Стоя на коленях, ты так искренне шептал, Но Бога нет в твоих ладонях, я не видел его там. © Rickey F «Free Fall»
***
Утро нового дня было серым и мутным. Улицы блестели от воды — похоже, в Таиланде начался сезон дождей. Гена стоял у раскрытого окна, рассеянно водя пальцами по мокрому стеклу, рисуя на нем какие-то надписи, одну из них Слава вроде как даже сумел разобрать — «Гнойный — пидор». Карелин лежал на кровати, вот уже полчаса безрадостно наблюдая за Геной, застрявшим возле оконного проема, страдая от боли в плече и от нежелания Фарафонова***
Гена понимал, что им всем крупно повезло не попасться полиции, но сказать, что все закончилось, с уверенностью можно, лишь когда он будет сидеть в салоне самолета, летящего обратно в Город. Кажется, столько времени прошло с тех пор, как он уехал оттуда, оставил Алфу, даже не попрощавшись с ним, в чем, конечно же, раскаивался, и собирался за все извиниться, когда они снова увидятся, но теперь это уже, наверное, потеряло всякий смысл. У Алфы был Эрнесто. Алфа сменил семейное положение ВКонтакте с «Женат на Геннадии Фарафонове» на «Влюблен в Дмитрия Ромащенко», и Гена ненавидел себя за то, что даже не ревнует толком, не желает Эрнесто мучительной смерти от хуя гориллы, который перекроет его дыхательные пути. Гена понимал, что, скорее всего, все, что у них с Никитой было, в большей степени нужно было именно Никите. Ведь сам Фарафонов долго и мучительно пытался забыть смерть Сина, а Никита лишь помогал ему все это время, а теперь… Никита имел право быть с Эрнесто Заткнитесь, с Лехой Медь, с Юлей Киви — да, с кем угодно. Гена вынужден был признать, что больше всего в их расставании его бесила потеря Никиты, как человека, который всегда был рядом, и всегда мог успокоить его, протянуть бескорыстную руку помощи (иногда даже в абсолютно гомосексуальном смысле, против чего Гена никогда не был). А сейчас Фарафонов был один одинешенек… ну, правда, не совсем уж одинешенек, ведь с ним рядом упорно ошивался Слава Карелин. Более того, еще до ограбления ювелирного магазина, когда Мирон сказал всем решить, куда съебаться из Бангкока, они со Славой купили билеты на один рейс до Города. Гена сам бы не предложил, но Карелин настоял. Он вообще был жутко прилипчивым, когда ему действительно что-то было нужно, не важно что — согласие придти на баттл или твой зад — он всегда добивался своего. Но Гена знал, что Славе нельзя доверять, или просто не хотел этого делать, боясь его потерять, если слишком с ним сблизится, как когда-то потерял Сина, ведь сцена его смерти до сих пор порой будила Гену по ночам, заставляя вскакивать с кровати и судорожно глотать слезы, бегущие по щекам. Вот и сейчас Гена смотрел в окно, за которым было серое дождливое бангкокское утро, а перед глазами вставала навечно отпечатавшаяся в памяти картинка: ночь в Городе, страшный ливень, перестрелка, умирающий на его руках Син, его застывший взгляд, пропитанная чужой кровью одежда. Гена энергично потряс головой, чтобы отогнать это воспоминание, но снова услышал далекий голос Дани, который, казалось бы, давно должен был стереться из памяти: — Ого-о, я вижу мы не в настроении? Знаешь, в чем твоя проблема, Фарафонов? Ты слишком много беспокоишься, особенно за других. А еще в мужиках не разбираешься. Раньше было получше. — Син, — прошептал Гена, едва разлепляя губы, ведя пальцами по мокрому стеклу. Он буквально видел Сина там, за мокрым стеклом, тот стоял на тротуаре и пил черный чай (Гена знал, что там снова чай), налитый в бутылку из-под «Дениелса», и создавалось полное впечатление, что это не далекий Бангкок, а неприветливые улицы Городских окраин. Но это был всего лишь фантом из его прошлого, еще один человек, который его когда-то любил. Призрак поднял вверх зажатую в руке бутылку с чаем (а, может, сейчас там все-таки виски?), будто собираясь произнести тост и выпить за Генино здоровье, а потом