2 ноября, 3.48 РМ.
Я лежала на диване и ела яблоко, от которого, если честно, немного подташнивало. Джейн положила под голову подушки, потому что за огромным животом не было видно практически ничего. Моя малышка билась, как футболист. И Джейн предлагала мне отдать её в танцы, когда она вырастет. Хотя какие уж там танцы. Я даже не знаю, как ребёнка нормально воспитывать. Прочитала много книг, штук двадцать, а мама говорит, что они полный отстой. Но я обещаю, что буду просто прекрасной матерью для своей дочери. И надеюсь, что она будет напоминать мне Джона. Напоминать всё лучшее о нём. Я скучаю сильно, и уже прорыла весь интернет в поисках Вичбриджа. И ни одна карта не показывала его. А в моём ящике лежит склад черновиков от писем. Я мечтала отправить туда письмо, Джону, чтобы он узнал, что со мной всё хорошо. Как же так-то? Я бы очень хотела показать Джону снимки УЗИ, рассказать, что у нас девочка. Сказать, как я хочу её назвать. Нашу девочку маленькую. Наверное, самую красивую в мире. Снимки УЗИ уже были в фотоальбоме. Это паранойя. Я иногда капризничаю по любому поводу. Тогда сказала, что это первые фотографии ребёнка. Ну и дура же я иногда. Хотя это всего лишь капризы и гормоны. Сейчас я понимаю, что это полная ерунда и чушь. УЗИ в фотоальбоме? Да я сумасшедшая! Джейн сейчас была в университете. Она легко оплачивала его, подрабатывая в кафе, и благодаря помощи родителей. Она очень умная, а я не пошла учиться дальше, ведь не могла же я родить прямо на занятии. А роды скоро. Очень скоро, ибо я на девятом месяце. А я ведь даже не знаю, освободился ли там Джон или нет. Ищет ли он меня или погиб. Нет, господи. Не погиб! Он не может погибнуть! Я не верю. Вдруг что-то сильно толкнулось в животе, и так сильно, что я вскрикнула. Моя девочка так толкалась, что я просто свихнуться могла, ощущая это. Телефон был недалеко, и Джейн как раз на такой случай поставила свой номер на цифре «1». — Алло, — шёпотом ответила девушка. Видимо, сидела на занятии. — Джейн, это я, — сжимая зубы от боли, крикнула я. — У меня, кажется, схватки… И тут я крикнула так сильно, что голос сорвался. Я схватилась за живот, и трубка выпала из моих рук. Джейн что-то судорожно вопила, наверное, уже не обращая внимания на обстановку. Я не слышала её слов. Моя малышка очень сильно толкалась, а потом всё прошло. Как будто и не было. Но теперь спина просто чудовищно ныла. Телефон зазвонил, и я, кое-как подняв его с пола, ответила на звонок. — Я сейчас приеду! — крикнула Джейн. — Позвони Гвен! Они приедут раньше меня! — Ладно, — сказала я охрипшим, но более спокойным голосом. Я услышала, как заводится мотор автомобиля, когда Джейн бросила трубку. Я тут же набрала номер родителей. Мама сказала, что они с папой уже выезжают. А я пошагала в комнату – собирать вещи для больницы. Благо, список уже давно висел у меня на зеркале. Я чувствовала боль в спине и кое-как дошла до комнаты. Я рылась в ящиках и еле складывала вещи в сумку. И тут в дверь позвонили, и я пошагала в коридор, кое-как передвигая ноги. Приехала мама с папой, и они тут же стали носиться по квартире, собирая остатки вещей. А схватки были ещё редкими. Я поглаживала живот, пытаясь успокоить свою малышку. Конечно же, это не помогает. Она хочет вылезти из меня. Да что такое-то! Я сжала зубы, принимая очередной толчок. Я посмотрела на время, засекая интервал… Тут же прибежала Джейн, и меня повели в машину. От ужасной боли я не заметила, как мы приехали. Приехали к больнице, в которой меня тут же посадили на инвалидную коляску. Стало легче. Правда. Спина стала болеть меньше, когда я села. Меня переодевали в сорочку, как маленькую, а я чувствовала себя слонёнком. Ещё и есть хотелось ужасно. А кушать как раз и нельзя. Вот так вот. Оставят бедную беременную девушку голодной. А ей рожать пора. Ну, сказали, что я вечером рожу, хотя чувствую, что из меня вот-вот что-то полезет. И так больно… Так больно… Мне не разрешили поворачиваться на бок, и я полтора часа в боли и муках лежала в одном положении, а мама держала меня за руку. Мама, мамочка. Она должна была быть самым близким человеком для меня. И Джейн тут, она сидит и гладит меня по плечу и голове, успокаивая. Я дышала очень быстро, особенно когда боль снова пронзала всё тело. Но время ещё не пришло. Вдруг приборы запищали, и врач вбежал в палату…***
