***
Первый день. Запах свежего хлеба из приоткрытых дверей булочной. Звон монеты, катящейся по мостовой в закатных лучах. Ветер над улицей, легкий, как солнечный поцелуй. Узкие окна, деревянные ставни, редкие прохожие. Как он узнал, что я бы хотела оказаться здесь? Непостижимый человек! Она ждала от этой поездки только худшего. Переноса рейса, плохой погоды, очередей, давки, кражи документов и затхлого запаха в номере. Словно что-то непременно должно было соответствовать ее внутреннему состоянию, что-то должно было сломаться прямо под ее руками в доказательство того, что не она сходит с ума, а мир несовершенен, и потому ее несет. Как там дети? Справится ли Санса с младшими? Не сбежит ли Арья в неведомую даль, едва контроль ослабнет? Хватит ли у Роберта сил поставить на место Джона и Теона хотя бы частично и не превратить дом в вертеп? Ночь, рвущаяся от дыхания. Стон и всхлип юноши. Смуглые руки, воздетые к ней. Сползающая с кровати, словно змея, черная атласная лента. Третий день. Они гуляют по набережной. Зонтики уже сложены, лежаки стоят у стены длинного пирса. Море лижет их стопы, далекими влажными языками вторгаясь на песок. Они идут под руку, словно пожилая пара на прогулке. Море вдруг окатывает их почти до колена, заставляя Кет вскрикнуть. Муж берет ее на руки и несет вдоль кромки дальше. Мир становится больше, а небо чище. И звезды, разгорающиеся все сильнее, манят смотреть на них. Непременно вдвоем. — Я устала, — говорит она, утыкаясь в шею мужа. — В номер? — уточняет Нед. Боги, трех повторов она не выдержит. — Да. И он несет ее вдоль кромки моря, целеустремленный, как гарпун. Ее мужу надо ставить четкие цели. Он плавает только прямо, как печальная рыба Солнце из детского мультика про Умку. Нед плавает только прямо и не может увернуться от акулы. Потому он и печальный.***
Нед находит ей милое маленькое интернет-кафе. Отчего-то он против интернета, они едут к черту на кулички без единого электронного устройства, способного поймать сигнал и отправить детям хотя бы смс. У нее есть час, и она успевает поговорить с Сансой и Роббом. Судя по всему, дела отлично. Ее малыши справляются. И все равно как-то не так. Тревожно. Кейтлин выходит, привычным уже движением опуская очки на переносицу. Нед ждет снаружи. Тихий волк, который никогда не отпускает добычу. Страшно только в начале. Потом привыкаешь. Как он это делает каждый раз? Как он угадывает, если никогда не следит. Загадка со временем не утратила актуальности. — Как ты пришел к мысли, что я хочу к морю? Мы живем у моря, — любопытство делает ее неосторожной. — Ты любишь теплое, — отвечает Эддард, — здесь сейчас тепло. — А еще не терплю москитов. — Здесь их и нет. Если кто-нибудь когда-нибудь научит этого человека говорить предложениями подлиннее, она сменит религию. На такое только бог способен. Крайне мощный. — Где мы будем ночевать? — Ты устала? — Нет, просто интересно. — Узнаешь по дороге.***
Пятый день. Головокружительный серпантин и безумно красивые виды по обеим сторонам дороги. Цветущие деревья, дурманящий аромат, солнце, падающее в морские волны. Скалистые островки в пенном кружеве, далекие темные камни. — Мы ночуем там? — ужасается Кейтилин, глядя на зубцы какой-то древней крепости, венчающей гору. — Нет, — отвечает муж, не отрывая взгляда от ленты дороги. — Развалины мы посмотрим утром. Она морщится от ветра. Ее кожа облезет от такого яростного природного катаклизма. Отвлекать сейчас Неда — себе дороже. Он не умеет делать больше одного дела сразу. Но что-то одно всегда доводит до совершенства. Главное — не мешать. Их авто останавливается у маленького симпатичного домика. Нед как ни в чем не бывало достает из бардачка ключи. — Ты хочешь сказать, здесь никого нет? Удивлению нет предела. — На ближайшие двое суток — никого, — уточняет Эддард, остановившись на полпути к дому. Она молчит. Он разворачивается, чтобы дойти остаток и открыть двери. Замок поддается далеко не сразу. Внутри вилла небольшая, но на море выходит огромное панорамное окно кухни-столовой. Спальня наверху, в нее ведет узкая винтовая лестница с деревянными ступенями. Неужели он знает, как она любит ходить по некрашеному дереву босыми ногами? Он не может этого знать! Он же не телепат!***
Она выдыхает его имя полушепотом, вплетая свой придушенный голос в прорехи между дребезгом цикад. Звук кажется громким. Имя заполняет комнату, отражаясь от стен, пугая, прижимая к кровати сильнее, чем его тело. А потом Кет вспоминает, что в доме нет больше ни единой живой души. — Нед? Здесь правда больше никто не живет? Он отвечает не сразу. Она успевает пожалеть о вопросе. — Ближайшие соседи в паре километров вниз по серпантину. Тебе что-то нужно? — Да, пожалуй, да. Я не знаю, как ты это делаешь. Но я полюбила бы тебя сегодня, если бы уже не любила раньше. Никто так не ценит возможность кричать во все горло, как мать пятерых детей.***
