***
На меня смотрит пара испуганных голубых глаз, в которых читается ужас. Она противно мычит сквозь мой грязный платок. Бедняжка, прости, ничего почище у меня не нашлось. Я достаю из сумочки маленький раскладной нож, сейчас начнётся веселье. Но, мне кажется, что стоит надеть перчатки, чтобы не запачкаться, дабы не оставить отпечатков, всякое бывает… Кажется, или эти глаза вот-вот выкатятся из глазниц. Неужели я так сильно похожа на маньячку? Я приседаю на корточки рядом с ней и мягко, чтобы не сделать рану, провожу ножом по этой замазанной тональным кремом щеке. Надо бы исправить. Ищу в сумке хоть какую-нибудь салфетку — будь то влажная или сухая. Ощущаю в руке мокрый холод, представляю, как Вите будет приятно ощущать это. Теперь же эта салфетка скользит по её щеке, окрашиваясь светло-бежевым цветом. Оказывается, под слоем тонального крема были просто россыпь веснушек на щеках и немного на носу. Если говорить честно, то с ними она намного красивее, очень намного, ведь хотя бы не как фарфорфоровая кукла выглядит. Из её правого глаза начинает вытекать слеза, я же стираю её салфеткой, ведь плакать пока ещё рано. Так, с макияжем мы расправились. Выполнен пункт номер один в моём списке. Осталось только его запечатлить. Отхожу подальше, чтобы она смогла попасть в первый памятный кадр, камера телефона раздаёт щелчок, и вспышка ярко озаряется в полутьме. Ноги Виты отчаянно дёргаются, так же как и тело, а из-под платка раздаётся пронзительное мычание. Ей уже не выбраться… Слишком поздно… Хватаю её за подбородок и с силой поднимаю вверх, благодаря чему её темя сильно упирается в ствол дерева. — Слезами, мычанием, и дёрганьем своему горю ты не поможешь. — Вита почему-то замолчала. — Твоя судьба уже решена, и она у меня в руках. И Саня будет моим! — я начала нервно смеяться. Не знаю почему, но что-то мне подсказало, что она хочет ответить. Вытаскиваю из её рта платок, который стал мокрым от пребывания у неё в ротовой полости. А она молчит, опустив грустные голубые глаза. — Что, молчишь? Это твои последние слова в этой ничтожной жизни. Я бы на твоём месте пользовалась удачно выпавшим шансом. — Диана, он не будет с тобой. Нельзя влюбить в себя человека, избавившись от того, с кем он. Ты слишком… — прерывая её речь, я даю ей кулаком прямо по носу со всей силы. Болевой стон вырвался из её губ. Кровь, соблазнительно вытекает из носовых отверстий. Этот красный цвет так манит… Нагинаюсь к ней так близко, что личное пространство бы позавидовало, слизываю языком её кровь. Такой вкусный солёный оттенок… Я не замечаю, как перехожу на губы. А помада тоже ничего так. Я облизываю её губы, а она стонет в ответ, обливаясь слезами. Пусть хоть получит удовольствие в свой последний час. Когда кровь и помада закончились, я отстраняюсь от неё. Пора приступать к выполнению плана. Старый платок уже вряд ли подойдёт для кляпа, ибо я к нему уже не прикоснусь. Я хищно улыбаюсь. Мои руки залезают ей под юбку и каким-то чудом стягивают с её не очень-то и маленькой пятой точки нижнее бельё, не взирая на все маты и протесты, обращённые в мою сторону. Белые, с кружевом по бокам. Сглотнув от отвращения, я сворачиваю их в комок. — Если ты сейчас не откроешь рот, — я прикладываю кончик ножа прямо к её горлу, — то я тебя убью сразу же, а если откроешь, то может быть оставлю в живых. Я хищно улыбаюсь. Ложь. Шансов у неё ноль из нуля, то есть совершенно нет. — Почему? — писклявит она, всхлипывая, слёзы сыпятся по новой. — За что? Я отчаянно смеюсь, постукивая ладонью по коленке. — За то, что была с моим парнем! Ты даже не представляешь, как мне было больно! Как я стояла на краю крыши! Как я резала руки ножницами на уроках технологии! Как смотрела на ваши розовые сопли! Как… — к горлу поступил ком. Кажется, или я сейчас расплачусь. По моей щеке течёт обжигающе тёплая слеза, которую я тут же смахиваю рукой. — Прости… — тихо, очень тихо говорит она. — Я не