Лаве нету, ну и хули? Любой денежный вопрос решают пистолет и пули. © Schokk «Голод»
(Центр Бангкока, какая-то кофейня. Время — 13:00)
— Я скажу тебе, о чем песня «Порнозвезда». Она о том, что Фараон любит болт ЛСП и цена вопроса «Мальборо» и «Мартини». Вся песня — это гимн большому болту Олеги. — Ты реально считаешь, что у ЛСП большой болт, Гно… Мистер Фиолетовый? — тут же поправляется Шокк, ловя пристальный взгляд Мирона, сидящего напротив него. — Ну, скорее всего, по сравнению с твоим, Мистер Красный, любой болт окажется больше, — отвечает Гнойный, с его лица не сходит легкая раздражающая ухмылочка, по которой Шокку очень хочется проехаться кулаком, а, может быть, сначала провести членом. — Откуда тебе знать, если ты не видел мой болт? — Да твой болт — это уже достояние общественности, его все видели на скрине, который предоставил Драго, да и ты сам его так рекламировал… Только огорчу тебя, пятнадцать сантиметров — это ну такое… — Да нет же, пацаны, песня «Порнозвезда» — это про отношение с девушкой-порнозвездой. Про алкоголь, наркотики, секс и одиночество… — встревает Джонни-бой. — Я крутой гострайтер, я знаю, о чем говорю. — Про алкоголь, секс и наркотики — это другая песня. «Безумие» называется. А песня «Порнозвезда» — это про отношения Олеги и Фараона. Фараон — его порнозвезда, просто они зашифровали смысл между строк и метафор, — возражает Гнойный. Они вшестером сидят в небольшом кафе в центре города вот уже второй час, настраиваясь перед важным делом. Мирон настоял на том, чтобы все оделись одинаково, поэтому сейчас со стороны, они, наверное, похожи на нечто среднее между шайкой людей в черном и офисным планктоном, вышедшим пообедать. Слава даже в черном выделяется, будто огромная гусеница среди мурашей. — Бля, ну ты сравнил говно с пальцем, то есть, сигу с залупой! — не выдерживает Шокк. — Еще скажи, что «Притон» Скриптонита — это о его отношениях «с тем в кепке». — Так-так, я же просил — никаких имен не упоминать, только клички по цветам, — хмурится Мирон, отпивая свой кофе. — И «Безумие» — это про спрайт, искру и бурю, не нужно упрощать мой текст, мистер Фиолетовый. Упрощай свою абракадабру текстовую в количестве сотен и тысяч демок. — Какой еще «Притон»? — переспрашивает Рикки Ф, открываясь от своего телефона. — О-о, друг, ты не слушаешь Скриптонита, которого котирует сам Мирон Янович, ой, бля, простите, сам мистер Зеленый? — удивляется Слава, а потом ловко отбирает у Рикки мобильный и прячет его поглубже в карман своих брюк, надеясь, что Гена решит его вытащить и случайно подрочит Карелину. — Эй, отдай! — Рикки возмущенно смотрит на него. — Ты не имеешь права отбирать у меня телефон — он не твой! — Да что ты говоришь? А ты попробуй, достань его сам, — Гнойный пошло облизывается, кивая на свой карман, все по плану. — Да ты же со вчерашнего дня все бормочешь что-то, роясь на страничке своего экс-бойфренда, как поехавший… — Тебя бросил Букварь? — удивляется Шокк. — А вы с ним смотрелись так же неразлучно, как «мужик с женой» с Версуса, а оно вон как… — Мы так склонны верить в любую хуйню… — мрачно изрекает Рикки, вгрызаясь в свой бургер с сыром. — Не было у нас ничего, получается, все обман иллюзии, иллюзия обмана и на вкус, как «тутти-фрутти»… ааа, похуй. — Даже болт Азбуки на вкус, как «тутти-фрутти»? — интересуется Шокк. — Может, хватит уже чужие болты обсуждать? — Мирон выглядит совсем недовольным, что обычно ему несвойственно, но эти пятеро пидоров ввергают его в уныние. — Боже, как трагично, мне срочно нужно выпить, — говорит Рудбой, тоже до этого залипающий в свой телефон. — А знаете, почему у меня никогда не бывает проблем с отношениями? Потому что я их не завожу! — Не заводишь, в смысле, не возбуждаешь что ли никого? — интересуется Джонни-бой. — В смысле, я их не начинаю! Нет, ну я бы мог, конечно. Знаю, есть фильм про то, как чувак влюбился в операционную систему, я бы