Southern mist

Понимаете, что значит думать хором? Л. Кэрролл «Алиса в Зазеркалье».       Солнце светило прямо в глаза, и поэтому не хотелось двигаться, не хотелось вставать, да вообще ничего не хотелось. Вайолет лениво попыталась повернуться на бок и вздохнула. Пожалуй, так можно и сгореть, но горячий песок расслабляюще грел её снизу, под соломенной подстилкой, солнце — сверху? и было очень хорошо. Ритм прибоя не раздражал больше; тёплый, ласкающий ветер пробегал по её обнажённому телу и заставлял просто млеть от удовольствия. Последний раз так хорошо ей было, наверное, в детстве, когда они целыми днями проводили время на отмелях, находя для себя тысячу причин быть вместе и при этом никогда не скучать. Не хотелось вспоминать то дерьмо, что было совсем недавно, Вайолет уже не чётко помнила, но оно там было — и закончилось всё не самым лучшим образом. Для неё закончилось, да. В горле неприятно першило, хотелось глотнуть чего-нибудь холодненького, и девушка, наконец, решилась. Ещё раз глубоко вздохнув, она собралась с силами, чтобы встать или, хотя бы, дотянуться до своей сумки, которая валялась тут рядом, только протянуть руку. Или попросить Тейта, что ли… О! А вот это идея, блин! Девушка резко открыла глаза и была вынуждена тут же прикрыть их рукой, потому что свет солнца был ну просто ослепляюще ярким. Но рядом кто-то был, и она ощущала его присутствие. Сумка-холодильник наверняка у Тейта в машине, и нужно просто попросить его… Попросить? — Ну, Вайолет, чего там тебе? — он, оказывается, совсем рядом, его голос, вообще, слишком громкий для неё, он заполняет вокруг всё пространство, звучит сразу со всех сторон и при этом не оглушает. Ничуть. — Тейт? Почему так… Не важно, я хочу пить, не мог бы ты… — Нет, Вайолет, не то. Ты ведь хотела мне сказать что-то другое, правда? — в его голосе звучит не то насмешка, не то его фирменное лукавство, а Вайолет вдруг становится тревожно. Внезапно она решает сесть и даже делает резкое движение, но его рука мягко укладывает её тело обратно. — Тихо, тихо, не так быстро, Вай, не спеши ты так. Рановато ты рыпаешься, — он смеётся, а девушка начинает паниковать, потому что она теперь понимает, что что-то точно не так. Тейта больше нет? Или есть, но сейчас он не может быть с ней, а она сама, она сама совсем недавно, кажется… — Эй, Вай, перестань. Не паникуй раньше времени, а то… — Тейт?! — но она уже ничего не хочет слышать, опять пытаясь открыть слезящиеся от режущего света глаза и руками пытаясь нащупать его. — Нет, Тейт! Ты… Где ты? Ты тут, со мной? В ответ он опять тихо смеётся, и девушка чувствует, как его горячие, нежные руки ловят её ладошки и ласково их сжимают. — А куда же я, по-твоему, денусь, а? Ну нельзя же быть такой дурёхой, Вайолет Хармон! Ну, ты даёшь! — он обнимает её, не давая ей подняться, и уже тише шепчет на ухо. — Даже не думай выкидывать ещё такие фокусы, понятно? У меня на тебя большие планы, ясно тебе? Я там, в том самом письме всё подробно изложил, для совсем непонятливых, так что, как получишь, сразу вникай и — за дело! — Так… Так ты всё же то письмо отправлял, да? — Подожди, подожди про это письмо, вот сейчас, совсем немного тут осталось… Его руки уже гладят её лицо, осторожно касаются шеи и опять возвращаются к левой ладони девушки. — Нет! Нет, не молчи! Не молчи только!!! Он уже ушёл, да? Он оставил тебя, Тейт? Теейт!!! Вайолет опять попыталась подсмотреть, поймать его своими руками, и… Ей это удалось. Свет резко погас, как будто его выключили, и её, схватив прямо за лицо, грубовато толкнув, всё же уложили на спину. __________       Теперь всё стало гораздо темнее, было реально холодно, и опять саднило в горле… Да что там, не саднило, а зверски драло! Девушка попробовала открыть глаза, но после слепящего полуденного солнца вокруг было просто адски темно, и из этой темноты на неё кто-то смотрел. Это же… Дыхание, и так со свистом входившее в обожжённое горло, сбилось, всё тело затряслось в первобытном, каком-то животном страхе, потому что так могли выглядеть только глаза очень опасного хищника. Или убийцы, и это всё она уже когда-то видела. Странное, глубинное мерцание, как будто сквозь толщу холодных, тёмных вод, как глаза Тейта, когда он… Но глаза были близко, слишком близко, и скоро Вайолет сообразила, что просто лежит на его руках, и их дыхание смешивается, потому что это был сам Тейт. Убедившись, что она жива, он, кажется, потерял к ней интерес и, легко переложив девушку обратно на кровать, сел рядом и бегло оглядел её, касаясь тёплыми ладонями её тела где-то у сердца и в области шеи. — Твою мать… Ладно, теперь шрам останется… Чего ты так задёргалась, а? — его тёмные, непрозрачные глаза были опять совсем близко, на секунду