внезапно рассеялся за пеленой усилившегося дождя. — Я думал, что больше тебя не увижу… — Я тоже так думал, но, наверное, я обречен видеть твою рожу снова и снова, Син. Данина виноватая улыбка, его лихорадочный взгляд, его пальцы в Гениных волосах — все это он помнил, будто только вчера с ним расстался. В Гениных воспоминаниях Даня всегда был такой милый и совсем не похожий на сумасшедшую пиранью, его хотелось поцеловать и обнять, а тогда, в реальной жизни, Гене не раз приходилось сдерживаться, чтобы не размазать эту странноватую широкую ухмылку по бледно-нездоровому лицу. А теперь вот без разницы, потому что уже не существует никакой возможности хоть что-то сделать, потому что Дани больше нет, просто нет. И Гена до сих пор чувствует вину за то, что тогда, давно,***
Когда Слава вернулся в номер, то Гена уже не залипал возле окна, вполне талантливо изображая из себя пациента психиатрической клиники. Теперь он разлегся на не застеленной кровати, меланхолично изучая белый потолок. — Геночка, я тебе шоколадку принес, говорят, поднимает настроение, а, может быть, и не только его, — сказал Слава, осторожно садясь на край матраса. — Спасибо, — Гена взял плитку «Милки» из его рук и даже изобразил пародию на улыбку. — Спасибо, Слав… Гена действительно не знал, как относиться к Карелину, ведь их общение было всегда до ужаса неоднозначным. Если Сина он любил, а Никиту ценил, скорее, как хорошего друга, то Слава всегда был чем-то вроде не прогнозируемого проявления стихии в его жизни. Любил ли он Славу? Наверное, в той же мере, в которой можно любить дождь, или первый снег, или солнце. Когда Слава снова появлялся в Гениной жизни, то он был даже рад этому старому чувству новизны. Но потом Карелина неизменно становилось слишком много — около Гены, в его голове, даже в его заднице теперь вот. Он уже успел пожалеть, что разрешил Карелину выебать себя, ведь теперь тот пытался повторить произошедшее в самолете с раздражающим упорством. — «Спасибо» и все? — иронично пробормотал Карелин, забираясь к Гене в кровать, сходу запуская руку прямо ему в трусы. — Хороший секс и шоколадка — это лучшее средство от депрессивных настроений, Ген-а-а, будь хорошим мальчиком, а то заставлю тебя надеть розовые чулки, «как в тех фанфиках». — «В тех фанфиках» чулки обычно на тебе, а сам ты — подо мной, — парировал Гена, прикусывая губу, чтобы удержать тихий стон. — Не похуй ли? Я еще и за мармеладки сосу. Показать, Гена? Фарафонов шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы, когда ловкие тонкие пальцы знакомо коснулись головки его члена, но он перехватил Славину руку, вынуждая того прекратить нагло шарить у него в трусах. — Слав, я же сказал, я не хочу, — раздраженно проговорил Гена, сам толком не понимая, почему теперь-то останавливает Славу, ведь с Алфой они больше не вместе. — Как твое плечо? — спросил он уже более мягко. — Наверное, так же, как должно чувствовать себя плечо, прошитое свинцом. Лучше бы ты спросил, как там мой «приятель», я бы был тебе благодарен, Геночка, — по Славиному лицу было заметно, что он даже обиделся, но старался не подавать вида. — Давай тогда фильм что ли посмотрим, нам тут еще до вечера торчать… Несмотря на то, что вчера Карелин потерял немало крови, само ранение оказалось не таким опасным, можно даже сказать, что по сравнению с настоящей раной, это всего лишь царапина, именно поэтому он чувствовал себя сегодня относительно хорошо, к тому же помогало большое количество обезболивающих колес, которыми Карелин закидывался всю ночь. Вчера Гена действительно думал, что Слава может умереть, потому что крови было очень много, а сам Фарафонов был на нервах, практически уверенный, что Мирон не приедет, как обещал, но все обошлось, и вчерашний вечер казался далеким, будто пережитым во сне. После того, как Мирон уехал, они договорились встретиться в кафе зала ожидания перед сегодняшним