Зависимость

Если бы Саре Далтон предложили выбор: провести ночь в компании Ганнибала Лектера или побеседовать с Джеймсом Мориарти — она бы, не раздумывая, выбрала первое. Всё же, быть съеденной гурманом-людоедом куда лучшая участь, чем выслушивать агонические бредни её работодателя. Он оказался вовсе не таким и шизофреником, как могло показаться на первый взгляд. На самом деле, Джеймс Мориарти был чертовски умён — практически настолько же он был безумен. И такая гремучая смесь давала в конце просто невообразимо сложную личность, которая заводится с полуоборота, меняется в одно мгновение ока и творит настолько невозможные вещи, что, порой, Сару передёргивало от страха и омерзения. Ей не приемлемы ни убийства, ни грязный шантаж, ни пытки, ни любой другой метод работы Мориарти. Далтон видела во всём этом долю безумия, ума и позёрства, и от этого, порой, становилось страшно. Сколько же жутких вещей творит Джеймс Мориарти, противясь обычной скуке… Он далеко не из тех людей, которых развлечёт интересная книжонка, занятный фильм или экстремальный спорт. Джеймс не будет от скуки складывать пазлы и собирать марки или сгонять злость в спортзале. Он, скорее, придумает пару-тройку изощрённых планов преступлений, подставит нескольких завравшихся чиновников, подорвёт здание, на худой конец, но не станет скучать. И такой образ жизни вовсе бы не беспокоил Сару, если бы не одно но: через какое-то время (если не сразу) она выслушивала в деталях всё, что творилось в тот момент в голове Джеймса и что он испытывал (а испытывал этот человек немереный диапазон различных эмоций, столь же противоречивых, как и он сам). Это, порой, было способно вгонять в истинный ужас, а иногда — в праведный гнев. И ведь это только третья неделя работы Сары с Мориарти, а она уже успела узнать такое огромное количество информации (которое ей строго запретили где-либо и как-либо записывать), что можно было бы целое пособие по работе с высокоактивными психопатами написать. Тот день, о котором вскоре пойдёт речь, вовсе не отличался от ставших рутиной будней Сары Далтон. Впрочем, её день делился на три части, две из которых назывались громким словом — рабочее время, а третья, что меж ними, была так называемым «слепым часом». Не всегда это было ровно 60 минут, порой, доходило и до трёх часов, но в это время Сара была вольна делать всё, что ей заблагорассудиться, то бишь, это был условный перерыв на ланч, который Далтон в основном использовала для того, чтобы отоспаться хоть немного после длинных ночных бесед с Мориарти. В остальное время ей могли позвонить, без предупреждения оторвать от любого дела, даже от душа и послать в ту тёмную комнату для очередной беседы. График был откровенно ужасным, но достойная оплата и редкие выходные стоили того, чтобы попахать. Да и, к тому же, Саре было интересно изучать Мориарти. Она это в большей мере отрицала, но, по правде говоря, некоторые аспекты их общения ей приходились по душе. Но вот конкретно сегодняшний день не сулил Саре ничего, кроме подавленных нервов. Джеймс пребывал в скверном настроении. Он был напряжён и разговор их выходил не очень-то лёгким и приятным. — Расскажете, что случилось, Джеймс? — Верность определяет подчинение, Сара, — бесстрастно изрёк Джеймс. — Приму этот, как тезис нашей беседы. Что же такое, у кого-то из ваших подопечных проблемы с верностью? — Алекс Олдридж. — Что же сделал этот Алекс? — Он стал пятым, кого мне пришлось устранить за последние пять месяцев. Было ясно, как белый день, что под словом «устранить» Мориарти имел в виду — убить. Но это было частью его работы, к специфике которой Сара потихоньку начинала привыкать. — И какая на это была причина? Утрата доверия? — Прямо в точку, Сара. Он утратил моё доверие. Верность определяет подчинение, а подчинение — это единственная форма власти, которая мне близка. У