Черный Замок

— Это тебе, — Эйль протянул ему небольшую, деревянную шкатулку. — Так, это из того взбесившегося древнего дуба? — спросил Дэй, осторожно принимая подарок из его рук. — Да, но открой…       Дэйриил внимательно посмотрел на него. Эйль выглядел… растерянным?! Это его-то Эйль, который никогда не лезет за словом в карман, язвит и ехидствует так, что даже он краснеет от стыда или… смеется до слез… — Что в ней? — недоверчиво спросил Дэй. — Открой, — тихо повторил Эйль.       И Дэйриил подчинился. Зачарованная шкатулка сопротивлялась его рукам, но совсем недолго, и открылась с глухим щелчком. Внутри она была отделана черным бархатом. Дэй улыбнулся — штуковина, вполне в стиле Эйльриха — изящная, красивая и бесполезная.       Дэй посмотрел на шкатулку Истинным Зрением и, через несколько секунд, сквозь исчезающее заклятие, увидел крупный, серебряный браслет. Все Охотники любили серебряные вещи, ведь серебро отпугивает нечисть, и Эйль не был исключением. Но это украшение… выглядело слишком крупным, слишком грубым. Эйльрих такие не носил. — Зачарованный, — сказал Дэй и осторожно вынул браслет из шкатулки. — Ты ни разу не надевал его. — Примерь, тебе пойдет, — прошептал Эйльрих. — Он будто для тебя сделан. — Значит, мне подходят грубые вещи?! — притворно сердито вспылил Дэйриил. — На те, братишка, чего и демонам не надобно?! — Ну, чертенок, тебе не угодишь, — с улыбкой сказал Эйль, вновь обретший дар острить. — То бабье все, то грубое…       Дэй, удерживая Силой, осторожно положил и шкатулку, и браслет на небольшой столик — новый, из внешнего мира, его Дэй разгромить еще не успел. Эйль терпеть не мог, когда он ронял или швырял вещи, и потому Дэй был предельно аккуратен. Дэйриил обнял его и поцеловал. Грубо и собственнически, но по-другому просто не умел. «Мне не нужны подарки!» — услышал Эйль в голове его беззвучный радостный голос. — «Только ты!»       Эйль, сжав в ответном крепком объятии, целовал Темного чертенка и так же грубо, но не пытаясь перехватить контроль. Дэйриил отпустил его, и поцелуй, болезненно-саднящим воспоминанием, остался на губах. — Это не просто подарок, радость моя, — прошептал Эйль, глядя в любимые янтарные глаза. — Примерь.       Дэйриил послушался, вытянул руку, браслет, удерживаемый Силой, поднялся в воздух и мгновением позже оказался у него на запястье. Темный почувствовал легкое покалывание на коже. Браслет, под действием наложенных на него чар, сжался и стал новому хозяину точно впору. — И правда, красиво, — прошептал Дэйриил, любуясь подарком. Тяжелый, широкий с грубым, обережным рисунком, браслет здорово смотрелся на его сильной руке, идеально подчеркивал его темную, дикую красоту. А в случае чего им и ударить можно… А потом почувствовал. Боль, тоску, безысходность, а ведь прошло несколько сотен лет. — Эйль?! — Ты… упрекаешь, что ничего не рассказываю, — прошептал старший брат. — Не надо… не хочу лезть тебе в душу, — начал было Дэйриил, но не сумел скрыть фальши в голосе. Нет, на самом деле — хотел… чтобы знать, чтобы понять! Ведь о нем-то Эйльрих знал все! — Братишка, не притворяйся, — улыбаясь, прошептал Эйльрих, откровенно любуясь им. Эйль любил дарить ему подарки и если бы Дэй не ворчал — делал бы это каждый день, просто заваливал бы его ими. Но, его Темный смущался. Теперь, когда он вырос, ему было очень трудно принять любую вещь, подаренную Эйлем. Эйльрих снова улыбнулся. — Однажды, братишка, ты узнаешь все, что я пытаюсь скрыть. Хоть… мне и… больно говорить об этом.       Водяницами становятся молодые женщины, не своей смертью умершие. Если рядом вода есть, древней Силой обладающая, да если смерть девицы была болезненной, да несправедливою. Быть такой покойнице водяницей и жизни без числа забирать, пока ее меч Охотника, али заклятие не остановит. А первыми пожнет она тех, кто жизнь ее оборвал и не будет им спасения, ибо справедлива жатва. Монструм, бестиарий. Глава 1777. «Сын, засиделся ты дома и совсем скис!» — беззвучно рявкнул Замок. — «Пора бы и поохотиться!» «Пошли кого-нибудь другого!» — не менее злобно ответил Эйль. Голова чудовищно болела с похмелья, даже хваленая регенерация Охотников не могла справиться с этой болью. Да, похоже, он перебрал вчера. Судя по смятой постели, ночь провел не один. Вот только с кем — не помнил. «Кэмми пообещала превратить тебя в жабу», — ехидно сообщил Замок. Так, болотная ведьма. Ну и угораздило же его! — За… что?! — вслух спросил его Эйль. «Ну, ты упорно называл ее Лайлой», — радостно сказал Замок. — «И еще Дитмаром». Лайла… танцовщица полудемон из его любимого кабака в Мэйтисе, эх и гибкая девица! И почти не страшная. А Дитмар?.. А! Капитан гвардейцев! Он несколько раз притаскивал бравого вояку в Замок. Эйля последнее время потянуло на смертных. «Устраивать драку со своими братьями в трапезной было необязательно!» — опять заворчал Замок. — «Теперь они несколько дней не смогут охотиться!» По его голосу Эйль понял — Отец совсем не сердится на него. Напротив, чудачества Эйля его забавляют. «А потому изводить водяницу отправишься именно ты, мой самый непутевый сын, гуляка и пьяница!» Эйль грустно вздохнул — спорить было бессмысленно. «Вставай-вставай!» — потребовал Замок. — «Нечего вылеживаться!» «Готовь оружие!»       