тоже мог влюбиться в инстаграм очередной косплейщицы, но нафиг оно мне? Я предпочитаю их миксовать. Миксуйте телочек, и будет вам счастье, братаны. Мистер Зеленый, а можно мне долить коньячка в кофе? — Бля, ну вы издеваетесь? — Мирон устало трет виски кончиками пальцев, а потом подзывает официанта, чтобы тот принес еще кофе. — Я же сказал, мистер Рыжий, никакого алкоголя «до»! После можете ужраться в говно, серьезно. И не нужно больше тупых вопросов, я их не переношу, вы же знаете. — Эй, мистер Рыжий, я что-то не понял, ты имеешь в виду, миксовать телочек или миксовать фотки телочек, на которые ты дрочишь?— хихикает Гнойный, кладя руку на колено Рикки, но тот сразу ее скидывает, недовольно фыркая. — Я хотя бы дрочу на телочек, в отличие от вас всех, законченных гомосексуалов, — парирует Рудбой. — Хорошо, я тебя понял, никакого коньячка, мистер Зеленый, — он вздыхает, и обращается уже к подошедшему официанту: — Тогда принесите мне «киндер»… пять штук. — Бро, а у тебя задница не слипнется столько шоколада жрать? — интересуется Гнойный, который всех уже успел достать до глубины простаты. — Не слипнется, я просто фиксиков в яйцах ищу, — говорит Рудбой. — Нет, знаете, давайте, десять штук — так больше вероятности собрать всю серию. — Наши фиксики умерли, раньше что-то там двигали внутри душ, теперь тушь течет, и кто заткнет пробоину в местном домике? — декламирует Гнойный строчки из своей же песни, а Рудбой морщится, будто у него зуб разболелся, ведь он умеет сочинять текста куда лучше, но всегда в стол, а Гнойный не стесняется свои зачитывать всем и всегда, даже, если не просят. — Извините, но «киндеров» с игрушками у нас нет. Могу предложить «киндер делис», — вежливо говорит официант, то и дело поправляя свои волосы. — Ой, да вы посмотрите на этого мрачного задрота-переростка, ему под тридцатник, и его должны волновать только те игрушки, что в секс-шопах продают, а ему фиксики нужны и дота2, — закатывает глаза Гнойный. — Принесите лучше мне что-нибудь сладкое, милейший Га… — Гнойный щурится, вчитываясь в имя, напечатанное у официанта на бейджике. — Гаутер? Это че, из анимехи «Семь сметных грехов»? Типа Гаутер — это похоть? Ну да, тебя можно захотеть, детка… — Ты смотришь аниме? А еще на Рудбоя что-то гонишь! Ты прям, как наш мистер Зеленый, тот тоже хентайчик с японками и тентаклями любит до сих пор, — кривится Шокк. — А мне тогда принесите сельдерейчика, буду питаться правильно, пока эти лохи приобретают себе кариес, прыщи и преждевременную импотенцию. — Мистер Красный, ну просил же без имен, — напоминает Мирон в который раз. — А мне тогда кофе еще подлейте, пожалуйста. И счет принесите. И хентай смотреть — это нормально, вообще-то, мистер Красный. Официант записывает заказ в блокнот и удаляется, а Гнойный не отводит взгляда от его задницы, обтянутой узкими джинсами. — А я, пожалуй, не буду ждать, пока принесут, а сам пойду возьму свой десертик, —подмигивает Гнойный Рикки. — Ведь мистер Желтый не захотел мне его давать вчера, да? Вредный мистер Желтый, его нужно наказать будет… Рикки фыркает и отворачивается к окну, показывая, что не собирается вступать в бессмысленный диалог, а Гнойный пожимает плечами, поднимается из-за столика и уходит вслед за официантом. — Вы сбили меня с мысли, — говорит Шокк, увлеченно ломая зубочистки. — Я хотел сказать, что нельзя же сразу считать пидорами рэперов, которые записали фит. Вот ты… мистер Зеленый, тоже фитанул с ЛСП, но вы ведь не сосали друг дружке? Рикки закашливается, давясь котлетой, а Мирон воздевает глаза к потолку, и сидит так несколько секунд, разглядывая стыки между плитками. — Если уж говорить о пидорских отношения, то это скорее между МС и бэк-МС, да, мистер Рыжий? Вот у мистера Голубого, — Шокк кивает на непричастного к диалогу Джонни-боя, который что-то увлеченно чиркает на салфетке (скорее всего, трек для нового альбома), — у мистера Голубого