он отвернулся и, схватив её левую руку за запястье, выразительно потряс кистью Вайолет в воздухе, смотря на девушку с раздражением. — Шрам, говорю, теперь останется! Из-за того, что ты дёргалась, понятно тебе?! Её руку отбросили, как лягушку, и Тейт встал, откинув таким знакомым жестом светлые волосы со лба. Он смотрел на девушку сверху, потом, взяв её за подбородок, повернул голову на бок, взглянув на её шею и проведя по ней кончиками пальцев. — Ладно, и так пойдёт, — её лицо отпустили, и он подал ей руку и помог сесть на кровати. — Можешь одеваться, пора уже. Тейт сел в кресло у погасшего камина, отвернувшись от неё. А Вайолет хотела задать тысячу вопросов, потому что в голове был полный бардак, но вместо голоса у неё из горла вырывалось какое-то сиплое хрипение, и там страшно саднило. А тело тоже было не в порядке — её и уже одновременно не её, как будто они забыли друг друга, а сейчас приходилось на скорую руку вспоминать и заново знакомиться. И теперь на её левой ладони, на месте длинного глубокого ожога действительно остался белый, тонкий шрам, похожий на молнию, птицу или ещё на что-то. — Не старайся, не надо, я и так всё слышу, — он покосился на девушку. — Просил же, не дёргайся, теперь вот пошипи, ага. Он был явно чем-то раздражён, и Вайолет, ощупывая свою шею, которая и сверху была какой-то ненормальной, не то припухшей, не то просто слегка побаливала, после того, как. Она вспомнила, наконец-то, всё. Мэр Уинстед со своим ножом, Фелиция, Джек Воробей и скоро конец… И она пока ещё нужна живая, поэтому… Или теперь она — призрак?! Не отпуская шею, девушка в панике перевела обезумевший от страха взгляд на Жнеца Душ. — Зря испугалась, Вай, — Тейт смотрел на неё, одобрительно кивая. — Если уж эти воровки-ведьмы могут с помощью детского заклинания возвращать жизнь, то поверь, я не хуже сделаю. И ещё — он, взявшись за подлокотники, наклонился вперёд, прожигая девушку жгучим взглядом. — Смерть меня не развлекает, знаешь ли. Ничуть, — Тейт откинулся на спинку, криво усмехнувшись и при этом продолжая рассматривать её с ног до головы. — Жаль, что времени слишком мало, этот твой… Тейт слишком долго не подпускал меня к тебе, а уж со мной, малыш, ты бы почувствовала вкус настоящей жизни, поверь. А вот про призраков — забудь, это… — он поморщился. — Это не ко мне. Только сейчас девушка поняла, что она в одном белье, а вся её одежда, причём порядком изорванная, валяется на полу. А Тейт, который выглядел, как Тейт, так же говорил, так же двигался — он сидел у погасшего камина и смотрел на неё тёмными, как будто затягивающими весь и так скудный здесь свет своими глазами. Глазами древней магии и одновременно специфическим взглядом Тейта Лэнгдона, который никогда не стеснялся своего желания обладать Вайолет Хармон. На другом кресле, напротив него, лежало то самое, нежно-голубое шёлковое платье, которое ей подарила Констанс, и в котором она, Вайолет, встречала последний Хэллоуин. Прокашлявшись и ещё раз безрезультатно попробовав что-то сказать, Вайолет опять схватилась за горло… Ей не терпелось всё же спросить: что это был за сон? Почему был свет? И, кажется, она разговаривала именно с Тейтом. И что же теперь будет дальше? Но Тейт, явно прекрасно понимая её немые вопросы, предпочитал молчать. Девушка, сидя на кровати, всё ещё держалась за горло, ёжась под взглядом парня, который всё смотрел на неё. Он и не собирался отворачиваться, разглядывая её всю как свою собственность, и всё обнажённое тело девушки покрылось «гусиной кожей». Хватит трястись, Вайолет Хармон. Тебя убили, просто задушили, как какого-то бродягу на тёмной дороге, а теперь ты жива. Благодаря ему… — А вот это верно, — Тейт серьёзно кивнул ей и приглашающе мотнул головой в сторону кресла с топорщащимся на нём тем самым платьем. Другой одежды просто не было, и выбирать было не из чего. Да и у неё просто не осталось сил, чтобы сопротивляться и давать ему новый способ развлечения. Вайолет, наконец-то, отняла руки от шеи и медленно подошла к платью. А на улице, за окном, был густой, как молоко, туман, и утро почти вступило в свои права. Девушка, пока неловко одевалась, чувствовала, как его взгляд скользит по её спине, её волосам и ногам. Наконец, кое-как справившись со всеми премудростями сложного процесса облачения, она повернулась к нему. Оставалась наружная шнуровка, которая была сзади, и Тейт понял её без слов. Усмехнувшись, он знакомым движением откинул свои светлые волосы назад и встал, повернув девушку за плечи лицом от себя. Она почувствовала, как крепкий шнур медленно, не спеша, стягивает её тело, последний рывок — и, кажется, он завязал узел на вырезе сзади. Всё, индейка завёрнута в фольгу, и можно приступать к праздничному