***
Размеренное тихое дыхание доносилось до моих ушей. Я не видел его, слышал глухое сопение спящего человека и вертел в руках большой нож. Терпеливо ждал, ковыряясь острым клинком в швах кирпичной кладки, откалывая небольшие куски цемента и перетирая между пальцами. Время подходило, я чувствовал, как комната наполняется нетерпением. Запах усиливался, проникая до мозгов, делился на тонкие ароматы, возбуждая фантазию. Я бил их на части, ощущал каждый в отдельности, стараясь запомнить, сохранить дольше внутри. Кислый, чуть горьковатый запах пота, почти неощутимый у спящего спокойного человека, касался слизистой и тянул меня к жертве. Не спеша поднявшись, я подошел к столу и взял лезвие. Покрутил в руках хромированный тонкий кусочек, рассматривая узор по центру. Парень зашевелился. Хриплое мычание донеслось с середины комнаты, шорох натянувшихся веревок и сдавленный испуганный вскрик. Он не видел меня, выкручивал запястья, привязанные к крепкому деревянному столбу за его спиной. Пытался высвободиться, но только туже затягивал узлы. Я подошел сзади. Зарылся в пушистую лохматую гриву, запуская пальцы и перебирая жесткие сухие кудри. Рыжий дернулся, понял, что его трогают, и завыл громче. Принюхавшись еще раз, я схватил ближайшую прядь и натянул до упора. «Больно, наверное», — мелькнуло в голове, и я провел лезвием. Локон собрался тугой спиралью в руке. Несколько ловких движений бритвой, и в ладони образовался небольшой пучок. Перетягивая резинкой срезанные волосы, я обходил парня. Осматривал придирчиво с ног до головы, касаясь родинок и шрамов. Неровная белая борозда от вырезанного аппендицита пересекала плоский живот, уходя в пах. Подцепив резинку трусов, я потянул на себя и глянул внутрь. Тонкие золотистые волоски мелкими кольцами покрывали лобок, переплетались путаными тропами, поднимаясь по усыпанному веснушками животу. Охристым пушком застилали бледную, вздыбленную мурашками кожу. Я наклонился ниже, почти вплотную. Скользнул лезвием по напрягшемуся животу, соскребая россыпи светло-рыжих курчавых волос. Парень замер, дыхание остановилось. Натянутые мышцы подрагивали под молочной кожей, сокращались от каждого движения в попытке отстраниться от моих рук. Я поднял взгляд на кудрявого и внимательно посмотрел. Лицо, искаженное ужасом, безобразно натянутые, потрескавшиеся губы, влажные, блестящие от слез глаза. Две-три секунды звенящей тишины. Я изучал его, всматривался в зрачки, вдыхая терпкий запах недавно возбужденного члена, оставившего капли клейкой смазки на боксерах. Снова вел лезвием по животу от пупка, еле касаясь, сбривая ненужную растительность. Еще одно движение — и резкий взмах. Я полоснул по телу, ткнул лезвием и рванул от угла шрама к противоположному боку. Кровь брызнула мелкими искрами, наполнила глубокий тонкий порез до краев и заструилась горячими кривыми дорожками вниз. Рыжий завыл. Дернулся, сбивая густые пряди на лицо, и замотал головой. Судорожно задышал, с каждым резким вдохом напрягая живот и добавляя новую волну кровавых капель, стекающих по недобритому лобку и опавшему члену. Я следил за появляющейся картиной, правил пальцами, дорисовывая орнамент. Рваные струи складывались в замысловатые узоры. Редкие капли кляксами оставляли следы на мраморном теле. Повисали на волосках, покачиваясь и срываясь в рыхлую землю под ногами. Сильнее прижав лезвие, я повел вверх. Плотно сжимая в руке холодный острый прямоугольник, я вспарывал горячую пульсирующую плоть. Чувствовал кровь, стекающую в ладонь, и поднимался к парню. Внимательно смотрел в расширенные, затягивающиеся дымкой зрачки. Его била дрожь, мелкой противной судорогой сводило мышцы, раздирая острой обжигающей болью. Дойдя до соска, я сжал его пальцами другой руки, оттянул и срезал кусок нежной кожи. Еще один глухой вопль. Парень закатил глаза, собираясь отключиться, но резкая, звонкая пощечина привела рыжего в чувство. «Рано», — мелькнуло в голове, и я с силой ударил по лицу. Тонкая кожа налилась краснотой, набухла проступающим следом моей пятерни. Отступая на пару шагов, я осматривал залитый кровью