Зов души твоей

      Дом Сота хоть и был одним из малых домов, несравнимым по численности главенствующей семьи и приспешников с Домами Индорил, Дагот, Телвани и других особо крупных, однако был весьма уважаем, ибо славился своими учеными мужами, стремившимися развиваться во всех сферах познания. Они достигли высот в изучении магии и поиске сути ее элементов, в познании мира как единого целого, связи чисел и сознания и, конечно же, были одними из сведущих в технологиях двемер. Ученые этого дома не только исследовали попадавшие в их руки образцы творений глубинных эльфов, но и, используя полученные знания, создавали таинственные артефакты. И один из мудрецов Дома Сота сейчас пребывал в землях Индорил.        Вообще, Сил прибыл сюда по поручению главы Дома, к которому принадлежал, и рассчитывал поскорее убраться с чужих земель восвояси, ведь чувствовал себя неуютно в окружении незнакомцев. Он не был большим любителем заводить новые знакомства, в особенности если они не были полезными, и большую часть времени проводил или в покоях, отведенных ему хозяйкой резиденции, или в местной библиотеке. Альмалексия изредка составляла Силу компанию, но чаще всего разговор между этими двумя не клеился, поэтому, когда госпожа посещала мудреца, они зачастую просто занимались каждый своими делами, находясь в поле зрения друг друга и общаясь лишь во время очередного обсуждения вопроса, из-за которого Сил и оказался здесь. Обсуждения проходили каждый день и длились по нескольку часов, но к общей договоренности стороны так и не приходили, потому возвращение домой постоянно откладывалось на неопределенный срок, а находиться в месте, где нельзя было даже толком заняться исследованиями, становилось скучно. Ученый уже готовился к мучительной смерти от безделья, в который раз пролистывая одну из книг библиотеки, когда слуга, посланный за Силом, передал ему, что госпоже Альмалексии нужна помощь гостя. Тот не стал отказывать, решив, что это хоть как-то разнообразит его жизнь здесь.       Шаги Соты Сила отмечались характерным стуком остреньких каблуков высоких сапог из золотистого металла, судя по всему, двемерского, ибо он не обладал характерным для золота блеском и был куда прочнее. Альмалексия, уловив в тишине новый звук, стремительно приближавшийся, оторвалась от созерцания своих ногтей и, подняв голову, выжидающим взглядом смерила дверь. Неревар, присутствовавший здесь же, узнал в постукивании металла о камень знакомые шаги и улыбнулся, предвкушая встречу со старым знакомым, которого он давненько не видел, ибо не было возможность встретиться. Пара мгновений ожидания, и вот дверь открылась, а на пороге вырос Сил, почти цеплявший макушкой верхний брус в силу роста и прибавленной к нему высоте каблуков. Он прошел в небольшую темную комнату, где из мебели были только два стола, письменный и большой, походивший на обеденный, но с более широкой столешницей, на котором покоилось сломанная механическая дева, стул и пустой книжный шкаф. Похоже, эта комната прежде использовалась очень редко и то не ясно для каких целей.       Ученый, зайдя в комнату, закрыв за собой дверь и молча приветственно кивнув, окинул взглядом Альмалексию, присевшую на край письменного стола, Неревара, подпиравшего стену, и золотой механизм. При виде творения двемер, фиалковые глаза Сила вспыхнули неподдельным интересом, и кимеру сразу захотелось разобрать изображение, изучить его строение и принципы работы, попытаться понять, зачем двемер создали это. Хозяйка дома, заметив, как изменился прежде скучающий взгляд ее гостя, довольно улыбнулась. — Думаю, ты уже догадался, зачем я попросила тебя явиться ко мне, Сота Сил, — мягко произнесла женщина, чуть наклонив голову к плечу, — Но я все же озвучу свое желание. Я прошу тебя о том, чтобы ты изучил новое изобретение двемер, найденное Нереваром во время его последнего путешествия. Было бы полезным узнать как можно больше об этом творении. — О, милая госпожа, — протянул ученый, подходя к столу и проводя указательным пальцем по щеке сломанной механической девы, — Вы непременно узнаете все об этом механизме и о том, какую угрозу он представляет. С вашей стороны весьма разумно было предоставить мне возможность разобраться с ним. И, прошу простить мне мою наглость, но вы не могли бы оставить меня и распорядиться, чтобы слуги принесли мне инструменты, чернила, уголь и пергамент. — Разумеется, — кивнула Альмалексия, отталкиваясь руками от гладкой столешницы, на которой сидела, и направилась к выходу из комнаты, легким жестом поманив за собой Неревара, который хотел было пристать к Силу с расспросами, хотя ученому явно было не до болтовни.       