барбекю. Вайолет опустила голову и всем телом дёрнулась, когда почувствовала сначала его дыхание, а потом и горячие губы на своей шее. Тейт, не спеша, как будто у них была уйма времени впереди, удерживал её за обнажённые плечи и скользил губами по её шее, которая ещё побаливала от железной хватки Томасины Уайт. — Ничего не бойся, Вайолет, слышишь? — он шептал ей это на ухо, осторожно убрав перед этим длинные пряди волос и тихо гладя тёплыми пальцами её шею под подбородком. — Я буду с тобой до конца, до самого конца. Девушка, резко дёрнувшись, смогла повернуться лицом к нему. И теперь, посмотрев в его тёмные, антрацитовые глаза, готова была поклясться, что с ней сейчас говорил именно Тейт Лэнгдон. Она сама прижала ладони к его бледному лицу, уже ничего не боясь и всё ещё надеясь на что-то. А Тейт ободряюще кивнул ей, и его глаза медленно, но верно затянула дымка чужого, древнего сознания, и уже другой голос, для постороннего человека неотличимый от прежнего, тихо добавил: — Да, до самого конца. Вайолет уже плохо соображала, что было дальше. Кажется, она сама потянулась к его губам, и он, медленно, не торопясь, скользя горячими руками по её затянутой в шёлковый корсет спине, отвечал ей, сводя с ума, подчиняя её своей воле и даже заставляя Вайолет желать себя, как когда-то она желала только Тейта. Голова закружилась, а ноги сразу стали ватными, потому что его магия всё ещё была с ними, и, мало того, теперь она была и в ней, ведь он подарил Вайолет жизнь сегодня. Хотя, видимо, ненадолго. Девушка пошатнулась, и её повело в его руках, поэтому Тейт, легко приподняв её, усадил в своё кресло. Наклонившись над ней, он некоторое время смотрел в её затуманившееся глаза, и она теперь сама не отводила взгляд, погружаясь в его тьму почти до конца и почти теряя себя в ней.       «Я думала, что ты такой же, как и я. Меня притягивала тьма, но, Тейт, ты и есть тьма», — она не могла сказать это вслух, но он всё понял, согласно кивнув ей и вдруг властно коснувшись её губ на секунду, на которые за несколько мгновений до этого соскользнул его взгляд, как будто ловя её дыхание. Ненадолго он оставил её, чтобы взять какую-то верхнюю одежду, которой быстро были накрыты плечи девушки, и в этот самый миг она успела нагнуться и выхватить из разорванной куртки капсулу с землёй, вынутую из барометра. То, что было потом, она уже смутно понимала. Они опять куда-то шли по лесу, вернее, Тейт шёл, а она в своём топорщившимся и слишком длинном платье не смогла сделать по лесу и десяти шагов. Он донес её до побережья океана, и их там уже ждали. Они были все здесь: Присцилла, Джон Лоу, Томасина Уайт, Фелиция Буллок и ещё какие-то люди, чьи лица Вайолет смутно помнила. Кого-то она помнила по детству, с кем-то встречалась в супермаркете, а кто-то каждый день здоровался с нею на улице. Здесь даже была та самая девушка, у которой они с Дэнди покупали цветы, когда ехали на день рождения Роберта Торена. Джек Воробей, которого девушка с трудом узнала, молча подошёл к ней, глядя на неё и прошептав одними губами: «Прости». Он сильно изменился и был похож на того человека из её сна, который выносил свою беременную дочь на руках из волн прибоя, и безумие растаяло в его глазах, оставив там только горечь утрат и ощущение своей вины. Тейт не отпускал её руку, и она всё время была с ним рядом, до самого последнего, как он и обещал. Туман усилился, наступил полный штиль, такой неожиданный после сильнейшего шторма, и тогда Вайолет увидела корабль. Ей было неизвестно, похож ли он на тот, на котором Джон Уайт когда-то привёз свою семью сюда, но он явно был очень старым. На его трёх мачтах понуро висели жалкие отрепья изорванных ветром парусов, он стоял на якоре слишком близко к берегу и как будто был соткан из сгустившегося тумана Южной мглы. Почему-то девушке показалось, что все, стоящие на этом берегу, кроме неё и Тейта, как будто тоже состояли из чего-то призрачного, и все они медленно, друг за другом, потянулись в сторону корабля. Не касаясь воды, не замочив ног, и для этого не понадобились шлюпки. Тейт, прежде чем передать девушку с рук на руки Джону Уайту, зачем-то взял её за плечи, стоя позади неё, и она почувствовала, как, полоснув чем-то острым, он легко надрезал тугую шнуровку корсажа, стягивающего её тело. Они даже не посмотрели друг на друга, да и Вайолет знала теперь, что в его глазах она больше не найдёт того, что искала. Теперь она прекрасно чувствовала, кто он, и ощущала в себе сейчас нечто похожее, или ей так казалось. Уже потом, стоя на палубе призрачного корабля, она искала его на берегу глазами и знала, что и он сейчас смотрит только на неё, тая в предрассветном тумане, потому что и его время пришло. Доски палубы казались