Алекса Олдриджа был длинный язык и широкий карман. Не советую вам повторять его ошибки и болтать первому встречному в пабе о том, чем вы занимаетесь. — Что ж, прискорбно. Таких, как Алекс, было уже пятеро. Это вас волнует? — Я утратил верность моих собственных людей. Я не привязываюсь к ним, поскольку это даже звучит воистину по-идиотски, но предательство и тупость раздражают… — Полагаю, они приводят вас в ярость. — В большей мере, да. — Вы бы не могли побольше рассказать о тех четырёх людях? Кем они были и за что получили такую участь? — Дэниел Пакстон — связной в США. За дополнительную плату сливал компромат Интерполу. Энтони Сальдо — мой человек в одном крупном наркокартеле, который я покровительствовал. Через какое-то время не выдержал и переметнулся на сторону закона. Уил Армстронг — киллер, работал над устранением одного сильно разговорчивого банкира из Манчестера. Был пойман Скотланд-Ярдом и чуть не раскололся. — А кто четвёртый? — На счёт четвёртого у меня до сих пор есть сомнения. Это уникальный человек, умудрившийся пойти против моего приказа и всё же выполнить миссию. За свою самодеятельность он убит не был, но перенёс небольшое наказание. Что-то изменилось, дрогнуло в каменной глыбе, именуемой Джеймсом Мориарти. Он на несколько секунд утратил контроль над своими непроизвольными эмоциями и показал… слабость? «Нет, скорее разочарованность, — подумалось Саре. — Что же это за человек, о котором говорит Мориарти?». — Вы не называете его имени. Могу ли я предположить, что этот самый человек был вам гораздо ближе тех четырёх? — в вопросе слышалась неуверенность. Саре казалось, что сейчас она вновь стоит на мине — один лишний шаг в сторону, и её ошмётки разлетятся по всей округе. Двоякие чувства: нездоровый интерес и банальный страх — одолевали её. Но сказанного не воротишь, так что пришлось выдержать недолгую паузу и услышать то, что сказал Мориарти: — Его зовут Себастьян Моран. Он лучший снайпер во всей Европе. Убивать такого человека — грех в преступном эквиваленте. — Желаете поговорить о нём? — О нём нам незачем говорить. Себастьян Моран был моим помощником, но ошибся и опустился по карьерной лестнице. Он не умер только благодаря своим умениям, которые здорово набивают ему цену. — Вас беспокоит то, что люди постепенно теряют ваше доверие. Что вы намерены с этим делать? — Сара, моя работа — это не какой-то заурядный двадцатиэтажный офис, в котором я могу просто ввести правила корпоративной этики и подгонять их до тех пор, пока мои подчинённые не станут продуктивно работать. Моё детище — это большая система, работающая слаженно и максимально хорошо, это больше похоже на невероятное количество тонких нитей, в центре которых я и приближённые ко мне люди. Стоит дёрнуть за одну, и в мире станет на одного или нескольких человек меньше. Но всё, что находится внутри этой системы, должно подчиняться только мне, иначе нить будет оборвана. — Верность определяет подчинение, — повторила Сара, до конца осмыслив то, что имел ввиду Мориарти. — А подчинение создаёт систему. Всё взаимосвязано. И нити мои, порой, переплетаются, у действий появляется гораздо больше последствий, потому я и размышляю над тем, что же можно сделать в конечном итоге, чтобы подобные случаи прекратились. — Иногда мне хочется взглянуть на вашу систему. — Легче и гораздо безопаснее представлять её, нежели видеть собственными глазами. Этот момент был подходящим — так считала Сара. Её вот уже несколько дней гложет один и тот же вопрос, и нынешний разговор лишь усугубил ситуацию. Сомнения усилились, и от этого ей стало не по себе. Саре казалось, что этот вопрос сможет многое прояснить, и сейчас настало время его задать. — Джеймс, я знаю, что подобные разговоры вам не по душе, но то, что я слышу, вызывает у меня противоречивые эмоции и вполне закономерно рождает ряд