Эйльрих пошевелился. Раны после драки почти уже полностью затянулись, но мышцы протестовали против любого нового движения. Замок, не сказав больше ни слова, исчез из его комнаты.       Эйль, поминая высших демонов и их родственников до третьего колена, все же вылез из кровати. Надо было спуститься в подземные пещеры и пополнить запасы замковой воды — против водяницы она может пригодиться.       Он брезгливо посмотрел на смятые простыни, хоть и на мгновение, но подлая тоска все же царапнула сердце. Кого он пытался обмануть?! От себя не сбежишь! Кэмми, Лайла, Дитмар… братья Охотники… королевские фрейлины, демоницы, ведьмы. Все они были… на одно лицо, он забывал любовников и любовниц. Нет, даже не пытался запомнить… ни их имен, ни их лиц.       Тот, единственный, который все еще заставлял его сердце биться быстрее, был мертв. И Эйль никогда не найдет его в других. И тело его уже давно исчезло, поглощенное равнодушными Мертвыми Скалами. И даже бесплотным призраком он больше не придет! Глубоко вздохнув, Эйль прошептал несколько слов на Древнем Языке, и новая черная охотничья форма оказалась на нем. Да, наверное, глупо тратить Силу на такую ерунду, но натягивать сейчас на себя тряпки, так, как делают это смертные, он просто не смог бы. Дверь в его покои с шумом открылась. Эйльрих не обернулся — только Гертруд могла столь громко топать. — Ваш завтрак, мастер Эйльрих, — провозгласила гоблинша. — И лечебное зелье. От ее голоса, подобного рычанию дикого зверя, у Эйльриха невыносимо застучало в висках. — И незачем так орать! — упрекнул он Герт. — Славная драка, мастер! — похвалила она. — Мой брат Огра все видел и мне рассказал. — Есть! Есть! Есть! — в раскрытую дверь вбежал шустрый Блэки. — Жаль… что ваша гостья не задержалась. Я бы испекла пирог.       Гертруд поставила поднос с завтраком на стол и исчезла за дверью. От запаха тушеного мяса Эйля мутило.       Блэки запрыгнул на стол и принялся уплетать все подряд: и мясо, и овощи, и колдовские коренья. Эйль не прогнал его. Пусть — не пропадать же добру. Сам он выпил только большой стакан терпко-горького травяного настоя. Боль в голове сделалась вполне терпимой.       Из оружия Эйль решил взять с собой только Лунный Клинок. В коридорах ему встречались знакомые Охотники. Эйль небрежно кивал головой и проходил мимо.       Он достаточно быстро нашел нужную лестницу. Только ему Отец позволял спускаться в подземелья.       Камень под ногами завибрировал. Лестница ожила и начала двигаться, меняя форму и направление. Эйль побежал по ней, не желая тратить на сборы чересчур много времени. Лестница выкинула его в туннель, который тоже зашевелился. У Эйльриха закружилась голова — проклятое похмелье так и не прошло! На мгновение, только на мгновение ему показалось — рядом мелькнул размытый, полупрозрачный силуэт. Холод обжег кожу. «Алан!» — беззвучно крикнул он в темноту, но ему, конечно же, никто не ответил. Темная вода из источника стала выглядеть абсолютно обычной, когда попала в его флягу, которую он наполнил до краев.       Когда Эйльрих вернулся в свои покои, Блэки, умявший весь завтрак уже дожидался его в заплечной сумке. — Охота! — радостно пролаял его боевой товарищ.       Лунный Клинок занял свое место в поясных ножнах. Хмурый Эйль скороговоркой проговорил заклятие, изменяющее вес. Пояс сделался легче. Флягу с замковой водой он положил в сумку, которую тоже не забыл зачаровать невидимым заклятьем. «Пора», — сказал Замок и распахнул перед ним воронку портала, прямо посреди гостиной. Эйльрих прыгнул в нее и привычно почувствовал холод межпространства. «Алан!» — тихо позвал он. Но ответом вновь была безнадежная тишина.       Портал открылся с глухим звуком и ноги Эйльриха коснулись земли. Он оказался на опушке небольшого леса. Судя по сырости воздуха, где-то рядом находился водоем. Эйль осмотрелся и увидел остроконечные крыши деревенских домов вдалеке. За лесом, на горе, сквозь туман разглядел он остов старого замка.       