Прошло около пяти часов, и на свет появилась моя малышка. Было чудовищно больно, но это стоило того, чтобы она родилась живой и здоровой. Сил не было вообще и тянуло в сон, но я дождалась того, как мою малышку взвесят и измерят. Я почти не видела её лица, ведь мне дали подержать её всего пару секунд. Такой маленький тёплый комочек счастья. И плачет, и плачет. Но отчего-то улыбка не сходит с моих губ. Мама поглядела на мою дочку и улыбнулась, не смелясь прикоснуться к ней. Она такая хрупкая, в сравнении с нами. Совсем маленькая. У неё красивые глаза, просто синие-синие, удивительные. И есть волосики, рыжие. Реденькие рыжие волосики. Этим она похожа на папу. Сейчас пока невозможно понять, на кого она будет похожа в будущем, на меня или на Джона. Может, на Кэтрин. Или на кого-то из моих родителей. Сейчас это даже неважно… Важно лишь то, что она, наконец, появилась в моей жизни. Но сейчас её заберут, потому что впереди ночь, и мне нужно будет отдыхать. Да и дочке моей тоже. А у меня даже не спросили, как я хочу её назвать, а я так мечтала, что все услышат её имя. Я же никому не говорила, как назову. Я проснулась рано в своей палате среди таких же мам, как и я. Очень странно просыпаться не от того, что у тебя в животе что-то толкается, а от разговоров соседок. Руки слабые, силы ко мне медленно возвращаются. И я пишу Джону очередное письмо, которое потом сложу в свой «склад» с миллионами таких же бессмысленных писем. Пальцы еле держат ручку, тем более чёртова капельница не даёт далеко убрать руку. Что сказать… Вчера вечером я родила девочку весом в два килограмма восемьсот грамм, длиной сорок девять сантиметров. «Десять пальчиков на ручках, десять пальчиков на ножках!» — крикнул мне врач, когда моё дитя появилось на свет. Радости моей нет предела. Зашла медсестра и сказала, что принесёт мне дочь. Помогла лечь поудобнее, подняла подушки, чтобы я смогла кормить ребёнка спокойно. Мама хотела оплатить мне одиночную палату, но эти разговоры мам так радуют меня, стараюсь подчерпнуть в них что-то полезное для себя. Хотя некоторые разговоры очень смешны. Одна девушка лет двадцати пяти, кажется, немного не в себе. Она хиппи, наверное, поэтому у неё прямые длинные волосы и фенечки на руках. Она говорила, что ежедневно втирала в живот какое-то масло на основе воска и мёда. Воск в коже? В животе, в котором маленький ребёнок? Странно… Я бы такого никогда не делала. И вот принесли мою девочку. Принесли мою дорогую и любимую дочку. Она была укутана в розовое одеяльце. На голове была шапочка, которую я привезла из дома. Одета в белый комбинезончик, опять же, который мы привезли. А на ручке, такой маленькой, совсем крохотной, был браслетик с моей фамилией. Чтобы не перепутали. Я разглядывала её около пяти минут, запоминала эти черты маленького сонного личика. Вдруг она открыла глазки и взглянула на меня своими синими глазами. Изо рта шли слюни, но это так умиляло. Не будь это мой ребёнок, я бы, наверное, в отвращении отвернулась. Но это моя дочка! И я не могу представить, что она вызывала бы у меня отвращение. Я же мать, я готова всё стерпеть. — Ты проснулась, — шепнула я, погладив её головку. Она была такая спокойная, хотя ребёнок моей соседки постоянно вопил. А она… она просто смотрела сонными глазками прямо на меня, иногда зевая. Её крохотная ручка сжимала мой палец, захватывала, но не сильно. А что она могла? — Она, наверное, голодна, — присев на мою кровать, сказала медсестра. Её голос был совсем тихим, ведь она не хотела нарушить создавшееся у нас спокойствие. Я кивнула и одной рукой расстегнула пуговицы на моей сорочке. Дочка стала пить. Её беззубая челюсть сжимала сосок, что было чуть неприятно. Но я знала, что она подстраивается. Ведь позже любые неприятные ощущения уйдут, и будет лишь удовлетворение оттого, что ребёнок пьёт твоё молоко, что ему нравится, что он сыт. Дочка пристроилась так, что ухо её упиралось туда, где бьётся сердце. Я знаю, что она слушала его. Я знаю, что оно её успокаивало, расслабляло. Она полюбила уже тепло материнского тела. Она понимает, что именно я никогда не причиню ей боли и вреда, ведь я тот единственный человек, который будет любить её вечно… Вдруг в палату ворвался Джеймс и крикнул, удивляя всех: — Николь, я нашел его! Я нашёл Вичбридж!