вопросов. — Я поклялся быть с тобой предельно честным настолько, насколько я готов. И если то, что тебя интересует, входит в число тех вопросов, на которые я могу дать ответ, то прошу, спрашивай, Сара. — Откуда у вас ко мне такое доверие? Мы знакомы всего несколько недель, я совершенно неизвестный и непредсказуемый для вас человек, разве вас не беспокоит то, что вы раскрываете передо мной большинство своих карт? — Я никогда не беру на работу тех, в ком не уверен. — Почему тогда вы думаете, что я вас не предам так же, как и те пятеро… четверо людей. — Потому что я знаю тебя, Сара. Ты гораздо ближе стоишь ко мне, чем они все. Никто не подбирался настолько близко. Это опасное расстояние, и ты его выдерживаешь. Не без скрипа, но достаточно неплохо. Деньги и интерес тебя мотивируют. — Откуда вы меня знаете? — Однажды, беседуя с одним смышлёным парнем-программистом из Оксфорда, я услышал историю о второкурснице с психологического факультета, которая до такой степени увлеклась собственным экспериментом, что довела себя до наркозависимости и даже умудрилась попасть под подозрение в убийстве. Парочка идиотов из местного наркопритона подставила её, и, в итоге, она с позором была исключена из университета. Её история показалась мне идиотской, глупой, такой же, какой и была та девушка. В делах с кайфом стоит быть осторожнее, иначе он поглотит тебя без остатка и потянет за собой неминуемые последствия. Я изучил её жизнь до самых мелких и незначительных подробностей, вроде штрафов за парковку в неположенном месте и просроченных счетов за электричество. И мне показалось странным то, что человек с такими выдающимися способностями в сфере психоанализа смог докатиться до работы в занюханной конторе в Брикстоне. — А программиста, что рассказал вам о ней, звали Бернард Глисон… «Чёртов сукин сын…», — из потока мыслей только эти слова повторялись чаще всего в голове Сары. Ей казалось, что только что Джеймс Мориарти непроизвольно (или даже очень произвольно) «обнажил» её. Мерзкое чувство. — Он посоветовал обратиться к тебе. Ему хватило нескольких минут, чтобы заинтересовать меня твоей кандидатурой, чего не удавалось сделать ни одной психологической клинике с их скучными специалистами. — Ну, что ж, я… — «ненавижу тебя, любопытный идиот», — удивлена. Вы знаете обо мне многое. — Почти всё. Но мне стоило увидеть тебя воочию, прежде чем делать какие-либо выводы. — Похоже, я оправдала ожидания. — Верно, мисс Гордон, даже слегка превзошла их. — Вы и об этом знаете. — Ты настолько ненавидела отца-священника, что решилась сменить фамилию на ту, что была у твоей матери, — какая милая шотландская семейная история. — Это заставляет меня чувствовать себя обнажённой. И зачем вам такие детали? Для шантажа или ради интереса? — От части - для первой цели, но по большей мере мне было просто скучно, и я занимал себя тем, что помогал организовывать убийство бельгийского магната и в перерывах читал твою немаленькую автобиографию. — О, весьма рада, что моя история смогла занять вас на какое-то время, мистер Мориарти, — резкость пропитала каждое её слово, и Мориарти показалось, что злость добавила Саре очков к решительности и убавила в интеллекте. — Только не надо драматизировать, Сара. Это часть моей работы — знать всё обо всех, кто мне нужен. — Вы вторглись в мою личную жизнь и даже сообщили мне об этом, не находите такие действия бестактными? — Чувство такта создаёт слишком много проблем, — фривольно ответил Мориарти. — Понятно… — Нет. Мы не закончили, — отрезал Джеймс резким тоном. — Вы желаете поговорить ещё о чём-нибудь, кроме моего прошлого? — Хватить разыгрывать драму, Сара. Не будь ребёнком. Смог бы я тебя поселить в своём доме и дать тебе работу, знай я тебя всего несколько минут? — Наверняка, нет. — Так что же тебя не устраивает? Мой нездоровый интерес повлёк за собой твоё