тоже были отношения с бэк-МС. Как там его звать? Артем Прайм? Еще Максим был, да? Это все нормально, ребята, не осуждаю вас вообще. Но фиты — это совершенно не повод говорить, что рэперы пидорки, да. Вы же так не можете сказать про Тимура и Птаху… — Почему это? — в один голос спрашивают Мирон и Джонни-бой. — Там вообще походу бэби-плей какой-то, у Птахи твоего с Тимуром, звезда Давида и тому подобное, — хмыкает Мирон. — И вообще, у меня уже башка от вас трещит. — От меня и Птахи? — удивляется Шокк. — Бля-я, — стонет Мирон. — Так, ну все, доедайте ваш обед, и пойдем, времени не так уж много. — Ваш заказ, — подошедший официант выглядит немного растрепанным и краснеет, когда вернувшийся вместе с ним Гнойный проводит ладонью ему по бедру. Парнишка по фамилии Гаутер быстро расставляет заказанное на столике, подливает всем кофе, и так же поспешно уходит, виляя задницей и не прекращая поправлять прическу. — Мистер Фиолетовый, — хмыкает Рикки, резко откручивая пробку с бутылки диетической колы, — неужели нельзя было обойтись без траха с официантом? Мог бы после дела трахаться, сколько захочешь, и отдай мой телефон… — Ой, да ты ревнуешь что ли? — Гнойный довольно ухмыляется, выуживает из кармана гаджет и возвращает его Рикки. — Не волнуйся, твой казах ничего тебе не написал, пока я драл официантика... Смирись с тем, что он счастлив с Эрнесто Заткнитесь. А нам с тобой стоило бы подумать о нас… Я снова хочу наполнить тебя начинкой, мой дорогой милки-вей… — Ой, блядь, иди на хуй, — огрызается Рикки. — Давай лучше ты — на мой. — Все, замолчите, — не выдерживает Мирон. — Давайте, скидывайтесь все по доллару на чаевые, а я оплачу основной счет, и валим отсюда. Все начинают рыться в своих карманах и бумажниках, доставая деньги и кидая их на столешницу. Мирон отсчитывает нужную сумму и вкладывает ее в коричневую папку, оставленную официантом. — Так, я не понял, мистер Красный, где доллар на чаевые официанту? — Я не даю чаевые, — отрезает Шокк, откусывая кусок от стебля сельдерея. — Что значит, не даешь? Парню своему скажешь, что не даешь. Давай сюда доллар. — Не считаю нужным… — Эй, брателла, — Гнойный хлопает Шокка по плечу, привлекая к себе внимание. — Этот официантик получает знаешь сколько? Мало! Его кстати тут даже прессуют, называют сыном проститутки, а ты хочешь парня чаевых лишить. — То, что его называют сыном проститутки, это он тебе успел рассказать, пока ты пять минут назад имел его в кафешном туалете? — хмыкает Шокк. — И ты проникся? Я все равно чаевые не дам. Можешь дать два доллара, а не один, если такой добрый. — Слушай, я сам работал в Макдаке, знаю, каково это. Адский труд. Знаешь, как официанты упахиваются за копейки? Ты же сам был нищеебом когда-то, тебе ли не знать. Знаешь, сколько им нужно копить на айфон? Год! — Можно взять в кредит, если че... Слушай, ну в Макдаке никто чаевые не дает, так ведь? — Шокк невозмутимо хрустит сельдереем, он привык отражать нападки с похуистичным видом, поэтому наезды какого-то Гнойного ему вообще ни по чем. — Так почему работником Макдака не принято давать чаевые, а официантам кафе и ресторанов принято? Я не собираюсь приплачивать этому «сыну проститутки» только за то, что так положено и за то, что он так эффектно поправляет свои волосы постоянно… Ты его выеб в туалете? Заплатил ему? Вот пусть порадуется. — Вот еще за секс не хватало платить! Это он бы мне заплатил, если бы ему не попадались такие посетители, как ты, которые чаевые оставлять не хотят, — раздраженно говорит Гнойный. — Бля… мистер Красный, не будь жидом, хоть ты и жид. Мы все скидываемся по доллару, давай ты тоже. — То есть ты сейчас хочешь сказать, что оставляя чаевые, я, тем самым, оплачиваю твои секс-услуги для официанта... ну, гипотетически? Тогда я дважды прав, не оставляя чаевые. Официант не сделал ничего такого, за что я должен был бы заплатить сверху счета, — Шокк принимается