Гулко хлопала занавеска, ментоловый дым лился в окно, а скорее, из окна. Две женщины застыли с отставленными руками, обрамляя проем, словно две кариатиды, балкон которых обвалился давным-давно.
— Здесь есть пепельница? — уточнила та, что постарше.
— Нет, конечно, это палево, — возмутилась юная. Старшая прыснула, зажимая рот рукой.
— А если найду? — уточнила она. Теперь ухмыльнулась недоверчива молодая. Соскочила одним плавным певучим прыжком с облюбованного насеста, шмыгнула куда-то в недра шкафа, и оттуда некоторое время раздавались такие перлы, что кариатида постарше наверняка уверилась, что в недрах гардероба живет старый фавн, повидавший многое.
— Вот, — буркнула молодая, запыхавшись. Пепельница встала по центру подоконника, как осколок демаркационной линии.
— Странно, что ты тоже любишь ментоловые сигареты, — сообщило юное создание, устраиваясь поудобнее.
— Это ты
тоже, — со смехом ответила более опытная, кутаясь в плед. — Желаю тебе никогда не узнать, как болят мои кости.
— Ревматизм? — уточнила юная, выпуская струйку дыма.
— Невоздержанность, — отозвалась старшая. — Излишества нехорошие, много секса, мало сна.
— Интересная побочка, но если она нагонит меня, только… сколько там тебе лет?
— Все мои, — фыркнула та, что взрослее. — Вот и меня все устраивало до поры.
— Йога, говорят, помогает, — убежденно заявила юная.
— Йога! — воскликнула пафосно более опытная женщина. — Высыпаться надо, и все наладится. К слову, уже черверть третьего, я мечтаю упасть под чей-нибудь теплый бок.
— Так ли «чей-нибудь»? — игриво осведомилась младшая. — Ты женщина замужняя, и грелка во весь рост у тебя может быть только одна.
— Но-но, — отрезала старшая. — Я сама выбирала эту грелку и не намерена ее ни менять, ни делиться.
Обе женщины рассмеялись легким заразительным смехом, сделавшим их лица похожими.
— И кстати, детка, ты скоро тоже обзаведешься собственной грелкой. И поверь, правильно выбранная грелка — лучшее средство от любого ревматизма.
— Ха, — выдохнула юная. — У меня, можно подумать, есть выбор?
— Выбор есть всегда, — парировала старшая. — Мне предлагали грелку другой модели, но я это вовремя пресекла, знаешь ли. А тебе рекомендую поторопиться. Хорошие грелки на дороге не валяются.
— Пффф… Снова-заново, — девушка потушила сигарету в пепельнице, положила руки на колено, скрестив, а поверх оперла подборок. — Ты знаешь, что ты редкая зануда?
— Знаю, мне говорили, — сообщила женщина без колебаний. — Чем раньше мы придем к какому-то выводу в обогревательном вопросе, тем быстрее обе уйдем спать. Я не так стара, чтобы глазки слипались в девять вечера, но на одних сигаретах я не протяну до рассвета, имей ввиду!
— Мы всегда можем спуститься на кухню и нарезать бутербродов, — отмахнулась юная. — Меня гораздо больше интересует другой вопрос…
— Валяй, — теперь уже старшая тушила сигарету, притопывая из-за свалившейся с ноги туфли. — Дьявол, надо же было подарить мне такие объемные чоботы. Ну посмотри, разве это дело?
— Он подарил? — уточнила младшая, стрельнув глазами на первом слове к потолку. — Тогда ты обречена, придется носить.
— Да нравятся они мне, чтоб ты понимала в подарках! — возмутилась та, что постарше. — Просто падают с ног, не могу. Тот, кто придумал сабо, был обувным маньяком, определенно.
— Или сходил с ума по женским лодыжкам, не в силах хоть чем-то их перекрывать… — задумчиво произнесла юная.
— А между тем, — продолжала старшая, — хватило и бы тонкого ремешка… Ну так что ты там хотела спросить?
— М… Если бы все было так просто, как с этими долбаными тапками, — вздохнула младшая.
— Пояснишь свою мысль? Я теряю нить, если по ночам питаюсь никотином без кофе.
— Вот с тапками все просто. Либо они тебе подходят, либо… — объясняла девушка, а потом передразнила голос второй, — …«тут хватило бы и тонкого ремешка»
— Но-но, побольше уважения к ценной обуви! — возмутилась старшая. — Я люблю эти тапки. И мне плевать, что они падают. Я же в них хожу!
— Вот! А с мужчинами еще сложнее, — ответила младшая. — Допустим, нравится тебе кто-то. А у него носки пахнут. Изо рта несет отнюдь не розами или там…
— Ты лучше объясни, какого черта вдруг тебя перестал устраивать Лансель? — не выдержала старшая. — Вот правда, тапки тапками, а мужья мужьями. Что, черт возьми, с ним не так?
— Он сволочь, — выдохнула младшая зло. — И я его не люблю.