будущее трудоустройство — вполне хорошие последствия. — Я не из тех людей, которые любят возвращаться к своим корням, Джеймс. Да вы и сами в курсе, ведь читали мою биографию. Моё сумасшедшее семейство, история в Оксфорде, наркотики и реабилитация — не то, о чём хочется думать и уж, тем более, рассказывать кому-либо. — Конфиденциальность этих разговоров распространяется и на меня, Сара. Мне абсолютно плевать на то, что было в твоём прошлом, важен лишь результат — то, кем ты стала в конечном итоге. — Хорошо. Так о чём вы ещё хотели поговорить? — Следующие несколько дней будут сложнее обычного. О нормальном сне на какое-то время придётся забыть. — Я уже привыкла, — с усмешкой ответила Сара. — Джеймс, вы сами-то спите хоть иногда? — Не думаю, что это важно. — Понятно. — Через несколько минут я ухожу. Сегодня меня не будет, но завтра, около девяти утра, я вернусь. — Я буду ждать вас здесь. Джеймс ушёл, и Сара осталась одна в тёмной комнате. Ей стало не по себе от разговора с ним, и главной причиной тому было то, что Мориарти не гнушался рыться в её грязных секретах. Она ощущала себя обнажённой в моменты, когда люди узнавали что-то лишнее о ней. Чувство угнетённости было сложно подавить в себе. Помогало лишь то, что Мориарти абсолютно плевать на то, что было в прошлом Сары. У него своих странностей и проблем выше крыши, разве его может удивить то, что случилось с его подопечной? «Ему плевать — и слава Богу», — подумала Далтон. Она вышла из комнаты с желанием занять себя чем-либо. От чего-то чувство времени совершенно пропадало в том странном помещении, где Сара и Джеймс беседовали. Далтон думала, что на дворе уже должен быть вечер, а, на самом деле, часы отмеряли лишь шестой час. Это было не так уж и поздно, потому можно было исполнить одно небольшое желание — прогуляться к «Херродс». Саре нужно было прикупить несколько вещей в связи с приближающейся зимой и неплохо развеять зачумлённый проблемами мозг. Шоппинг — вполне обычное дело для любой женщины, и Сара Далтон не была в этом случае исключением. Она не получала невообразимое удовольствие от опустошения своего кошелька, но купить нечто стоящее любила. С её прошлой работой времени на подобные вылазки — бесцельные или нет — было предостаточно. Но бюджет у мисс Далтон был весьма скудным. Сейчас же ситуация стала совершенно противоположной — большая сумма на личном счету дарила возможность купить всё, что заблагорассудится, но не отменяла её обязанностей, а потому большую часть свободного времени Сара коротала за прорабатыванием аспектов своей методики бесед с Джеймсом или за теми самыми беседами. Не весело, но ей было вполне нормально. Мало сна и много работы — такой график был у Сары ещё в Оксфорде. Сейчас же мозгу был дан временный отгул. Вся умственная деятельность Сары сосредоточилась на том, чтобы найти свободный кэб и хоть приблизительно представить то, что она хочет себе купить. В какой-то момент, думая о фасоне пальто, она даже рассмеялась. Ведь раньше все её размышления сводились лишь до одного — как облегчить свои беседы с Мориарти и какой бы ему можно было поставить диагноз. А сейчас не надо разбирать десятки статей по практической психологии. Нужно просто включить воображение и выключить логику. Люди вокруг не обратили внимания на этот немного внезапный приступ смеха, а вот Саре показалось, что это уже был признак её лёгкого безумия. Она не успела купить всё, что хотела — взяла только пальто и пару кожаных перчаток, когда сделала глупую ошибку — банально свернула не туда. На горизонте в ту же секунду замаячила знакомая фигура Уила Бишопа — её бывшего коллеги в «Геллиосе». Не успела Сара мысленно ругнуться, как он уже ускорил шаг и с широкой улыбкой приближался к ней. — Я думал, ты у нас противник такого способа коротания досуга, Сара. — Привет, Уилл, — она улыбнулась настолько