Убить Мира

Знаешь, мы не встретимся глазами, ведь мой взгляд снова направлен в пол. © Rickey F - «Лимбо»

      Рикки Ф, где Ф - это фигов фанатичный фантазер. Он постоянно грустит, запивая свою тоску диетической колой (временами все-таки не ограничиваясь только колой) и думая об Оксимироне. Рикки сам не знает, почему Окси прописался в его голове на постоянной основе, ведь у Гены есть парень, заботливый, добрый, любящий, имеющий прекрасную бороду (из-за которой Фарафонов изначально и соглашается на отношения), а по совместительству еще и чудесный друг - Никита Алфавит. Но Гена думает об Окси, когда обсуждает что-то с Никитой, думает об Окси, когда обедает с Никитой, думает о нем, когда спит с Никитой рядом в теплой постельке, и ощущает себя предателем. Рикки знает, что взаимных чувств от Мирона не дождется никогда, поэтому тщательно скрывает свое отношение, выдавая себя разве что мимолетными завороженными взглядами из-под опущенных ресниц, но Федоров это вряд ли замечает. Поэтому, когда Мирон предлагает провернуть по-быстрому инсценировку его убийства («я сейчас могу только на тебя рассчитывать, Гена»), а затем свалить в Лас-Вегас («ты не пожалеешь, Гена»), чтобы мутить там дела («настоящие дела, Гена»), то Фарафонов, не раздумывая и едва не давясь бургером, соглашается, после чего дерзко выбрасывает несчастную продукцию фаст фуда - Рики будет в форме, как печенька.       Алфе он ничего не говорит, просто потому, что не в силах это сделать. Рикки решает просто свалить по-английски, а потом уже позвонить из Вегаса, чтобы Никита не волновался. Звонит Рикки не сразу, а спустя два месяца, подсознательно надеясь, что Алфа его проклял - так будет проще. Но, как на зло, Никита говорит взволнованным и виноватым тоном, заставляя Рикки чувствовать себя полным (в прямом смысле) говнищем (в переносном смысле). Никита говорит мягко, осторожно, давая понять, что он не в обиде, что будет ждать, сколько нужно, заставляя Рикки кусать губы до крови от чувства собственной уебищности. Он обещает вернуться, говорит «обязательно», «скоро», «конечно, люблю» - и это не ложь. Рикки действительно любит Алфу и непременно вернется, ведь лучше друга у него еще не было, но сейчас он вынужден задержаться в Вегасе. По крайней мере, до тех пор, пока Мирон не потащит Гену в бассейн.       Конкретно сейчас он завис на пороге номера, который они снимают с Мироном, и ощущает, как внутри все переворачивается от сгустка противоречивых чувств. Рикки запутался в этих концах в конец: Окси, Алфа… Гнойный. Последний все-таки приехал, а теперь стоит на коленях перед Мироном и отсасывает ему и, главное, глотает, сука. Рикки до треска сжимает в руке корпус мобильника, сжимает до скрежета свои зубы, сжимает до боли в пальцах ручку двери и сжимает свои чувства в кулаке, чтобы сохранять покер-фейс. Он заходит в номер, когда эти двое уже закончили, и делает вид, что ничего не заметил - а хули еще делать, когда становишься невольным свидетелем того, как один рэпер, который тебе нравится, отсасывает другому рэперу, который тебе нравится не меньше. Рики чувствует себя обделенной фанаткой-подростком, которая пришла на концерт своего кумира в надежде, что тот ее заметит. - Привет, милая, - иронично говорит Рикки Гнойному - Слава сейчас напоминает больше довольную Коху, чем язвительного любителя коммунизма. - Как доехала? - Твоими молитвами, Гена, - он улыбается, облизывая губы, будто морж, обожравшийся сметаны (примерно так и есть), и Рикки кажется, что он вот-вот сблюет от такого зрелища или просто не выдержит и свалит из номера.       