полупрозрачными, и волна, бившая в корму, почти не вызывала качки. Страха почти не было, да и чего бояться, если только этим утром ты побывал там, откуда не возвращаются? Никто не возвращался, кроме тех, кто выходил сейчас в открытый океан, покидая сушу и жизнь навечно. Девушка стояла в плотной толпе молчавших людей, чувствуя только холод от их близости, и когда корабль медленно отходил от берега, гремя снастями и цепями якорей, она нащупала в складках одежды капсулу с землёй. Раздавить её не составило труда, хрупкое стекло тихо треснуло в её пальцах, и Вайолет почувствовала мимолетную боль от порезов. Высвободив свою руку и подняв её над головой, девушка почувствовала, как лёгкий ветер уносит этот прах с её пальцев, смешивая его с её волосами, которые трепал ветер, растворяя всё вокруг в холодном тумане. Никто не смотрел на неё, все молчали, но на уши как будто давил тихий шепот, слова которого были неразличимы, а древний язык не знаком. Потом она с удивлением заметила, как палуба как будто размягчается у неё под ногами, и всё вокруг потихоньку тает, растворяясь во влажном океаническом бризе. Кто-то крепко держал её за руку, кажется, это был Джон Лоу, и она первое время ещё могла удержаться над поверхностью воды. А потом, когда берег вдали превратился в тонкую, мутную полоску, и ветер на открытом пространстве разметал призрачный корабль с его пассажирами, Вайолет мгновенно провалилась вниз, в ледяную воду Атлантики. Тяжёлое, мгновенно намокшее платье сразу потянуло её тело вниз, но девушка не хотела так легко сдаваться. Всё, теперь только наверх, назад, к надёжной, плотной почве под ногами, где возможно, ещё есть надежда увидеть его. Она вывернулась из плотного плена тяжёлой материи и, благодаря тому, что шнуры корсажа были разрезаны, смогла вырваться из плена. Всё вроде бы шло неплохо, но увы, Вайолет Хармон плавала, как бревно. Вернее, продержаться на воде она смогла бы, но совсем недолго, а вот плыть в холодных волнах океана — нет, это ей было не по силам. Несколько отчаянных рывков, хаотичные, неслаженные движения неопытного пловца — и холод сковал её тело, затягивая вниз, в мутно-прозрачную, бездонную глубину… Если бы помощь чуть запоздала, на этом, пожалуй, стоило бы и закончить. Но девушку вытащили, и вскоре её дрожащее, закутанное в мужскую куртку тело нашли двое рыбаков, которые потом уверяли полицейских, дыша на них мощным перегаром и тараща красные глаза, что до этого видели на отмелях парусную шхуну какой-то странной, несовременной оснастки. Их никто не стал слушать, потому что ко всему прочему этим утром случилось нечто гораздо более серьёзное: пропал мэр города Агнес Уинстед, а так же шериф Джон Лоу и ещё полсотни человек местного населения. Естественно, вся местная немногочисленная полиция была занята под завязку. Так что неудавшуюся утопленницу в состоянии переохлаждения отправили в окружной госпиталь Китти Хок на вертолёте, так как дороги в очередной раз были размыты, на этот раз после Роданта, сразу за устричной фермой, а двух её спасителей похмелили местные полицейские, посмеиваясь над их рассказами о призрачных кораблях.

***

— Ну, как там наша свежевыловленная Лора Палмер*? — в светлом больничном коридоре разговаривал врач и детектив местной полиции. — Как у неё ощущения от жизни? Шериф, чернокожий молодой, грузный мужчина, улыбался доктору, который был немного постарше, и с которым они явно были в приятельских отношениях. — Отец от неё не отходит, да и с переохлаждением ещё не разобрались, капаем антибиотик от греха подальше. А что там у Бакстонского отделения с исчезновением? Кажется, у нас тут новый Джонстаун**? Шериф, понизив голос, наклонился к самому уху врача. — Лучше и не спрашивай, дело тёмное. Я, собственно, за этим и приехал, придётся задать нашей Лоре-Вайолет парочку некрасивых вопросов, ты разрешишь, надеюсь? Её отец сейчас здесь? — Как раз нет, так что придётся в моём присутствии, — он кивнул шерифу. — Пойдём прямо сейчас, думаю, без него выйдет даже проще, у них с дочерью недопонимание. __________       Кажется, этой муки осталось ещё минут на десять. Вайолет напряжённо следила за медленно опорожняющимся пакетом с раствором на держателе капельницы. Вот уже четвёртый день её тут мурыжат и заставляют просвечиваться, сдавать галлоны крови и лежать, лежать, лежать… Она перевела взгляд на светящееся солнечным светом окно, и ей вдруг стало противно. Солнца она не видела уже очень давно, да что там говорить, на Внешних отмелях его все давно не видели, а теперь оно шпарит, как заведённое, и на океане полный, мёртвый штиль. «Ненавижу», — произнесла девушка одними губами и отвернулась к светло-синей шторке, заменяющей здесь стенку. Ей было больно видеть