за второй стебель. — Он просто подливал кофе, и то, не слишком активно, а киндеров для… мистера Рыжего у него вообще не нашлось. — Блядь, ну так, может, он должен был дать мистеру Рыжему полизать свои яйца вместо шоколадных? — возмущенно говорит Гнойный. — Или что он должен сделать, чтоб заслужить твои чаевые? Может отсосать тебе под столиком? — Я не должен платить чаевые только потому, что вы все так делаете и так принято. Официанты такие же работники, как и все, а если он не хочет получать маленькую зарплату и зависеть от чаевых и количества сортирных перепихов в день, то пусть все, что надо отберет у rich. — У кого? — Надоело жить на дне копилок, пусть любит деньги больше, чем детей Чикатило. — Что блять? — Пусть наденет капюшон, найдет мажора и разденет его… — Бля, мистер Красный, что ты несешь? — Я говорю, чаевые ему не дам и не просите. — Бля, мистер Зеленый, верни мой доллар, мистер Красный меня убедил. Нахуй этих официантов, — говорит Джонни-бой, прекращая пачкать салфетки строчками. — Руки убрал, мистер Голубой! Скидываются все! И ты тоже давай сюда доллар, иначе пристрелю нахуй, — шипит Мирон Шокку на ухо, притянув того за черный ворот пиджака к себе. — Ты специально решил меня разозлить, Дим? — Эй, мистер Зеленый, ты позабыл свое правило: никаких имен, только клички? — ухмыляется Шокк ему в лицо. — Ладно, только для тебя, девочка моя залупоглазая, я дам доллар официанту на чай. Но только, чтобы ты успокоилась, а не потому, что я согласен с вами. — Вот так бы сразу, — Мирон выхватывает у ухмыляющегося Шокка бакс и запихивает банкноту в папку. — А теперь нам пора… Шестеро парней синхронно встают из-за столика, кое-кто еще дожевывает свой обед, но при этом не теряет серьезного гангстерского вида. Все вместе они выходят на улицу и идут к двум припаркованным у обочины дороги машинам: красной и серой. — Все ведь все помнят? — интересуется Мирон прежде, чем сесть на пассажирское сидение красного форда. — Здесь люди с разными диагнозами, но со склерозом нет, кажется, никого, — нагло улыбается Шокк, а потом садится за руль серой машины. Мирон кивает, скорее себе, чем Диме, а потом снюхивает с приборной панели дорожку кокаина, чтобы успокоиться. Рудбой занимает место за рулем рядом с ним и заводит мотор.(Flashback)
Мирон расхаживает по гостиничному номеру туда-обратно, вводя своих приятелей в курс дела, при этом жестикулируя, будто он на сцене. — А как мы потом сбудем эти бриллианты? — спрашивает Рудбой. — Мы же не сможем с ними пересечь границу. — Я сделаю это сам. После того, как мы встретимся вот здесь, — Мирон раскладывает на столе карту местности и тыкает концом маркера в самый край, обводя место назначения в кружок. — Это находится за чертой города — заброшенный склад. Именно там мы все и соберемся, когда все закончится. Никто, ни при каких обстоятельства, не должен покидать склад, пока все не будут в сборе. Мирон рассказывает суть дела. Это банальнейшее ограбление ювелирного магазина в центре города средь бела дня — крайне гангстерское занятие. Через два дня, как Мирону известно из его «надежных источников», в магазин должны завезти особо крупную партию бриллиантов, украсть которую будет достаточно просто, если действовать слаженно, а их компашка явно это умеет, хотя Мирон понимает, что преувеличивает способности своих приятелей, но других людей для этого дела у него нет. Сначала он думал задействовать в ограблении только Славу Карелина и Гену Фарафонова, но когда трое его старых знакомых чуть не закопали его живьем на местном кладбище, Федоров понял — вот они, те самые люди, которые ему нужны, чтобы все точно получилось. Потому что втроем грабить ювелирку — это не очень-то хорошая идея. Конечно, деньги придется делить не на троих, а на шестерых, но бриллиантов хватит на всех, поэтому жадничать смысла не было, а вот подстраховаться, чтобы не быть заметенными копами — смысл был еще