***
Он пахнет клевером. Так странно, ничто больше не пахнет клевером, просто не может, а он пахнет. Теперь я как волчица, северная, немного безумная. А кто не безумен весной? Я чую людей, словно у меня какой-то датчик под кожей. Я знаю, как пахнет беспокойство Теона. Он смотрит на Робба так, словно прощается навсегда, а на языке у меня остается металлический привкус, словно я забыла во рту ложку. Я знаю, как пахнет забота, она в каждом движении Робба вокруг меня, в касании плеча, в протянутой руке. А когда он обнимает Теона на прощанье, в этом есть что-то непонятное, неведомое чувство. Запах звонкий, как порыв ветра на море, и горький, словно море плеснуло тебе по глазам брызгами, и ты слепнешь и задыхаешься разом. Тревога Бриенны пахнет медом и вереском, ее касания тягучие и плавные, в ее глазах плещется печаль на самом дне. Она не хочет прощаться с Джейме, но знает, что вернется, и оттого пахнет так сладко. Зато радость Сандора пахнет клевером, и его уверенность пахнет клевером, и любовь, она там тоже есть и тоже пахнет клевером. Я тону в нем, не желая спасаться. Целое поле клевера, где можно раскинуть руки и лежать. Но я сворачиваюсь калачиком, разбрасывая пряди волос по его груди, обнимаю и проваливаюсь в сон. Путешествие начинается. Мы больше не летим. Так странно. Отчего люди не летают так, как птицы, а? Прозрачные крылья над кабиной, словно сотканные из ангельских перьев. Смешные, вихрастые, как детские макушки. Когда вот так лежишь ухом на его плече, кажется, что это наши крылья и мы парим на них над миром… Почему-то мы больше не летим. — Борт 17 дополнительный, — доносится откуда-то спереди. — Слышим вас, борт 17. Пятая полоса, седьмой рубеж. Как слышно? — Земля, вас слышу. Пятая полоса, седьмой рубеж, подтверждаю. В поле чисто? — В поле людно. Аккуратнее, борт 17, рубеж не резиновый. Отбой.***
Крылья ветра впились в их тела, стоило исчезнуть дверям. Звуковой сигнал никак не подготовил их к полному растворению бортов капсулы, Санса вжала ладонь в юбку в районе колен, под которой немедленно начал гулять ветер, Сандор прямо на ходу заменил порыв взять ее на руки на другое действие — поставил за свое левое плечо, выходя из кабины, подал руку, не прекращая сканировать окрестности. Поле, на котором они приземлились, отливало металлом, звучало под ногами как металл, но выглядело как стекло. Открытая всем ветрам площадка со светящейся по центру огромной цифрой семь находилась на головокружительной высоте, понял он, едва взглянул под ноги. — Смотри только перед собой, не опускай глаз, Санса, — прошептал Робб, поддерживая девушку под вторую руку. Он шел слева от сестры, уговорившись, что в случае опасности как левша будет полезнее слева, нежели справа. Бриенна, идущая еще левее, в том же случае должна была отступить назад и развернуться, замыкая треугольник защитников отработанным движением. Отец был прав — Санса видит в ней подругу и источник болеутоляющего, но при ее скорости реакции и физической силе, уже не говоря о габаритах, не использовать ее нельзя. Знает ли сама девушка, Робб предпочитал не думать. Для парня нормально быть живым щитом, защищать, а вот каково это девушке? Их встречали. Серебристые комбезы у мужчин, белые, почти прозрачные у женщин. От группы отделился племянник, крикнув звонко и радостно. На миг стало легче, но мать немедленно вернула мальчика к порядку. Санса крепко сжала руку брата. Официальная часть, отрепетированная тысячу и один раз, начиналась.***
Голос шелестит успокаивающе, как шелк по обнаженной ноге, дрожит перезвоном золотых браслетов. — Здесь, на Драконьем камне, моя леди, нет места агрессии, правда, не понимаю, почему вы с телохранителем. Даже с двумя… Девушка улыбнулась своему спутнику. Как объяснить ему и не сказать слишком многое? — Знаете поговорку «обжегшись на молоке, дуют на воду»? — Да, конечно, — ее собеседник небрежно заправил за ухо длинную прядь. Если в мире ещё существуют эльфы, то определенно в Валиноре, но вот тебе Драконий камень и живой Визерис. Он пахнет смолой и почему-то пеплом. Мой принц, самый настоящий, красивый, с фиалковыми глазами. А в серебряной сети его