но сама мысль о том, что Гермиона проводит с тобой наедине так много времени, внезапно совсем не радует. Настолько, что я даже интересуюсь однажды, нет ли у подруги другого интереса к тебе, помимо образовательного. И выдыхаю с облегчением, получив шокированный взгляд и возглас: — Гарри, ты что? Это же Снейп! У меня складываются весьма неплохие отношения с мадам Хуч, и я составляю ей компанию в полетах на мётлах по воскресеньям для поддержания физической формы. Жизнь постепенно входит в свою колею. Ближе к концу ноября замечаю, что у меня улучшилось зрение. Столкнувшись с тобой на перемене, спешу поделиться этой замечательной новостью, не дожидаясь следующего визита в подземелья. Ты с удовлетворением киваешь и говоришь, что по твоим расчетам я должен окончательно избавиться от очков к весне. Восторженно благодарю за зелье и вполне ожидаемо слышу в ответ: — Не стоит благодарности. Я просто тестировал на вас свою новую разработку. Смотрю на тебя и нежно улыбаюсь. Ну ещё бы ты признался, что варил его специально для меня! Можно подумать, я тут единственный подходящий подопытный кролик! Ты какое-то время озадаченно вглядываешься в моё лицо, затем резко разворачиваешься и стремительно мчишься прочь по коридору, оставляя моему взору лишь развевающуюся за спиной такую привычную чёрную мантию. Теперь мне приходится время от времени менять стекла в очках на более слабые. Я всерьёз размышляю над тем, чтобы приобрести оправу другой формы: вдруг я стану меньше напоминать тебе Джеймса, но потом решаю не привлекать к себе столь нежелательного лишнего внимания и оставить всё как есть. За рождественским ужином МакГонагалл совершенно неожиданно поручает нам с тобой совместное патрулирование Хогвартса. На моей памяти никто не делал это по двое, и почему-то мелькает мысль, что эта странная идея возникла не иначе как с подачи Дамблдора. Пытаешься возражать, но в спорах с директорами ты редко выходишь победителем. Я изо всех сил стараюсь не топать, но все равно ловлю на себе неодобрительный взгляд. Как у тебя только получается так неслышно подкрадываться к целующимся в темных нишах замка парочкам? На удивление, нам не попадается ни одного слизеринца, и ты с удовольствием снимаешь баллы с остальных факультетов. После дежурства машинально спускаюсь по лестницам вслед за тобой. В этот вечер нужды в зелье нет, но ты то ли не против, то ли тоже погружён в свои мысли и не обращаешь внимания. А когда мы останавливаемся у твоих покоев, замечаем свисающие с потолка прямо над нашими головами ветви омелы. Ты страдальчески кривишься и вскользь мажешь по моим губам своими, прежде чем открыть дверь и пропустить меня внутрь. Захожу и падаю в кресло, будто в ступоре, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Ты меня поцеловал! Ну ладно, это вряд ли можно назвать полноценным поцелуем, но на меня он вместе с твоим запахом подействовал как очень даже полноценный. Хорошо, что я в мантии и моё возбуждение незаметно со стороны. С ума сойти, у меня встал... на тебя! По идее, такая новость должна бы меня шокировать, но вместо этого я сижу и глупо улыбаюсь. Ты меня поцеловал... Не запустил в омелу Инсендио! Вот и не верь после этого, что Рождество — это время чудес! Заказываешь у домовиков горячий пунш и протягиваешь мне наполненную до краев стеклянную кружку. Делаю маленькие глотки, опустив глаза вниз и вдыхая восхитительный аромат, и ощущаю на себе пристальный взгляд. — Позвольте полюбопытствовать, из-за чего вы в данный момент затмеваете сиянием Люмос, Поттер? — твой голос полон