какой. — Лучшие друзья пидоров — это бриллианты, — пропел Гнойный, перебивая Мирона. — Любите шутки, панчлайны? А хотите, я расскажу вам один анекдот? — интересуется Мирон, присаживаясь на края стола и вглядываясь в лица своих будущих подельников. — Слушайте. Сидят пятеро парней в тюремной камере, недоумевая, как в ней оказались. Каждый приводит какие-то доводы, но, наконец, их осеняет: а ведь они несмешно шутили вместо того, чтобы обсуждать детали дела. Вот, почему они сидят в тюрьме. Как вам? Все делают серьезные лица, даже Рикки отрывает от экрана своего мобильного и смотрит на Мирона осмысленным взглядом, а Слава Карелин даже не пытается снова пошутить. Мирон же, довольный таким эффектом, продолжает рассказывать суть предстоящего дела.(Центр Бангкока. Улица перед ювелирным магазином «Сокровищница Шивы». Время — 14:16)
Рудбой сидит за рулем красного форда и нервно барабанит пальцами по рулю. Он следит за противоположной стороной улицы, за входом в ювелирный магазин и за Шокком, который тоже, видимо, нервничает, но вида не подает. Шокку совершенно не идет строгий черный костюм, ему бы больше пошел малиновый пиджак — шик из девяностых, чем гангстерский прикид. Рудбой смотрит на него и думает, что хорошо, что ему, в отличие от Шокка, идет практически любая одежда, в том числе и офисные костюмы, как это ни странно. Правда, белую рубашку он ухитрился запачкать шоколадом — только что он доел последнюю «киндер»-конфету, все еще переживая, что не успел собрать серию фиксиков, потому что серия феечек-винкс у него уже была. Еще у Вани в голове засели недобрые слова Гнойного о том, что он мрачный задрот-переросток, хоть тот о себе никогда так не думал. Да, его рост под два метра, да, он выглядит иногда мрачновато, и да, любит дотку и прочие радости, но ведь это не делает его хуже других (разве что лучше). Чтобы отвлечься от плохих мыслей, Ваня достает припрятанный в бардачке вискарик. Он знает, что Мирон такое не одобрит, но после шоколада хочется пить, да и натянутые нервы нужно успокоить. Шокк на той стороне дороги продолжает пасти улицу. Какая-то телка приближается ко входу в ювелирный, не подозревая, что сейчас там, внутри, происходит ограбление. Она останавливается напротив Шокка, и Ване кажется, что тот уж слишком долго с ней базарит, причем с таким лицом, будто предлагает ей сделать куни, только, что бы она не входила внутрь. Вообще, задача Шокка состояла в том, чтобы стоять на входе в магазин, никого не впуская и не выпуская из него, а вот методы не уточнялись. Наконец, Шокк соображает, что отпускать телку нельзя, потому что она тут же позвонит в полицию, чтобы сообщить, что какой-то подозрительный мужик на входе угрожает ей стволом (тем, что револьвер), не давая войти. Ваня видит, как Шокк хватает ее за шею и впихивает в помещение, заходя следом, тыкая пистолетом ей в спину для ускорения. Ваня делает еще глоток вискаря, чувствуя, как руки прекращают подрагивать, а мысли о несобранной (и, возможно, — если все пойдет плохо — лишенной возможности быть когда-либо собранной) серии фиксиков из «киндер-сюрпризов» уходят на двадцатый план. Шокк выходит из магазина и снова занимает свой пост возле входа, показывая Ване жестом, что пока что все идет по плану.(Flashback)
— Мирон, что это такое? Все смотрят на то, как Федоров с невозмутимым видом расстилает радужных флаг поверх разложенной на столе карты. — Это флаг ЛГБТ-сообщества... Что, не видели никогда? — хмыкает Мирон, разглаживая ткань. — Я подумал, будет символично взять кодовые имена по шести цветам этого флага. — Ты серьезно, Мирончик? — Шокк даже свою электронку роняет от удивления. — А маски, как у сучек из «пусси райот», ты тоже нам раздашь? По цветам? — Нет, Дима. Обойдемся без масок, только черные очки. Гэнгста-стайл. Но вот это тебе все-таки пригодится… С этими словами Мирон швыряет Шокку флакончик тонального крема. — Не знаю, подойдет