то, что жизнь вокруг продолжается, что солнце светит и погода налаживается; что всё в мире идёт по заведённому порядку, а она — она разбита на части и, как теперь себя собрать, не знает. Тело всё болело, вероятно из-за переохлаждения, анализы не радовали старательных коллег её отца, которые, улыбаясь ей с профессиональным оптимизмом, выразительно цокали языками, оказавшись за шторкой её кровати. А Вайолет было теперь наплевать. На всё наплевать. На свою жизнь, на последствия того страшного дня, и на странные, тяжёлые сны, так и продолжавшие преследовать её. Бен, просидевший у её больничной постели все четыре дня и по этой причине лишивший её курения, страшно нервировал Вайолет. И, самое ужасное — он молчал обо всём, о чём бы она его не спросила. О том, как дела у Лэнгдонов, он коротко бросил: «Забудь, его тела даже не нашли», — и это всё. Когда она, кинулась к нему с рыданиями и новыми расспросами, ей тут же вкатили через катетер слоновью дозу снотворного или даже антидепрессанта, и Вайолет это многому научило. Конечно, отец боялся за неё, тем более, она-то ему тоже ничего не рассказывала, а тут ещё всплыл инцидент с передозировкой в Айвоне, и понеслась… Все её благообразные мысли, посещавшие её ранее, про неблагодарность к родителям и о своём эгоизме улетучились с последними остатками Южной мглы, и теперь она желала хотя бы остаться в одиночестве. Но это ей удавалось редко. Крайне редко. А ещё наконец-то состоялось долгожданное знакомство с красоткой Хейден, и они обе, кстати, остались весьма довольны друг другом. Молодую любовницу отца явно обрадовало жалкое состояние Вайолет, валяющейся под капельницей, а её будущую падчерицу охватило какое-то недоброе злорадство, потому что, только глянув на эту лисью мордочку, она сразу безошибочно определила, что Бен связался с первостатейной стервой и ещё хлебнёт. Вот так, в общих чертах. Она опять подняла глаза на пакет — оу, приятный сюрприз! Да там всё кончилось! Вайолет привстала и, ухватившись за пластырь, фиксирующий иглу «бабочки», уже почти оторвала его, чтобы, избавившись от капельницы, по-быстрому сгонять покурить, но не тут-то было. В дверь палаты ввалились её лечащий врач, мистер Фихтнер, а с ним — толстый негр, шериф. — Эй, эй! Вайолет, давай-ка это лучше сделаю я, ок? — мистер Фихтнер, убрав её руку, сам освободил девушку от иглы. — Это шериф Макалистер, и он хотел бы задать тебе пару вопросов, ты не против? Или дождёмся доктора Хармона? — Нет! — девушка почти выкрикнула это «нет», и шериф с врачом переглянулись. — Нет, не стоит его ждать. Он сейчас обедает, а у меня потом дневной сон, так что давайте поговорим. Она кивнула, сев в постели, и даже попыталась им улыбнуться. Тощая, как доска, одни волосы и глаза, отметил про себя шериф, окинув девушку быстрым взглядом. На вид не дашь восемнадцати, да и болезнь никого не красит. — Ну, здравствуй, Вайолет, — шериф кивнул ей и взялся ручищей за спинку кровати, отчего та жалобно скрипнула. — Я бы хотел поговорить с тобой о тех обстоятельствах, которые предшествовали тому утру, когда тебя обнаружили… — Я ничего не помню, к сожалению, — кивок в ответ, и улыбка девушки стала ещё отчаянней, а врач обескураженно развёл руками, подтверждая её ответ. — Шериф, а вы… Вы не скажете, возможно… — Спрашивай, спрашивай, не стесняйся, — Макалистер внимательно смотрел на неё, прищурившись. — Вы не нашли там, на побережье, ещё кого-нибудь? — На побережье? — он покачал головой, став ещё более внимательным. — А кого ты там думала мы найдём, раз ничего не помнишь? — Я… — она сглотнула. — Я так и не знаю, что произошло с моим… С моим парнем, Тейтом Лэнгдоном, он… — Он в списках пропавших без вести, Вайолет, и уже подан в розыск, как и многие другие, — негр вздохнул и покачал головой. — Его мать до вчерашнего дня была, кстати, твоей соседкой, лечилась, кажется, у доктора Хармона, да, Билл? — он повернулся к врачу, который авторитетно кивнул. — Такая трагедия, за два года потерять двоих детей, это, знаешь ли, тяжеловато для любой женщины. Вайолет, опустив голову, молча рассматривала свою ладонь, на которой был свежезатянувшийся рубец от ожога. — Я очень сочувствую тебе, но всё же, постарайся вспомнить, тебе не приходилось видеть что-то, скажем так, не совсем обычное в последнее время? Или, возможно, кого-то? — Вы это о чём? — девушка, как будто очнувшись, подняла покрасневшие глаза. — Что вы имеете в виду? — Ну… — шериф Макалистер явно замялся, что, в общем-то, было для него явно не характерно, — Знаешь, поговаривают сейчас всякое, кто-то о призраках, кто-то о каких-то призрачных кораблях, даже индейцев некоторые вспомнили — ничего такого? Девушка грустно улыбнулась и, шмыгнув носом, покачала головой. — Это