сарказма. — Не могу же я всерьёз полагать, что это моя скромная персона послужила тому причиной? Ну вот и как мне тебя понимать? Издевательство? Шутка? Флирт? Одно могу сказать наверняка: ты сейчас не злишься. Смущенно пожимаю плечами. — Просто... настроение хорошее. Всегда любил этот праздник. Ты расслабленно потягиваешь напиток и наблюдаешь за языками пламени в камине, изредка бросая взгляды и на моё лицо. — Отправляйтесь спать, Поттер, уже поздно. И счастливого Рождества! — Счастливого Рождества, сэр! А можете сделать мне подарок? Зовите меня Гарри, пожалуйста. Поднимаешь бровь. — Посмотрим... Вам пора, Гарри, — и закрываешь за мной двери.***
На Министерском балу по случаю годовщины Победы я появляюсь уже без очков и тут же становлюсь мишенью для всех репортеров. Произношу тщательно отрепетированные фразы и в конце благодарю тебя как человека, без которого отмечаемое событие было бы невозможно. Затем для торжественной речи приглашают Рона и Гермиону, за ними — МакГонагалл, и в конце выступает Кингсли, завершая официальную часть мероприятия. С удивлением отмечаю, что тебе слова не предоставляют. Отыскиваю тебя взглядом в толпе: скрещенные на груди руки и нечитаемое выражение лица. Ты очень хорошо играешь равнодушие, Северус! Вальсируешь с Минервой и тут же уходишь, а я после не ставшего ни для кого сенсацией танца с Джинни галантно целую ей руку и спешу незаметно (в первую очередь для Гермионы и представителей прессы, переключившихся с меня на неё и Рона) покинуть зал вслед за тобой. И... вываливаюсь из камина в директорском кабинете буквально тебе под ноги. Ты усмехаешься, глядя на мой нелепый и растрёпанный вид, и накладываешь очищающее, а я смелею и предлагаю: — Выпьете со мной, сэр? Ты какое-то время раздумываешь над моим предложением и наконец соглашаешься, махнув рукой: — А, Мордред с вами, Поттер, пойдём! И ведёшь меня к себе в подземелья. Молча цедишь огневиски у разожженного камина, а я со своим стаканом сажусь прямо на ковёр, опираясь спиной о подлокотник твоего кресла. Бутылка постепенно пустеет, а ты внезапно начинаешь рассказывать: о причинах, приведших тебя к Лорду, о самом Волдеморте и пожирательских буднях, о чертовом пророчестве и Дамблдоре с его наплевательским отношением к твоей душе, в само наличие которой мало кто вообще верит... Я понимаю, что тебе это нужно: выговориться, ты устал держать всё в себе. И слушаю не перебивая, развернувшись в пол-оборота, надеясь, что теперь тебе станет легче. Твой тихий голос обволакивает меня, в голове приятно шумит от количества выпитого. Ты замолкаешь и проводишь пальцем по губам, а я заворожённо прослеживаю его путь. Именно в этот момент ты ловишь мой взгляд и пристально вглядываешься мне в глаза, а в следующий миг нас уже бросает навстречу друг другу. Губы сталкиваются с губами, и первые мгновения мы пытаемся вести оба, а потом я уступаю инициативу тебе. Прижимаюсь бёдрами и трусь ими об тебя, сражаясь с нескончаемым рядом твоих знаменитых пуговиц. В первый раз нам хватает пары прикосновений, чтобы достичь разрядки. Ты накладываешь очищающее и тянешь меня в спальню, окончательно избавляя от одежды, затем раздеваешься сам и ложишься рядом, явно любуясь открывающимся тебе зрелищем. Гладишь меня рукой, постепенно добираясь до ягодиц, на мгновение задумываешься и призываешь баночку с заживляющей мазью. Макаешь в неё палец и стараешься аккуратно ввести его в меня. Мазь холодная, и я тут же зажимаюсь, а ты шепчешь мне прямо в ухо: — Расслабься, — опаляя его тёплым дыханием и вызывая волну