отлетом. Евстигнеев, Василенко, Шокк — Гена никогда толком не знал этих людей, но ему почему-то хотелось увидеться с ними последний раз прежде, чем он вернется в Город, ведь вчерашний день связал их. Гена ввязался в это все из-за Мирона (вовсе не из-за Славы… наверное), желая приблизиться к человеку, которого считал авторитетом, но вчера, когда Федоров ушел, он ощутил странное облегчение, вроде того, когда у тебя что-то долгое время не получается, но ты все пытаешься и пытаешься, а потом понимаешь, что все тщетно и бросаешь все попытки, тем самым освобождая себя. Гена понял, что Мирон никогда бы не обратил на него свое внимание, да и ему самому вряд ли оно принесло бы должное удовлетворение. Образно Гена перевернул страницу, и на белом листе ровным счетом ничего не было написано, и строки не шли в голову, и желаний толком никаких не было, только мысли о пачках зелени, сложенных в рюкзаке, немного грели его душу. И Слава... Гена никак не мог разобраться, как относится к Карелину. — «Горбатая гора» или «Свободное падение»? — Что? — Гена, как всегда, углубился в свои мысли и не понял Славиного вопроса. — Это отель для гомосексуалистов, — напомнил Слава, роясь на полке с двд-дисками. — Тут целая коллекция тематических фильмов, но под твое депрессивное настроение и погоду на улице подходят больше всего эти два. — «Свободное падение», — выбрал Гена, хотя ему, по сути, было все равно, смотреть на меланхоличных американских геев или на таких же немецких. Слава устроился рядом, прижавшись к Гене здоровым плечом, и тому невольно пришлось его обнять, чтобы было удобнее. За окном по-прежнему лил дождь, на экране невероятно сексуальный Макс Римельт жадно целовал своего друга под струями ливня, а Слава, как это ни странно, даже не пытался приставать, а, кажется, вообще заснул, устроив тяжелую голову на Генином плече. Фарфонова же не покидало гнетущее чувство, что вся его жизнь — это подделка подделки, ксерокопия ксерокопии чьего-то плохого конспекта, и что сейчас, имея на руках крупную сумму в долларах и относительно беспроблемное будущее (благодаря этим самым зелененьким ровным пачкам бумажек), он ощущал себя, как никогда, не комфортно в этом холодном мире. Счастье не в деньгах, счастье не в успехе? Когда-то они бы вместе с Сином посмеялись над этим, но Сина давно уже нет. Фильм закончился, и Гена, осторожно, чтобы не разбудить Славу, поднялся с кровати, с великой осторожностью перекладывая его голову на подушку. Карелин не проснулся даже когда Гена неловко порылся в его кармане в поисках пачки сигарет и зажигалки. Дождь мерно шумел за окном, и Гена, прихватив свою ветровку, вышел на улицу. Вода бежала по асфальтированной дороге, стекая в сточные ямы, и Гена снова увидел фантом Дани. Он стоял на мокром поребрике, раскачиваясь там, пытаясь удержать равновесие, постоянно прикладываясь к бутылке неизменного «Джека Дениелса», в которой с девяносто девяти процентной вероятностью снова был чай. Дождевые струи текли по его бледному лицу, с залегшими под глазами черными кругами — Гена это отлично видел со своего места, стоя под навесом у отеля, на вывеске которого светились два переплетенных неоново-голубых «Марса». Гена затянулся сигаретным дымом и тут же закашлялся, ведь давно бросил курить. — Даня, — тихо позвал он зачем-то. Слава неслышно подошел сзади и потрепал Гену по волосам, заставив того вздрогнуть от неожиданности, а худой, одетый в мешковатые шмотки силуэт Сина тут же растворился в воздухе. — С кем разговариваешь, Геночка? Сам с собой или с воображаемым другом? — Гена поежился, но не обернулся к нему. — У меня есть косяк… Хочешь? Гена пожал плечами — хочет. — Сезон дождей, — заметил Слава, передавая Фарафонову самокрутку. — Скорее бы отсюда съебаться, все же нынешний климат не для меня. — Как будто в Городе не постоянные дожди, — хмыкнул Гена, выдыхая дым. — Ничего, через десять часов будем