Птица с белыми глазами

       За дверью оказался коридор, который привел нас к лестнице, та в свою очередь привела нас в другой коридор и к другой двери, которая открылась в комнату, залитую дневным светом и от пола до потолка забитую одеждой. Одежда висела на вешалках, лежала на полках и в шкафах. Еще тут стояли две ширмы, спрятавшись за которые, можно было переодеться, несколько больших зеркал и рабочий стол со швейными машинами. Рядом с машинами лежали мотки сырой пряжи. Это помещение представляло собой наполовину бутик, наполовину швейную мастерскую. Кроме того, это был настоящий рай для Горация. Но другой имбрины здесь не обнаружилось.       Но для меня это место тоже имело большую ценность. Наконец можно снять кровавую рубашку, которая прилипла к тому, что осталось от моей спины. — Что это? — спросил Джейкоб. — Это комната для переодевания, — отозвался Миллард. — Ее назначение — помочь заезжим странным людям не выделяться среди нормальных обитателей этой петли.       Гораций уже подскочил к вешалке и начал перебирать вещи. Я подошла к нему, ожидая помощи от странного стилиста. Но Сомнассон настолько углубился в вещи, что не заметил меня. Пришлось выбирать одежду самой. Остальные делали тоже самое. Бронвин и Оливия выбрали платья простого покроя и скрылись за ширмой.       Я не смогла найти костюм хотя бы приближенного к моему размеру, так что просто взяла свежую рубашку. И пускай Эмма попросила меня взять платье, я проигнорировала её.       Милларду удалось найти костюм, который идеально сел на него. Странный одел его и уселся перед зеркало, наверное рассматривая себя. — Как я выгляжу? — поинтересовался он. — Как невидимый юноша в одежде, — отозвался Гораций.       Наллингс глубоко вздохнул, еще немного посидел перед зеркалом, затем начал раздаваться. Я подошла к нему, чтобы забрать тяжёлое зеркало. — Если бы не обстоятельства, тебе идёт, — произнесла я и уволокла зеркало за ширму, из которой вышли Бронвин и Оливия.       Ширм было всего две и вторую уже заняла огненная девочка. Так что мы с Мелиной негласно решили поютиться за одной ширмой. Пускай я и стеснялась странной, но безысходность заставила меня снять рубашку, повернуться спиной к зеркалу. «Этот ужас заживет не скоро», — мелькнуло у меня в голове. Пришлось ковыряться в спине, доставая оставшиеся осколки и вызывая новые кровоподтеки. Заметив эту жуткую картину Мелина поспешила переодеться и вышла из-за ширмы в простом платье. Послышался голос Горация: — Тут нечего выбрать! — пожаловался он. — Если удается найти какую-нибудь вещь, которую не побила моль, она обязательно залатана совершенно неподходящей по цвету тканью! Мне надоело выглядеть, как беспризорник.       Рукава старой рубашки были целы, так что я оторвала их и использовала как бинты. Потом на это одеяла свежую рубашку и осмотрела себя в зеркале. Нельзя было одеваться так, но мне кажется, что мы уже близко к нашему счастливому концу. Далее я подошла ближе к своему отражению и вытащила почерневший язык. Тот удлинился сантиметров на пять и полностью стал жутким, извивающимся щупальцем. У меня появились сомнения, что дальше мне стоит идти со странными. Но бросить их сейчас, я никак не могу.       На последок убедившись, что ключи и пистолет при мне, я вышла из-за ширмы с угрюмым лицом. Эмма сделала мне выговор на счёт мужской одежды, но я только ударила её мрачным взглядом.       Ближайшее время я с трудом натягивала на лицо кривую улыбку.       Завершив переодевание, мы сложили свою одежду из двадцатого века в кучу и вслед за Эммой вышли в другую дверь, которая открывалась в узкий переулок, заваленный мусором и пустыми ящиками. Дальше мы шли на звуки ярмарки. У меня появились смешанные чувства, ведь я всегда отказывала себе в подобных развлечениях. И, разумеется, папочка никогда не водил меня в такие места, как это делают нормальные со своими детьми. — Дальше опять будем идти за голубем? — спросил Миллард. — Нет! — тут же воскликнула Мелина. — Уинни устала! Ваша имбрина её чуть не убила!       Девочка одной рукой прижала голубя к себе, другой держа старшего мальчиков-эхолокатора за руку. Глубоко вздохнув, Эмма напомнила основные правила поведения: — Держитесь вместе. Следите за мной и Джейкобом в ожидании сигнала и будьте начеку. Ни с кем не разговаривайте и никому не смотрите в глаза. Нам придется мыслить, как имбрины.       Странные неуверенно закивали головами. Настоящая имбрина тем временем стояла на булыжной мостовой и, задрав голову, смотрела на нас, но никто не хотел к ней прикасаться. Впрочем, мы должны были ее спрятать, поэтому Гораций вернулся в маскировочную комнату и нашел там холщовую сумку. Мисс Сапсан это в восторг не привело, но, когда стало ясно, что никто не хочет брать ее на руки, а меньше всех Бронвин, у которой жестокость имбрины вызвала неописуемое возмущение. Директриса забралась в мешок и позволила Горацию завязать его кожаным шнурком. Я уговорила его доверить мешок мне.

