По краю

Лист бумаги был разделен на три колонки. В первой Тацуя написал имена игроков, которые в любом случае выходят на площадку: он сам, Ацуши и Лю Вэй. Во второй были те, кого он хотел бы видеть в команде — они показывали неплохие результаты на тренировках и прошлых играх. Из них же формировалась скамейка запасных на выездных мероприятиях. Третья была отведена для тех, кого Тацуя не считал безнадежными, но брать в игру пока не стал бы. Завтра он собирался согласовать список с Араки. Или сегодня вечером, если удастся заглянуть во фригольд. Тацуя постучал ручкой по парте. Над головой зашуршал пакет, запахло сырными чипсами. Ацуши тоже было интересно, из кого Тацуя набирает основной состав на Зимний Кубок, но он ни за что бы не признался в этом открыто. Тацуя улыбнулся. — Ямада неплохо показал себя на Межшкольных. — Он ткнул ручкой в имя во второй колонке. — Как думаешь, берем на Кубок? — Мне все равно. — Ацуши тут же отвернулся и зарылся в пакетик с чипсами. — Не хочу об этом думать. Тацуя пририсовал стрелочку от Ямады к первой колонке. Ацуши одобрил его выбор. Если бы он не хотел видеть этого игрока на площадке, он бы дал это понять. Перемена подходила к концу, в класс постепенно возвращались ученики. — Ладно, я пойду, — сказал Ацуши и свернул опустевший пакетик. — На следующей перемене спрошу Лю Вэя, что он думает о Ямаде. Ацуши покачал головой. Он не вмешивался в то, как Тацуя управляется с командой. Наверное, он даже порадовался, что капитаном стал Ши. Подчиняться смертному или другому простолюдину ему не нравилось, не важно, о чем шла речь: о сражении или о баскетболе. Правда, демократические методы Тацуи он не одобрял, хотя и не протестовал открыто. В класс вернулся Лю Вэй, едва заметно кивнул Тацуе и Ацуши и прошел к своему месту у окна. Для Тацуи до сих пор было загадкой, почему в Японии тот решил присоединиться к ним, а не к местным волшебным существам. Жизнь и общество европейских фей отличались от жизни и общества фей Китая, Японии, да и всей Азии, как небо от земли. В мире европейских фей царила жесткая сословная иерархия, в то время как их азиатские сородичи жили почти в анархии. Иногда правила и регламенты, определявшие поведение Ши и простолюдинов, ставили Лю Вэя в тупик, но, похоже, загадочные европейские кузены были ему интересны. По крайней мере, их быт и уклад он изучал с большем рвением, чем японскую культуру. Пожалуй, стоило посоветовать ему на каникулах съездить в Канагаву, посмотреть на табор Генты Такеучи — самое большое сообщество простолюдинов, в котором главенствовала демократия. Прозвенел звонок, ножки стульев заскребли по полу. Тацуя открыл конспект, сделанный на прошлом уроке. Савада-сенсей обещал устроить быстрый опрос по пройденной теме. — Здесь Кисе, — неожиданно сказал Лю Вэй. — Что? — переспросил Тацуя, не уверенный, что расслышал все правильно. — В ворота только что вошел Кисе, — повторил Лю Вэй. Тацуя выглянул в окно. По дорожке к дверям здания шел Рёта Кисе, а следом за ним Юкио Касамацу. — Да что вам здесь, медом намазано? — процедил Тацуя сквозь зубы. Он ни на секунду не поверил, что Кисе ищет Ацуши. Они общались не слишком близко, да и обо всех делах и встречах Ацуши Тацуя знал. — Я сейчас вернусь, — бросил он Лю Вэю и вылетел из класса. Нет, не может быть, чтобы Кисе узнал, что Химуро взялся за выполнение «просьбы» Акаши. А даже если узнал, то что он мог предъявить? Тацуя не делал ничего, что противоречило морали Благих. Он бегом спустился по лестнице; поскользнулся и едва не упал на последней ступеньке. Миновал холл, заставленный шкафчиками для обуви. Мысли метались в голове. Нет, Кисе не мог прийти из-за поручения Акаши. Не мог: гордость не позволила бы ему объявить во всеуслышание, что он обо всем знает. Тацуя остановился перед закрытой дверью школы, чтобы выровнять дыхание и придать лицу доброжелательное выражение. Теперь он был уверен: в Акиту Кисе привело какое-то другое дело. Возможно, не стоило так подрываться и бежать навстречу. Можно было послать сообщение Ацуши, раз уж они были товарищами. Тацуя потер переносицу. Связаться с Ацуши Кисе мог и без посредников. В любом случае, он сейчас узнает, что заставило Кисе прогулять школу. — Добрый день, — Тацуя улыбался, спускаясь с крыльца. — Я могу помочь? Кисе остановился, не дойдя до него нескольких метров. Его лицо казалось застывшей маской. Это было на него не похоже: обычно эмоции Кисе читались, словно открытая книга. Впрочем, Тацуя никогда не видел его в действительно серьезных ситуациях. Он перевел взгляд за спину Кисе. В