в самолете. Только вот, что дальше, Слав? Ты думал, чем займешься, когда вернешься домой? — Буду выращивать коноплю или опийный мак, — не задумываясь ответил Слава, забирая у Гены самокрутку, делая затяжку и глядя на то, как с козырька над входом капает вода. — Или накуплю оптом алкахи и травы, сниму красивых шлюх, буду пить, курить и ебаться — такой мой план на каждый день на ближайшие пару лет, а потом посмотрим… Бля, Гена, ну, я же не серьезно, — Слава закатил глаза, словив Генин осуждающий взгляд. — Я привык решать проблемы по мере их поступления. Сначала нужно вернуться в Город, а потом уже думать. А ты чем займешься, знаешь? Гена отрицательно покачал головой, а Слава, воспользовавшись моментом, наклонился к нему, и прижался губами к его рту, слегка сдавливая пальцами Генино плечо, будто ожидая, что тот попытается его оттолкнуть. Так и вышло. — Слав, я же сказал… Я не могу, — Гена отступил на шаг, разрывая мокрый поцелуй и вытирая рот ладонью, а потом отвел взгляд от Славиного лица, глядя в сторону, на тротуар. — Но почему? — Слава мгновенно стал раздраженным, грубо схватил Гену здоровой рукой и припечатал к стенке, пристально смотря прямо в глаза. — Почему ты не можешь, Рикки Ф, где Ф — это «иди на хуй, Карелин, когда ты мне не нужен»? Или правильнее сказать, не хочешь? Но раньше хотел… Ты хотел меня. Что изменилось, Гена? Слава так близко навис над ним, что Фарафонов мог разглядеть отражение своего бледного заебанного лица в светлой радужке его глаз. Сам Карелин тоже выглядел измотанным, под глазами, на этот раз привычно не скрытыми за стеклами солнечных очков, залегли глубокие тени. Угол Славиного рта нервно дернулся, но фирменная ухмылочка вышла потерянной и усталой. Карелин отпустил Гену и отошел сам. — Ладно, я понял, ты не можешь и ты это сказал, окей. Извини, Гена. Слава сделал еще одну медленную затяжку, после чего всунул косяк Гене в рот и скрылся за дверью отеля, которая громко хлопнула за его спиной. Гена вздрогнул и поморщился — ну вот, он обидел Гнойного, кажется, во второй раз за все их знакомство. Первый раз был тогда, когда Гена признался, что не слушал его дисс на себя.***
Когда Гена вернулся в номер, Слава, вроде бы спал, лежа на животе и уткнувшись лицом в подушку. Гена осторожно потрогал его за плечо, проверяя не задохнулся ли тот, но когда Слава чуть пошевелился, сонно пробормотав что-то вроде «идешь к мечте — идешь на хуй», Гена облегченно вздохнул и просто лег рядом, бездумно глядя в потолок — трава прекрасно справилась с тем, чтобы убрать из его головы все ненужные мысли, оставив, правда, только одну. — Слава, — позвал Гена тихо. — Слав? — Что?.. — А бога все равно нет. Слава ничего не ответил, вместо этого перевернулся на спину и тоже уставился в потолок, закинув руку за голову, а потом устало прикрыл веки, обреченно понимая, что Гена просто так не заткнется. — С детства в него не верил, хотя мать заставляла ходить с ней в церковь… До сих пор ненавижу запах ладана и серьезные лики, смотрящие с икон так, будто спрашивают «а внес ли ты, сука, пожертвование патриарху на новый гелик или яхту?» — продолжил Гена, не обращая внимание на Славино молчание. — Никогда в бога не верил… Но, что удивительно, это не мешало мне верить в сказки — вот идиот. Я собирал крышки из-под колы, из-под йогуртов, искал вкладыши, покупал лотерейные билеты — никогда еще я не был так далеко от денежного успеха, как тогда. Отдыхая на каникулах у бабушки в деревне, я однажды заблудился в лесу, когда искал цветущий папоротник на праздник Ивана Купалы… Тогда-то на меня и напал бешеный петух, сбежавший из курятника дяди Толика. Но это меня не остановило — я искал четырехлистный клевер, вечером постоянно ходил с задранной вверх головой, чтобы не пропустить падающую звезду, и, даже когда провалился в открытый люк, не забросил своей привычки. Знаешь, я верил в Деда Мороза, что он подарит