— И все? — уточнила старшая в недоумении. — Велико дело. Лучше скажи, нравится ли тебе быть его девушкой?
— Да, пожалуй, да, — улыбнулась юная. — Только я не хочу за него замуж.
— Эта песня хороша, — раскуривая новую сигарету, сообщила опытная, — начинай сначала. Чем, по-твоему, замужество принципиально отличается от хождений под ручку и поцелуев по периметру тела?
— Да всем! — топнула ногой со злобой девушка. — Муж должен быть броня, каменная стена и закаленный металл.
— Сразу? — уточнила женщина, заломив тонкую бровь. — Или по очереди?
— Сразу, — отрезала девушка. — Я должна знать его, как себя.
— Прогнозируемый и чуткий? — протянула старшая с ухмылкой. — Детка, роботов в мужьях не водится, уж извини.
— Почему робот? Хочешь сказать, ты не управляешь отцом?
— Впрямую, как ты пытаешься Ланселем? В лоб: расстрел или сделай, как я сказала? — женщина расхохоталась: — Нет, разумеется! Эту дурь я быстро переросла. У меня было достаточно времени, чтобы понять, как нельзя обращаться с Тайвином никогда.
— С чего это вдруг?
— О, да ладно? Ты не знаешь семейную историю? — сизый дым плыл между женщинами, завиваясь вокруг кудрей. — Мы росли вместе. Я была его младшей сестренкой, которую он любил по-своему. Мне нравился другой.
— Этот кусок слышу впервые, — младшая кариатида скрестила на груди руки, — давай, кумир, добей меня подробностями.
— Да брось, не может быть, чтобы ты не знала, — отмахнулась старшая. — Я была просватана рано и… плотно. Политический брак. Папенька верещал и бегал по стенам от открывающихся перспектив. Я знала будущего жениха как облупленного, подпала под его обаяние, ходила за ним, заглядывала в глаза. А потом однажды совершенно случайно увидела, что то, каким взглядом он одаривает меня, ничем не отличается от множества других взглядов, которые он дарит прочим юным и не юным особам.
— Ты приревновала?
— Я буквально взбесилась, наговорила бы ему много хорошего, но подоспел его вездесущий брат. За плечами людей, говорят, стоят ангел и демон, каждый шепчет в свое ухо, склоняет к разному.
— Да-да, единство и борьба противоположностей, инь и ян, — юная кариатида зевнула, — дальше будет так же скучно?
— О нет. Что ты, будет весело. Так вот, у этого человека за спиной был только ангел — его брат, зато сам он был натуральный дьявол. Даю на отсечение любую часть тела, что такие нравятся и тебе.
— Демоническое привлекает, — не отрицала молодая.
— Притягивает, скорее. Требует желать его только для себя, — старшая вздохнула. — Я поняла, что я буду одной из его гарема. Жемчужиной, ёлки, но гарем?
— Фи, — отозвалась младшая, прикуривая очередную сигарету для собеседницы. — Ты бросила его?
— Скорее, сбежала.
— С моим отцом?
— Это была счастливая случайность, — старшая уставилась за стекло, припоминая, — он сдуру дал мне увидеть свое настоящее лицо.
— Да?
— Да. Оказалось, что он сходит по мне с ума, давно заражен и готов свалиться к ногам как сухое дерево, — старшая постучала пальцами по ободку пепельницы. — Я не видела, пока он не поцеловал меня. Дальше все понеслось так быстро, что мы не успевали переводить дыхание.
— Ты влюбилась? — младшая посмотрела на старшую с завистью. — Почувствовала, что это твой человек и ты готова за ним на край света?
— Что за чушь ты несешь? Если это троллинг, то толсто, милая, толсто…
Младшая расхохоталась.
— Думала, ты купишься.
— Разводи подружек, это твоя весовая категория, — хмыкнула женщина. — Я захотела добиться его и добилась. Точка.
— А как же полные страсти ночи без сна и серенады под балконом? Угрозы расправы от бывшего жениха и секс в неприспособленных местах типа трясущейся по ухабам кареты? В бурном море на лодке? Стоя в гамаке?
Старшая метнула в нее тапком, младшая увернулась, хохоча.
— Серьезно рассчитываешь на подробный рассказ или просто заводишься от перечислений по последнему пункту?
— Скорее, сатанински ржу при мысли, что кто-то может об этом всерьез мечтать, — призналась юная. — Видимо, у меня фантазия попроще, поприземленнее.
— Напрашиваешься на комплимент? Ладно, пора завязывать этот спонтанный девичник, — старшая с силой воткнула окурок в пепельницу и сообщила: — Следующая сигарета будет последней. Итак, что ты там имеешь против своей персональной обаятельной сексуальной грелки во весь рост?
— Я его не люблю, — сказала юная, помолчав. — Нет, подожди, дай закончу. Думаю, что вообще не способна любить. Добиваться, да, хотеть, да. Желать иметь это только для себя, да. Но любить? Что это за хрень? И я не хочу его на всю оставшуюся жизнь. Он надоест мне хуже горькой редьки!