шаге от него, за левым плечом, стоял Касамацу. Он смотрел настороженно, руки сунул в карманы куртки, шарф подтянул повыше. Одет он был не по местной погоде, значит, добирались тродом. Тацуе все это совершенно не нравилось. Кисе торопился настолько, что рискнул вести смертного через Грезу. — Я искал тебя, — сказал Кисе, и тон его не предвещал ничего хорошего. Тацуя кивнул. Чего-то в этом духе он и ожидал. Касамацу за спиной Кисе шевельнулся; он рассматривал Тацую во все глаза. Еще бы! Тацуя готов был спорить, что он и одеждой, и манерами здорово отличался от Благих фей из Гвидион, с которыми Касамацу успел познакомиться накануне. — Это ты проводишь Рапсодии? — в лоб спросил Кисе. В первый момент Тацуя задохнулся. А потом засмеялся, сначала тихо, потом все громче. Слезы брызнули из глаз. Это не могло происходить с ним. Так не бывает. Неужели у него на лбу написано: провожу Рапсодию каждый месяц почти десять лет? Или у Широгане это последняя модная шутка, что к нему второй раз за неделю приходят с такой догадкой? Кисе мигом растерял всю холодность и теперь выглядел озадаченным. Он, конечно, ждал любой реакции, от возмущения до вызова на дуэль, но к тому, что Тацуя будет почти пополам сгибаться от хохота, оказался не готов. На самом деле Тацуе было совсем не весело. В смехе проскальзывали истерические нотки, он слышал их, но остановиться не мог. Он зажал рот ладонью, чтобы не привлекать внимание школьных сотрудников. Позади едва слышно хлопнула дверь. Боковым зрением Тацуя заметил могучую фигуру Ацуши. — Муро-чин, Кисе-чин, что здесь происходит? — протянул тот. Тацуя резко замолчал. Минуту назад, когда они стояли тут втроем, ситуация была паршивой — но сейчас, с приходом Ацуши, дела пошли хуже некуда. Сейчас Кисе расскажет про Рапсодии, а Тацуя понятия не имеет, есть ли у него доказательства! Да, он был осторожен, он не оставлял следов, и если Акаши мог просто узнать каким-то невероятным образом о проклятье Дома Лианнан, то Кисе не походил ни на интригана, ни на шпиона. Вообще ни на кого, кто бы пользовался головой для того, чтобы выведать чужие тайны. Но удача была слепа и редко играла на стороне Тацуи. По шее сползла капелька пота, руки стали ледяными, а внутри клокотали злость и ярость. Сейчас он был готов убить Кисе голыми руками — но упустил момент. — Я думаю, Химуро может проводить Рапсодии. Что ты об этом знаешь? — сказал Кисе прежде, чем он успел раскрыть рот. Тацуе показалось, что земли под ногами больше нет. Он летел в бездонную черную пропасть. Сердце глухо и размеренно бухало в ушах, тело окаменело. — Ацуши, — помертвевшими губами прошептал он, чувствуя, как кровь отливает от лица. Взгляд Ацуши потемнел, как темнеет небо перед грозой; лицо исказилось от гнева. Они были вместе долго — достаточно долго, чтобы Тацуя знал, каков Ацуши, когда злится. Сегодня он впервые видел Ацуши в ярости. И это было страшно. Воздух вокруг Ацуши становился плотнее, словно мощь его тела, обычно скрытая, высвободилась и давила на пространство вокруг. Тацуя почувствовал, как волосы на затылке становятся дыбом. Он невольно сделал шаг назад, но не отвел взгляд. Это было бы равносильно признанию своей вины, а Тацуя еще не потерял над собой контроль. Ацуши повернулся к Кисе, спустился по ступеням. Его движения были медленными, плавными, но Тацуя не знал, что могло бы его остановить. — Почему? — отрывисто спросил он, приближаясь к Кисе. — Почему, Рёта? Тацуя затаил дыхание. Сейчас гнев Ацуши был направлен на Кисе, но в любой момент мог повернуться против него самого. Интересно, Кисе даст ему убить Тацую после того, как своими руками подставил под удар? И справятся ли они вдвоем без оружия с разъяренным троллем? Ответ был очевиден: они даже не успеют использовать что-то из Искусств. Ацуши опасно нависал над Кисе. Касамацу, побледнев, шагнул к ним. Он тоже был напуган, только его страх отличался от страха Тацуи: Касамацу боялся не Ацуши, он боялся, что Ацуши навредит Кисе. Тот, не оборачиваясь, выставил руку, запрещая подходить. — В Токио и Иокогаме проведены три Рапсодии. Одна пришлась на субботу, тридцатое октября, еще две случились вчера. В эти дни Химуро был в Токио. До того, как он появился, мы долгие годы не сталкивались с этим ритуалом. Он мог это сделать. — Кисе сделал ударение на слове «мог». Он намекал, что Тацуя, Неблагой, ничего не имел против Опустошений. Ни один суд не принял бы таких доказательств. Кисе просто попал пальцем в небо. — Я все время был с ним, пока Тацуя находился в городе! — прорычал Ацуши. Он стоял спиной к