вы поспрашивайте у пациентов доктора Хармона, они ему много чего такого наговорили, он даже научное исследование по этому поводу стряпает, так что вопрос не ко мне. Она пожала плечами и опять уставилась на свои руки. — Ладно, думаю, на сегодня достаточно, шериф, — мистер Фихтнер явно хотел убраться отсюда до возвращения Бена, и Вайолет его прекрасно понимала, как никто другой. — Это моя визитка, Вайолет, — шериф положил кусочек картона на край её постели. — На случай, если ты что-нибудь вспомнишь, к примеру, ну, или захочешь просто поговорить. — Да, шериф Макалистер! — она вдруг снова оживилась. — А, возможно, вы находили неопознанные, ну, как бы… — Есть ли у нас неопознанные трупы? Конечно — один обгоревший, в лесу подобрали, и ещё кое-что, полноценным трупом-то это не назовёшь, так, расчленёнка, как раз примерно с того самого утра. Нашли у Полков в лесу, это совсем рядом с тем местом, где тебя обнаружили. Там есть, кстати, подходящие под описание Лэнгдона, и потребуется время на генетическую экспертизу. Миссис Констанс Лэнгдон, она… Его остановил тычок в бок локтем, сделанный доктором Фихтнером, потому что его пациентка, всхлипнув, вся затряслась и закрыла лицо руками. Они быстро вышли из палаты, и врач, поймав медсестру, уже давал ей распоряжение срочно разыскать доктора Хармона, когда через стеклянную дверь увидел, как Вайолет Хармон, утирая намокшие глаза пальцами, смеётся, завалившись на бок на своей кровати. Так что ей пришлось ещё полечиться, и только через месяц девушка попала домой, на свою улицу по соседству с опустевшим домом Лэнгдонов, и теперь они с Беном оказались единственными обитателями улицы Даймонд Шолс Драйв, отделявшей зону океанического побережья от лесного заповедника Бакстона.

***

      Бен всё так же уезжал на свои дежурства на несколько дней, теперь к ним ещё присоединились многочисленные симпозиумы и семинары психиатрического направления, медленно приближалось Рождество, и на улице холодало. Но, странно, штормов больше не было, как не было больше в этом сезоне Южной мглы, и вообще, ничего больше не было. К Вайолет ещё не раз приходили какие-то строгие люди в костюмах, задавали множество вопросов, в основном, про её редкие встречи с мэром Уинстед и про то, не пыталась ли «эта женщина» втянуть её в некую секту или не навязывалась ей какая-либо «чуждая религиозная идеология». На все вопросы девушка, не моргнув глазом, отвечала «нет» и растерянно улыбалась, пожимая плечами. А когда один из федералов с кривой ухмылкой выложил на стол её этюд, сделанный из библиотечного окна, с бредущей процессией, несущей горящие факелы, Вайолет опять пожала плечами и ехидно заметила, что ждать какого-то адеквата от человека, провалявшегося месяц в неврологии, в общем-то, бессмысленно. — Да и в неврологии я лежала по знакомству, у меня же папа там врач, — она склонила голову к плечу. — А так, по показаниям, торчать бы мне в психушке, понимаете, о чём я? И они поняли. Больше к ней никто не приходил, и дни потянулись скучной, серой чередой… Она вернулась на работу в библиотеку, и к ней повадился приходить за печеньем в перерыв енот, которого когда-то привадила Фелиция. Сама не зная зачем, Вайолет каждый день, когда не работала, уходила из дома, собирая в рюкзак все свои причиндалы для рисования и ходила, ходила, ходила… По лесу, который совсем перестал быть страшным, по опустевшему побережью, где в громовом шуме прибоя ей всё время слышались отчаянные крики Джека Воробья и скрип старых мачт; по пепелищу, оставшемуся от жилища Полков. Да, кто-то из местных его сразу поджог, как только их арестовали. Поговаривали, что они были причастны к убийству какой-то съёмочной группы любителей-актёров, которые хотели снять реалити-шоу в здешних местах. Как-то раз к Вайолет заехал Роберт Торен, уже без Мери, так как они расстались. Как и Хантер когда-то, приехал он с большим букетом красных тюльпанов, которые вполне ожидаемо пахли свежими подсоленными томатами. Он уезжал с Отмелей на материк, так как: «Нормальной волны больше нет, и фиг здесь торчать, на хрен?» — и всё в этом духе. Он был какой-то страшно неуклюжий и большой, не знал, куда ему деть руки и даже пару раз чуть не смахнул со столика их кофе, который Вайолет сварила. Кажется, ему было откровенно жаль её, и девушка из-за этого разозлилась на него, скупо отвечая на его вопросы и не поддерживая и так умирающую беседу. Ей удалось отделаться от него примерно через сорок минут, и Роберт, неуклюже подержав её прохладную руку в своей огромной лапе, попытался даже обнять её на прощание, и Вайолет даже стерпела. — Я нанялся на материк на зиму тренером в большой спортивный комплекс, как устроюсь, позвоню, ок? — он ещё помялся и, наконец, уехал, прекратив эту муку, потому что видеть их общих друзей с Тейтом стало настоящим мучением.       