мурашек по телу. Какой же у тебя возбуждающий голос! Неумело растягиваешь меня, а я мужественно терплю в страхе, что ты передумаешь и больше не подпустишь меня близко, пока ты не задеваешь что-то внутри. Это неожиданно приятно и примиряет с болезненными ощущениями. Наконец ты становишься на колени и несколькими толчками входишь в меня сам, разместив мои ноги на своих бёдрах. Я зажмуриваюсь от боли, понемногу привыкая к чувству заполненности, потом расслабляюсь, и ты принимаешься медленно двигаться во мне. Подкладываешь мне под поясницу подушку и меняешь угол проникновения, вновь попадая по той самой точке. Хрипло просишь: — Открой! Открой глаза... Гар-ри... Смотрю на тебя и просто не узнаю. В твоих глазах — огонь и тьма, поглощающие все мои связные мысли, заставляя растворяться в ощущениях. Словно со стороны слышу свой стон и начинаю подаваться тебе навстречу. Ты тут же срываешься на быстрый темп, сжимая мои бёдра, а я то комкаю в руках простынь, то до боли впиваюсь ногтями в твои согнутые колени. Закрываю глаза, лишь когда пальцы на ногах поджимаются перед оргазмом, и чувствую, как ты выплескиваешься внутри меня, обессиленно падая сверху. Нежно вожу руками по влажной спине и перебираю длинные черные с легкой проседью пряди, пока ты что-то неразборчиво шепчешь о невозможных зеленоглазых мальчишках, и первый раз зову тебя вслух по имени, перекатившись на бок и проваливаясь в сон. Наутро застаю тебя в кресле с чашкой кофе в руках, уже полностью одетого и отчего-то мрачного. Ты замечаешь, что я проснулся, и левитируешь мне антипохмельное зелье, а после вздыхаешь и говоришь: — Я должен принести свои извинения, Гарри. Вчера я выпил лишнего и вёл себя неподобающим образом. Обещаю, что это больше не повторится. — Северус, да ты что? Мне... понравилось. Я хочу, чтобы повторилось! Хмуришься и опускаешь голову, скрываясь за упавшими на лицо волосами. — Я... боюсь к тебе привязаться, Гарри. Ты же понимаешь, что у нас нет будущего? — Глупости не говори! — кричу я возмущённо. Ты морщишься и просишь: — Пожалуйста, оставь меня сейчас одного. Мы вернёмся к этому разговору. И ты ещё говорил, что это я невыносим? Помню, мне тогда очень хотелось стукнуть тебя чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы раз и навсегда изгнать оттуда всех твоих мозгошмыгов. За невозможностью этого действия пострадала мебель в моих комнатах, а также кипа непроверенных эссе по ЗОТИ первых курсов Слизерина и Гриффиндора. Вот за это мне было чрезвычайно неловко, пришлось всем ученикам зачесть пройденную тему... С тех пор ты снова пытаешься избегать меня, и я поражаюсь, как мастерски тебе это удаётся безо всякой Карты Мародеров. Стук в дверь ты попросту игнорируешь, и даже занятия с Гермионой временно отменяются. Спустя две недели я все-таки застаю тебя после отбоя на Астрономической башне и, пока ты, узнав меня, опускаешь палочку, набрасываюсь на тебя и целую в сомкнутые губы. Наконец ты сдаёшься и соглашаешься быть со мной, пообещав проклясть, если хоть одной живой душе станет о нас известно. Нет, не так выразился: если хоть кто-то из обитателей замка и за его пределами узнает. Мы с тобой учимся доставлять удовольствие, находя на теле друг друга новые эрогенные зоны и осваивая разные позы. Порой бывает смешно и щекотно, и тогда уголки твоих губ ползут вверх, а в чёрных бездонных глазах загораются озорные искры. Я вылизываю твои шрамы и выцеловываю на груди узоры, а ты заявляешь: — Если бы ты с таким усердием изучал зелья, я был бы счастлив! Смеюсь и спускаюсь с поцелуями ниже, вдоль напряженного члена, уделяю внимание яичкам и вновь скольжу губами вверх по стволу, обхватывая головку и кружа вокруг неё языком, задевая раз за разом уздечку, потом заглатываю глубже и радуюсь, что твой самоконтроль трещит по швам, когда слышу твой стон: — Га-ар-ри...***