Эйльрих знал это место. Две сотни лет назад глава древнего рода заразился оборотничьей заразой во время охоты. Обернулся в разгар пира и растерзал и знатных гостей, и трех своих сыновей, и жену. Убить оборотня Замок послал именно его. Эйльрих не разочаровал Отца, после Охоты получившего вместе с Тьмой и Силу древнего рода, которая укрепила его собственную.       Из сыновей оборотня выжил только младший. Его выходила горничная-простолюдинка, и он женился на ней, дал расчет слугам и ушел жить из замка в деревню. От оборотничьей крови его излечили замковой водой, но ни один дворянин в округе не отдал бы ему в жены свою дочь — репутация его рода была навсегда и безнадежно запятнана.       Местные крестьяне с незапамятных времен селились рядом с волшебным озером и существовали за счет зельеварения. Потому и деревню эту назвали «Озерная». Да так название и прижилось. Доходы были вполне приличными, пока в озере не завелась водяница. Блэки нетерпеливо завозился в сумке. — Охота! — тявкнул он. — Будет, когда стемнеет, — заверил его Эйльрих.       Он прошептал сокращающее расстояние заклятие на Древнем Языке и сорвался на бег. Замок не стал выбрасывать его из портала совсем близко от деревни, чтобы не пугать крестьян.       Эйльриха встретили хмурые, молчаливые люди. Селяне считали Охотников проклятыми и потому не разговаривали с ними без особой на то причины. — Здравствуй, демонов мастер, — к Эйльриху подбежал запыхавшийся рыжеволосый парень лет двадцати-пяти в темной, потертой одежде. Внимание Эйля привлекли сильные, жилистые руки. — Кузнец? — спросил он. — Кузнец, — согласился селянин. — Бран, сын Свена. Эйльрих улыбнулся, небрежно кивнул головой. Ему не было смысла представляться — Бран уже, наверняка, знал кто он. — Пойдем, Эйльрих Охотник, — сказал кузнец, подтверждая его догадку. — Графья тебя заждались уж. Деревня оказалась большой. Они шли между домами, вдоль самой широкой улицы. Люди прятались за закрытыми воротами и затворенными на окнах ставнями. Эйль почти физически ощущал их недобрые, но полные любопытства взгляды. — И не боишься ты, Бран-кузнец, со мной говорить? Ну беду на себя накликаешь? — насмешливо, подражая речи селян, спросил Эйльрих. — А для соседей я и так бедовый, — ответил ему кузнец, тоже насмешливо. — Что же так? — А кую больно хорошо, потому нечист, и с демонами дружбу вожу, — сказал, не смутившись, Бран. — А потому и с тобой, заклятый мастер, говорить мне не боязно. — Вон оно что… — Мастер Охотник! Не прогневайся! Казалось, старушка выросла перед ними прямо из-под земли. — Мона, сплетница наша злостная, — представил ее кузнец. — Чу, сплетница! — старушка картинно взмахнула руками. — Никакогу почтения! — Что сказать имеешь? — спросил ее улыбающийся Эйль на просторечье. — Не жалейте вы утопленницу! — запричитала Мона. — При жизни эх и дурная девка была! Демоны красою наделили, а ума не дали, злобу одну только да гонор! — Мона! Не гневи мертвых! Да мастеру не досаждай! — решительно сказал кузнец и попытался пройти мимо. — Обожди, — остановил его Эйль. — Гвен, пастух к ней сватался, — быстро заговорила бабуся. — Эх и видный парень был! Так изжила его проклятая! Не пошла! А он в петлю! И на похоронах его смеялася! — Мона, негоже на мертвую наговаривать! — строго упрекнул ее Бран. — Вы не жалейте бесовку! — прошипела старушка и заковыляла прочь. — Полоумная, сама не ведает, что несет, — заверил его Бран.       Они подошли к дворянскому дому. Самому большому и самому добротному в деревне. По размерам он немногим уступал замку. — Ну, мастер, дозволь откланяться, — сказал кузнец. — Благородные господа здесь живут. Они тебе за водяницу сами все и расскажут. — Спасибо, добрый человек, — Эйль направился к дому. Но кузнец не спешил уходить, словно ждал чего. Дверь распахнулась прежде, чем Эйль успел постучать. На пороге он увидел хрупкую девушку, совсем юную, в строгом, черном платье с темно-русыми волосами, уложенными в аккуратную прическу. Девушка присела в довольно скверном подобии реверанса и посторонилась, пропуская его внутрь. — Милости прошу, мастер Охотник, — тихо сказала она, так и не взглянув на него. Ее взгляд был прикован к стоявшему перед домом кузнецу. Эйль быстро вошел. Девушка, ни разу не оглянувшись на него, пошла впереди, указывая путь. В молчании, они поднялись по лестнице. — Не ждал лорд вас, мастер, скоро так, — скороговоркой, глотая слова, заговорила девушка на просторечье. — А потому за скромное угощение извиняйте… — Пустое, — нетерпеливо прервал ее Эйльрих. — Я здесь не угощения ради, — сказал он равнодушно. — Майя! Хватит шептаться в дверях! — голос, раздавшийся из-за двери, был громким и грубым. — Веди сюда гостя дорогого. Эйль с трудом сдержал грустный вздох. Дворяне тоже говорили на просторечье. Девушка, все