ли тон, ну ты попробуй. Будь добр, замажь мое лого на своей ебле, хорошо? А-то не могу смотреть уже, — Мирон снова гаденько улыбается. — А теперь к делу. Значит, ты Дима — мистер Красный. Ваня — мистер Рыжий. Слава — мистер Фиолетовый. Потому что ему все фиолетово… — Эй, Мирон, а почему я — мистер Рыжий? — интересуется Рудбой, ероша свои темные волосы с выкрашенной в малиновый цвет прядью. — Потому что, Ваня, блять… Зачем ты вообще покрасился так? Ты в курсе, что похож на Искорку из «Май литтл пони»? В общем, на задании никаких ярких курток с утятами и кислотных свитшотов. Итак, Ваня — ты мистер Рыжий, потому что не Блондин. Логично? Гена — мистер Желтый. А ты, Денис — мистер Голубой. — Почему это я мистер Голубой? — тут же вскидывается Василенко. — Намек, на то, что я гей типа? — Блядь, Голубой, потому что я так сказал. Скажи спасибо, что не Желтый. — А что плохо в том, чтобы быть Желтым? — удивляется Рикки. — Желтый — это ассоциация с золотым дождем, милый, — хихикает Слава и сочувственно гладит Гену по голове. — Ой, мне похуй, — Гена снова утыкается в свой мобильный. — Желтый так желтый, какая разница вообще… — Да, тебе легко говорить, — продолжает негодовать Денис. — Лучше уж мистером Желтым быть, чем мистером Голубым. И вообще, Мирон, на флаге полоска синяя, а не голубая! Я буду мистером Синим тогда уж. — Ты будешь, мать твою, мистером Голубым, — Мирон ощущает, как потихоньку начинает закипать. — Мистером Синим ты будешь где-то еще, здесь ты — мистер Голубой, или уходи! — Ладно-ладно, — примирительно говорит Василенко. — Действительно, разницы нет, я голубой не больше, чем любой из вас... Все многозначительно переглядываются и хихикают. — А разноцветные маски пусси райот будут или нет? — не унимается Шокк. — Я же сказал, Дима! Мы ювелирный магазин идем грабить, а не рэпчик церковным иконам читать… — А че, было бы заебись. Я бы зачитал в церквушке. Только тут одни Будды кругом, не тот кайф, — Слава ловко сворачивает самокрутку. — Кайф у вас будет, когда мы заберем бриллианты, и вы сможете свалить из города туда, куда пожелаете, — говорит Мирон. — Итак, запомните ваши цвета, я — мистер Зеленый. С этого дня на людях никаких личных имен и личных фактов. — Ты что тарантиновских боевиков насмотрелся? — Шокк выпускает белый пар электронки, на время скрывающий его лицо. — Нахуй нам эти кликухи? — Чтоб никто не подслушал, как тебя зовут. Неужели так сложно понять? — вздыхает Мирон. — Еще мы все будем одеты в одинаковые костюмы, чтобы не выделяться. А-то знаю я вас, один наденет дизайнерский радужный свитер и розовую джинсовку, другой нацепит толстовку с жирафиками, которую будет видно за километр и которая будет гармонировать с его розовой челочкой, третий вообще как бомж оденется в свою гнойную курточку, что вместе с синяками под глазами даст такой эффект, что любой ментяра сочтет барыгой каким-нибудь или наркоманом. — А ты оденешься, как ботан, как и обычно, что на фоне твоего еблета, который-таки тянет на тридцатку, будет выглядеть тоже подозрительно, — ухмыляется Шокк. — Поэтому мы одеваемся в одинаковые офисные костюмы, без вопросов! И цепляем на лица черные очки. А кое-кто замазывает лого Оксимирона тональником. — Как скажешь, девочка моя…(Центр Бангкока. Кабинет управляющего ювелирного магазина «Сокровищница Шивы». Время — 14:48)