эскиз. Четкие, тонкие прорези соединялись под прямым углом, расчерчивая безупречный торс карминными узкими бороздами. Он завораживал меня, тянул к себе, заставляя снова и снова переворачивать в пальцах бритву. Сжимать подушечками острое лезвие, оставляя неглубокие порезы. Я шагнул за него, подошел к столу и взял нож. Тяжелая рукоять удобно легла в ладонь, обжигая липкую кожу прохладной резной гардой. Оттянув веревку на запястьях парня, я резанул и распорол путы одним движением. Дернул, сдирая оставшиеся узлы, но руку не отпустил. Рыжий вывернулся, получив свободу, рванулся вперед и взвыл, опадая на колени с ножом, воткнутым над лопаткой. Громко выругавшись, я подошел сзади, переступая корчившегося на коленях парня. Схватил и дернул за ручку. Острое лезвие легко поддалось, вышло, увлекая за собой очередной всплеск горячей багровой крови, растекающейся по спине. Я недовольно сплюнул, растер липкую жижу и толкнул парня в сторону зеркала. Рыжий не двигался, судорожно вздрагивал от каждого звука, обхватывая себя за плечи. Корчился от раздирающей, въедливой боли и заводил меня еще сильнее. Запахи заполнили все вокруг. Резкие, горячие, почти обжигающие ароматы страха, боли, льющейся теплой липкой крови накачивали меня до краев. Путались внутри, сплетаясь замысловатыми сочетаниями. Били по слизистой, наполняя рот слюной, а член — тянущим пульсирующим возбуждением. Я сжимал челюсти от нетерпения, смотрел на грязную, перепачканную кровью суку и думал только об одном. Схватив парня за ржавую гриву, я толкнул его к зеркалу. Рыжий безвольно влетел в тонкую отражающую поверхность и начал сползать. Навалившись сзади, я дернул боксеры вниз, снова схватил за волосы и прижал лицом к зеркальной глади. Дернув ширинку, я достал напряженный ноющий ствол и ткнулся головкой между ягодиц. Парень рванулся из последних сил, попытался кричать, вырываясь. Резкий удар о хрупкое стекло, и осколки впились в идеально ровную кожу. Я вжимал его сильнее, смотрел в расползающиеся трещины, сбивающие мое отражение. Десятки глаз, рук, веснушек — бесконечный хоровод пляшущих перед глазами бликов. Я путался, терялся между вспышками яркого цвета, вглядывался в красные разводы, нетерпеливо вталкивая возбужденный твердый член по-сухому. Рыжий скулил от боли, кусал губы в кровь, теряя последние капли разума. Он смотрел на меня сотнями черных ввалившихся глазниц, рассекая душу на кучу мелких блестящих осколков. Паутиной трещин разрывая сознание с каждым грубым толчком внутри тугой горячей дырки. Я чувствовал, как рвется очко, кровь стекает по пульсирующему стояку, облегчая движения с каждым новым натиском. Ловил пустой взгляд рыжей шлюхи в моих руках, вколачивая в память каждый новый всхлип, слетающий с высохших, потрескавшихся губ. Толкнувшись глубже, я хрипло зарычал и начал кончать. Тело свело судорогой, скрутило пружиной и распрямилось, выталкивая вязкую теплую сперму внутри порванной, окровавленной дырки. Я двинулся еще пару раз, дернул обмякшего парня за голову и воткнул нож в глотку. Надавил, вгоняя по самую рукоять, и провернул. Гортанный хрип ударил по ушам. Изо рта хлынула кровь, булькающий плотный поток стекал вдоль треснувшего зеркала, застилая наши отражения. Я вытирал опадающий член салфеткой. Рвано дышал, всматриваясь в пустые, потухшие глаза распоротого куска оттраханной плоти на вскопанной, вздыбленной следами земле. Мучительно решал, что забрать на этот раз, придирчиво оглядывая каждый сантиметр пока теплого, неокоченевшего тела. Подходя ближе, я опустился на корточки. Убрал кудрявые путаные пряди с лица и выдернул острый серебристый осколок из щеки. Потер пальцами, размазывая кровяные разводы, задумчиво хмыкнул и сунул в карман джинсов.***