так же не поднимая на него глаз, открыла дверь в парадную столовую. Эйль вошел в большую, но темную и мрачную комнату. За большим столом сидело все семейство лорда. Его жена, полноватая женщина с усталым лицом, волосы которой были полностью скрыты под траурным чепцом, его двое сыновей, здоровых, высоких, ни внешностью, ни манерами совсем не похожих на детей лорда. Майя не последовала за Эйлем. — Эта девушка, деревенская сирота, — сухо пояснил хозяин дома. — И я предоставил ей должность из жалости, чтобы не умерла с голоду. — Что ж, это очень благородно с вашей стороны, мой лорд, — сказал Эйльих, садясь за стол. — Мы не были представлены, — продолжал отец семейства, медленно, тщательно подбирая и выговаривая слова. — Родерик д`Объен, моя супруга — Иветта д`Объен, мои сыновья Андреас и Бастиан. Вы можете не представляться, лорд Эйльрих — ваше мастерство и бесстрашие давно сделали вас известным за пределами Мертвых Скал. — Мое почтение, благородный лорд, — ответил Эйльрих строго согласно этикету, не реагируя на лесть, изо всех сил стараясь, чтобы его слова не прозвучали высокомерно. Это оказалось действительно сложно: «благородное семейство» давно превратилось в мещан. Все, что у них осталось от дворянства — титул. Они теперь мало чем отличались от крестьян, рядом с которыми жили. Эйльрих обратил внимание на пустое место за столом. — Насколько мне известно, у вас трое сыновей, достопочтенный лорд? Один из них заболел? — спросил он, хоть уже и знал ответ. Иветта закрыла лицо руками и затряслась в рыданиях. — Он… мертв! — О, примите мои извинения и соболезнования, леди, — вполне искренне сказал Эйльрих. Теперь он был уверен — «благородное семейство» имеет самое непосредственное отношение к появлению водяницы. Во всяком случае, сыновья — точно. — Вам, не за что извиняться, лорд Эйльрих, — сухо сказал Родерик, все так же медленно. — Мой сын Михель убит водяницею. — Соболезную потере, мой лорд. Нечисти недолго осталось бесчинствовать в ваших землях. Низкорослые слуги, в чьих жилах явно было больше половины демоновой крови, принесли жаркое и разлили в бокалы темное вино. Запах жареного мяса раздразнил Блэки — он заворочался в заплечной сумке. «Нет», — беззвучно прошептал Эйль и зверек разочарованно затих. — Эта девчонка, Майя, что у нас в услужении, — будто между прочим сказал лорд Родерик, и поспешно отпил вина. Эйль молчал. — При жизни тварь ей сестрой родной приходилась, — сообщила леди Иветта. — Их родители? — спросил Эйль. — Про их отца никто и никогда ничего не слышал, — снова заговорил лорд и опять сделал большой глоток вина. — Что же до матери — про нее разное в деревне говорили. Но дар у нее был — травы знала. — Знала? — переспросил Эйльрих. — Она преставилась вскоре, как водяницей дочь сделалась, — сказал Андреас. Сказал странно, будто виновато. — Ее дар младшей дочери перешел, — голос Родерика сделался глухим и тихим. Эйль отметил, что когда «благородные дворяне» нервничали — говорить они начинали совсем по-крестьянски. Какого же труда стоило ему сдержать улыбку, но подобные нарушения этикета Серебряный Охотник считал для себя непростительными. — Вряд ли мне необходимо столь подробно знать о ее достоинствах, — сказал он. — Мы… не сможем заплатить всю сумму, запрошенную вашим родителем, мастер Охотник, — Иветта притворно вздохнула. — Возможно, потомственная травница будет неплохим приобретением для Черного Замка. Да и вам она пригодится. «Отец?» — беззвучно спросил Эйльрих, уверенный, что Замок слышал каждое слово. «Тебе решать», — древний голос был глухим и далеким. — «Мне нужна только Тьма водяницы». — Мой Отец согласился принять вашу плату, благородный лорд, — нарочито громко сказал Эйльрих. Он так и не притронулся ни к одному блюду. Люди, сидевшие за этим столом теперь стали противны ему, и дело было вовсе не в их скверных манерах или просторечии. Да, пусть и номинально, но лорд Родерик оставался хозяином в своих землях и мог вершить суд и расправу над своими крестьянами, хоть и жил с ними рядом. Наверняка, решение отдать Замку девушку было общим решением жителей деревни, не желавших находиться рядом с родственницей нечистой покойницы, но все же… Если бы захотел, лорд д`Объен смог бы защитить несчастную. — Я устал с дороги и прошу меня извинить, — сказал Эйль и поднялся из-за стола. — Конечно, мастер Эйльрих. Отдыхайте, — быстро проговорил согласно этикету лорд Родерик.       