— Ты хочешь со мной поговорить? Гребень плавно проходит по волосам. Отпуск истекает, просачиваясь каплями янтаря сквозь пальцы. Руки бережно скользят по волосам. Я старею, думает Кет. Скоро никому не будет интересно это тело, эти руки. Все больше седины в волосах, все тусклее цвет. Еще немного, и я начну краситься, худеть и сходить с ума от кремов с гиалуроновой кислотой. Может быть, это последний отпуск, в который я уехала с любимым человеком. И мы можем спокойно питаться устрицами, запивать их Шабли и смотреть на звезды вдвоем. Кружево, ложащееся теплым поцелуем на глаза. Ночь, рвущаяся от дыхания. Вскрик юноши, смуглые руки, воздетые к ней. Верхняя губа, изломленная как лук. Кейтилин медленно открывает глаза. Я подумаю об этом завтра. — Если ты хочешь, — доносится из глубины спальни. Нед стоит у окна. Почему она раньше не замечала, насколько он красив. Вздор, она знает это. Просто какие-то вещи приедаются со временем. О них надо напоминать. Так стирают пыль с винтажного комода и оттирают фамильные серебряные ложки. — Ты привез меня сюда, чтобы поговорить. Я так думала, — Кет оставляет гребень и идет к нему. Обнимает, обвивая руками бок. Он младше, а кажется, что старше на годы. Она еще не настолько стара, чтобы беспокоится о возрасте. Они могли бы стать родителями еще раз. Женщина закрывает глаза, блаженно проваливаясь в мечты. Девочку, похожую на Сансу. Она была такой милой в младенчестве. — До меня дошла одна сплетня, о которой я бы не хотел тебе говорить, — он целует ее волосы надо лбом. Она напряженно вслушивается в продолжение его речи. — Тебе незачем знать всю ложь, которую о тебе говорят. — Тогда почему? — Я решил, что неправильно узнавать новости о жене из слухов, — Нед поднял ее лицо. Грубые широкие ладони вмещали всю ее голову, поддерживая за затылок. Большие пальцы оказались на краях челюсти. — Решил, что давно нигде не был с тобой. Тебе здесь хорошо? В твоих руках — да. С тобой — да. Просто да. — Хорошо.***
Их руки встретились. Узкая изящная ладонь женщины покоится в ковчеге грубой мужской. За окном иллюминатора ночь. Кейтлин дремлет на плече мужа, давно провалившегося в сон. На его лице умиротворенное выражение. Он спокоен во сне, но когда она ворочается, немедленно обнимает ее крепче, словно они спят на уступе скалы, и отпустить — равно дать упасть. А падение означает смерть. Ее имя, повторяемое шепотом, как молитва. Кейтлин прикрывает глаза. Призраки отпускают ее, тая по одному в подступающем утре. Ее ладонь накрепко зажата в его. Его руки достались Роберту и Брану. Ее тонкие изящные пальцы достались Сансе и Арье. А по пухлой ладошке Рикона еще ничего не понятно. Поровну. Это так правильно. Так хорошо.***
— Санса, почему в твоей комнате такой беспорядок? Я полагаю, ты можешь мне объяснить? — Мама, у нас гостья, и она живет в моей комнате, — осторожно скороговоркой произнесла Санса, закрывая за спиной дверь и выталкивая мать в коридор. — Прости, у нее тяжелый день был, и она спит. В общем, это Бриенна. С ней надо, чтобы кто-то все время был, мы с Роббом решили… — Медленнее, бога ради, ты не должна так быстро говорить… — Бриенна рассталась с Джейме. Нехорошо. Попросила у Арьи не подпускать его к ней. И мы позвали ее пожить. Но одну ее оставить нам страшно. А у Арьи в комнате… — Да, да, знаю. Чучела, утконосы, бардак. И? — Она живет у меня. А я подумала, хотела пошутить Кет, что у Сансы теперь вместо парня завелась девушка. Поэтому она так нахально выталкивает мать из собственной комнаты, в которой на кровати совершенно отчетливо просматривается постороннее тело. Хорошо, что сдержалась. Шутка была бы явно неуместной. — Хорошо, — сказала она, а Санса вдруг прыснула. — Мама, ты говоришь прямо как папа. Вы помирились? — девочка заглядывала ей в глаза с надеждой. — А мы разве ссорились? — красиво изобразила удивление Кет. Глаза, закрывающиеся под теплой кружевной тканью. Дыхание, рвущее ночь на части. Руки, встречающиеся на полпути. — Не знаю, вы уехали так быстро, — Санса опустила глаза, — я решила, что что-то не так. — И только из-за скорости отъезда? Верхняя губа, изломленная как лук. Ее имя, повторяемое шепотом, как молитва. Знает ли дочь о слухах? Кто знает, кроме мужа? И что за слухи, бога ради? Какое из семейных проклятий любвеобильных Талли настигло ее именно сейчас? — Я замечала, что вы как-то отдаляетесь с папой. Даже подумала, может быть… ну, может, ты снова ждешь ребенка, мам? — Нет, я не беременна. — Тогда я рада, что ошиблась, — Санса счастливо чмокнула ее в щеку. Пока все в порядке, дочка. Твой отец — лучший в мире часовщик. Он видит изъяны. Каждый раз, когда во мне что-то ломается, он что-то чинит. И вдруг мир снова становится цветным и объемным. Твой отец волшебник, хотя я так и не разобралась в природе его волшебства. Может быть, он просто есть. И все.