Рука саднила от мелких, неглубоких порезов, покрывающих припухшие подушечки пальцев. Узкие ранки паутиной сплетались с узорами трещинок и борозд. Я капал йодом, завороженно наблюдая за дорожками темно-коричневого лекарства, бойко расползающимися по коже. Промокал марлей, собирая лишнюю влагу и рассматривая замысловатые рисунки на ладонях. Горький вяжущий запах заполнял комнату. Я морщился, отгоняя детские воспоминания: битые колени и ободранные локти, отдающие противным больничным духом. Скомканная бурая вата и бинты валялись вокруг, покрывая всю поверхность рабочего стола. Торопливо заклеивая пальцы пластырями, я собирал образовавшийся беспорядок, смахивая все в корзину. Бардак нервировал меня. Покрутив обработанной рукой перед глазами еще раз, я перевел взгляд на монитор и дернул мышью. Экран загорелся, подсвечивая стройные ряды необработанных снимков. Кадры выстраивались ровными столбиками, будоража воображение небольшими превью. Мотнув колесико в самый верх, я щелкнул первый файл и начал листать. Фотографии сменяли друг друга. Схожие, почти идентичные снимки шли сериями, отличаясь незначительными, неуловимыми нюансами. Я видел свет, перспективу, искал идеальный угол, меняя композиции, двигаясь миллиметровым шагом в попытке найти необходимый ракурс. Погружался в каждый новый кадр в надежде поймать нужную секунду жизни. Съемка закончилась, уступая место старым, уже отредактированным снимкам. Листая привычные, знакомые фото, я вспоминал своих жертв, перебирал в голове особенные цвета, оттенки, смешивающиеся с неповторимыми ароматами срезанных волос, тягучей подсыхающей крови, мокрой прозрачной слюны. Кожа разных тонов: от кипенно-белого до теплых переливов желтоватого топленого молока. Глаза зацепились за тонкие, усыпанные кровавым крапом кисти. Щелкая по обратной стрелке, я вернулся назад. Заскользил взглядом, изучая мертвенно-бледные, хрупкие запястья, покрытые красными кляксами, отправленные «не рыжим». Я знал их, видел недавно. В голове закрутились картинки, замелькали ясные образы недельной давности. Пальцы, мерно постукивающие ложечкой о края кружки. Пронзительно-белые выступающие костяшки на руках, крепко сжимающих поднос у столика. Колючий ежик и барвинковые пряди, скрывающие знакомое лицо.***
— Ты обронил. На меня смотрел молодой рыжий парнишка, дружелюбно улыбался, протягивая испачканную визитку. Бледными тонкими пальцами то и дело пробегаясь по спадающей на глаза челке, откидывая назад и близоруко щурясь, он подтолкнул промокшую картонку ближе: — Брис. Будем знакомы? Парень бесхитростно моргал серыми, прозрачными глазами, ухитрившись впихнуть мне в ладонь измятый прямоугольник и потрясти за пальцы, имитируя рукопожатие. Я дернулся, убрал руку в карман, стряхивая дурман наваждения. Усилием воли перестал пялиться на огненную, почти красную гриву. Невнятно кивнул в знак приветствия и шумно втянул холодный морозный воздух. — Ты журналист? А я художник. Я скользнул глазами по худой угловатой фигуре, заметил тяжелый этюдник, оттягивающий плечо, и хмыкнул. Парень поймал изучающий взгляд, поправил лямку, опять заговаривая о чем-то своем. Я не слушал, в голове звенело от удара. Мысли путались, скакали в бешеной пляске от близости рыжего юного тела. Запах теплой крови на мостовой все еще витал в сознании, срывая тормоза, заставляя снова и снова оборачиваться и рассматривать увлеченного болтовней Бриса. Он трещал о своем, рассуждал о совпадениях и различиях в творчестве фотографов и художников. Без умолку задавал вопросы, тут же на них отвечая. Ему не требовался собеседник. Изредка кивая в такт бесконечному потоку бессмысленной болтовни, я подошел к своему Рено. Схватившись за ручку, я дернул дверцу и вопросительно уставился на него. — Подбросишь? — не дожидаясь ответа, парень плюхнулся на сиденье, с интересом разглядывая потрепанный старый салон. Меня трясло. Мелкой дрожью потряхивало, прошибая разрядами тока вдоль позвоночника. Обходя машину сзади, я замешкался, обдумывая, что делать дальше. Пронзительный, яркий затылок мелькал через запотевшее заднее стекло. Жадно сглатывая, я прокручивал в голове поводы увезти парня к себе. Судорожно прикидывал и вспоминал состояние подвала. Громкий щелчок сообщения вырвал меня из тяжелых, тревожных мыслей. Я уставился на монитор. Буквы читались с трудом, в глазах двоилось. Мотнув головой, сбрасывая очередное наваждение, я снова посмотрел на мигающий диалог: — Привет. Как насчет фото?