искренне, насколько лишь могла и неопределённо махнула рукой. — Давно не виделись. Уилл стоял всего в ярде от Сары — такой высокий, вечно счастливый болтун с улыбкой до ушей и искрящимися радостью голубыми глазами. Сара на миг даже замерла, но всё же нашла силы ответить. — Всего три недели. — Ты так быстро смылась из нашей конторы, что старина Фил и понять ничего не успел. — Ну и слава богу, а то опять пришлось бы выслушивать его речи о политике нашей компании и прочей чепухе. Уилл понимающе кивнул. — Ты вроде нашла новую работу, — невзначай заметил он. — Да, что-то вроде того. — Быстро ты. И как устроилась? В голосе Уилла прозвучал укор, но Сара не предала этому значения. Ведь Уилл частенько всё портил своими непроизвольными эмоциями. Порой, он разговаривал с ней, как с давним товарищем, а уже через минуту засорял речь ненужным флиртом — совсем неуместным в их общении. Сейчас Саре казалось, что Уилл ощущал зависть или ревность, или, что хуже, всё вместе, и это казалось ей глупым. Но она улыбалась и делала вид, что это вовсе её не беспокоит. — Неплохо. Платят хорошо и особо не напрягают. — Ты опять консультируешь в какой-то фирме? Он допытывался, что весьма не нравилось Саре. Пришлось выдумывать на ходу ответы и следить за тем, чтобы не путаться в собственном вранье. Сара могла бы закрыть тему одной лишь фразой, но это казалось недопустимой грубостью, ведь, вероятнее всего, Уилла она больше не увидит. — Нет. Это что-то вроде частной практики с одним клиентом, помешанным на конфиденциальности. — Очередной свихнувшийся политик? — с усмешкой поинтересовался Уилл. — Вроде того. — А как ты вообще? Я тебе звонил, но ты не поднимала. Думал, мы встретимся, поболтаем. Наша встреча тогда накрылась… Тут уж Сара решила сказать правду (немного изменённую, но Уилл же об этом не узнает). — У меня сейчас много работы. Клиент жутко требовательный. — Он тебя ещё и по ночам работать заставляет? До Сары весьма быстро дошёл скрытый подтекст вопроса. Хотелось ответить грубостью, сказать, что её личная жизнь никогда не предполагала сомнительных связей подобного характера… Да попросту хотелось выплюнуть в лицо Уиллу, что она не чёртова шлюха. Но стоит подбирать слова. Легче скромно отрицать, чем начать что-то доказывать. Тем более, ведь это же был Уилл — подобные вопросы были у него в порядке вещей. — Да… нет, что ты. Просто слишком много с ним заморочек. — Ты всегда берёшь худшие дела. — Есть такой грешок… — Между прочим, тот старый параноик, Шейн, достался мне после твоего ухода. Знала бы ты, как он истерил, когда узнал, что вести его буду я. — Я предупреждала, что он слишком замкнутая личность. — Для меня лучшие клиенты — убитые горем вдовы и обанкротившиеся бизнесмены. С первыми легко, а со вторыми после терапии можно выпить и послушать что-то кроме очередных мыльных соплей в духе: он меня бросил вместе с нашим псом, и я не знаю, как мне жить. А этот весь сброд психов… перебор, если честно. Сара ощущала отвращение, ведя подобные беседы. Уилл никогда не любил свою работу и вполне имел на это право. Но в нём всегда было больше корысти, чем желания работать и совершенствовать свои навыки, и в их обществе это не порицалось. Такая позиция считалась нормальной… для всех, кроме Сары. — Ну, прости, психолог-недоучка. Не всю же жизнь тебе будет везти на убитых горем дамочек и недалёких предпринимателей. — Кто бы говорил, Далтон. Сара усмехнулась. Она словно вновь очутилась в том самом маленьком офисе на Гастон-стрит, где отсыревшие стены отдавали холодом, а горький кофе больно обжигал нёбо. Где разговоры о работе мгновенно перескакивали на грязные подробности личной жизни знаменитостей, где старина Фил Уотерли периодически пытался криками отучить своих подопечных курить на рабочем месте. За год с небольшим такое успело приесться. Но вот что было словно глотком