Получив в распоряжение все необходимое, ученый с рвением первооткрывателя, исследующего новые земли, принялся за работу. Он начал с самого простого, однако весьма полезного и нужного — зарисовал и описал механизм, его внешние особенности, точные размеры, состояние на момент начала изучения, материал, из которого изготовлен корпус. Описание находки Неревара заняло достаточно много времени. Силу не терпелось узнать, что внутри механизма, однако он не мог приступить к исследованию, не завершив первого этапа. Лишь когда с ним было покончено (а на работу над точным описанием ученый потратил целый день) пришло время изучения внутреннего мира двемерского изобретения. Сота Сил, вскрывая корпус золотой девы, надеялся узреть хитросплетение механизмов, приводивших изображение в движение, а потому был сильно поражен, когда, сняв верхнюю часть корпуса, увидел не искусно составленные шестеренки, а ребенка лет двенадцати, что был заключен внутри девы. Удивлению не было предела. По предположениям Сила изображение износилось в ходе долгого использования, должно было пройти как минимум десять лет, чтобы наспех сделанный двемер механизм вышел из строя. Получив в итоге больше вопросов, нежели ответов, ученый продолжил свою работу, с большим интересом, но уже более аккуратно исследуя попавший в его руки артефакт, а за одно и того, кто был заключен внутри него на протяжении долгих лет.       Теперь исследования требовали от ученого еще больше аккуратности, чем прежде, ведь вопрос стоял уже не об относительной сохранности изношенного механизма, а о хрупкой смертной жизни. Да, ребенок, который был сердцем золотой девы и на крови и магической энергии которого, судя по всему, работала вся эта конструкция, был жив, но погружен в столь глубокий сон, что его легко было принять за мертвого, что ученый чуть и не сделал, благо, вовремя заметил слабое и редкое дыхание. И, когда все, что можно было узнать об изобретении двемер, открылось Соте Силу, он решил просить совета Альмалексии, ведь никак не мог решить, что делать с мальчонкой, все еще спавшем и связанным со своей клеткой, не ведающим, что происходит вокруг. — Что, прости? — переспросила благородная госпожа Дома Индорил, услышав сжатый отчет своего гостя по проделанной работе, — Чтобы в механизме, да живое существо… Это же абсурд! Двемер никогда не прибегали к подобному, да и не будут. Это же очень сложно, создать нечто подобное!       Альмалексия мерила шагами просторную библиотеку, шлепая босыми ногами по прохладному полу, зарывшись пальцами в копну рыжих волос, растрепав прическу. В ее мыслях явно царил бардак, женщина просто не могла понять, как вообще возможно то, о чем ей рассказали. Сил же наблюдал за ее перемещениями сквозь стекла очков, прекрасно понимая удивление женщины. — Да, сложно. Я сам раньше думал, что создать что-то, что работало бы за счет чужой души, не заключенной в камень душ, невозможно технически, но не похоже, что двемер были того же мнения, что и мы. Однако, использование в качестве источника энергии живого существа — это факт, и, как я вам сказал, у меня есть неопровержимые доказательства, которые лежат на столе в той комнате, что вы выделили мне в качестве кабинета и лаборатории одновременно, дабы проводить там исследования. — Так, хорошо, ты не мог бы повторить все с самого начала? Ученый вздохнул. Рассказывать одно и то несколько раз подряд быстро надоедало, однако отказывать Альмалексии было неразумно. Оставалось лишь понадеяться, что на сей раз она перестанет перебивать и возьмет наконец себя в руки, все же излишняя эмоциональность — не есть хорошо. Женщина, перестав нарезать круги по библиотеке, точнее около стоявших в центре деревянных кресел, крытых тканью, и невысокого столика, куда обычно откладывались книги или ставились вазы с