Мирон набирает комбинацию из цифр на кодовом замке несгораемого сейфа. Его руки совсем не дрожат, потому что он только что снюхал еще одну дорожку кокса, рассыпав ее прямо на рабочем столе управляющего магазина. Сам управляющий, напротив, трясется, как лист, и просит его не убивать, пока Джонни-бой удерживает его за шею в грубом захвате (не зря ходил в качалку столько) и тычет стволом в висок. Джонни-бой горд тем, что Мирон взял его с собой в пару, чтобы обчистить сейф, а не оставил караулить на улице или контролировать поведение посетителей в зале магазина. — Один, пять, восемь, двенадцать, шестьсот шестьдесят шесть, — бормочет Мирон, нажимая кнопки с нужными цифрами. — Дальше? — Семь, два, ноль, ноль, — дрожащим голосом диктует управляющий. — Девять, три, один, восемь. Мирон вбивает последнюю цифру, и замок щелкает, открываясь. Он осторожно достает прозрачный контейнер с бриллиантами и засовывает его в принесенную с собой спортивную сумку (от Рибок, конечно). — Все! Сваливаем, мистер Голубой, — говорит Мирон, застегивая молнию и перекидывая сумку через плечо. Денис бьет управляющего рукояткой ствола по голове, и тот теряет сознание, падая на пол.(Flashback)
— Итак, еще раз повторим, кто что должен делать, — говорит Мирон. — Дима? Шокк вздыхает. Он чувствует себя, как на уроке в младших классах, когда все дружно заучивают таблицу умножения, но Мирон был «хозяйкой на этой кухне», поэтому ничего не оставалось, как в очередной раз повторять заученный план действий. — Я стою на улице, около входа в ювелирный магазин, никого не впускаю и не выпускаю. Если кто-то захочет войти с улицы, то я его устраняю выстрелом в голову… — Шокк ловит недовольный взгляд Мирона. — Шучу. Я помню — никакого лишнего кровопролития. Если кто-то подходит с улицы, то я спроваживаю его внутрь, к остальным… — Отлично, — кивает Мирон. — Мистер Рыжий? — Я жду в машине через улицу, — примерно повторяет Ваня. — По знаку Шокка, то есть мистера Красного, подъезжаю к магазину. Мирон, эти кликухи реально тупо зву… — Вас не спросил! — перебивает Мирон. — Всякие кликухи типа «Соня Блейд», «Макс Пейн», «Рикки-Тики-Тави», «YA - головка от хуя» и прочие будете придумывать себе где-то в другом месте. А здесь кликухи — цвета флага ЛГБТ, нравится вам или нет. Все дело в том, что я большой фанат Элтона Джона, Земфиры и… Рикки Мартина, но об этом никто не знает, так что тшшш... Мистер Фиолетовый и мистер Желтый? В помещении повисает молчание, но, наконец, Слава соображает, что обращаются-то к нему, и прекращает наглаживать коленку безучастного Гены, который безотрывно лазит в своем телефоне, просматривая совместные фотографии Алфы и Эрнесто. — А? Да? Что? — Слава смотрит на Мирона, несколько раз часто моргая. — Да, мы с мистером Желтым следим за клиентами и сотрудниками в зале магазина. Если они пытаются оказать сопротивления, то надо ударить кого-то в нос, чтоб все ебло в кровище было — это должно успокоить остальных, — повторяет он, словно заученный стишок. — Именно так, — кивает Мирон, попутно сворачивая ЛГБТ-шный флаг и карту и пряча их в рюкзак. — А мы в это время с мистером Голубым хватаем управляющего и заставляем его отдать нам бриллиантики. Вот так вот все просто. Главное, действовать слажено, а не как обычно, и будет нам счастье. И помните, все встречаемся на заброшенном складе, даже если придется ждать до ночи, ждем всех. — Есть, Мирон, — говорят пятеро рэперов хором.(Ювелирный магазин «Сокровищница Шивы». Зал для посетителей. Время — 14:48)
— Блядь, Гена… тфу, мистер Желтый, ты вообще понимаешь разницу между «ударить в нос» и «вырубить»? Мистер Зеленый сказал же, никаких лишних жертв. А ты ее так стукнул, что она, кажется, не дышит. Где ты так научился вообще? — Слава пытается разговаривать с Рикки и одновременно держать под прицелом собравшихся в зале людей, благо днем в магазине не так много посетителей. — Да я просто представил этого пидора Эрнесто, представил, как Алфа его обнимает, целует… Представил, что это не телка передо мной, а Эрнесто…да, бля, они даже похожи, посмотри. Да дышит она, — Рикки наклоняется и прикладывает пальцы к пульсу на шее лежащей на полу девушки. — Пульс есть. Мы вообще-то ювелирный магазин грабим, там срок и так заоблачный будет, если что, и пара лишних лет за убийство Эрнесто… тфу, телки, не особо будет ощутима. — Сплюнь, придурок, — Слава крутит дулом ствола у своего виска. — Буддисты говорят, что мысли материальны. Никто нас не посадит. Гена пожимает