— Это не повод избегать брака с ним. Открою тебе страшный секрет, — сказала старшая без улыбки, — я тоже любить не умею.
Младшая удивилась, захлопала глазами, а потом вроде бы просветлела.
— Я подозревала … мама! — сообщила она своей полуночной спутнице. — Иначе бы ты не ушла от отца.
— О, я ушла не от отца, — печально улыбнулась женщина. — Это было бы просто. Я уходила от вас, и меня это разрывало… И я уходила…
— … к другому, — догадалась девушка. — Ну конечно! К тому, кто круче или иной. Это так понятно.
— Да, пожалуй, да. Ты понимаешь меня.
— Мы и вправду очень похожи.
— Но дети, — вдруг продолжила старшая с надрывом, — однажды у тебя будут свои, и ты поймешь, что уходить от них ужасно. Оставляет рваные раны, которые не заживают никогда.
Они продолжали говорить, а усталый слушатель нервно прохаживался по кабинету, разминая затекшее тело.
— В прайде охотятся львицы. Львы только гривы раздувают. Красивые, важные, главные… как бы. Всем рулим мы, понимаешь. И нам нельзя любить. Любовь затмевает разум.
— Пожалуй, да. Потому… ну зачем мне Лансель?
— Посмотри на это по-другому. Ты будешь счастлива, если он приведет в дом свою невесту?
Ногти кариатиды-дочери вцепились в столбик кровати, один сломался, удивив ее саму и заставив ахнуть.
— Вот видишь, — назидательно произнесла мать. — А все почему?
Дочь молчала, глядя на нее исподлобья.
≪Думает, что и так уже достаточно показала слабость. Да, она дико ревновала к Ланселю, но замуж? Ей бы хватило его в качестве любовника. Это даже придавало пикантности их отношениям. Той остроты чувств, что была с Джейме, этой острой тяги к запретному она не получала больше никогда, по всей видимости. Ничего, он придумает, чем занять свою непокорную дочь. Адреналина будет столько, что она захочет однажды тихой уединенной жизни. Вот только родит наследника…≫
— Потому что он — твоя добыча, — назидательно сообщила мать, — и ты ее уже не отпустишь, не будешь делиться.
— Как Тайвин — твоя, — констатировала дочь. — Ты поэтому вернулась? Ходили слухи о браке… Новом браке отца.
Мать скривилась, как от зубной боли. Ему было больно на нее смотреть.
— Я бы закрыла глаза на его временные помутнения, — сообщила она, не поворачиваясь на камеру, хотя прекрасно знала, где она стоит. — Одно дело одноразовый секс с силиконовой насквозь малолеткой, другое — я… Ну, да ладно. Да, в том числе поэтому я вернулась.
— Думаешь, я должна его оставить? При себе? — уточнила дочь. Так откровенно и искренне она никогда не говорила даже с подругами. Казалось, мать понимает ее с полуслова. Удивительный феномен женских посиделок не первый год поражал Тайвина до глубины души. Полчаса в пробке в соседних машинах — и уже лучшие подруги.
— Думаю, да. Пусть считает, что завоевал тебя. Пусть осыпает подарками. Ну, и свадьба… — Джоанна мечтательно закатила глаза, — представь, сколько всего надо будет спланировать! Поспорим, о шикарной свадьбе ты всегда думала с придыханием.
— Да, пожалуй, да, — улыбнулась Серсея, и обе женщины заговорщически рассмеялись.
***
— Ты поговорила с ней?
— А то ты не знаешь! Да. Разумеется, да. Она моя дочь, в конце концов.
— И? Ты была с ней честна?
— Не менее, чем она со мной, — загадочно произнесла Джоанна. — И так же, как сама с собой.
— Разговор имел пользу?
— Она назвала меня матерью. По-моему, оно стоило того.
— Наконец-то?
— Наконец-то, — прошептала Джоанна и уткнулась ему в плечо, увлажняя крупными каплями теплую кожу. — Кажется, я все же нашла ключ к нашей девочке.
***
Он ждал едва ли четверть часа, когда дверь его кабинета, закрывшись за братом, впустила Ланселя.
— Я знаю, что моя дочь сказала ≪да≫, — с порога предупредил он мальчишку. — Однако, моя дочь крайне расстроена.
— Я повел себя как дурак, — неожиданно сообщил ему Лансель. — Не ждал ее согласия и…
— Тупо стоял как баран?! — выкрикнул Тайвин из-за стола.
— Я должен был сделать все иначе, но… — Лансель поднял вверх указательный палец. — Я все исправлю. Сегодня же. Сейчас.
— Мне плевать, любишь ты ее или нет, — пригвоздил его к месту ледяной голос Льва. — Желаешь прожить с ней до старости или заведешь себе шлюх, но… Если моя дочь будет несчастна, ты пожалеешь об этом сразу же.
