За запертой дверью

— Вы готовы? — Вера Александровна с особой легкостью и воодушевлением завязывала шарф у зеркала. День закончился. Завтра — выходной.       Ада была готова. Она не принимала решения ехать, и всё же ехала. Она была готова. После того, что с ней произошло, она будто перешла с судьбой на «ты». Если тот вечер не смог вывести её из равновесия, то что сможет? Да, это был скорее вызов, чем решение. И всё же, это были другие люди. Это были люди, которых она любила и которым доверяла. Ей было не страшно, да и не могло быть. Помнится мне, как-то давно, когда была она ещё студенткой, в шутку призналась мне, что с удовольствием легла бы под каждую женщину с кафедры зарубежной литературы. Да, так и сказала. Я посмеялась и не поверила.  — Мария Геннадьевна разве не поедет?  — Мария Геннадьевна давно уже уехала. Ей всё-таки надо приехать пораньше.  — Зачем?  — Хотя бы если не прибраться, так просто открыть дверь остальным.  — Так мы едем к ней домой.  — Да.       Это Аду даже обрадовало. Стены квартиры и дверной замок внушали чувство спокойствия.  — Кто остальные?  — Да все наши: Ольга Борисовна, Катенька, может, Наталья Олеговна, но она всё сомневалась до последнего — говорит, дела. Елена Владимировна сегодня, скорее всего, не приедет.       Эта новость Аду обрадовала также, как огорчила. Сама она не могла понять, что лучше: встретить её там или нет, но сердце в ритме польки забилось в груди. Так, на всякий случай.       Они очень долго не виделись. Знаете, как это бывает, когда пытаешься вспомнить человека, достать его образ из памяти, а она, злодейка, подсовывает тебе тысячи других лиц, тысячи цветов, тысячи глаз, но только не нужные. Почему-то халатно память относится к лицам. Так и колышется эта дымка на краю сознания, то ближе, то дальше — и всё равно не дотянуться. И Елена Владимировна превратилась в нечто абстрактное. Ада знала точно, что глаза её были голубыми, кожа светилась золотым, а в волосах серебрилась седая прядь, и что безумно шло ей то самое платье, коралловое, но ничего из этого она не помнила, и порой ей казалось, что всё это она выдумала себе. Однако вероятность встречи — пусть и ничтожно маленькая — будто всё оживляла, краски наплывали на глаза, сердце металось в груди. «Сердце металось в груди». Поверьте, это даже близко не было похоже на то, что чувствовала моя Ада, когда допускала мысль об этом! — Мария Геннадьевна говорила, будет ещё одна леди. Она сейчас неплохо общается с кем-то с другой кафедры.  — С другой кафедры?  — Да. С другой кафедры.  — Что значит «неплохо общается»?  — Не то, что Вы могли успеть подумать, пока клеили этот вопрос.  — Извините.  — Ничего, — Вера Александровна только усмехнулась себе под нос. — Я смотрю, Ада, Вы осмелели.       Дверь медленно и со скрипом открылась.  — Нам нужно поговорить, — знакомый голос звучал как-то тревожно, но привычно громко.  — Для начала, здравствуйте, — пристегнула её преподавательница.  — Здравствуйте, — Ирина Дмитриевна, как провинившийся пёс, посмотрела на неё. Она явно пришла не за тем, чтобы устраивать сцены, ругаться и язвить. Аде показалось, ей удалось увидеть, что за мысли занимали женщину. Ей даже стало её немного жаль.  — Разговаривать у нас нет времени.  — Я хотела поговорить с Адой.  — Мы уходим. Прямо сейчас.       Вера Александровна посмотрела на свою лаборантку и глазами что-то ей сказала. Девушка не собиралась говорить с Ириной Дмитриевной, пусть даже её лицо и весь её вид просили об обратном. Нет, должна же у неё быть какая-то гордость! Однако она хотела, или, скорее, ей было любопытно, что может в свое оправдание сказать человек, который её изнасиловал и чуть не задушил.  — Такси подъехало, пойдемте, — торопила девушку Вера Александровна.  — Ада, простите меня, — Ирина Дмитриевна смотрела сквозь неё, будто боясь, что её уличат в том, что она извиняется, осудят и сожгут на сухих ветках. И всё же, кажется, это было искренне, хотя я лично ни в коем случае её не оправдываю.       Девушка не успела найти ответ, как оказалась уже в коридоре, а дверь кафедры звучно хлопнула.  — Мария Геннадьевна не позвала её из-за меня?  — Да.  — Я этого не хотела.

***

      Из деревянных колонок доносился какой-то джаз. Шумно. В старой поношенной квартире пахло дорогими сигаретами, и было вполне уютно, и голоса были знакомыми, и свет был мягким, и музыка — приятной, так что Ада оставила все тревожные мысли за дверью. Она как будто почувствовала сразу, что Елены Владимировны там не было и не могло быть, и сердце успокоилось.  — Долго Вы, — заметила Мария Геннадьевна и протянула обеим по бокалу вина. Сама она была уже вполне веселая. — Есть виски, Ада, не стесняйтесь, если что.  — Я такое не пью, — улыбнулась девушка виновато.  — Всё бывает в первый раз!       «И действительно», — подумала Ада. Она могла себе это позволить. А после пары-тройки бокалов красного полусухого она могла себе позволить всё на свете!       Да, было весело. Они о чем-то смеялись, что в серой повседневности ни за что — ни за что! — не показалось бы смешным, и в коленках странно покалывало. Ольга Борисовна провозглашала тосты, которые никто не слушал. Катенька чуть было не разбила бокал. Ада смотрела на Веру Александровну и от собственных мыслей — ох, что за глупости лезли ей в голову! — ей становилось смешно. Можно было всё. Она это ясно понимала, пусть и ясность оставляла её.  — Вера Александровна, — начинала она в который раз, — Вы — удивительно приятная женщина, простите, что я Вам это говорю. Я столько выпила! Вера Александровна!  — Ничего, милая, я знаю, знаю всё. Кому Вы рассказываете, милая.  — Правда знаете?  — Разумеется, милая. Думаете, я не помню, как Вы на меня смотрели, этот Ваш взгляд? Я тогда ещё подумала: «Как странно!».  — Почему странно?  — Потому что Вы — девушка. Девушки смотрят иногда на девушек, но знаете, милая, я никогда не встречала таких. Вы, кстати, очень красивая и привлекательная девушка, Вы знаете?  — Я Вам верю.  — Потому что это правда. И Вы мне нравитесь, солнышко.  — Я Вам верю.  — Скажите мне честно, Ада. Ответьте мне честно на мой вопрос.  — Конечно.  — Вам понравилось? Ох, знаете, можете не отвечать, я тоже, знаете, милая, выпила немало…  — Да, конечно, — призналась Ада честно, — я бы не стала если бы не хотела, понимаете? У меня есть убеждения, есть! Пусть Вам, наверное, так не кажется. Я не шлюха какая-нибудь. Вы мне верите?  — Милая, не оправдывайтесь, не оправдывайтесь передо мной! Я ни в чем Вас не обвиняю и не могу обвинить. Вы — чудесная девушка, Ада. Вы — чудесная девушка.  — Спасибо. А Вы чудесно пахнете…       На секунду в глазах появилась блаженная чернота.  — Пойдемте на кухню, — внезапно Мария Геннадьевна ласково взяла лаборантку за локоть, — я совсем забыла, совсем забыла познакомить Вас кое с кем!       Боже, видели бы вы лицо Веры Александровны в этот момент.