фруктами. — И так, — начал заново ученый, набравшись терпения, — Как я уже говорил, мне пришлось начать исследования с простого. Пока я описывал внешнюю составляющую механизма, меня не покидало ощущение того, что от сломанного изобретения исходит магический фон. Это само по себе странно, ведь двемер редко используют магию, создавая свои механические орудия. — Да, я это знаю, — не выдержав, вставила свое слово Альмалексия и тут же замолчала, поймав на себе несколько недовольный взгляд ученого, которого нетерпеливость женщины начинала раздражать. — Так вот, — продолжил он, устало потерев указательными пальцами виски и закрыв на мгновение фиалковые глаза, — Когда я разобрал корпус, то увидел хитрую сеть шестеренок в пустых частях вроде головы, ног ниже колен и рук ниже локтей, и ребенка. Сначала я подумал, что он мертв, но это оказалось не так. Он дышит, слабо, но дышит, и сердце его бьется. — Погоди, но ты говорил, что механизм был в действии как минимум десять лет, в то время как ребенку, который был заточен к золотой деве, не больше двенадцати! — всплеснула руками женщина и вновь начала ходить кругами. Сил закатил глаза, явно недовольный столь нетерпеливым слушателем, однако Альмалексию это, похоже, мало смущало. — То есть, выходит, что он был помещен туда еще младенцем, и развивался внутри изображения? — Ваши доводы неверны, госпожа, из-за того, что вы не даете мне договорить, — как можно спокойнее произнес ученый, хотя, судя по всему, он уже начал нервничать, — Первое, что бросилось в глаза, так это то, что пустое место, где располагается тело, было сделано точно по меркам ребенка, которые просто так не просчитаешь. К тому же, сквозь его тело в некоторых местах проходят толстые длинные иглы, которые никак не могли вонзиться автоматически, да еще и так точно. Двемер поместили в свое изобретение двенадцатилетнего ребенка с невероятным магическим потенциалом, предварительно «заморозив» его развитие, погрузив во что-то среднее между сном и смертью. Предположительно, сделали они это при помощи второго, запасного, источника энергии — венца из железа и очень мелких камней душ. Изучить их толком не удалось, но одно могу сказать точно, они наполнены, при том одной и той же душей. Возможно, ее просто разбили на несколько частей. — Постой, у меня это в голове не укладывается. Как можно остановить чью-то жизнь, не умертвив при этом? Неужели двемер на такое способны? — Скорее всего, это был просто эксперимент. Не думаю, что они продолжат это использовать, — заверил Сил Альмалексию, смотревшую на него с удивлением, — Что ж, теперь, когда вы, наконец, дослушали меня до конца, пойдемте. Вы, госпожа, сами увидите то, о чем я говорил, а также поможете решить один вопрос, вставший передо мной в ходе исследования. Он никак не связан с изучением механизма, но все же стоит весьма остро.       Они шли по коридору молча. Ученому больше нечего было сказать, а Альмалексия сгорала от нетерпения, но не надоедала Силу вопросами и вообще старалась выглядеть как можно спокойнее и увереннее, несмотря на то, что ей это давалось с трудом. Хотелось скорее добраться до комнаты, в которой работал ученый, и взглянуть на то, что он изучал, но не пристало знатной даме бегать по дворцу, словно маленькой девочке. Несмотря на то, что шаг Сила был быстрым и широким, и женщина едва поспевала за ним, все равно казалось, что идут они слишком медленно. Однако бесконечный, как мнилось мучимой ожиданием Альмалексии, коридор начал разветвляться, дробясь на несколько более узких, уходящих в разных направлениях. Сил уверенным шагом свернул в одно из ответвлений и вскоре, замерев ненадолго у одной из дверей, толкнул ее и отошел, пропуская вперед женщину. Та, переступив порог, тут же подошла к столу, на котором лежала разобранная механическая дева. Склонившись над ней, Альмалексия замерла, пораженная.       