Н-да, не лучшие время и место для такого рода воспоминаний! Пережидаю, пока спадёт возбуждение, и прошу у стюардессы стакан кока-колы. Ты бы ворчал на меня, что эту маггловскую гадость пить нельзя. А мне нравится. Гермиона хмурится во сне, наверняка ей снится что-то неприятное. Глажу её по плечу, пока она не расслабляется, и вновь мысленно возвращаюсь в прошлое. Учебный год ожидаемо заканчивается выпускным балом, который по настоянию директора открывают Малфой и Грейнджер, как обладатели лучших результатов экзаменов. Драко, если и испытывает отвращение, удачно скрывает свои чувства и уверенно ведёт Гермиону в танце. Я терпеть не могу танцевать, но не способен отказать МакГонагалл, хоть на фоне Малфоя и являю собой жалкое зрелище, и все время смотрю на тебя, пока не натыкаюсь на твой убийственный взгляд. Помню-помню: никто не должен узнать о нас. Когда все ученики отправлены по домам, прощаюсь с профессорами и директором и с замиранием сердца жду, позовёшь ли меня за собой. На этот раз мне везёт: кивком приглашаешь меня к камину, выбирая момент, когда никого не оказывается поблизости, и заставляешь повторить место назначения, прежде чем бросить горсть дымолетного порошка. Выжидаю пару минут и перемещаюсь вслед за тобой. Ты информируешь о том, что перенастроил защиту дома и теперь я могу беспрепятственно сюда являться. Обнимаю тебя и заслушиваю целый список того, к чему мне нельзя прикасаться. Дальнейшую нашу совместную жизнь омрачает только одно: ты категорично не разрешаешь рассказать о нас моим друзьям, пребывая в уверенности, что это у меня ненадолго. Я сержусь, когда убеждаю тебя в обратном, а ты твердишь, что не собираешься портить мою репутацию оглаской и это не обсуждается, и тут же скрываешься в лаборатории, доступ в которую мне строго запрещён. А я, пока ты варишь свои зелья или просто не хочешь меня видеть, читаю рекомендованные мне подругой книги по Артефакторике и постепенно понимаю, что наконец нашёл своё истинное призвание. А потом Рон и Гермиона, смущенно улыбаясь, приглашают меня на свадьбу, и ты, разумеется, отказываешься пойти со мной на церемонию. Так и иду один, вновь подвергаясь атаке журналистов во главе со Скитер, которая не могла пропустить «событие года». Надевая друг другу обручальные кольца, друзья выглядят такими счастливыми и влюблёнными, что от них невозможно оторвать взгляд. Радуюсь вместе с ними, и вот тут-то в мою голову и приходит безумная идея доказать тебе, что у нас тоже все серьёзно... После отвергнутого предложения я практически запираюсь в своём доме, выходя из него лишь по необходимости, и однажды, отправившись за зельем от головной боли, застаю тебя в аптеке. Тут же забыв о причине прихода, стою и смотрю на тебя, подмечая осунувшийся вид, тёмные круги под глазами и опять немытые волосы. Тебе также плохо без меня, Северус? И, пока в моем воображении пробоина в нашей лодке становится меньше, ты скользишь по мне мрачным взглядом и аппарируешь прочь... А теперь я лечу от тебя на другой континент, но ты всё равно остаёшься со мной — счастливыми и грустными воспоминаниями, навязчивыми мыслями, чувственными снами... инициалами на стекле. Северус... Вспоминаю свою прощальную фразу и вымученно улыбаюсь, засыпая под мерный гул самолёта.