***
В то время пока ребята воевали, взрослые вели свои беседы. — Господин Джеральд, я заметил, что когда вы очень ждали реакции брата, когда тому попало маслом по лицу, — Сакуя делал последние глотки чая. Сейчас он допьет, а после отправится на работу, а вот Минако снова придется пережить зверскую ночь с дворецким. — На самом деле, мой брат абсолютно безэмоциональный мальчик. Я уже не помню, когда в последний раз он проявлял хотя бы злость или малую радость. Он всегда оставался спокоен, даже когда умерла наша мать. Он не пролил ни слезы. Тогда я еще не знал, что ему фактически промыли мозги и думал, что это бесчувственный ребенок. Но потом все вроде стало на места. Я случайно узнал это от Седрика, моего подчиненного. Я забрал Такуми и стал воспитывать его самостоятельно. Только вот больницу ему придется возглавить. От этого я не смог уберечь брата. — Хоть вы так и говорите, но сейчас он совсем не такой… Минако прервали девичьи крики. Взрослые вышли посмотреть, что происходит. Такуми стоял рядом с ведром воды и победно улыбался, а вот Мисаки лежала мокрая в луже воды и не далеко был кусок мыла. Все поняли сразу, что произошло. Такуми подошел к двери на улицу и крикнул при этом: «Три-два», а затем скрылся. — Полностью согласен с вами, госпожа Минако. Он стал другим. Как думаете, кто выиграет в этой их глупой игре? Взрослые ушли дальше говорить о своем. К вечеру счет стал одиннадцать-семь в пользу Такуми. Мисаки это совсем не радовало. Проиграть такому как он. За ужином она снова собиралась провернуть выходку с маслом, но не успела. Такуми опередил девочку, запустив в неё ложку с десертом. Этого точно никто от ребят не ожидал, а вот Мисаки понимала, что расстояние между их очками растет. Девочка встала из-за стола. Такуми подумал, что она сейчас снова пойдет рыдать, но как бы ни так. Мисаки обошла половину стола забрала торт у Рио и запустила им в Такуми. Хоть и не по лицу, но одежда теперь испачкана. Умом девочка понимала, что теперь ей влетит от взрослых, но в душе радовалась, что снова сократила счет. — Вам не кажется, что к концу их игры, дом будет полностью разнесен? — шуточно спросил дворецкий, который все это время думал о чем угодно, но не о том, что кто-то сопрет его десерт. — Ну, они уже умудрились разнести малую часть сада, так что мне действительно страшно, — Джеральд смотрел на детей, которые чуть ли не сжигали друг друга взглядами. — Знаете, я благодарна вам, что у Мисаки появился друг. Никогда не могла подумать, что она действительно вылечиться, — Минако приносила радость смотреть, как её дочь снова играет. — Я бы так не сказал, госпожа. — Эти слова парня поразили Аюзаву. Её муж уже ушел на работу, поэтому знак поддержки оказал дворецкий. И снова эти смешанные чувства. — Такуми, не могли бы вы пошалить в другом месте? — Такуми был не глупым мальчиком. Он знал, что брат просил его выйти, когда был серьезный разговор. Мальчик схватил грубо за запястье девочку и увел её из столовой. — Я не знаю, как вылечить леди Мисаки. — Что? — Минако хотела встать, но ей не позволили руки Рио. — Как не знаете? Она же сейчас выглядит вполне нормальной. — Эта новая болезнь. На её исследования нужны годы. Она первый ребенок, который заболел этим. Мы не знаем, заразно это, или может это вообще хроническая болезнь. Может она передалась по родству. На данный момент я могу лишь поддерживать жизнь в этой девочке. Она давно не общалась с другими детьми, поэтому появление Такуми и оказало на неё такое влияние. То есть я тут, грубо говоря, даже не причем. Могу лишь сказать, что сейчас её прогресс застыл. Мой учитель показывал анализы, никаких изменений нет. Она просто застыла. От чего и когда она начнет снова прогрессировать, мы не знаем. Пока я лишь наблюдаю. Минако была поражена таким словам. Она действительно надеялась, что её дочка выздоровеет, но тут все оказалось куда ужаснее. Женщина хотела выйти из-за стола, но живот резко заболел. Дворецкий кинулся на помощь и