В золотом каркасе лежал мальчик настолько красивый, насколько вообще может быть красив ребенок его возраста. Присущий всем кимерам золотистый оттенок кожи, плавные правильные черты лица, длинные волосы цвета льна. Женщина аккуратно, едва заметно и быстро тычет его указательным пальцем в щеку, но никакой реакции со стороны спящего не добиваешься. Из-за спины доносится тихий смешок. Выпрямившись, Альмалексия беглым взглядом окидывает худое тельце, то и дело замечая иглы, чьи острые кончики выглядывают из старых ран, уже затянувшихся прямо вокруг самих игл (те вросли в тело), внимательно всматривается в странно мерцающий венец, обхватывающий голову ребенка. Женщина вздрагивает и отходит в сторону. — Зачем им понадобилось так издеваться над ребенком? — спросила женщина у ученого, подошедшего к столу. — Понятия не имею, дорогая госпожа. Говорю же, возможно, это был просто эксперимент, и двемер просто использовали первый попавшийся образец нашей расы, вот и все. Но есть вопрос поважнее. Что нам теперь делать с ним? Прервать его мучения, убив, или освободить и разбудить. Но хочет ли он просыпаться? Откуда мы знаем, что с ним случилось, — Сил поднял тяжелый взгляд на женщину и та, потерев ладонью тыльную сторону шеи, отвела взгляд. А ведь действительно, как быть с находкой? Проще всего убить несчастного, пока он спит. Вряд ли ребенок что-либо почувствует, он просто отойдет в мир иной тихо и без криков. Но в то же время мальчика было жалко, да и у кого поднимется рука убить ни в чем неповинного ребенка? Разве что какой-нибудь наемник, который не знает жалости и готов за звонкое золото лишить жизни кого угодно. — Разбуди его, — в итоге просит, почти приказывает Альмалексия, после чего разворачивается на пятках и быстрым шагом покидает небольшую лабораторию, моментально погружаясь в какие-то свои мысли. Она хочет увидеться с Нереваром, чтобы все ему рассказать и узнать, что он думает на этот счет. И когда это мнение этого мужчины стало важно для нее?       Сота Сил хоть и был недоволен приказным тоном Альмалексии, но возражать ей не стал, к тому же женщина уже покинула комнату, а догонять ее и возмущаться не особо хотелось. И, тяжело вздохнув, ученый принялся за работу. Перед ним стояла одна единственная задача — помочь мальчику очнуться от затянувшегося сна. Вот только сделать это было не так просто, как казалось. Вроде, чего сложного? Сними венец и все готово, но не тут-то было. Помимо этого, нужно было освободить тело от золотых оков и ужасных игл, долгое время впивавшихся в тело ребенка и уже просто вросших в него. И это должно было доставить больше всего хлопот.       Он открывал давно зажившие раны, чтобы извлечь из них ужасные иглы, разрывая их связи не только с живым телом, но и механизмом, частью которого они были. Таких острых штырей оказалось очень много, они вонзались в ребенка в разных местах, но больше всего их было в руках и ногах, которые иглы прокалывали насквозь, проходя между крупных вен, не задевая их, но повредив кости. Работа, которой вынужден был заниматься Сота Сил, была кропотливой и не самой приятной. Руки покрывала чужая кровь, ее запах витал в воздухе, каждая новая игла становилась настоящим испытанием. Одно лишнее движение, и ученый может навредить ребенку, если не убить его. Сил не раз и не два задавался вопросом о том, чувствует ли спящий боль, и невольно, всякий раз вздрагивая, представлял, какую агонию должен он переживать, если все прекрасно ощущает. Мужчина медленно вытаскивал одну окровавленную иглу за другой, откладывая их в сторону, и ближе к вечеру их набралось порядочное количество. Те, что были извлечены недавно и лежали поверх остальных, поблескивали каплями засыхающей крови в свете множества свечей, а порядком уставший ученый колдовал над телом спящего. Сил не особо любил заклятия Восстановления. Да, он знал их приличное количество, однако редко когда использовал, ведь не представлялась случая. И вот теперь ему приходилось применять знания, долгое время хранившиеся в его голове без дела. И теперь, стараниями ученого, раны на теле ребенка затягивались, но медленно и тяжело, однако, что самое удивительное, шрамов после себя не оставляли. Лишь убедившись, что ни одного следа от игл не осталось, Сил освободил голову от зажимов, державших ее в одном положении и, подхватив под шею, поднял, после чего снял венец. Камни душ, вправленные в него, тут же перестают мерцать, а ребенок делает глубокий вдох, а через несколько мгновений открывает янтарные глаза.       