волос запуталось с полдюжины женских взглядов. Даже Бриенна задержала на нем взгляд, хотя не в ее привычках было подмечать красивых парней. И я выйду за него замуж. Бойтесь своих желаний, люди. — Санса, вы хотели рассказать мне и, кажется, задумались, — нетерпеливо напомнил ей принц. — Простите, — шепнула она. — Так вот, около месяца назад на меня было совершено нападение. Все в порядке, но я сильно испугалась, и отец настоял на охране. — Что стало с предыдущей охраной? — глаза принца полыхнули гневом, словно пламя вырывалось из бойниц горящего замка, отражаясь в серебряной вязи его медальона. Хрип лошадей, блеск орудия, зарево и копоть. Она слишком остро чувствует этого человека, он слишком живой, словно бешеный сгусток плазмы, запаянный наглухо в изящный футляр точеного тела с узкими ладонями и ступнями. Его глаза цвета грозового неба с фиолетовой мощью урагана в глубине, словно он сам Зевс Громовержец, и в отставленной и наверняка сжатой в кулак за спиной руке вот-вот должны материализоваться молнии. — Они более меня не охраняют, — пожала плечами девушка. В глазах парня словно заслонка перекрыла жерло печи, но жар внутри стал невыносимым. Искра страха возникла в груди, жужжа навязчивой пчелой. Поспешно закрыв глаза, Санса оперлась о руку провожатого и сообщила: — Не беспокойтесь, принц. Теперь меня охраняют лучше. — Ваш телохранитель не выглядит опытным. — Он уже дважды вытаскивал меня из неприятностей, но… — позвольте мне, мой принц, не пересказывать вам этот кошмар. — Верно, — Визерис остановился и осторожно взял ее лицо за подбородок. — Ваше лицо испортят слезы. Давайте найдем другое занятие. Уверен, вы хотите подарить мне танец, моя леди. Первый, разумеется, но не последний. Взгляд принца жег как самый настоящий огонь. Что-то в ответ поднималось в душе, но искры тухли одна за другой, словно залетая в морозильную камеру. В каждой точке зала из любого положения Санса непрерывно чувствовала взгляд Сандора.***
— Де-йе-не-рис, — старательно пытался произнести Робб. — Почти запомнил. — Мне совестно, Йобейт, — улыбнулась девушка, опирающаяся на его руку. Ресницы махнули по воздуху двумя веерами, бросая длинную тень с зубчатым краем на скулы. — Это твоё имя, я должен его знать, — пожал плечами парень. — Называй меня Дени, пожалуйста, — попросила она в ответ. Прикосновение почти прозрачной кисти невесомо. У нее тонкие голубые жилки под кожей, как у маленьких детей. — Ты так легко можешь облегчить мою участь, — улыбается Робб виновато, — жаль, не могу ответить тебе взаимностью. — Нет, нет, я научусь его говойить. Ведь есть же семейная легенда. О Йобейте, котоый полюбил девушку, но она стала женой Тайгаиена. Я воспитана на ней, этой легенде. Она такая… Мне всегда нравилась эта история. Ты же не виноват, что в твоём имени слишком много й. От попыток выговорить «р» чисто на ее щеки ложится румянец, легкий, как едва наливающийся яблочный бок. Середина лета, дыхание ветра в кронах деревьев мерещится рядом с ней. — Знаю, но в сокращённом их на одну меньше. Это проще. От того, что ты будешь называть меня Роббом, я не перестану быть Робертом, — не уступает он. — Значит, Робб? — Нет, давай ты всё-таки будешь… — Дейнерис замялась. — Йобейтом? — Смеёшься? — на лице появляется неожиданное выражение возмущения и, даже удивительно, угрозы. — Прости… — он встал на одно колено, подавляя улыбку. Она не пугает, скорее трогательно нелепа в своей наивности. — Чем я могу искупить свою вину? — Ты йаскаиваешься, я вижу. — серьезно сообщает девушка. — Этого достаточно. Я пйащаю.***