помог дойти до спальни. Джеральд остался за столом. Он соврал по поводу того, что ничего не известно о болезни. Он все сразу понял, потому что сам болен ей. Прикрываясь личиком счастливого от жизни человека, он скрывает другую часть себя. Эта болезнь передается только по наследству и если её не вылечить, она так и будет идти. Ему же пришла от матери. В то время у них еще не было денег на лечение, поэтому приходилось сражаться своими силами. После рождения Такуми, болезнь начала резко прогрессировать, и женщина умерла на пятый день после рождения мальчика. Так же Джеральд знал, что болезнь застыла, потому что так же находиться в таком состоянии. Он много раз проверялся, но ухудшений или улучшений нет. Когда начнет прогрессировать его болезнь? Он держит это ото всех в секрете и самостоятельно исследует себя. Но ничего не может. Без какого-либо прогресса, болезнь невозможно исследовать. Во время «застыва», все отклонения, которые она давала до этого исчезают. Остаются лишь те, которые повредили внешность. Это может быть изменение структуры волос, или изменение радужки глаз. Какие-то отклонения в коже и т.д. Резкое истощение или наоборот пополнение. «Видимо болезнь застыла не так давно, если, по словам госпожи, Мисаки перед нашим приездом была ещё кудрявая. Я думал, что смогу хотя бы сейчас изучить эту дрянь до конца, но все идет против меня. Что же делать? Просто наблюдать? Хотя только это и остается». Джеральд тяжко вздохнул и вышел из столовой. Его болезнь остановилась довольно давно. Из-за матери, он знает, что если болезнь начинает прогрессировать, то она ударяет по организму с новой силой. Все старые отклонения снова появляются, но так же и новые. Старые отклонения пробуждаются с новыми силами и наносят урон организму куда больше, чем раньше. Все идет слишком быстро и если не успеть это задержать или снова заморозить, то в скором времени человек погибнет. А Джеральду совсем пока не хотелось уходить на тот свет.***
— Отпусти меня! — Мисаки вырвалась из рук мальчика. Ему совсем не нравился цвет волос, который стал у неё из-за болезни. Пепел ей совсем не шел. Может лучше ей подойдет… — Угольный. — Что? — Мисаки не до конца поняла мальчика. — Тебе пойдет больше угольный цвет волос, чем такая грязь. — Мисаки надулась. Эти слова про её волосы были довольно обидные. — Хочешь, могу помочь? — Волосы покрасишь? — девочка даже посмеялась над ним. Она собиралась уйти, но как бы ни так. Такуми схватил снова грубо Мисаки за руку и увел в ванну. Там закрыл её. После нашел все, что ему нужно было, а там долго и мучительно, но покрасил Мисаки. Только вот покрасил он не только девочку, но и себя, потому что та вертелась во все стороны. Мисаки долго смотрела на себя в зеркало. Ей не верилось, что её волосы снова старого цвета. Да, она, конечно, сильно похудела и побледнела, но такое чувство, что она здоровой все время и оставалась. Она поняла, что должна поблагодарить блондина, но просто не могла себя заставить. — Благодарности можешь не говорить. Я это делал не ради тебя, а ради себя. Меня просто выводил твой цвет волос, — Такуми собирался оставить девочку в её комнате, но его остановили следующие слова: — Четырнадцать и восемь! Такуми не понял, о чем говорит девочка. Он повернулся к ней, но та стояла к нему спиной. Только вот она не учла, что он прекрасно видит её отражение в зеркале. Выступивший на щеках девочки румянец показался ему довольно милым. — Прости, что? — Одно очко за те слова про волосы, а другое за покраску, — девочка смущалась все больше и больше. Такуми удивило то, что она сказала, но со стороны ему показалось это не честным. — Четырнадцать и девять, — теперь Мисаки недопонимала. — Благодаря тебе я теперь блондин в крапинку, — мальчик показал на свои волосы, которые были запачканы краской, а так же и одежда. Девочке показалось это довольно смешным, и она впервые рассмеялась до слез и от души, а мальчик почувствовал, как по телу пронеслось приятное чувство.