знала. Тебе больно. Я… могу поговорить с Сашей, и мы всё уладим. Ты будешь гулять с нами… — Я не хочу гулять с вами! Хочу только с ним! Ты мне всё портишь! — замахнувшись, я пинаю её в бок. Она вскрикивает, а я, пользуясь моментом, засовываю ей в рот этот белый кружевной ком. Даже угроза не пригодилась. Теперь надо подумать, что бы с ней сделать. Может расчленить? Или отрезать язык, чтобы она так противно не визжала, мычала, да и вообще не издавала звуков. Хотя, теоретически, мычать она всё равно будет. Тогда, чтобы никаких звуков не было, лучше вырезать голосовые связки, но эта слишком сложная для меня операция, в процессе которой она легко может умереть, ведь необходимых средств и наркоза у меня не имеется, к великому сожалению. Нет такой мести, чтобы была одновременно больной для неё и не могла бы не убить сразу. Но ведь сегодня в школе в моей голове просто кишили гениальные идеи. А сейчас ни одну не могу вспомнить. Я лезу в телефон, в надежде, что у меня там будет какая-нибудь гуро-картинка, но все сохраненные фотографии уже давно удалены, ибо занимали слишком много места, а чтобы найти новые, нужен интернет, которого у меня нет на данный момент. Меня приводит в чувство мелодия звонка на моём мобильнике. Звонит мама — нужно ответить. — Алло, привет, мам, — делаю я наигранно милый голос. — Диана, ты где? Почему не дома? — она точно сердится. — Я… в школе. На дискотеке. — Дискотека в полдевятого? Куда смотрят ваши учителя? — возмущается мама. — Ну, там почти весь класс… — И опять я вру — лишь только половина, может даже меньше. — Даже твои подруги? — Ещё один ком поступает к горлу. — Да-да, все подруги. — Ложь — нет у меня никаких подруг в этой чёртовой школе. — Мне всё равно кто там, но ты сейчас же идёшь домой! Поняла? — она чуть ли не переходит на крик. — Хорошо, мам. Я сбрасываю трубку, смахиваю слёзы и смотрю на Виолетту, она такая жалкая: этот кляп-трусы, связанные конечности, запёкшаяся под носом кровь, нескончаемые слёзы. — Доброй ночи, — уныло произношу я и направляюсь к выходу из парка. Какая она может быть для неё добрая? Вита привязана к дереву, одна, к тому же в заброшенном парке, где обитают разные алкаши и гопота, которые могут в любой момент избить её или что-нибудь намного хуже. Что вообще на меня нашло, когда я собиралась на эту дискотеку, когда брала таблетки в аптеке, когда связывала её. Но ведь если мне больно, то она должна почувствовать, что ощущаю я, не так ли?***
Я вешаю платье сестры на то место, где оно и было первоначально, то же с туфлями и выхожу из её комнаты. — Диана, кушать будешь? — слышу я из кухни голос мамы. — Нет, я не голодна! — кричу в ответ. И правда, в животе будто пустота, которой ничего не нужно. И даже заполнять её нет желания. Опускаюсь на свой любимый стул на колёсиках. Я вроде бы Кате обещала скинуть название магазина, где сестра прикупила платье, правда она, видно, осталась ночевать у своей подруги. Ненавижу её. Она же ведь страшная, скучная, тупая, а у неё есть подруга. Но у меня, хотя я в миллиарды раз лучше её по всем параметрам. Может, пока ещё не пришло время… Мои руки уже по привычке открывают ту самую вкладку с его страницей. Заходил пять минут назад. У него новая аватарка: он и Виолетта, которые стоят в школьном холле. Видно, сегодня сфотографировались, дабы наряды с дискотеки. Он улыбается, приобнимая её, а она в ответ. Такие счастливые. Счастье так и льётся наружу сквозь их блеск в глазах. Почему я не могу быть с ним? Что во мне не так? Чем я хуже Виолетты? Может, волосы отрастить и осветлить? Да, типичный стереотип она — блондинка, правда крашеная, с волосами по пояс. Ну, если парням нравятся такие, а тем более моему Сане, то я такой и стану. Правда, придётся ждать три месяца, ведь сейчас уже ночь и к завтрашнему последнему учебному дню, вряд ли смогу что-нибудь сделать. Что мне делать завтра с Виолеттой, и что сказать Сане, если он вдруг спросит о ней?