Вальс несёт меня, словно рой яблоневого цвета. Стремительно и жутко. У Визериса горячие руки, они бережны, наверное, но касание опаляет. Они нежны, вероятно, но я их не чувствую. Мое сердце бьётся в такт с дыханием Сандора, согласуясь с его шагами и перестроениями, молчанием и обменом взглядами с Бриенной. Я чувствую себя друзой горного хрусталя, вот только я плачу от света и тепла, я боюсь вспышек ревности в глазах моего жениха. Он слишком горячий для меня, слишком живой. Когда я стала такой Снегурочкой? Танец прекращается, Визерис осторожно отпускает мою руку. — Вы любите танцевать, Санса? От этого «вы» сначала идет щекотный холодок вдоль позвоночника, но едва мурашки ныряют на затылке в волосу, вдруг между ними разверзается бездна — безбрежная в своей глубине и голоде. Он мой жених, но я не чувствую близости. Кажется, я придвигаюсь, и он отходит. Кажется, он движется ближе, и я останавливаю его. Может быть, я и вправду схожу с ума, но… У него, кажется, тоже есть свое «но». А может, и не кажется. — Да, люблю. Мама говорит, я танцую с тех пор, как научилась ходить. У него очень красивые глаза. Такой цвет не каждой акварелью передашь. Густой теплый оттенок между сливой и теплым виноградом. Почти черные в тени, такие яркие на свету. — Что ж, это объясняет вашу осанку и эту легкость шага. — Мой принц, вы… — она замялась, тушуясь вдруг. Я слишком давлю, но больше терпеть невозможно. Мы все ближе в танце, но словно бы каждый отлетает вне в свою реальность. — Визерис! Пожалуйста, может быть, на ты? Вспышка гнева гаснет мгновенно, но она была, боже, я ее видела. Лишь миг, когда хищный выдох расширил ноздри, а из глаз лилось пламя. И вот он уже снова смотрит внимательно и строго. — Конечно, Санса. Если ты этого хочешь. Кажется, я хочу сбежать. И мчать не оглядываясь до самой гавани.***
Зал, по которому Санса скользила в компании Визериса, делая круг за кругом, казался сотканным из света и стекла. Бесконечный ледяной или хрустальный дворец, прошитый солнечными нитками, светом тонких вмурованных в стены прожекторов, словно тысячи блестящих стеклышек. Хотелось покрутить в руках, разобраться, как это все устроено, и он спрашивал. Дени быстро устала от людей, понял он. Ему тоже не хотелось быть на публике, количество наблюдающих внимательных глаз, цепко отмечающих каждое его движение, утомляло и выпивало силы. Давно он себя не чувствовал настолько скованно. Дени потянула его за собой на узкий, почти невидимый мостик, к наблюдательной площадке высоко над скалами, прибоем и всем этим торжеством металла и неметалла под ними. — У вас здесь, на Драконьем камне, все такое… технологичное, — начал Робб, не в силах больше держать впечатления внутри. Дени не выглядела опасной, ей хотелось доверять. — Я ступаю ногами по материалу, не узнавая его ни на вид, ни на ощупь. Возможно, там, внизу, вовсе не море бьётся о вовсе не скалы, а то, что наполняет мою грудь с дыханием — совсем не воздух. — Ты поэт, волк, — внимательно заглядывая ему в глаза, сообщила спутница — Называй меня волком, в нем хотя бы «р» нет… — ухватился Робб за ниточку. — Вы безупйечно галантный… — начала она осторожно, но уверенно, как корабль меж рифов лавируя между плохо удающихся слов. Удавалось далеко не всегда. До чего его будущая невеста упряма — а кажется таким маленьким запуганным воробушком, но характер… — Лыцаль? — рассмеялся Робб. — Брось, я просто вежлив. Не вижу причин хамить тебе, ты самое безопасное создание здесь. Страшно, как ты живёшь. — Мы — Тайгаиены. Я никогда не жила иначе. Откуда мне знать? — улыбнулась Дени. — Ты так говоишь, словно я выясла в опасном месте, но это не так. Бьятья, дядя, отец — у меня кьюгом люди, и все они желают добья. Язве не должна я в ответ быть откьитой и честной? — Возможно, я вижу твой дом извне, чужестранцу не понять всего, но… — как бы ненароком не обидеть, — твой дом опасен для меня, он враждебен, он жесток, под маской заботы копится яд и точатся острия. Ты вырастаешь открытой вопреки и даже не знаешь об этом… — Ты неспьяведлив, — сообщила Дени тихо. — Язве волки не собияются в стаю пьи пейвых пьизнаках опасности? Дом не хочет тебя пьинимать, но ты чужак… — Скорее, оценивает, представляю ли я угрозу, — пожал плечами Робб. — И знаешь, совершенно не хочется узнавать, что ждёт тех, в ком твой дом угрозу увидит. — Дом всегда смотьит на чужаков тысячей и одним глазом, — сказала девушка, накрывая узкой белой ладонью его руку. — И все же, знаешь, я тебя не боюсь.***