Майя, не сказав ни слова, проводила его в безликую гостевую спальню. Едва затворилась дверь — Эйль подошел к большому окну с потемневшими стеклами. Избегая прикасаться к нему руками, он распахнул его с помощью Силы. Дом был построен на небольшой возвышенности и он хорошо разглядел озеро, находившееся за деревней. В его темной, неподвижной глади отражалась почти полная Луна. Эйль глубоко вдохнул, наслаждаясь холодным воздухом темной ноябрьской ночи, на удивление безветренной. Безветренной?.. Он почувствовал… чужую Силу… мертвую, нечеткую, голодную до живых. Эйль услышал тихую песню. Приятный, девичий голос. Слов он не разобрал. Над черной водой озера увидел сгусток бледного тумана, в очертаниях которого, если приглядеться, можно было угадать человеческую фигуру. Эйльрих моргнул и туман исчез. Блэки нетерпеливо завозился в сумке. — Да, дружище, ты прав. Спать в такую ночь просто грешно. И он выпрыгнул в раскрытое окно. Это был только третий этаж, а потому Эйль не стал тратить Силу, чтобы замедлить свое падение. Он сгруппировался и беззвучно приземлился на согнутые в коленях ноги. Блэки выскочил из сумки и побежал вперед. — Память! Память! — пролаял горностай. Эйль последовал за ним. Горностай привел его в небольшой лесок рядом с деревней. Волшебство озера определенно повлияло на деревья, невысокие и искривленные. — Здесь! — тявкнул Блэки и остановился. Даже без Истинного Зрения и сверхчувств Охотников, Эйль отчетливо ощутил эхо боли и смерти, пропитавших все вокруг. Он коснулся ладонью ствола дерева и вздрогнул.       Последняя ночь августа в тот год выдалась небывало жаркой. В эту ночь крестьяне устраивают проводы лета. Гуляет молодежь, поет песни. Кто посмелее — прыгают через ярко пылающие костры.       Эйль услышал эхо веселых и громких голосов, звуки грубоватой, нестройной музыки. Нехорошо закончились те гуляния в Озерной деревне.       Девушка лежала на земле. Разорванная одежда, кровь на белой коже. Она все еще была красива. Но она умирала. И он увидел сыновей лорда, стоявших рядом. Их сознания были затуманены хмелем и похотью, и они еще не осознали, что натворили. — В воду девку! — хрипло крикнул Михель. — Но жива еще… — возразил Андреас. — Все равно сдохнет! Бастиан и Андреас отнесли ее к озеру и сбросили с обрыва. Девушка была без сознания, а потому утонула сразу — только круги пошли по темной воде. — Неко ж, гордячка! — зло сказал Михель на просторечье, глядя на растревоженную озерную гладь. — Другим кралям наука будет, как благородным господам отказывать! Где-то в деревне, запертая в подвале, кричала охрипшая Майя.       Эйль отдернул руку от дерева, словно обжегшись. Никто из крестьян не посмел оспорить волю «благородных» господ. И в древние легенды никто из селян не верил. А зря. Теперь зло, сотворенное здесь, зло безнаказанное, возвратилось к ним со дна озера, из холодной, темной воды.       Остаток ночи можно было потратить на сон. Блэки шустро запрыгнул в сумку и Эйль начал двигаться по направлению к деревне, бесшумно ступая по мерзлой земле. Ему даже не пришлось напрягать слух, настолько громко звучали для него голоса смертных. Он узнал обоих. Бран и Майя. — Убежим! Прямо сейчас! — убеждал кузнец. — Неможно! Догонят! Найдут! — сквозь слезы шептала Майя. — Они сестрицей твоей заняты! Не до нас им теперь! Охотник без труда разглядел сквозь деревья двух обнявшихся людей. Почему-то, он почувствовал себя мерзко, будто увидел что-то запретное, не предназначенное для его глаз. — Он догонит! Я ему обещана! В уплату! — причитала Майя. Эйль услышал достаточно. Содрогаясь от омерзения, он, так и незамеченный людьми, скрылся в темноте.       Эйльрих позволил себе расточительство — потратил Силу на мощное невидимое заклятье. Чтобы скрыться от глаз селян, было достаточно и простенького, нехитрого заклинаньица, но ему хотелось стать по-настоящему невидимым, раствориться в ночной тьме. И причина на то была лишь одна: Эйль надеялся почувствовать его — навсегда потерянного, но все еще остававшегося где-то рядом. Иногда он ощущал взгляд, и холод покалывал кожу, он резко поворачивался, шептал любимое имя, но вокруг были только уродливые крючковатые деревья и тьма ноябрьской ночи. «Мерзко здесь», — сказал Эйль в темноту, когда почувствовал присутствие Отца. «Уж больно чувствительный!», — укорил его Замок. — «Это всего лишь смертные, и нечего так убиваться!» Эйль не ответил — Отец был прав. « И не зови! Прекрати тревожить!» — приказал Замок и исчез из его головы. Разумом Эйль понимал, что эти дурацкие поиски бессмысленны. Но… сердце не хотело смириться, отпустить того, кто за такой короткий срок заполнил всю его жизнь. Всю, без остатка. А потом и стал его жизнью. Эйль пил жизненную Силу кривых деревьев, хоть она и отдавала горечью, будто невыдержанное вино. Он уже точно знал, что не сможет съесть ни куска под крышей дома д`Объен. «Алан!» — беззвучно повторял и до рези в глазах всматривался в холодную ночную тьму.       