ID работы: 4841991

Девушка с острова Тарт

Гет
NC-17
В процессе
97
Размер:
планируется Макси, написано 772 страницы, 200 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
97 Нравится 381 Отзывы 57 В сборник Скачать

7.31. Бастард / Джон

Настройки текста
Над дорогой туман, знаки неразличимы, Скорость нашей любви приближалась к нулю. У обочины встану, зарифмую причины, Расчехлю инструмент и сыграю свой «Блю». Я до неба дорос, и уже стало тесно: День короче, чем вдох, я боюсь не успеть. Эти звезды горели удивительным блеском, А теперь холодны, как беззвучная медь. Эти звезды горели удивительным блеском, А теперь холодны, как беззвучная медь. Playing my blue, playing my blue, I love you. Playing my blue, playing my blue… Я теряю буйки, я прощаюсь с причалом! Маяки не горят, надвигается ночь. Проводи меня, ма, от конца до начала, Кто, не знаю, еще может здесь мне помочь. Проводи меня, ма, от конца до начала… Над дорогой туман, я замру на минуту, Я закрою глаза, прислонившись к рулю. Предо мною плывет жизнь чужая как будто, И чуть слышно звучит обнаженный мой «Блю». Предо мною плывет жизнь чужая как будто, И чуть слышно звучит обнаженный мой «Блю» Старый приятель «Блю»       Пальцы выбивали из грифа жесткое болезненное соло, подушечки царапались о края ладов, нервозно соскальзывая. Пряди волос щекотали уши, забирались под ворот рубашки, тревожа свежие царапины. Парень морщился, отбрасывал хаер в сторону и продолжал мучить инструмент бесконечными едкими нотами.       Они все, как одна, сговорились. Весь мир против. Я один. Душно.       Снова тревожный пробег от первого к пятому, баррэ, скрип дерева, эхо флажолета. Она могла бы меня понять, но не желает. Она такая же, я чувствую ее смятение, сомнения, страх, но только выворотом мозга можно объяснить эту бессмысленную верность и собачью преданность. Джейме мизинца ее не стоит, хитрый ублюдок. Заметил ее, вылепил, открыл миру… и так издеваться? Любить — значит не предавать. Иначе это не любовь.       Когда я впервые услышал ее голос… Словно мое тело лежало в склепе, а потом я восстал из мертвых. Пару лет назад, когда они с Сэмом и Эддом попали под раздачу особо гнусных ублюдков и долго не могли прийти в себя после драки, затеянной в одном из портовых районов, Джон лежал на полу, по лицу струилась кровь, в прорехах окон свистел ветер, зудя осколками стеклянных зубьев. Была ночь, безлунная и серая, холод пронизывал до костей, тьма сгущалась, а потом резко с гудением врубился свет, он приподнялся на локтях и увидел напряженное лицо отца у рубильника. Вспышка была сильной, может, от радости встречи, или от горечи поражения, или всего лишь являлось эхом от сотрясения головы. Потом этот резкий свет был для него ориентиром «я слишком далеко зашел, я на краю». Голос Бриенны перебил это воспоминание, он был сильнее. Слепящий свет и эхо, словно тебя оглушило взрывом. Стена пустоты вокруг, и эта дрожащая нитка звука, как путеводная, мощная, несгибаемая воля, волна и полет. А ведь она могла никогда не спеть при нем больше… Следующие месяцы прошли в эйфорическом тумане. Раз за разом он собирал осколки разума и думал — что в ней такого? У нее странные пропорции тела, назвать ее красивой можно только спьяну, но тогда почему я не могу двигаться, когда она открывает рот и выдыхает звук, как дракон пламя? Очарованность девушкой достигла пика, и он бросил бессмысленную борьбу, подчиняясь желанию быть к ней все ближе, и ближе, и ближе, пока не сделал первый шаг, махом ставший и последним.       А ведь ей понравилось, я же видел, что она начала отвечать на поцелуй и, черт… может, все-таки я что-то сделал не так?       Джон резко встал с дивана. Хотелось что-то сломать, бежать, делать, только не стоять как дурак, только не думать никаких осколочных мыслей. Она выбрала, черт с ней. Музыка бьется под черепом навязчиво, как подвешенный у двери молоток на холодном октябрьском ветру, выбивая легкий стук, который совсем не вводит в заблуждение хозяина дома. Никого нет на пороге. Никого вокруг.       Ты нужна мне — ну что ещё? Ты нужна мне — это всё, что мне отпущено знать Утро не разбудит меня, ночь не прикажет мне спать И разве я поверю в то, что это может кончиться вместе с сердцем?       Он бросает инструмент, а музыка, оживив гитару в его руках, теперь преследует, вьется за ним горестным шлейфом, словно дым из труб зимой прибиваясь к земле. Джон спешит скрыться сам от себя, прекрасно понимая, что носит свой внутренний ад в ладонях, измеряя шагами длинный гулкий коридор, впечатывая всю боль и ярость в каждый шаг по древнему камню, он несет внутри пламя и яд и не может им поделиться. Потому что она выбрала. Потому что со мной что-то не так. Или с ней. Или с гребаным миром. Скорее всего, с ним, да!       Ты нужна мне — дождь пересохшей земле Ты нужна мне — утро накануне чудес Это вырезано в наших ладонях, это сказано в звёздах небес Как это полагается с нами — без имени и без оправданья       Зачем я живу? Я бастард, может ли быть клеймо больнее? Я всегда на вторых ролях, всегда под рукой, но не главный. Вот сейчас, когда разверзлась буря и я в ее эпицентре, на кого отец свалит все? Я готов помочь, я всегда готов, черт, но никто не хочет моей помощи, сторонятся, не доверяют. — Джон!       Он резко останавливается на оклик. Отец предельно краток. — Мы едем к Баратеонам. Приведи себя в порядок. Полчаса.       Выражение лица, с которым он смотрит на меня. Это не жалость, что-то еще вроде не оправдавшейся надежды, от которой хочется бежать со всех ног, прыгать с обрывов и совершать глупости. Я готов, отец, я достаточно силен, чтобы опираться на меня. Я надежен как скала, я не ребенок, я могу-могу-могу… Что не так с моей одеждой, в конце концов? Все вроде так. Зеркало его комнаты, недавно в запале разбитое, отражает его помятое лицо. Я даже не похож на него. И никогда не знал своей матери. Может быть, это она подарила мне такие печальные глаза или скорбный рот? Захотелось еще раз вмазать по зеркалу кулаком. Он подошел ближе, мрачно вглядываясь в собственное отражение. Царапины на шее — следы ногтей. Надо зайти к Игритт, когда мы вернемся. Она странная, но больше она здесь никому не доверяет.