А впереди маячило Рождество, как призрак прошлой, счастливой жизни, провалившейся в печальное небытие… Странно, но на побережье, да и в лесу Вайолет теперь видела невесть откуда взявшийся мусор, которого, она готова была поклясться, раньше тут не было, или она его раньше почему-то не видела. Мятый пластик, какие-то синтетические обёртки приносило приливами, выбрасывало на берег, и всё это там подолгу лежало, пока береговые службы не совершали месячный рейд по уборке. В отсутствии туристов это делалось редко, а мусора становилось всё больше. В лесу она тоже видела его: он лез, как будто вырастал из-под прошлогодней травы, набирал массу, как гриб после дождя. Кто тут мог раньше мусорить, было непонятно, но процесс шёл медленно и неотвратимо. Поначалу Вайолет брала с собой на свои длинные, бессмысленные прогулки огромные мусорные мешки, набивая их под завязку и потом отдавая их в мусороперерабатывающую компанию, которая каждый вторник и субботу присылала специально к их дому мусоровоз опорожнять их полупустой бак из чёрного пластика. Потом бросила, потому что надоело. По ночам, она, естественно, ревела, засыпая только под утро, и никакие Эдварды Мотты больше её не беспокоили. Но взамен в тот краткий период сна, когда она, обессилив, забывалась, ей снилось что-то другое, чего девушка никак не могла вспомнить до конца. Оставалось только странное ощущение, как будто она тонет, и тяжёлая одежда тянет её вниз, в мутную, холодную глубину, а потом как будто сама солёная тёплая вода, подхватив её снизу, несёт Вайолет к берегу, и слепящий свет опять бьёт в глаза. И тихий смех, его тёплые руки, и как будто всё хорошо, они вместе, и всё самое страшное позабыто навсегда, оставшись в тёмных глубинах мёртвой воды. Она сначала каждый день проверяла почтовый ящик, но там было традиционно пусто, вернее, были дохлые пауки и прошлогодние листья, и больше ничего. Потом Вайолет сообразила, что ни разу не видела тут почтальона, да и отправлять почту на их улицу ради единственного обитаемого дома было бы глупо. Пока она догадалась спросить об этом Бена, прошла неделя, и он ей честно ответил, что для неё почти ничего не было, ведь он регулярно забирает почту каждый вторник в отделении почтовой службы в центре Бакстона, и за всё время ей пришла только почтовая открытка от Вивьен из Канады. Это была фотография вида горы Логан*** в снегах и в заманчивой, туманно-морозной дымке. Через день звонил Денди, они с Глорией и Дорой съехали на материк, куда-то в окрестности Нового Орлеана, и они просто молчали с ним подолгу, держа трубки у лица. Это Вайолет не хотела говорить с ним, а он всё звонил и поначалу пытался что-то объяснить, но тогда она отключалась. А когда он молчал — она тоже молчала, и постепенно обоих это стало устраивать. Денди сначала осторожно, а потом всё смелее стал рассказывать ей, как он провёл свой день, как его бесит Дора, какая у неё невозможно толстая и какая-то очень странная дочка с прибабахами. Про какой-то цирк и его странных артистов, остановившихся на гастроли недалеко от того места, где они живут. Вайолет, как-то забывшись, тоже в ответ начала нести ему в ответ подобную чушь, про свою скучную работу в библиотеке, в которую никто не ходит; про неврологическое отделение, где она провела месяц на антидепрессантах и транквилизаторах, про то, что дом Лэнгдонов опустел. Вот тут она сначала замолчала, а потом заревела, как корова. Денди тут же выпалил в трубку, что завтра же приедет и моментально отключился. Вайолет не хотела его видеть, потому что не желала выяснять что-либо, и ей просто было страшно… Тейт всё так же значился в списках пропавших без вести, но это не помешало Констанс устроить где-то на материке пышные похороны, ведь ей так шёл траур. Она, кстати, тоже звонила, приглашала Вайолет, и та почему-то не нашла в себе сил, чтобы плакать, но смогла принести безутешной матери свои сухие и неискренние соболезнования. Куда Констанс съехала, Вайолет не знала, и спрашивать ни у кого не хотелось. Кстати, несколько раз ещё кто-то звонил и молчал в трубку, видимо, дожидаясь ответа девушки, но Вайолет упорно молчала, она знала, что это Том Хантер, потому что звонил он из своей машины, стоявшей напротив её дома. Его она совсем не боялась, да и чего бояться теперь-то? Но видеть его больше не хотела и не могла.       Когда на следующее утро в дверь позвонил Денди, она открыла ему, и они опять молча сидели вдвоём на кухне за остывшим кофе. Мотт несколько раз порывался что-то сказать, но Вайолет качала головой и не один раз просила его заткнуться, что он и делал. Потом они пошли вдвоём ходить по лесу, и Вайолет в очередной раз убедилась, как всё вокруг изменилось. Сегодня в лесу сквозь лёгкий туман пробивались лучи зимнего, неяркого солнца, и из-за этой туманной завесы земля была неразличима. Лес был одновременно похож на тот, каким был раньше, и, тем не менее, уже был другим.