плечами и сплевывает под ноги, слюна предсказуемо попадает на Славины кеды, но он этого не замечает. Гена стучит костяшками пальцев себе по лбу, так, на всякий случай, ведь сидеть в тюрьме ему тоже очень не хочется. Пара сотрудников ювелирного и трое посетителей (не считая девушки, которую только что вырубил Рикки из-за того, что та стала истерично орать) смотрят на Славу и Рикки со смесью страха и сочувствия. И Слава уже хочет сам пойти и вырубить кого-то из них, чтоб не пялились так, но в это время в помещение вбегает очень взволнованный Шокк, размахивая пистолетом и вейпом, зажатым в другой руке. — Кто-то вызвал полицию, вы что, еще и в уши долбитесь? Не слышите сирены? — говорит он, подбегая к Рикки и Славе. — Нужно уходить через черный ход. Там же вторая машина, — говорит Слава. — А мистер Рыжий где? — Я дал ему знак ехать к черному входу… — СДАВАТЕСЬ! ВЫ ОКРУЖЕНЫ! — доносится с улицы. — Блядь, вот это подстава, — шипит Слава, и потом стреляет пару раз в окно. — Ты нахер это делаешь? — Так делают во всех гангстерских драмах! Хочу показать копам, что мы настроены серьезно. Мы еще можем требования выдвинуть. Ведь у нас заложники. Может, вертолет и телочек попросим? Я вот всегда мечтал на вертолете полетать. — Мистер Фиолетовый, ты что забыл, зачем мы пришли сюда? Съебываемся через черных ход! — говорит Шокк. — ЕСЛИ ВЫ НЕ ВЫЙДЕТЕ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ, МЫ БУДЕМ ВЫНУЖДЕНЫ ПОЙТИ НА ШТУРМ! — Слушайте, это какие-то неправильные полицейские, — говорит Гена. — Эй, у нас тут заложники, придурки вы!! — орет он в окно, и с улицы в ответ тут же прилетают пули, врезаясь, благо, в раму, а не в голову Гены. — Блять! Гену все-таки задевает отлетевшей щепкой, и теперь по его бледному лицу стекает струйка крови, пачкая белый воротник офисной рубашки. — Они сказали, что мы окружены. Вы вообще понимаете, что значит слово «окружены»? — спрашивает Шокк, пытаясь не дать прорваться истеричным ноткам в голосе. — Это значит, они ждут нас у черного входа! — Шокк хватает Карелина за ворот пиджака и встряхивает пару раз. — Бля, мистер Красный, ты как будто первый раз магазы грабишь, — Слава аккуратно отцепляет его лапы от себя и отходит на безопасное расстояние. — Я вот в свое время с охранником и кассиршей «Пятерочки» сцепился, вот это был треш, но со своей тележкой сырков, йогуртов и пива я все равно ушел, хоть потом полгода натыкался на свой некрасивый фоторобот на столбах в нашем районе, но оно того стоило. А тут какие-то копы-буддисты все лишь. Берем заложников и валим — вот и все, проще простого. Они так и делают. Хватают пару посетителей и тащат их к черному выходу, где, на удивление их никто не ждет, даже Ваня. — Они здесь, просто это засада, — шепчет Шокк на ухо Славе. А потом начинается перестрелка. Копы действительно засели в кустах, и теперь палят из своих автоматов абсолютно наплевав на заложников. — Суки! Вам что похуй на жизни невинных людей? — орет Шокк, имея в виду себя, конечно. — Нет, просто мы верим в перерождение! — орут ему в ответ из кустов, а следом летит автоматная очередь, от которой Шокк чудом успевает укрыться за припаркованной машиной. — Ну, кассир пятерочки баба Зина была хотя бы верующим человеком, поэтому не убила меня, соблюдая какую-то там по счету заповедь, — пожимает плечами Слава. — Я не учел, что бангкокские копы такие похуисты. В этот момент пуля прошивает его плечо, и он падает на землю рядом с Шокком. — Блядь, мистер Красный, походу это конец… А я ведь не верю ни в ад, ни в перерождение, сука. — Ты хотя бы в «плюшки» и пивасик веришь, а я-то вообще за ЗОЖ, — обреченно шепчет Гена, приземляясь на задницу рядом с ними. — Если не умру сегодня, куплю абонемент на фитнес, клянусь. — Да ты это каждый раз говоришь, — хмыкает Слава, зажимая ладонью окровавленное плечо. — но в этот раз мы, кажется, не сможем проверить, трепло ли ты… (To be continued…)