мне на Новый год увеличение чле… а-а, не важно. Я верил в него до двадцати лет, представляешь? — Гена тихо засмеялся, а Слава скептично закатил глаза и поджал губы, но промолчал. — Я верил в то, что Старуха непременно мне проебет, и проебал сам с одним из своих лучших текстов. А потом… Потом я верил, что мы будем вместе с Даней. Знаешь, если бы бог хоть раз доказал, что он существует, но нет… Даня умер, а я еще раз убедился, что бог не злой, не ушел на пенсию и не умер, его просто нет, а все, что мне было нужно, что я мог получить сам, я потерял, потому что надеялся на кого угодно, но только не на себя. Я так хотел быть ближе к Мирону, а в итоге потерял Никиту, и понял, что Окси мне не был нужен в принципе… — Go тогда фит запишем на почве обоюдного похуизма к Мирону? — оживился Слава. — Можно, почему нет? Но только, если мой парт хотя бы частично будет под автотюном, — сказал Гена. — Так вот, о чем это я? Теперь, когда удача мне улыбнулась, я не знаю, чего хочу. Там в чемодане лежит мой «четырехлистник», и я могу делать, что угодно… но я не знаю, не знаю… Вчера я попросил бога спасти тебя… нас, а сегодня мы улетаем в Город, и... Тут Гена подавился воздухом и своей слюной, потому что Слава жестко сжал его член через ткань штанов, и отпускать, похоже, не собирался. — Гена, замолчи… — просто попросил он, не в силах больше слушать фарафоновские бредни, когда тот находился в такой легкой доступности. Слава близко наклонился и накрыл его губы своими — сухими и теплыми. Из-за раны в плече Карелину было неудобно и даже больно, поэтому он притянул Гену рукой за шею к себе, и тот, на удивление, даже не стал изображать, что «не может», а наоборот перекинул ногу через Славино бедро, оказавшись сверху, при этом не прекращая отвечать на настойчивые поцелуи и всхлипывать от активных манипуляций Славиного языка у себя во рту. — Слав, — Гена все-таки отстранился, прерывисто дыша, глядя на Карелина под собой, дыхание которого было не менее рваным. — Слава, я… — Не можешь? — уголки Славиных губ насмешливо разошлись, и он уже всерьез намеревался скинуть Гену с себя, потому что ну… заебал. — Но у тебя стоит, если что. А ты снова ломаешься, как печенье или мечты Мирона, Гена… — Я… нет, я не ломаюсь, — Гена покраснел сильнее, кусая припухшую нижнюю губу. — Я хотел сказать, что… ну, я без презерватива не трахаюсь. — Гена, ты издеваешься? — Слава воздел глаза к потолку, а потом снова посмотрел на Фарафонова, продолжающего сидеть верхом на нем и кусать свои блядские губы. — Тебе справку показать, что я здоров? — Ты трахался с сыном проститутки в кафе, — напомнил Гена, неловко опираясь рукой прямо о Славин стояк, отчего Карелин тихонько взвыл и дернулся. — Я трахался с ним… с резинкой, — просипел Слава. — Блядь, Гена, ты… ты просто… опасный гондон. Он пытался подобрать еще какой-нибудь обидный подходящий к ситуации панч и хотел сказать, что понимает, почему Алфавит его кинул, но вовремя прикусил язык, тем более, что Гена смущенно заерзал на нем, а потом потянулся к тумбочке, беря с нее розовый флакон со смазкой, который оптимистичный Слава (стакан всегда наполовину полон, даже если это последнее пиво) оставил там, надеясь все-таки на секс (отель-то для геев, что располагает). — Ты можешь… сам, да? — спросил Слава, подаваясь бедрами навстречу Гениным пальцам, обхватившим его вставший член. — Извини, если бы не плечо… — Слав, ты так говоришь, будто просишь себя выебать. Гена усмехнулся одними губами, продолжая распределять смазку по Славиному члену, а потом быстро стянул с себя джинсы с трусами, зашвырнув их куда-то в угол, и проник влажными скользкими пальцами в себя, тихо застонав при этом, но продолжая наскоро растягивать свою задницу, добавляя к двум пальцам третий. От этого зрелища у Славы перехватило дыхание, и он нетерпеливо притянул Гену к себе, шепча что-то про его личного Ивангая, вкусняшки и свою