Тацуе, но даже так было видно, как сжимаются огромные кулаки, как вздрагивают плечи от с трудом сдерживаемой злости. Не будь Кисе его старым знакомым, он бы здорово пострадал. Непонятно было одно: почему Ацуши так взбесился? Обвинение было смехотворным, если не знать про зависимость Ши Лианнан от Глэмора. — И в субботу, и вчера я не отходил от него, пока мы не оказались во фригольде Широгане. Тебе нужно поискать кого-то другого. — Ты даешь слово, что Химуро все время находился под твоим присмотром? — кажется, Кисе тоже испугался этой вспышки ярости, но отступать не собирался. То ли он настолько хорошо знал товарища, то ли был настолько храбрым, что это граничило с глупостью. — Да, я даю слово, что у Тацуи не было возможности совершить то, в чем ты его обвиняешь, — произнес Ацуши твердо. И его слову нельзя было не верить. Над школьным двором повисла неестественная тишина. Было слышно, как Кисе выдохнул. Хотел ли он, чтобы преступником в самом деле оказался Тацуя? Впрочем, это было уже неважно. — Прости, — сказал Кисе. Он обращался и смотрел только на Ацуши. — Я ошибся. Мы уходим. Теперь выдохнул уже Касамацу. На его лице отразилось облегчение от того, что драки удалось избежать. — Нет, — отрезал Ацуши и сделал шаг в сторону, открывая им дорогу к школьным дверям. Кисе распахнул глаза, когда понял, чего от него хотят. Он смотрел на Ацуши, и его глаза раскрывались все шире: на смену одному осознанию приходило другое. Кисе понял, что на самом деле значит этот жест. Понял это и Тацуя. — Я прошу прощения, что несправедливо обвинил тебя в преступлении, — сказал Кисе официальным тоном, но было видно, что ему на самом деле жаль. — Я понимаю причины твоих подозрений и прощаю, — не менее официально заявил Тацуя. Если Кисе был искренен, то Тацуя — нет. Он просто не хотел доставлять неудобства Ацуши. С Кисе он разберется сам. Когда Кисе и Касамацу вышли за ворота школы, Ацуши повернулся к нему. — Ты ведь не имеешь отношения к Рапсодиям, не так ли, Тацуя? — спросил он. Тацуя улыбнулся. Губы сами собой растягивались все шире и шире, пока не заболело лицо. Заныли щеки, лопнула едва зажившая трещика. Тацуя словно увидел себя со стороны: безумный взгляд, жуткий неестественный оскал, словно у сумасшедшего клоуна. Это была странная реакция на боль. Сердце неровно трепыхалось в груди. Тацуя понял вдруг, как устал: бороться за чужую любовь, бояться, что потеряет Ацуши. Как получилось, что именно к нему Тацуя привязался так сильно? — Конечно, нет. — Это был худший ответ из двух возможных, но Тацуя выбрал его. Он знал: пройдет неделя, месяц, год, правда откроется — и тогда Ацуши возненавидит его за этот обман. Сердце Ацуши было огромным, таким же, как и он сам. Он мог бы простить измену; наверное, он даже мог бы понять, почему Тацуя проводит Рапсодии. Ложь Ацуши не простит никогда. И все же Тацуя выбрал ложь. Пусть год, месяц или даже неделя — он был согласен на любой срок. Тацуя готов был на все, чтобы вырвать у судьбы еще немного счастья. Лицо Ацуши смягчилось, из глаз ушла опасная темнота. Кажется, он даже опять немного ссутулился, плечи опустились. — Я так рад, Муро-чин, — признался он и осторожно коснулся локтя Тацуи. — Пойдем в класс, а то будут неприятности. Тацуе хотелось кричать. На деревянных ногах он последовал за Ацуши. В тепле школьного коридора закололо окоченевшие руки. Оказывается, Тацуя замерз и даже не почувствовал этого. — Ацуши, подожди, — попросил он. Голос срывался. Просторный холл был пуст, звук шагов глухо отражался от стен. Электрические лампы горели теплым желтым светом. Ацуши стоял, облитый им, как гигантское каменное изваяние. Тацуя обнял его, прижавшись лбом к груди. Ацуши был горячим; знакомый запах кружил голову. Тацуя провел ладонями по спине, ощущая напрягшиеся стальные мышцы, забрался под вязаный кардиган. Между ними теперь оставалась единственная преграда — тонкая ткань рубашки. — Муро-чин, нас могут увидеть, — предупредил Ацуши. — Не думаю, что директор одобрит наше поведение. С места он так и не сдвинулся. Тацуя сильнее стиснул зубы. По лицу катились слезы, и он не пытался остановить или стереть их. — Плевать, — выдохнул он. Ацуши над головой пробормотал короткую детскую считалку задом наперед: он призывал Искусства, чтобы укрыть их от чужих любопытных взглядов. Теперь, даже если мимо пройдет кто-то из смертных, он не обратит на них внимания. «Что же ты наделал. Что же ты наделал», — повторял Тацуя про себя. Ацуши мягко гладил его по плечам, и от этой ласки, купленной такой дорогой ценой, сердце рвалось из груди.