***

      Поездка выдалась мерзкой. Ветер врывался под одежду скрюченными цепкими пальцами, Робб невыразимо бесил. Брат стал таким трепетно-ранимым в последнее время, если не сказать взбалмошным. А уж когда в его тоне проскакивало чисто кракенское ехидство, он начинал бесится. Робб и Теон дружили сколько он себя помнил, брат смотрел кракену в рот, восхищался, может быть, даже подражал ему, и это обижало. Теперь он мог срезать Теона на полуслове, и тот слушался добровольно с охотой, хотя таким жёстким Робб никогда с ним не был. Что бы там ни было, какую бы кашу эти двое ни заварили, котелок был их личным, и делиться они не собирались. Если бы не репы и друзья вне семьи, давно бы загнулся от скуки. И вот теперь, словно мало было ерунды и треша в его жизни, появилась эта дикая девушка. — Не дикая, а одичалая, — поправил его Сэм с умным видом. Отец сделал ему операцию на глаза совсем недавно, и от привычки поправлять очки на переносье, которых теперь не было, осталось странное движение, словно он нажимал кнопку ниже межбровной складки, прорезающей его лоб, а потом отдергивал руку, сам стесняясь, а потом палец стыдливо сползал по полочке носа почти до самого кончика, словно капля смолы по коре. Глаза он при этом расширял, напоминая сову перед характерным у-ухом. — Почему одичалая? — Она не родилась на улице, очевидный факт. Слишком богатый язык, но держится она уверенно. — При ней не говори, — отмахнулся Джон. — Возомнит себя каким-нибудь последним осколком гордого древнего рода. — А может быть… — Сэм снова поднес палец к переносье. — Ой, да не может, все! Не может, — буркнул Джон. — Скорее, я потомок, — сообщил Эдд как всегда печально. — Идея быть предком в моих обстоятельствах меня угнетает.       Джон хмыкнул. Эдд был старшим из тройки и самым фатально невезучим. Стоило девушке провстречаться с ним всего ничего, и он уже провожал ее на аборт. Относился он к вопросу серьезно и искренне недоумевал, когда очередная дама его сердца сообщала пренеприятнейшее известие. — Я бы ставил зарубки… Ну или звёздочки рисовал… Но не соображу на…зачем мне это? — «Для зачем» — хорошая формулировка, — улыбнулся Джон помимо воли. — К тому же отмечать чувствительные места подобным образом, — продолжил Эдд, — все равно, что признаться, знакомясь: «Привет, я — Эдд. Хочешь познакомиться с врачами поближе, спроси меня, как». — У тебя полно других достоинств, — Джон хлопнул друга по плечу, — хоть бы и чувство юмора.       В ответ Эдд отмахнулся с характерной гримасой на лице, вызывающей в памяти мультфильм про тайну третьей планеты и механика Зелёного с обречённым взглядом бассетхаунда, излюбленной фразой которого было: «Добром это не кончится» — Ну и к-как она? — от любопытства заикаясь, переспросил Сэм. Джон в раздумье посмотрел поверх его плеча, соображая, что можно рассказать. — Ест, спит, снова ест. — Да, конечно. Сочувствую, надеюсь, все быстро придет в норму, — быстро опустил глаза Сэм, но потом снова глянул и решительно добавил: — Только я не про Сансу, а про другую девушку.       Джон отбросил бычок, спрятал руки в карманы от не по-весеннему мерзкого ветра и выдохнул: — Все сложно. — Ты вроде как понравился ей. А мой талант портить отношения не заразен, — сообщил Эдд, а потом вдруг испуганно добавил: — Хотя как бы я проверил? Черт, похоже, это передается воздушно-капельным путем…       Джон глянул на него исподлобья и произнес: — Ты ни при чем. Это со мной что-то не так. Неведомая и беспощадная хрень.