свежего воздуха для Сары, так это пребывание в толпе народа, среди десятков магазинов, искрящихся огней и манящих витрин. Такая атмосфера давно уже стала далёкой для Далтон. — Забавно, давно я здесь не была, — выдохнула она, оглядываясь по сторонам. — Иногда я вообще сомневался, что ты выходишь из дома, Зубрила. — Это так вы меня называли с Маргарет? — с напускным возмущением спросила Сара. — Ну теперь-то уже можно. Мы больше не коллеги… — он на секунду умолк, а потом взглянул на часы, что висели на большой стене. — Прости, Сара. Меня уже ждут. Может, ещё встретимся? Уилл непроизвольно потянулся за её рукой, боясь, что Сара сейчас развернётся и убежит вдаль, но Далтон одёрнула ладонь и машинально сунула её в карман. — Не знаю, Уилл. Возможно. Мне тоже уже пора. Прощай. Она попятилась назад и, махнув рукой на прощание, поспешила покинуть «Херродс» до тех пор, пока не наткнётся на ещё один «привет из недалёкого прошлого». Доехала домой Сара, пребывая в странных размышлениях. Маленький манящий огонёк прошлого загорелся под кипой навалившихся забот и напомнил ей о простой, но славной жизни. Отпустить этот огонёк обратно было тяжело. Словно во сне, Сара пережила дорогу в квартиру Мориарти — её нынешний дом. Она всё размышляла, а, что случилось бы с ней, пойди она в тот далёкий пятничный вечер на свидание с Уиллом. Решился бы Мориарти на их встречу или же передумал бы? А, может, она бы сейчас вовсе не сидела в этой большой пустынной квартире и не думала о том, что завтра и послезавтра, и ещё через день её ожидают длинные, сложные беседы с человеком, который давно уже отбросил понятия морали и толерантности, оставив лишь напускной лоск харизмы, смешанный с едким дымком безумия. Уже поздно вечером Сара расписывала несколько возможных тем, которых необходимо коснуться в разговоре с Мориарти. Она думала о том, что можно бы испробовать на нём несколько методик подавления гнева, дабы обезопасить и себя и окружающих от его очередных внезапных нападок. Но в них, конечно же, стоит внести свои необходимые коррективы. Сара выводила буквы перьевой ручкой и ощущала, как наконечник легко царапает бумагу. Шуршание заставило поток мыслей непроизвольно остановиться. Она отбросила ручку и откинулась на спинку кресла. Хотелось думать вовсе не о Мориарти. Саре вспомнилась её мать. Шарлотта Далтон — молодая бухгалтерша британского происхождения — была в её памяти самым чётким и красивым образом. О ней не хотелось забывать так, как об отце. Мать была доброй, даже чересчур. Саре вспомнились холодные дни в Фортингэле, когда их домик у самой вересковой пустоши казался таким серым и мрачным, и только тихий мамин голос словно предавал всему более четкие очертания и приятные краски. Сара вдруг почувствовала мамину ладонь на своём затылке, её запах — молоко с корицей — и голос. Она думала о том, что завтрак из сладкой овсянки был лучшим, что она когда-либо ела, а звук маминой скрипки стал самой звучной и лёгкой мелодией, под которую ей пришлось засыпать. Саре нравилось сидеть на бетонной изгороди и смотреть, как ветер гнёт стволы деревьев вдалеке, мягко скользит по траве и щекочет ноздри своим дыханием. Любовь Сары к родному дому пробуждалась теперь далёкими воспоминаниями. В те минуты хотелось сорваться и бежать, пока не окажешься на той самой пустоши, куда иногда залетали аисты и фазаны, где каменная изгородь ограждала их болотистую почву двора и бесконечное море травы и цветов. Хотелось, чтобы в ливень материнский голос позвал её в дом, а руки нежно расправили сбившиеся от дождя и ветра волосы. Хотелось вернуться туда, куда пути уже давно нет. И Сара как всегда упрекнула себя за эти мысли. Ведь всё прошло, и время не идёт по кругу. И больше не будет так хорошо, как когда-то. Есть реальность, и в ней надо жить. «А праздные мечты — это пустое», — шепнул отцовский голос.