невъебенную любовь к сладкому. — Гена, Геночка, — бормотал Слава, когда Гена медленно стал насаживаться на его далеко не маленький ствол. — Ах ты ж блядь, — простонал он, когда его член вошел в Гену почти до основания. Слава подался бедрами, входя в Гену глубже, но резкая ноющая боль в плече не давала простора для действий, Фарафонов же, к счастью, стал двигаться сам, сначала медленно, постанывая от каждого раздирающего проникновения, а потом, когда его неразработанная задница привыкла к Славиному размеру, уже быстрее и увереннее. Слава только и мог что беспорядочно стонать, изредка повторяя «Хайд меня побери» и дроча Гене здоровой рукой. Слава задыхался, у него плыло перед глазами, но техничность не пропьешь и речь не только о флоу, поэтому очень скоро Гена, выгнувшись, кончил ему на грудь (пара капель попала на лицо, за что Слава мысленно поклялся потом — когда поправится — отомстить Фарафонову-любителю камшотов). Карелину хватило пары толчков в податливое и мягкое Генино тело, чтобы тоже получить разрядку. Он сильно сжал пальцы на Генином бедре, оставляя на его белой коже красные следы, которые потом станут синяками, и откинул голову, изливаясь внутрь Фарафонова, материализуя свой панч про «милки-вей». — Блядь, как же это охуенно, — пробормотал Слава, облизывая губы от капелек спермы и притягивая к себе Гену, бессильно упавшего на подушки рядом с ним. — Мне кажется, я тебя лю… Гена не дал ему договорить, он подался вперед, целуя Славу — кажется, впервые в жизни по своей инициативе — и тот провел ладонью по его горячей спине, прижимаясь ближе. Они лежали рядом, как не делали еще никогда, ведь они никогда и не были парочкой ванильных педиков, да и просто парочкой тоже. А сейчас что-то изменилось, потому что Слава устроил голову на Генином плече, а тот нежно перебирал его русые волосы, думая о том, что все-таки в какой-то мере его вчерашняя просьба о том, чтобы все обошлось, как-то повлияла на дальнейший ход событий. Гене никуда не хотелось идти, ему нравилось лежать здесь в загородном отеле для гомосексуалов, и прижиматься к Славе, как телка, совершенно не стесняясь этого. Но пришло время собираться, чтобы ехать в аэропорт, а Слава и Гена так и не доползли до душа, продолжая валяться на смятой постели, обсуждая какие-то глупости, вроде того, что выгоднее выращивать: сельдерей или коноплю. Слава доказывал Гене, что потребление марихуаны куда полезнее жевания всякой ЗОЖевской зелени, плюс успокаивает нервы. — Так вот почему ты всегда такой спокойный на баттлах, — хмыкнул Гена. — Ладно, пойдем, а то пропустим встречу и рейс. Он уже собирался подняться с кровати, когда Слава удержал его за руку, заставляя улечься сверху и снова жадно целуя его. Карелин бы с радостью трахнул Гену еще разок перед выходом, но времени действительно уже не было, да и ранение в плечо, хоть и не серьезное, но давало о себе знать болью и повышенной утомляемостью. — Ты в порядке? — спросил Гена, когда Слава наконец его отпустил. — Как плечо? — Да все отлично, — Слава поднялся с кровати, и тут же поморщился от занывшей раны, но радость от того, что Гена наконец-то дал ему не могла перекрыть никакая боль. Гена удовлетворенно кивнул, и направился в душ. Слава окликнул его, когда тот уже был на пороге комнаты: — Геночка… — Ась? — Гена обернулся, перекинув махровое полотенце через плечо. — Скажи мне, как тебе такое «свободное падение»? Гена фыркнул и слегка покраснел. — Я загадывал не это, но сойдет, Слав. Карелин проводил взглядом его спину, скрывшуюся за дверью, и расплылся в довольной улыбке — в отличие от Гены, он всегда знал, чего хочет, и готов был решать это за них двоих и дальше, благо, в Городе у них будет больше времени для всего. А конкретно сейчас можно было бы пожертвовать встречей с Шокком и компанией в аэропорту, и, вместо этого, все-таки потрахаться с Геной еще раз, ведь предстоит долгий перелет.