Он вернулся к господскому дому под утро. Забрался в раскрытое окно с помощью Силы. Блэки давно дрых в заплечной сумке. Эйль знал, что Майя в комнате до того, как его ноги коснулись подоконника. Она неподвижно замерла у двери и уставилась в пол. — Пошто пришла? — грубо спросил он ее на просторечье. — Господа послали прислуживать, — ответила она глухо. — Велели, мастер, вам постель согревать. — Поди прочь, — сказал Эйль. — Не надобно мне твоей… службы. — Не гоните, мастер! — Майя упала на колени. — Высекут они меня за неповиновение! А Брана и вовсе до смерти забьют! — Брана? — Решат, он меня, дуру к бунту надоумил! — Ну, оставайся тогда. Майя, дрожа, подошла к застеленной кровати и прилегла на край, громко шурша шелковым платьем. — Спи, а я на полу лягу, — сказал ей Эйльрих. — Но, мастер… — Спи, а то выгоню и Брана твого не пожалею! Эйль злился и не мог объяснить, на что. В его голове беззвучно смеялся Отец. «Тебе, благородный лорд Эйльрих, предпочли грубого деревенского кузнеца!» Эйль не ответил ему и предпочел не заметить злой, бесчеловечный смех. На всякий случай, он все же прошептал запирающее заклятие. Майя неподвижно лежала на кровати. Эх, не ее мечтал бы увидеть он здесь! Прежде, чем заснуть, Эйль почувствовал знакомый холод. Он резко открыл глаза. За окном, сквозь темные стекла, успел разглядеть неясный силуэт. «Алан!» — беззвучно позвал он в темноту, но холод исчез и теперь он видел только хмурое, предрассветное небо. Спящая Майя дышала ровно и глубоко.       На следующий вечер, когда уже начало смеркаться, Эйль, предварительно скрыв заклятиями невидимости оружие и заплечную сумку, все же спустился к ужину — игнорировать «благородное» семейство дальше было уже верхом неприличия.       Он беседовал с лордом и его супругой о погоде, обсуждал с ними последние светские скандалы в Мэйтисе, даже смог поговорить о политике — хоть такие разговоры всегда навевали на него ужасную скуку. Сыновья лорда почти все время молчали, даже не смотрели в сторону Эйля. — Моя кузина, леди Флорана, собиралась наведаться в Мэйтис и полюбоваться новыми башнями монаршего дворца, — подчеркнуто громко сказал Родерик. Эйль рассеянно вспомнил, что башни возвел Отец и исключительно с помощью своей Силы. — Да, они великолепны, — ответил он, не вдумываясь в слова. Эйль ждал. И не зря. Он почувствовал Тьму. Свежую и совсем рядом. — Прошу извинить меня, — подчеркнуто официально сказал он, поднимаясь из-за стола. Эйль рвался в бой, но движения его были медленными, строго согласно этикету. Замок зло рассмеялся в его голове. «Аристократ до кончиков ногтей! Нашел, перед кем рисоваться!» «Отец…» «Поспеши, мой благородный сын!» — Удачной Охоты, — пожелал лорд Родерик.       Бледная и безмолвная Майя проводила Эйля к выходу. Дверь распахнулась прежде, чем тонкая девичья рука коснулась ее. Эйль шагнул в густую темноту, клубившуюся за порогом.       Он услышал песню. Печальную, тягучую песню. Такие поют деревенские девицы за прялкой длинным, зимним вечером. Эйль кожей почувствовал промозглый, ноябрьский холод, пробиравший до костей, и в очередной раз порадовался своей невосприимчивости к нему. Он быстро пошел на звук песни. «Милый приди, отзовись, И губ в поцелуе коснись…»       Эйльрих услышал шаги. Тихие и невесомые — живой человек не смог бы двигаться так. Его ночное зрение не подвело — сквозь тьму он увидел хрупкую, тонкую фигуру. Призрачная дева подошла ближе. Серебристый туман клубился вокруг ее белого, совершенного тела, создавая некое подобие сорочки или платья. Длинные, распущенные волосы сияли золотом. Охотник понял, что не хочет ее убивать. Его влекло к ней, смертоносной и прекрасной. Девушка улыбнулась и рассмеялась, звонко и совсем не зловеще. — Не мешай справедливости, Охотник! — крикнула она и в одно мгновение оказалась рядом с ним. Эйль он зачарованно рассматривал ее, не в силах пошевелиться. Холод стал сильнее, и погода была здесь совсем ни при чем. Эйльрих почувствовал ледяное прикосновение к своей руке — Алан. Колдовской морок вмиг прошел. Лунный Клинок появился в его руке прежде, чем он успел подумать о нем. Волосы девы ожили. Удлинились, словно змеи, потянулись к нему, холодные и осклизлые. Эйль посмотрел на нее Истинным Зрением и увидел посиневшее, распухшее тело утопленницы. Он ударил Лунным Клинком по волосам и рассек их несколькими молниеносными движениями. Отступил, чтобы нанести удар посильнее. Земля под ногами, твердая, скованная инеем, превратилась в мокрую, зловонную жижу. Эйль поскользнулся и едва не налетел на когти чудовища. Из заплечной сумки выскочил Блэки, его маленькие лапки беззвучно коснулись размокшей земли и горностай растворился в темноте. «Милый, приди, не таись, В темень без страха вглядись…» Голос остался прежним — нежным и прекрасным. Но лицо девы, раздувшееся от воды с помертвевшей, синеватой кожей, искривилось в страшной гримасе.       