Пыльный мир

Она писала историю на манжетах его рубашки. Синей ручкой, убористо, чтобы поместить всю себя - такую большую - на две такие маленькие полоски ткани, с внешней и внутренней стороны. Завитки ее Р выползали на следующие строчки и зачеркивали буквы, как он зачеркивал их встречи - решительно, изящно, ничуть не сожалея, только чтобы продолжать. Ее З и Д сплющивались и превращались в идентичных близнецов - дни без него, дни с ним, дни, дни, дни. Она выкидывала из истории даты и события, вычеркивала целые страницы себя, сокращала до аббревиатур и кратких прочерков - откровенно была некрасива на этих манжетах, деловая, сухая и неинтересная, скукоженная во времени и пространстве, вся в стремлении принадлежать только ему, такая глупая. Она не делала паузы в словах, она не могла позволить себе паузу в чувствах - и писала, писала на его манжетах, в дожди, снега и в душевную стужу, коверкала себя, втискивала, вмещала, марала и пачкала - пока от нее не осталась только грязь и несколько строк. "Ты знаешь, я была".