***

— Эй, не спишь?       Он заглядывал в комнату девушки раз за разом и не заставал ее. Сначала она была словно дикая кошка после того, как убежала в лес на неделю — боялась шорохов, подбиралась при каждом новом звуке, беспокойно осматривалась. При том заваливала его вопросами о само собой разумеющимся вещах, ставя его в тупик. При том доверяла она только ему, воровала еду с кухни, есть забивалась в дальний угол комнаты… И смотрела на Джона снизу вверх с выражением беспредельно нахального обожания. Он беспокоился под ее взглядом, чувствовал острое желание сбежать, но продолжал выполнять свой долг хозяина дома. Все почти время Игритт проводила с собаками или за едой. Ещё она все время спала подолгу, словно чем-то тяжело болела, но не подпускала к себе врачей, и на все его намеки посылала витиевато, но в одном и том же направлении. Дорогу, впрочем, он и так знал, жизнь регулярно направляла его по тому же адресу, и временами он думал, что стоит уже смириться. Или начать рисовать карту местности.       В первый день Игритт проспала почти двое суток, а потом высовывала нос из гостевой лишь для еды. Ванна привела ее в бурный восторг, и теперь она мылась чуть ли не трижды в день. Вот и сейчас он слышал плеск воды, но саму ее не видел. Он молча положил плеер на комод рядом с приоткрытой дверью в ванную комнату и собрался было уйти, когда дверь открылась чуть шире, выпустив облако пара, и тонкая ладонь с неженский силой сомкнулась на его запястье, втаскивая в душ. Игритт была слишком быстрой, приходилось признать. Мгновенно вспомнился их первый скомканный рваный поцелуй, в котором вся инициатива принадлежала ей. Он заставил Джона почувствовать себя полным идиотом поначалу и виноватым потом.       Пар, частью отпущенный на свободу из плена душевой, сыграл с ним злую шутку. Он проморгался далеко не сразу, и ругань Игритт вместе с просьбами воспринимал смутно и был вынужден удовлетворять на ощупь ее пожелания. Что-то про горячий кран, что-то про ванну… Футболка пропиталась водой почти мгновенно, хлещущая из крана струя добила джинсы, пока он разбирался, что к чему, и когда ее руки прошли по его бокам, задирая одежду вверх, он не сразу сообразил, что происходит. А потом ее губы скользнули по его шее, дерзко оттопыренная грудь оказалась прижатой к его телу, пустив мурашки вдоль позвоночника. Это было не соблазнение, а беспощадная химия, требующая подчинения. Мозг вышел покурить, обрывки образов взрывались в голове фонтанами новых идей. Он почти прикусил сосок, отпустил, дождался урчания и стона, скользнул ниже. Выдохнул ее имя в районе пупка, зарылся носом ниже… Девушка замерла пораженная, а потом хрипло застонала, дрожа.

***

      Но, если бы не ты, ночь была бы пустой темнотой Если бы не ты, этот прах превратился бы в прах И когда наступающий день отразится в твоих вертикальных зрачках Тот, кто закроет мне глаза, прочтёт в них всё то же — ты нужна мне       Он переступал через сорванную одежду, словно ступал по болотным кочкам. Трясина затягивала, грозя утянуть в свои недра. Зеркало в покинутой ими вечером ванной отражало его обалделое лицо, в ушах звенело: «я с тобой ещё не закончила». Когда он вернулся в спальню и медленно опустился рядом с Игритт, девушка обняла его бок, обвившись вокруг, и по-хозяйски закинула ногу ему на бедро.       Окружила меня стеной Протоптала во мне тропу через поле А над полем стоит звезда Звезда без причины       В отмытом виде Игритт была совсем другой. Кожа кремовая, почти белая, и пламенные волосы рекой чистого огня растекаются по его боку вслед за хозяйкиной головой. Огонь может сжечь. Огонь может согреть.       Огрубевшие подушечки пальцев гитариста едва притронулись к предплечью, она проснулась. — Давай никуда не уйдем отсюда,— вместо доброго утра коснулось его уха.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.