***

      Пока мы шли шум ярмарки по тесным, грязным лабиринтам улиц, я старалась не заглядывать нормальным в глаза. Подумают ещё, что слепая. Я шла сутулясь и со взглядом ненависти ко всей своей жизни. Так надо было вести себя, в соответствии со временем, в котором мы находимся. В какой-то момент я перехватила взгляд Джейкоба, который молча отмечал мою превосходную игру.       Ярмарка становилась все более шумной, а ее запахи — более резкими. В воздухе смешивались ароматы пережаренного мяса, каленых орехов, конского навоза, человеческих фекалий и дыма костров — невыносимое зловоние, от которого даже глаза слезились. Наконец мы вышли на просторную площадь, где веселье было в разгаре. Люди толпились среди ярко раскрашенных палаток. Тут были акробаты и канатоходцы, метатели ножей и пожиратели огня, а также множество уличных музыкантов с самыми разнообразными инструментами.       Наша группа была достаточно велика, и держаться вместе нам было весьма сложно, особенно в таком оживленном и переполненном развлечениями месте, специально созданном для того, чтобы кружить голову детям.       Бронвин вела себя как воспитательница, зорко следившая за тем, чтобы никто из нас не отстал, засмотревшись на лоток с красочными вертушками или леденцами из жженого сахара. Особенно легко отвлекалась Оливия, которая, казалось, постоянно забывала, какой серьезной опасности мы подвергаемся. Держать в руках так много детей Бронвин удавалось только потому, что на самом деле они не были детьми: внутри каждого из них находился человек гораздо более старшего возраста, который постоянно оспаривал и уравновешивал их детские побуждения.       Мне и самой, в свои восемнадцать безумно хотелось испробовать здесь всё, пообщаться со всеми и навеселиться от души. Хотя с другой стороны, я безумно устала и лучшим было бы — поспать пару дней. — Так куда мы идём? — спросила я Эмму, догнав её в толпе.       Огненная девочка прошла ещё пару шагов, остановилась и обернулась на меня. Джейкоб заметно нервничал, что также снова насторожило меня. — Нам следует начать с того, что всегда является самой странной частью любого карнавала, — произнес Енох, втискиваясь между нами. — С балагана. — Он показал на высокое аляповатое сооружение на краю площади. — Балаган и странные люди неразлучны, как молоко с печеньем. Или пустоты с тварями. — Спасибо за сравнение, — сказала я.       Енох бросил в моё сторону угрюмый взгляд. В ответ я показала ему язык-щупальце. После этого парень невольно вздрогнул и отвернулся. Остальные ничего не заметили или сделали вид, что ничего не заметили.       Мы начали осматриваться, пытаясь рассмотреть афиши, связанные со странными. Моё острое зрение, казалось подводит меня. А про чутьё и думать не стоит. У меня скоро начнётся аллергия на всю эту вонючую ярмарку.       У цирка обтрепанный ярмарочный рекламщик зазывал крича в мегафон и обещая толпе возможность за ничтожную оплату взглянуть на «самые шокирующие ошибки природы, которые только не запрещается лицезреть законом». Шоу называлось Конгрессом человеческих отклонений. — Некоторые из этих «отклонений» могут оказаться странными людьми, — заметил Миллард. — И в этом случае они могут что-то знать о мисс Королек. Я думаю, за это стоит заплатить. — Нам нечем платить, — произнес Гораций, извлекая из кармана единственную монету, облепленную нитками и пухом. — Когда это мы платили, чтобы пробраться в цирк? — поинтересовался в ответ Енох.       Вслед за Енохом мы обошли похожий на настоящую стену фасад балагана и увидели, что он сменяется большим, но шатким тентом.       Пока остальные начали осматриваться и искать служебный вход, я рассматривала афише, закрывающие собой всю стену. Внезапно на уровне моих глаз на выцветшей афише возникло знакомое лицо. Я переловила и встретила за свою жизнь неверное количество странных, но этого сначала приняла за простого анерексика. Встречался этот странный мне невероятно давно, но тогда всего через пару дней до меня дошло, кто он такой. Теперь же сомнений не было. Я направилась к странным с приятной новостью, оставляя за плечами афишу, на которой большими буквами написано: «ВСЕМИРНО-ИЗВЕСТНЫЙ СКЛАДЫВАЮЩИЙСЯ ЧЕЛОВЕК».       Тем временем моя компания уже нашла вход для артистов и ждали все только меня. Неожиданно я поняла, что это место должно быть не без тварей. В конце концов этих цирковых странных ждали давно, а раз никто на них не нападал, значит здесь ждали и нас.       Отгоняя от себя мрачную мысль я побежала вперёд по коридору-гримерке, мельком заглядывая в комнаты. Внезапно я столкнулась с самим складывающимся человеком, выходящем из гримерки. — Серёжа! — крикнула я с ломаным русским акцентом, на радостях обнимая его, прежде чем он заметил мои глаза. — У меня представление… — неуверенно произнёс странный, но не попытался оттолкнуть меня. Странные догнали меня и повергли Сергея в ещё больший ступор. — Вы кто такие.       Наконец я подняла на него свои бесцветные глаза и произнесла: — Я Ксюша.       Складной тут же оттолкнул меня, когда как у меня внутри пели птицы. Ни «Ксуша», ни «Ксующа»! Моё настоящее имя Ксюша*!       Мои странные обступили его умоляя о помощи, пока я принимала к груди мешок, как теплую и уютную подушку. Но в какой-то момент имбрина дала о себе знать и вернулась, что отрезвило меня. В какой-то момент Сергей покосился на меня и спросил: — Она с вами? — на что Енох ответил: — Да, мы взяли её в плен. Она сошла с ума примерно неделю назад.       Я подавила в себе ярко-выраженное противоречие словам ОʼКоннора и приветливо широко улыбнулась. Наконец Складывающийся неуверенно сказал странным название какой-то улицы и быстро направился на собственное шоу. Я помахала ему на прощание, когда тот обернулся, сомневаясь не показалось ли ему.