Они стоят друг напротив друга и смотрят друг другу в глаза несколько секунд, пока к ним не подходит Мирон, вернувшийся из бара с бутылкой вискаря, чтобы подлить его себе и Славе. Рики начинает чувствовать себя настолько лишним, что желание уйти становится почти неконтролируемым. - О, Гена вернулся, - Мирон тоже выглядит не менее довольным, чем Гнойный, от чего руки Рикки сами сжимаются в кулаки, но он одергивает себя. - Может, тебе в колу подлить вискарика, а то ты какой-то грустный, - Федоров кивает на пластиковую бутылку, про которую Гена уже забыл, сжимая ее судорожно до неприятного треска. - Спасибо, Мирон, но ты знаешь, я не пью.       Рикки спокоен с виду, Рикки держит себя в руках (хотя это тяжеловато во всех смыслах), но ощущает острую необходимость уединиться, ему неприятно находиться сейчас с этими двумя, потому что сердце не находит себе места, как и быстро бегающий по комнате взгляд. «Кого ты обманываешь, Гена? Тебе приятно с ними находиться, ты бы не отказался от тройничка, если на то пошло, но тебе обидно, что они не взяли тебя прокатиться на свой аттракцион, и не возьмут никогда».       Гена обиженно закусывает губу, будто ребенок, которому не дали конфетку, потому что эта конфетка была во рту у Гнойного. - Гена, ты чего завис? - Слава хлопает бывшего приятеля по плечу, возвращая того в реальность из невеселой задумчивости, при этом задерживая руку чуть дольше нужного. - Я обещал Славе объяснить, что мы собираемся делать и какова его роль, - говорит Мирон так, будто все время, пока Рики не было, они с Карелиным просто дискутировали. - Так вот, вы с Геной должны пересечь Тихий океан, забрать там груз и привезти сюда. - Кокаин? - Гнойный задумчиво смотрит в панорамное окно, ему определенно нравится здесь, хоть он и строит из себя по привычке похуиста. - Не будем говорить лишних слов, - Мирон привык осторожничать, потому что знает, что даже у стен может быть слуховой аппарат. - Поездка через три дня. Если боишься за свою задницу, то не бойся, Гена уже летал с грузом и все прошло отлично, ну, как видишь, по крайней мере, он на свободе, хоть и не летает. - Да мне поебать, если честно, - говорит Гнойный и на этот раз не врет. - Надо полететь - полечу. Только меня интересует оплата… - Двадцать пять тысяч, - быстро говорит Мирон и тут же добавляет: - Сравнительно мало потому, что риска почти нет. Только вот имидж твой придется поменять, а то ты похож на русскую версию Ягами Лайта, постаревшего и пробухавшего тетрадь смерти, а это, как минимум, выглядит подозрительно, если речь идет о перевозке ценного груза.       Гнойный не подает вида, что двадцать пять тысяч - это для него совсем не мало, а, наоборот, сравнительно много - особенно если прикидывать сколько пивасика можно купить на эти деньги. Он и четверти суммы в руках не держал за всю жизнь, и похуй, что риск в таких делах есть всегда, похуй, что придется снять свою куртку прекрасного оттенка то ли рвоты, то ли намокшей осенней листвы, и переодеться, во что скажет Мирон. Слава готов идти почти на любые жертвы, а на некоторые жертвы он даже надеется пойти снова, вспоминая недавний минет. Слава делает вид, что думает над предложением, и только потом говорит свое «по рукам», а Мирон лишь кивает, как будто другого ответа и не ждал. Потом они обсуждают детали поездки. Гена, почти все время молчавший, облегченно выдыхает, когда разговор прерывается звонком телефона Мирона, и тот спешит ответить, бросая Славе и Рикки «позже обсудим остальное». Гена думает, что наконец-то можно уединиться и погрустить под бит о своей нелегкой судьбе, но Слава окликает его, когда Фарафонов уже почти выходит за дверь, и тот вынужден остановиться. - Что-то ты совсем невеселый, Геночка, - Слава подходит почти вплотную, пользуясь тем, что Мирон свалил в другую комнату и не может их видеть. - Соскучился по мне? А ведь любовь на расстоянии и правда до добра не доводит. - Ой, Слава, давай не сейчас, - Гена морщится, будто его кола внезапно стала виски, но делает новый глоток, потому что в горле почему-то пересохло от близости Гнойного, а вот ладони наоборот вспотели. - Я знаю, почему ты дуешься, мой шоколадный батончик, - он внезапно хватает Генину руку повыше локтя и больно сдавливает пальцы. - Ревнуешь?       