За запертой дверью

      Да, это был приятный вечер. Приятный вечер, а за ним ещё парочка. Парочка вечеров, пара случайных кафе и пара ночей. Все они были похожи на одну, поэтому я не стану мучить вас бессмысленным повествованием. Даже сценарий был один - можете себе представить?       "И Вы всерьез считаете, что это ВЫ уходите? Много на себя берете!" - кажется, так она сказала на прощание, когда Ада призналась женщине, что больше не хочет её компании. Нет, всё было бы иначе, относись моя Ада по-другому к этим вечерам, к этим случайным кафе и к этим ночам. Увы.       Стоит признать, что после случившегося Ада не чувствовала особого счастья, пусть и была она теперь совершенно свободна. Почему? Этот вопрос задавала она себе, пусть и лучше всех прочих знала ответ. Другое дело, что она не решалась даже внутренним голосом проговорить его в своей голове. Было что-то. Оно заставляло всё прочее выцветать в сравнении с собой. Компания Ирины Дмитриевны была приятной - поверьте мне на слово. Они виделись довольно часто, часто пили кофе, часто оказывались под одним одеялом. Ада быстро устала. Такого рода стабильность её не устраивала - и разумеется! Что же касается кафедры, то девушка всё чаще ловила на себе двусмысленные взгляды. Хотя, по правде сказать, вложен в них был лишь один смысл, и вы бы о нем непременно догадались, если бы поймали такой взгляд на себе. Ходили слухи. И, к несчастью для Ады, слухи эти были правдой. Она состояла в связи - настолько случайной, что сама она тому периодически удивлялась - с Верой Александровной, которая, казалось, напечатала об этом статью в газету - иначе с чего им всем так странно улыбаться? Ирина Дмитриевна. Ирина Дмитриевна и эти встречи, имеющие одну только цель. "Да, - скажете вы, - но она сама виновата". И человек, проходящий мимо и слышащий эту историю о грехопадении краем уха, безусловно, сказал бы также. Но подождите. Всегда ли мы можем на себя полагаться? Всегда ли мы можем доверять себе? Нет, Ада не жалела о сделанном. В определенные моменты, часы, секунды ей было приятно, она не собиралась за это извиняться и страдать, и я сама лично ручаюсь за неё. Не осуждайте. Поверьте мне: если бы вы оказались вдруг там, на её месте, то вряд ли смогли бы поступить иначе. Нет, Ада не жалела о сделанном. Она была для этого достаточно умна. И всё же, когда физические радости перестали её прельщать - пусть и на время, - когда заметила она какую-то грязь в этих объятиях, в этих разговорах, в этих взглядах, она вспомнила вдруг о том, что на небе по-прежнему горят звезды. Но что человек может сделать со своей природой? Она, как бы мы её не страшились и не обходили стороной, несмотря ни на что остается всегда внутри. Пусть только она не ведет вас по жизни. Пусть только не принимает она за вас решений. Не бойтесь её, но иногда - пусть иногда - поднимайте глаза к звездам.       Возможно, вы спросите меня, почему же Ада всё-таки не уволилась? Увы, на этот вопрос ответа не знает и сама Ада. Случалось вам когда-либо испытывать то, что не могли вы себе объяснить, а может, не хотели объяснять? Случалось - будьте честны с собой. Легче сказать, что в нашей жизни мы делаем осознанно.       И всё же была причина. Была причина, по которой Ада не могла так просто уйти. И об этом знала она одна. На кафедре, где её окружали проницательные люди, вероятно, кое-кто имел возможность об этой причине догадываться, но догадываться - не знать, верно?       Со временем Ада охладела к Ирине Дмитриевне, и та это сразу почувствовала. Почувствовала, потому что перестала получать от девушки то, чего ей хотелось. Так казалось Аде. Что ж. Косые взгляды и сухие приветствия - нет, они не мешали ей работать, пусть и доставляли порой неудобства. И всё же она не жалела о сделанном. Это меня в ней всегда восхищало. На мои расспросы она лишь улыбалась. Говорила, что всё случилось так, как должно было случиться. Было что-то ещё. Об этом она молчала. Я не пыталась вытягивать из неё.       Ада вошла на кафедру и вздохнула, как облегченно вздыхает человек, оказавшийся с собой наедине. Однако глаз её подвел - не сразу она заметила спину Веры Александровны у окна. Та стояла, оперевшись на подоконник. Она обернулась, и жест этот был, казалось, проигран несколько раз: будто она только и ждала, чтобы обернуться, когда кто-нибудь войдет.       - Добрый вечер, - выдохнула преподавательница.       - Здравствуйте.       Ада встрепенулась и собрала себя снова в целое.       - Как себя чувствуете?       - Я в порядке.       Стояли бы вы там, слышали бы, с каким скрипом мысли превращались в слова!       - А Вы?       - Разумеется, - Вера Александровна уперлась ладонью в стену и в намерении говорить прищурилась. - Ада, я сожалею, что так случилось.       - О чем Вы?       - О том, что случилось.       - Много чего случилось. Так о чем Вы сожалеете?       Повисло какое-то странное молчание. Аде стало неимоверно неловко и в то же время её распирало чувство собственной важности от того, что вопросом своим она заставила женщину суетливо отвести взгляд к окну.       - Я слышала, вы с Ириной Дмитриевной...       - Где?       - Что, простите?       - Где слышали?       - Что за допрос Вы мне устроили, - Вера Александровна грустно протянула на вдохе. - Я просто пытаюсь поинтересоваться, всё ли у Вас в порядке. И, конечно, не злитесь ли Вы на меня.       Ада усмехнулась очень деликатно.       - То есть, успокоить совесть.       - Да. Давайте Вы не будете упрекать меня в том, что я говорю Вам правду. Мне действительно совестно, - она понизила голос и почти перешла на шепот, - но Вы, Ада, мне тоже небезразличны. Вы знаете. Перестаньте язвить.       Она знала. Вера Александровна её любила. Это была старая взаимная любовь. Она смотрела на свою бывшую студентку открыто и тепло, и даже то, казалось, что между ними произошло, не в силах что-либо изменить.       - Простите. Всё в порядке.       - Так это правда?       - Вы всё про...       - Да.       - Да. Да, но мы больше не видимся, и она злится на меня.       - Мне поговорить с ней?       - Нет. Будет хуже.       - Милая, хуже уже не будет.       Должно ли это было огорчить мою Аду? Разозлить? Расстроить? В любом случае, реакция её была самой искренней, пусть и странной для неё самой. Деревянные часы ненавязчиво щебетали на стене. Среди этого абсурда, разговоров, взглядов, сплетен, глупостей, безрассудств - два человека. Ада посмотрела на Веру Александровну, а та посмотрела на неё. С секунду они постояли в кромешной тишине и единогласно рассмеялись. Знаете, ведь это - лучшее, что можно сделать, когда ничего нельзя сделать!       На волне нахлынувшего чувства Ада бросилась к Вере Александровне на шею и уткнулась носом в её кашемировый свитер, готовая расплакаться хотя бы от того, что она это действительно сделала. Как не хватало ей простого тепла, этой чистоты! Преподавательница крепко прижала её к себе и запустила руку в пушистые волосы.       - Адочка, - шепотом произнесла она, - милая, всё, всё.       - Простите...       - Ничего страшного, мы с Вами ведь не чужие. Хотите поплакать? Плачьте на здоровье.       Она прижалась щекой к голове лаборантки.       - Это я должна извиняться, - вздохнула преподавательница, - и я извиняюсь перед Вами.       - Не надо, - Ада подняла на неё глаза. - Это было то, чего мне самой хотелось. Здесь нет ничьей вины. Я только спросить хотела, - протянула она, - кто об этом знает?       - Адочка, - Вера Александровна снисходительно улыбнулась, - ну а сами Вы как думаете? И даже не думайте по этому поводу переживать. Никто за пределами этой кафедры.       - То есть, вся кафедра в курсе?       - Разумеется.       Ада хотела было возмутиться, но тут же она вспомнила, что некому её осудить.       - Не переживайте, - продолжала преподавательница, - Елене Владимировне я пока не говорила.       Ада как будто в ночной тиши со всей дури ударилась мизинцем о ножку кровати. Она почувствовала, как волосы на голове зашевелились.       - ...Но, Вы понимаете, слухи быстро расходятся. Я доверяю своим старым друзьям, и Елене Владимировне, думаю, лучше узнать правду, чем услышать безумную историю от Ирины Дмитриевны, так?       - Так. Я...       - Не надо. Не переживайте об этом.       Нет, Ада не жалела о сделанном. Но в ту самую секунду, на плече у Веры Александровны, на теплом, почти родном плече, она пожалела. Она страшно пожалела обо всём, что произошло. И всё же она всегда была достаточно смелой, чтобы отвечать за самые ужасные, самые безумные свои поступки.       - Я её до сих пор не видела, - призналась Ада.       - Она приходила вчера, свежая такая, отдохнувшая, - преподавательница перешла на шепот, - рассказывала много чего, но недолго: у неё пока пары в другом корпусе. Не переживайте - увидитесь ещё. Она Вам, кстати, привет передавала.       Ада сильнее прижалась к Вере Александровне. Она закрыла глаза. Можно было даже не держать улыбку.