Все, что он увидел, это расплывающийся, нечеткий, чей-то силуэт на темном фоне. Этого оказалось достаточно, чтобы в испуге, быстро, но кое-как, выбравшись из девы, свалиться со стола и, практически на четвереньках, ломануться в угол, забиться там и испуганно смотреть на качающийся, как на волнах, расплывчатый и нечеткий мир, а также на главную причину страха — незнакомца, которого мальчишка спутал со своими мучителями.       Сил опешил. Он не ожидал такой реакции, предполагая, что ребенок первое время будет слаб. Однако, быстро взяв себя в руки, не придумал ничего лучше, чем применить на испуганного мальчика заклятие успокоения. Теперь к пелене неясности, застилавшей взор, прибавился туман в голове. Ребенок все еще воспринимал ученого как угрозу, однако теперь не пытался сбежать и просто сидел на полу в углу, глядя на приближающегося к нему Соту Сила. — Тихо, малыш, все хорошо, ты в безопасности. Обещаю, я не причиню тебе вреда, — как можно спокойнее и ласковее произнес ученый, медленно подходя к ребенку, присаживаясь на корточки напротив мальчика, — Как тебя зовут? — Вивек, — тихо отвечает он, с недоверием поглядывая на ученого. Он явно не собирался принимать слова незнакомца за чистую монету, и Сота это прекрасно видел. — Что ж, Вивек, — вздохнул ученый, решивший начать с простого, чтобы наладить с ребенком контакт, — Как самочувствие? — Так себе, — честно признался мальчик, который все еще видел мир как через плохое стекло, к тому же его начало мутить. Услышав ответ, ученый кивнул каким-то своим мыслям. — Из какого ты Дома? У тебя есть семья? — продолжил расспрашивать он.       Вивек замолчал, отрицательно помотав белесой головой. Он не был сыном ни одного из существующих Домов, а единственного человека, составлявшего всю его семью, убили. Вспоминать об этом было больно, и мальчик заметно погрустнел. Даже страх отошел на второй план. Ученый произнес что-то, похожее на «Понятно» и больше спрашивать ни о чем не стал. Он вышел из комнаты, оставив дверь открытой, но вскоре вернулся и вновь сел напротив Вивека, который уже немного оклемался. Его все еще подташнивало, но теперь он хотя бы стал лучше видеть, и теперь мальчик сидел и рассматривал комнату, в которой оказался. Много свечей, мало мебели, занавешенное окно. Но больше всего ребенка заинтересовала разобранная золотая женщина, кучк игла, лежавших на столе рядом с ней, и венец. Все это было ему больше чем знакомо, но страха не вызывало. Вивек чувствовал, что никто больше не закроет его в золотом изображении, и на душе становилось спокойнее. Когда в комнату вернулся ученый, мальчик начал разглядывать его. Очень высокий, да еще и на каблуках, поджарый, как гончая, но не сказать, что сильный. Он выглядит молодо, но сед, как старик. Серебристые волосы его собраны в низкий хвост и перехвачены зажимом, сделанным, похоже, из того же металла, что и сапоги. Внешность его приятная, а взгляд привлекает чарующий цвет глаз, скрытых за поблескивающими стеклами очков. Светло-фиолетовые радужки в редкую темную крапинку… Поистине колдовские глаза. И чем дольше Вивек всматривается в образ мужчины, тем сильнее становится ощущение, что он его уже где-то когда-то видел. С глубин памяти поднимается лишь одно слово… — Сехт? — спрашивает он, и его голосок вспарывает повисшую в комнате тишину.       Ученый, недолго просидевший напротив молчавшего ребенка, вернулся к столу и вновь склонился над золотой девой. Но, услышав голос, поднимает голову и оборачивается, удивленно и с неким непониманием глядя на Вивека. — Сехт? Нет это не мое имя, с чего ты взял? Я Сил из Дома Сота. Да, мои родовое и личное имена начинаются на даэдрическую «Сехт», но это не значит, что меня нужно так называть, Вивек.       