**** В нём не было страшно, но было красиво. Они с Дэнди, не договариваясь, пришли на то место, где когда-то была берлога Полков, и даже пепелище в это прекрасное утро выглядело неплохо. Посередине него был почти полностью ушедший в землю камень, треснувший пополам, покрытый сажей и присыпанный сухими листьями и ветвями. — Пошли-ка отсюда, а? Он ведь тогда, в ту ночь, приходил сюда, к этому камню, и после этого изменился окончательно, я уже потом понял, — Денди пнул камень ногой и посмотрел на Вайолет. — Мне всё казалось, что на следующий год этого дерьма не будет, он же был такой сильный, Вайолет и не хотел сдаваться… А вообще, я бы послушал, что тут без меня было, а? Хватит молчать, поверь, выговоришься — станет проще, — он подошёл к ней вплотную и заглянул в её опущенные глаза. — Да и я тебе кое-что могу рассказать, ты должна знать, Вай. — Что же, Дэн? — девушка повернулась к нему, усмехаясь. — Расскажешь, как давно вы договорились прилепить меня скотчем к кровати, а тебя отправить с Томом на побережье материка? Или про то, что ты до последнего плясал под его дудку, несмотря ни на что? — она прищурилась. — А если бы он попросил тебя прикончить меня или кого-нибудь другого, что бы ты делал? — Да я и… — он смешался и неожиданно зло ответил ей. — С тобой он всегда был другим, даже в детстве, и ты не поймёшь. А я… — он вдруг шагнул к ней, сжав кулаки. — Я любил его, Вайолет! И, и боялся, да! До чёртиков! Особенно, после того, как он четыре года подряд по осени превращался в какого-то всезнающего монстра, и, мать его, если бы Тейт сам не придумал тот проклятый стул в подвале, неизвестно, что было бы! Я видел иногда, просто понимал, что он запросто мог убить меня, если бы освободился! Он замолчал, отвернувшись на несколько секунд. — Тейт постоянно боролся с собой, потому что оно рвалось наружу, понимаешь ты это?! Зачем, думаешь, я тебя спрашивал, связывал он тебя, или нет? Из любопытства? — он сплюнул на землю, ещё раз пнув камень. — Да я думал, что не увижу тебя живой в следующий раз, вот в чём дело. И я, б*я, как же я скучаю по нему, Вайолет! Как же я скучаюуу! Последние слова Денди просто провыл, вдруг сев на землю, прямо в золу и спрятав лицо в ладони… И Вайолет, тут же присев рядом с ним, тоже разревелась, и они вдвоём ревели, тесно обнявшись и вцепившись в друг друга, как два оставленных, брошенных на произвол жестоких стихий потерянных ребёнка. Да так оно, наверное, где-то и было. Возвращались они назад, взявшись за руки, и потом, быстро перекусив, пошли в дом Лэнгдонов, от которого у Денди, оказывается, были ключи. Здесь всё было почти так же, как и при Констанс и Тейте, даже витал запах выкуренных дорогих сигарет, а подушка Тейта ещё хранила его запах. На кухне вся мебель была покрыта тонким слоем мелкой песочной пыли, потому что убираться больше было некому, и от этого стало ещё более грустно. Они вдвоём долго слонялись по комнате Тейта, в доме было холодно, и Вайолет надела его свитер, потому что все его вещи были на месте. Денди сходил в подвал и включил бойлер, и они вдвоём устроились на его кровати, включив какой-то старый фильм. И каждый из них представлял себе, что с другого бока у Вайолет тоже занято место. Тейтом, потому что они всегда ложились смотреть телик именно так: она посередине, а кузены — по краям. Естественно, Вайолет разревелась опять, и Денди обнял её. Так они вдвоём и заснули на его кровати, и Денди долго боялся убрать свою руку из-под головы девушки, потому что не хотел, чтобы она опять плакала. Во сне он осторожно повернул её левую ладонь вверх, потому что ему показалось там что-то необычное, чего раньше не было. Это был странный, какой-то вытянутый розово-белый тонкий шрам, смутно напоминающий своими очертаниями силуэт летящей птицы или молнию. Проводив его на следующее утро и потом долго не уходя с пустой дороги, Вайолет с удивлением поняла, что её как будто слегка отпустило. По крайней мере, она уже могла смотреть на дом Тейта и не трястись, и его свитер она со вчерашнего дня так и не сняла. Потом она прошла в кабинет Бена и зачем-то стала искать в его каталоге карту Тейта Лэнгдона, но её там не оказалось. Сама не зная, зачем, Вайолет открыла ящик его стола и увидела запечатанный конверт, лежащий лицевой стороной вниз. Перевернув его, она замерла. Это было то самое письмо Тейта, адресованное ей и, видимо, привезённое Беном из почтового отделения Бакстона какое-то время назад.