Рикки не ожидает такого наглого поворота и сперва даже не пытается высвободиться, а только смотрит грустными глазами в глаза Гнойного, для этого ему приходится немного задрать голову вверх. - Что за бред, Слава? - он все-таки выдергивает свою руку из хватки, чувствуя, что на коже проступят синяки. - Иди протрезвей.       Слава смотрит на Гену сверху вниз несколько секунд, за время который Гена успевает подумать, какой у Славы красивый цвет глаз - светло-голубой с аквамариновым оттенком, а потом Карелин резко наклоняется к нему, едва не касаясь своими губами губ Рикки, и тот возможно отшатнулся бы от неожиданности, но не может, ведь позади закрытая дверь номера. Выхода нет, рассвет не очень скоро, а ключ забрал Мирон. - Да ладно, кому ты сейчас врешь, Гена? Я знаю, что ты все видел, - Слава говорит это тихо и от этого голоса внутри у Рикки все сводит. - И ты хотел бы быть третьим, не так ли? Третьим, где-то между моим хуем в твоей заднице и хуем Мирона в твоем рту. Угадал?       Это «угадал» Слава произносит уже почти целуя Рикки, но тот собирает последние ошметки воли и с силой отпихивает Карелина от себя так, что тот чуть не валится на пол. Гена тяжело выдыхает, стараясь не показывать, что "да, угадал, падла". - Пошел ты, - зло говорит Рикки и выскальзывает из номера настолько быстро, насколько позволяет комплекция, захлопывая за собой дверь так, будто в номере осталась парочка голодных тигров.       Гена надеется лишь на одно, что Слава не успел заметить, что у него встал. Это бы испортило всю трагичность момента. В совершенно расстроенных чувствах Гена идет к лифтам, намереваясь прогуляться по дневному Вегасу, потому что находиться в номере рядом с Карелиным ужас как не кайф, видеть его не хочется вообще. Гена спускается на первый этаж и думает, что нужно купить кексов, чтобы заесть плохое настроение и воспоминания о роже Гнойного, которую, к сожалению, придется видеть еще не раз - а ведь Гена уже и забыл, каким Слава может быть уебаном, особенно, когда напьется.       Фарафонов невесть зачем натягивает на голову капюшон белой ветровки, будто хочет укрыться таким образом от неприветливой действительности, в голове у него воцаряется относительное спокойствие, когда он повторяет про себя мантру «маффины и кексы, кексы и маффины».       «Хорошего человека должно быть много» - так всегда говорил ему Никита, но Гену все равно обижало это, потому что, чтобы быть худым, ему нужно было сесть на диету Сони Мармеладовой - никакого мармелада, только секс (если не с бабами, то хотя бы на баттлах с оппонентами), алкоголь, наркотики и грайм. Но Гена не такой, и иногда он себя ненавидит за это. - Не любишь кексы - идешь на хуй, не ешь маффины - идешь на хуй, у Славы даже его рот идет на хуй (Оксимирона), и сам Слава, в таком случае, идет на хуй, - расстроено бормочет Рикки, по привычке выдумывая панчлайны.       И если бы он не был так увлечен своими мыслями и не шел, уткнувшись взглядом в пол, то заметил бы частично знакомую ему троицу только что вошедшую в двери «Лазурного Лас-Вегаса». А ведь именно из-за нее геометрия становилась все более занимательной, превращая их со Славой и Мироном, в некотором роде даже уютный, треугольник в какую-то долбанную гексограмму.