Санса замерла перед матовой стеной с пульсирующими то там, то тут искрами. — Что это? — У вас нет визоров? Как же вы живете… — потом, словно бы вдруг вспомнил о чем-то более важном, он вытянулся в струну и вежливо закончил: — Устройство вроде камеры, но транслирует не только примитивную картинку, но и звуки, запахи, состояния… Смотрите сами, вот там, снаружи, начинается дождь. У нас нередки грозы, дожди, самые настоящие бури. Моя сестра родилась в одну из таких бурь. Впрочем, вы же не любите грустных историй… — Где сейчас мой брат? — уточнила Санса. Небо лиловело на глазах, наполняясь цветом, словно подпираемое изнутри некоей могущественной силой. Визерис занёс пальцы над экраном и сделал пару пассов, словно кидал горсти песка сквозь экран. А затем они увидели бегущих под дождем людей… Робб хохотал, несясь к укрытию, а Дени тонко визжала, сжавшись в маленький комок у него в руках. Счастьем резанула ее эта картина, маревом прочих осколочных эмоций и вдруг чистым вдохновением, полетом и ощущением праздника. Девушка подняла телефон и сфотографировала их, любуясь снимком, а потом немедленно послала матери. Пусть они знают, что у нас у всех все хорошо. Первые два дня девушка звонила, теперь решила сделать более весомое вложение в спокойствие мамы. А вот со спокойствием Визериса было худо, он на глазах ее помрачнел, свернул изображение выкручивающим жестом и поспешно объявил: — Думаю, с экскурсиями пора заканчивать. Нас ждут за ужином. Пока совсем неясно, что делать с его перепадами настроения. Вот бы поговорить открыто, чтобы он все рассказал. Только пока не время. Наберусь терпения.***
— Ты боишься дождя? Первые капли прибивали босые пальцы к металлу, который был то ли стеклом, то ли пластиком. — Не-а. — Ну да, как я мог забыть… Бурерожденная. — Дожди бывают язные, а я люблю гулять под всеми, но… Это будет полноценный ливень. Мы вымокнем до нитки мгновенно. — А вон те зонтики… — Робб махнул рукой на далекие, похожие на громоотводы, расширяющиеся кверху серебристые столбы, — ты говорила, они прикрывают замок и город… — Нет, нас мало, их не станут включать… — А твои туфельки… — Дени демонстрировала умение «немножко летать» в своей обуви. Правда, невысоко и недалеко, но его впечатлило. — Дай угадаю? Они не вынесут двойной вес… — Ты снова смеёшься надо мной… — с угрозой сообщила девушка, сведя густые брови. — Нет, над собой. Бессмысленная вера в торжество технологии и бога из машины — беда современного человека. Особенно такого необразованного по сравнению с тобой дикаря, как я, — он подхватил Дени на руки и сообщил: — Держись крепче, будет трясти. — Что? — возмутилась Дени, но глаза горели любопытством, словно маяк вспыхнул во тьме. — Что ты делаешь? — Единственное, что остаётся — бегу! — расхохотался Робб. — Знаешь, как быстро бегают волки со своей добычей? Они неслись по полю под визг Дени, брызги летели из-под босых ног, оседая на голенях. В какой-то момент ему вдруг стало смешно и легко, и он захохотал. Так они и влетели под воздушный полог ближайшего проема, отрезавший их от ливня. Дени развернула к нему зажатые в руках кеды и сообщила: — Пйедставь, они сухие, сухие! — Волчья телепортационная компания, мэм, — он наклонился с притворной усмешкой. — Мы самые быстрые. — Обязательно воспользуюсь вашими услугами ещё, — подыграла Дени. — Что для этого нужно? Девушка стояла на носочках, зажав в руках кеды, маленькая, смешная, с растрепавшимися локонами, и заглядывала ему в глаза. — Нужен дождь, — сообщил он, неожиданно для себя делая шаг к ней, сблизивший их. Тела почти соприкасались. Может, я ещё не до конца потерян? Или она так чиста, что отказать нельзя? — Волк явится с дождем, — сообщила она почти шепотом, тоже качнувшись к нему, скорее любопытно, нежели робко. Он наклонился к ней накрывая ладонями ее плечи, отчего первые казались больше, а вторые меньше. Дени не делала ничего, оставив все на откуп своему жениху, вообще все, что бы ни случилось. В ее глазах он читал доверие, самое страшное из известных ему оружий. «Мы в ответе за тех, кого приручили», было последней его мыслью перед касанием ее губ своими. Тепло, давление и… Ничего. Ощущение, что все вокруг волшебно, кроме тебя. Ты патрон без лампочки, выстрел в воздух, опустевшее гнездо. Робб заключил ее в объятия, девушка отвернула свои лиловые глаза от него, носом скользнув вдоль по его рубашке. Маленькая доверчивая девочка с кедами в руках, как это глупо. Беги, кроха, спасайся. Мне никогда не стать твоим принцем, а я должен, и ты должна. Не дай бог ты полюбишь меня. Самое честное, что я могу предложить — дружба, но она унизит обоих, как это ни печально. А я не хочу обманывать. Не хочу предавать. Но долг твердит об ином.***