Дверь дома лорда распахнулась, и хозяин появился на пороге. Он что-то кричал. Эйль не вслушивался в слова. Он знал. Андреас оттолкнул его и выбежал навстречу своей смерти. — Не мешай пожать то, что и так мое! — крикнула утопленница и в одно мгновение ушла от удара Лунного Клинка. Где-то в глубине дома громко и страшно рыдала леди Иветта. Андреас, не в силах противиться волшебству, приблизился к ней. Водяница на миг сделалась прежней призрачной красавицей, обняла его полупрозрачными руками и поцеловала. Эйльрих бросился вперед. Он занес Клинок, но не успел поразить чудовище. Он услышал, как легкие Андреаса заполняются водой. Молодой лорд упал. Брызги грязи разлетелись в разные стороны.       Труп Андреаса менялся… И Эйль увидел утопленника, несколько месяцев пролежавшего под водой.       Взмах Лунного Клинка, свист рассекаемого воздуха. Эйль, стремительный и быстрый, метнулся вперед. Но тварь вновь ушла. Свободный от действия морока, Эйль видел ее истинный облик — разлагающийся труп. Торопливые, хлюпающие в грязи шаги. Бастиан. А следим за ним — Майя. — Линни! — крикнула она и побежала навстречу сестре-покойнице. — Окстись! Вот дура! В озере будет две водяницы! Эйль выругался и ударил по мертвой девице Серебром. Но оно не причинило ей вреда — древняя магия озера защищала ее. Под ноги Майе кинулся Блэки, и она упала. Захлюпала зловонная жижа. Горностай, черной тенью рванул к утопленнице и куснул ее за щиколотку. Истинным Зрением Эйль увидел короткую вспышку Силы.       Он бросился вперед и занес Лунный Клинок. Сейчас. Крючковатая рука водяницы взметнулась вверх. На лицо упало несколько брызг вонючей, тухлой воды. Острые когти так и не достигли его — что-то бесплотное и расплывчатое замедлило тварь… Седым туманом заклубилось вокруг нее.       Алан. Хоть и клялся, что не вернется, а все же не бросил его! Лунный Клинок с чавкающим звуком вонзился в осклизлую, разлагающуюся плоть. Блэки вновь вцепился ей в ногу.       Водяница закричала. Протяжно. Жутко. Рванулась, но Лунный Клинок надежно застрял у нее в боку, между ребрами. Седой туман стал гуще. «Сейчас, Эйль!» Голос, родной, знакомый до боли… Эйльрих ударил Серебром, пропустив его по лезвию Клинка. Что-то заверещал Блэки. Бросилась вперед Майя истошно крича, проклиная окаянных убийц, но ее схватил Бран, быстро шагнувший к ней из тьмы.       Тело утопленницы взорвалось изнутри ярким, серебряным светом. Куски разлагающейся плоти полетели в разные стороны. Земля под ногами Эйля вновь сделалась мерзлой и твердой.       Он не удержал равновесие и подался вперед, но не упал. Холодные, невидимые руки схватили его за плечи. А затем Эйль почувствовал его губы на своих губах. Поцелуй и объятия принесли с собой холод, мгновенно охвативший все его тело. «Алан!» А потом он остался один. Дрожащий, одинокий, потерянный… для этого мира и для всех других миров. «Я поклялся, что не увидишь больше», — услышал он тихий, безжизненный голос в голове. — «Но я не клялся не целовать тебя, мой Эйль».       Что-то кричала Майя, что-то говорил ей Бран. Выл и катался по земле Бастиан — боги и демоны даровали ему жизнь, но отняли разум.       Словно в забытьи, Эйль услышал тяжелые шаги. Выкрикивал приказы Родерик. Деревенские мужики бросились к кузнецу. Майя закричала, и крик ее мало чем отличался от крика сестры.       Эйль метнулся вперед и встал между мужиками и кузнецом. Он сдержал их Серебром. Не веря, рвались они вперед, скребли подошвами грубых сапог по замерзшей земле. — Не тронь, лорд, — громко, на просторечье, сказал Эйль, — коли лиха не хошь. Он отпустил мужиков и они, в страхе выкрикивая обережьи заклятия, спотыкаясь, кинулись врассыпную. Жутко и страшно зарыдала Майя. — Воля твоя, Охотник, — сказал Родерик, не устыдившись просторечия, и не оборачиваясь, поплелся к дому. Блэки затявкал что-то неразборчивое и запрыгнул в сумку.       Андреаса похоронили, едва местный Солнечный жрец наскоро пробормотал, брезгливо морща нос от вони, главные ритуальные заклятия. Несколько Слов Власти на Древнем Языке и закрытый гроб с телом исчез в ярком золотом свете, чтобы занять свое место в фамильном склепе. Дешевое волшебство, чтобы впечатлить простолюдинов. Жрец, забрав небольшой мешочек с золотом из рук безутешной Иветты, покинул дом. — Пришло время за службу платить, — глухо сказал лорд Родерик на просторечье, когда за солнечным служителем закрылась дверь. За эту ночь он весь поседел и выглядел теперь древним стариком. — Пришло, — согласился Эйль. — Что ж, вот девка-травница, — все так же, на просторечье объявил хозяин дома. Слуги полудемоны втолкнули в гостиную бледную, безмолвную Майю и принесли увесистый мешок, в котором громко звенели монеты. — За деньгами Отец моих братьев пришлет, — сказал Эйль, сказал громко, специально для Замка. — А с Майей мне переговорить надо. Отец беззвучно рассмеялся у него в голове.       