***

      Мы рванули на улицу Уэйклинг и Рукери. В таком же вонючем, как ярмарка, но намного более тихом городе пришлось петлять, бегать, возвращаться, высматривать нужные улицы. Джейкоб с виду нервничал всё больше. Я осматривалась людей, но у кого не замечала таких же белых глаз, как у меня самой. - Тебя зовут Ксуша? - спросил Енох, топая рядом со мной. - Нет. На самом деле меня зовут Кейси, - ответила я. - Неужели я ещё не говорила своего имени. - Вроде нет, - отозвался Миллард с другой стороны.       Наконец наши бесконечные поиски дали плоды. Впереди, на Т-образном перекрестке, завиднелась толпа, которая собралась вокруг какого-то здания и стояли, глядя на него снизу вверх в немом изумлении. Так же, как и мы сейчас. Само по себе здание не представляло собой ничего особенного. Оно было четырехэтажным, причем окна верхних трех этажей были узкими и закругленными, вызывая в памяти старые офисные здания. Вообще-то оно практически ничем не отличалось бы от соседних строений, если бы не одна крохотная особенность — оно было полностью покрыто льдом. Ледяная корка покрывала его окна и двери. Со всех выступов и подоконников, подобно острым клыкам, свисали сосульки. Из открытых дверей вывалились кучи снега, собравшиеся в огромные сугробы на тротуаре. Неужели это был тем, что мы искали?