Они спешили на ужин, рука Дени лежала в его, он едва поспевал за легконогой девчонкой. Она срезала повороты коридоров так резво, что у Робба были все шансы влететь в какой-то момент в стену или собрать плечами дверной проем. Пока он успевал, но предвидеть словно из стены вышедшего Визериса не мог никак. Дени от неожиданности резко остановилась, чуть не упав, но он удержал ее за руку. Брат его невесты вдруг презрительно сощурился и сообщил: — Так-то ты о ней заботишься? Она могла вымокнуть до нитки! — Виз, не надо, — шепнула Дени, вставая между ними. Робб по инерции попытался задвинуть девушку за спину, как делал с обеими своими сестрами, но маленькая принцесса стояла непоколебимо, как скала. — Прекрати, пойдем, нас всех ждут. Девочка собрала в каждую ладонь по мужской руке и буквально потащила их обоих дальше по коридору. Пару поворотов Визерис терпел, но потом, на подходах уже к дверям зала, пользуясь заминкой сестры, резко выдернул руку и наклонил голову к Старку: — Я! Я, а не ты должен был стать ее мужем, — прошипел он в самое ухо Роббу. Тот отшатнулся, чуть не споткнувшись, развернулся и выскочил на балкон. Стук сердца тревожной дробью выкрашивал грудную клетку. Он услышал шаги Дени за спиной далеко не сразу, не оборачиваясь выбросил руку, останавливая, и сообщил: — Мы — Таргариены. Именно это ты скажешь. Сыт по горло. — А то, — донеслось с приглушённым смешком до него. — Так и скажу. Он обернулся, Рейенира подошла ближе. — Не знал, что ты здесь. — Только приехала, а тут уже драка… — Рея крутила в руках нечто, похожее то ли на серебристый тросик, то ли на короткую плетку. — Ммм, а ты ещё веселее, чем Джон, надо признать. — Он просил передать тебе привет, — фыркнул в ответ Робб. — И только? — с притворным оскорблением сообщила сестра. — Я предполагала, что это будет письмо или… Разыгрываешь меня, Робб. — Нет. Я тебя не разыгрываю, а вот ты троллишь беззастенчиво и нагло, — устало ответил парень, опуская локти на перила. Голову хотелось свесить вниз, отпустить и пусть лети-ит. — Мы, Таргариены, такие… — ухмыльнулась Рейнира. — А ещё вы выходите замуж за братьев, растете, не видя цветов и деревьев, только роботы и металл… — выдал Робб последовательно все, что накипело. — Скажешь, я была бы плохой женой? — уточнила девушка, коснувшись его руки своей. Она оперлась на перила рядом с ним, но смотрела в освещенный зал. Краем глаза он видел, что в лице ее что-то поменялось. — Очень по адресу вопрос, Рея, прекрати. Я, кажется, прибыл на собственную помолвку, но уже и не уверен, — зло выдал он. — У меня просто нет сил. — Держись, волк, будет только хуже. Это все цветочки, так, кажется, у вас там, где все растет, цветет и шевелится, говорят. — Это предостережение? — Это факт. Визерис не даст тебе покоя. Он воспитан на мысли о браке с сестрой, и сто раз бы уже переспал с ней, но Нейерис так просто себя в обиду не дает, — она крутанулась к нему, перегнувшись через перила, обхватила пальцами его подбородок и заглянула глубоко в глаза, — Ну, признай, наша краса и гордость очаровала тебя по полной программе? Она такая нежная, такая ранимая… — Рейенис, я тебя не понимаю, — он смутился. — Что ты, черт возьми, хочешь сказать? — Не верь глазам своим, волк. Все не то, чем кажется. Нейерис и Эйерис, мать и отец, и прочие, и я, особенно я, и даже ты… — она улыбнулась грустно. — Мы не то, чем кажемся, правда же, Робб? — Не знаю, про что ты. — Пламя и кровь, Роберт Старк. Это девиз нашего дома, не твоего. А в тебе слишком много первого и слишком мало второго… Дени выйдет за тебя, о да, родит тебе детей, бла-бла-бла… Но ты не воплощенная легенда и не рвешься переиграть историю, ведь так? Вот и славно. Не искушай Дени, у нее слишком доброе сердце. Разобьешь — и все темные властелины мира покажутся тебе ерундой.