Мальчик извинился, перебрался с пола за письменный стол, как только понял, что может более-менее крепко стоять на ногах, и снова затих, вслушиваясь в тихий лязг и стук металла, издаваемый износившимся механизмом, который изучал Сил, не решаясь отрывать мужчину от работы. Вместо ребенка это сделал слуга, заглянувший в комнату. Ученый, явно этого ожидавший, махнул рукой в сторону мальчика, перед которым тут же поставили поднос с едой, а на спинку стула, на котором сидел ребенок, повесили чистую одежду. Три тарелки, наполненные разными блюдами, столовые приборы, графин с непонятной, но приятно пахнущей жидкостью внутри и стакан. При виде еды во рту тут же начала копиться слюна, громко заурчал живот, и Вивек понял, что очень голоден, потому, даже не поблагодарив слугу, тут же принялся за поглощение того, что принесли. Он ел быстро и жадно, практически не различая вкуса еды. Сил, усмехаясь, краем глаза наблюдал за мальчонкой, стремительно опустошавшим тарелки. Когда с ужином было покончено, слуга забрал грязные тарелки и удалился, а Вивек переоделся в чистую одежду, сняв с себя старые лохмотья и бросив их под письменный стол. — А куда мы идем? — спросил мальчишка, догоняя Сила, размеренно идущего по коридору в сторону сада, где сейчас, скорее всего, проводила время Альмалексия, наслаждаясь приятной вечерней прохладой. Неревар, наверное, был там же. — Узнаешь, — ответил ученый, и, не доходя до лестницы, ведущей на второй этаж особняка, свернул в широкую колоннаду и, миновав ее, вышел в прекрасный сад, объятый вечерним сумраком. Мальчишка поспевал за ним, ухитряясь при этом оглядываться по сторонам и даже рассматривать то, что его заинтересует.       Вымощенная мелким шершавым камнем дорожка чуть смягчила шаги Соты Сила, и теперь они не были такими громкими. Вивек шел по траве, потому что шершавость камня была неприятна босым стопам. Ученый некоторое время плутал по спутанному клубку ленточек-тропинок, ища Альмалексию, но все скамьи, встречающиеся на пути, были пусты. Ребенок следовал за мужчиной, с интересом рассматривая закрывающиеся цветы. В саду не было никакой системы. Травы, цветы и деревья, росли где придется, и этим он напоминал редкий лесок. Здесь царило спокойствие, едва слышный шорох листвы и травы — песнь легкого ветра, — был приятен слуху. Вивеку здесь нравилось больше, чем в комнате, где он пребывал ранее. Но Сил, похоже, пришел сюда не для того, чтобы насладиться безмятежным спокойствием сада, и довольно быстро шел вперед, а потому и у мальчишки, который не хотел заплутать в лабиринте тропок, не было времени узнать сад во всей его красе.       Поплутав немного, они все же нашли Альмалексию. Она, а вместе с ней и Неревар, уже собирались уходить, когда их окликнул ученый. Женщина обернулась и, доброжелательно улыбнувшись, посмотрела сначала на гостя, потом на ребенка, которого некоторое время назад видела спящим в теле механической девы. Неревар же, хоть и знал о мальчике со слов Альмалексии, но все же удивленно на него смотрел. Вивек же разглядывал женщину, которая, как и Сота Сил, казалась ему знакомой. «Айем…» — подумал он, но вслух говорить не стал. — Госпожа Альмалексия. Неревар, — приветственно кивнул ученый, переведя взгляд с женщины на мужчину и обратно, — Позвольте представить вам Вивека.       Мальчишка, стоявший рядом с Силом, державший его за край серо-голубого шелкового плаща, радостно улыбнулся взрослым, к которым обратился ученый, и запомнил их имена, названные мужчиной. И если женщину ребенок узнал, то мужчина был ему незнаком. Вивек не помнил ничего, что могло бы быть связано с ним, и это казалось ему странным. Неревар, почувствовав на себе внимательный взгляд ребенка, помахал ему, несколько неловко улыбнувшись. Он явно не понимал, чем вызвал такой интерес со стороны мальчонки.       Сил отпустил ребенка побегать по саду, попросив не уходить далеко, а сам принялся за обсуждение того, что теперь делать с мальчиком. Альмалексия предложила ученому забрать Вивека с собой по окончанию пребывания Сила в резиденции, однако тот, хоть и отметил магическую силу ребенка и выразил желание учить того магии, вынужден был отказаться, аргументировав свои слова догматами Дома Сота, запрещавшими кому-либо, кроме главы, приводить и причислять к семье чужаков. Неревар сразу сказал, что не сможет взять ребенка с собой, ибо жизнь его, по большей части, состоит из странствий, а путь, зачастую, опасен. Поняв, что остается только она, Альмалексия сначала думала над тем, чтобы отправить мальчика в храм или отдать на воспитание одному из малых Домов, однако в последний момент вызвалась оставить Вивека при себе, зная, что не раз пожалеет об этом. Мужчины были удивлены таким решением, но женщина так и не рассказала им, чем оно было вызвано, как бы Неревар и Сил ее не просили.