Они вышли из гостиной и поднялись на третий этаж, где находились в основном пустые, гостевые комнаты, пыльные и нежилые. Майя дрожала и не поднимала на него глаз. Эйль внимательно посмотрел на нее. Нескладная, худая, да и не больно-то красивая. Обычная смертная девчонка. Но все-таки, было в ней что-то, чему позавидовали бы и ведьмы, и королевские фрейлины. «Возможно, ты даже бросишь пить», — прошептал Замок в его голове, и Эйль вздрогнул от неожиданности. «Возможно», — согласился он. — Пойдешь со мной? — вслух, громко спросил он. Майя молчала, только еще сильнее начала дрожать. — Отец сделает тебя бессмертной, — так же громко сказал Эйль. — Будешь готовить отвары для меня и моих братьев. Майя не ответила и не подняла на него глаз. — Будешь жить в моих покоях и делить со мной постель, будешь носить дорогие платья и украшения, — продолжал Эйль, уже знавший, что она ответит. — Не люб ты мне, мастер Охотник, — сказала Майя и посмотрела ему в глаза. — И бессмертье с тобой опостылит! Силком — уволокешь, а по воле — не пойду. «Смелая девка!» — сказал Замок в его голове, и восхищение было в его нечеловеческом голосе. — Демоны побери тебя! — завопил лорд Родерик. — Разоряешь, мастер Охотник! Даже горе от потери сына не притупило его алчности. Майя, Бран и мешок с золотом исчезли в туманной воронке портала. — Я очистил твое озеро, лорд! — насмешливо сказал Эйль. — А потому не взыщи! И не вздумай преследовать их — узнаю. «Меня ты тоже разоряешь!» — беззвучно проворчал Замок. — «Зачем отдал им мое золото?!» «Не убудет с тебя, Отец!» — ответил ему Эйль, тоже беззвучно. — «Тьма водяницы — вся твоя!» Не таясь более от глаз крестьян, он вновь прошептал Слова Власти на Древнем Языке. Портал раскрылся прямо перед ним. Лорд Родерик попятился, заикаясь, затараторил скороговоркой обережные заклятия. Из сумки что-то неразборчиво протявкал Блэки. «И хватит треклятого просторечья!» — рявкнул Замок, когда Серебряный Охотник уже был в межпространстве.       Эйльрих разыскал их. Почему-то для него было важно знать, что у этих двоих смертных все хорошо. Майя и Бран обжились в Скиллбурге, вольном мастеровом городе. Бран открыл свою кузню, и дела у него шли на удивление хорошо. Эйль наведывался к ним в гости между Охотами.       У Свенов родилось пять детей: трое мальчишек и две девочки. Эйльрих рассказывал им сказки, возился с ними. И Майя, и Бран привечали его. Они тайком надеялись, что однажды он станет их зятем, и прочили ему в жены свою младшую дочку Мийфл, умненькую, хорошенькую, очень похожую на мать, да еще и унаследовавшую озерную магию и травяной дар. Идеальная жена для мастера Охотника.       Вот только, не сложилось. Шли годы, старели родители, взрослели дети. Лишь Эйльрих оставался неизменным: молодым и прекрасным. Мийфл доросла до шестнадцати лет и влюбилась в нового отцовского подмастерья Стефана, своего ровесника. Мастеру Охотнику она отказала и в тайне, против воли родителей, повенчалась со Стефаном. — Знать, не судьба, — сказал Эйль хмурому Брану. — Но да будет так, зла на них не держу. — Вот, — кузнец протянул ему грубый серебряный браслет с обережным рисунком. — Подаришь тому, кто сердцу мил, — нескладно добавил он и смутился. Эйль не посмел отказаться от подарка.       Больше он не приходил в дом Свенов, чтобы не омрачать счастья Мийфл и Стефана и не расстраивать Брана и Майю, уж очень мечтавших породниться с Черным Замком.  — Так, а не выросла ли уже какая-нибудь ее праправнучка, или праправнук?! Ты ведь не слишком разборчив, а?! Мне уже пора начинать ревновать?! — Дэй снял браслет, повертел его в руках, намереваясь выбросить в окно, но затем передумал и снова надел на запястье. — И это все, что ты понял из моей истории, чертенок?! — насмешливо, пытаясь скрыть в голосе грусть, спросил Эйль. — Не! Не только! Ты еще не прочь замутить с тем своим мертвым любовником! До сих пор по нему сохнешь! А потому глаз с тебя теперь не спущу! — и Дэйриил полез обниматься. — Чертенок, а серьезно?! Дэйриил сжал его в объятьях и пристально посмотрел в любимые, синие глаза. — А серьезно… Ненавижу его за то, что причинил тебе столько боли! И… больше ты никогда не будешь таким одиноким! Уж я постараюсь.