***
Памятный ужин — что-то вроде трапезы или общего собрания в Большом Зале, что проходит почти каждый год второго мая. Язык не поворачивается назвать это праздником, но в целом это все равно лучше, чем какая-нибудь экскурсия к мемориалам победы или могилам погибших. Когда второе число выпадает на выходной, нас отпускают домой, чтобы провести день с семьей и отметить День Победы по-своему, но чаще всего люди наоборот приезжают в Хогвартс. Если вспомнить все Памятные ужины, на которые я попала — а их было пять, потому что один раз мы все-таки уехали, — то они почти ничем не отличаются от ужина обычного. Разве что факультетские и преподавательский столы исчезают, и появляется один, большой и круглый, объединяющий всех собравшихся вместе. В этот день все сидят вразнобой, с родными или друзьями, точно так же, как — по словам старших — сидели все ранним утром второго мая девяносто восьмого года, когда все, наконец-то, закончилось. Мама с бабушкой и дедушкой, а заодно и все Поттеры-Уизли прибывают в общей толпе гостей, но все равно тут же становятся центром внимания. Мелкая родня тут же визжит и лезет обниматься, и, пока родители и герои войны здороваются со своими чадами, я издалека машу маме, собираясь сразу же поздравить с днем рождения. Она проталкивается через семейство и крепко обнимает меня, после чего — неизменным вот уже пятнадцать лет тоном — произносит: — Хотя бы кто-то в нашей семье производит впечатление приличного человека, Реми. А что твой отец? — Отвратительно молод, — я закатываю глаза, не сумев удержаться от замечания в ущерб поздравлению. — Вот серьезно. Зачем ты позволяешь ему это? Однажды я повзрослею, а он так и останется… — Викки! — кричит папа едва ли не с того конца коридора, а потом они мило, долго и до ужаса смущая меня, обнимаются, не слишком уместно для своего возраста целуясь. Когда твои родители ведут себя как подростки на гормонах, это слишком. Я отворачиваюсь и натыкаюсь на Кита. Он тоже округлил глаза, не решаясь поздороваться, за чем он явно подошел к моим предкам. Я как можно красочнее изображаю подступившую тошноту, и он сочувственно хлопает меня по плечу. — Это называется любовь, Реми, и от чужой часто тошнит. Я не успеваю парировать. — Привет, Кит! — восклицает мама. — Здравствуйте, Виктуар, и с днем рождения! Ну вот, он успел вперед меня. Кто так делает? Мама расплывается в улыбке сразу по двум причинам: от поздравления и обращения, потому что не любит, когда ее называют «миссис». Думает, что это ее старит, но по мне им с папой не помешает немного «состариться». Я слышала, что есть такие родители, пытающиеся — как они это называют — быть «на одной волне» со своими детьми, используя всякие модные словечки или притворясь «лояльными» и «доверяющими своим детям», но в моем случае все немного хуже. Они не притворяются. Мои родители куда больше напоминают подростков, нежели я сама. Уверена, они бы и с однокурсниками моими подружились гораздо лучше, чем я. По многим причинам. По крайней мере, Кита они обожают, чего не скажешь об отношении его матери ко мне. — Добрый день, Реми, — едва разжав губы, произносит Лючия Скамандер, появляясь под руку с Лисандром. — Здравствуйте, — стараясь не выдать напряжения, я улыбаюсь и поспешно оглядываюсь: — Это мои родители, Эдвард и Виктуар. Представление происходит, в основном для Лючии, потому что наши отцы довольно давно знакомы, а вот мать Кита — коренная испанка, которую Лисандр встретил в путешествии по Европе, и меня-то видела всего однажды. Не уверена, что у нее появлялось желание повторить встречу. Надежда, что «Эдвард» и «Виктуар» накинут родителям десяток лет и солидности, почти оправдывается, когда мама довольно чинно пожимает Лючии руку, а папа важно кивает. Мерлин, они умеют понимать намеки! Перед вами Реми Люпин — знаменитая укротительница родителей. — Нужно снова обойти Хогвартс! — мама оборачивается к папе. — Уверена, что еще помню десяток темных углов и тайных ходов… Знаменитая укротительница-однодневка. Старась не смотреть в сторону Лючии, я делаю вид, что ничего странного не происходит и это не мои родители уходят в неизвестном направлении. — А бабушка приедет? — спрашивает Кит, и я облегченно вздыхаю, что тема сменилась. — И дяди нет. — Лоркан как раз забирает ее из дома. — Он будет один? — с едва заметной усмешкой уточняет Кит. Я тоже сдерживаю улыбку. Лоркан Скамандер — истинный холостяк. Как и Лисандру, ему сорок один, только вот он не женат и не планирует, что сначала радует, а потом расстраивает бесконечную очередь его девушек. Несколько высокомерный, обаятельный и с отменным чувством юмора — пожалуй, будь я на десяток лет старше, попалась бы, как все остальные девчонки. Ой, о чем это я? — Разумеется, он будет один, — морщится Лючия. — Сегодня не время для свиданий. На мгновение у меня возникает желание спросить, чем сегодня в действительности так отличается от остальных дней, чтобы людям было запрещено получать удовольствие, но я никогда — никогда-никогда-никогдашеньки — этого не произнесу. Будто почувствовав, что я собираюсь что-то сказать, Лючия переводит на меня взгляд изумрудно-зеленых глаз. Кит унаследовал их от нее, но гораздо мягче и добрее, так что мне все равно становится не по себе. Я моргаю и начинаю поглядывать по сторонам, как будто выискивая кого-то. — Наверное, в Большом Зале еще никого нет, и можно прогуляться. Я… найду родителей. Как можно благоразумнее улыбнувшись, я киваю Скамандерам, не сумев изменить выражение лица, даже для Кита, а потом ухожу. Просто куда-нибудь, чтобы спину перестал колоть изумрудный взгляд.***
На этот раз мне удается поздравить маму как следует, хоть и приходится обойти замок дважды, прежде чем отыскать их с отцом. По дороге я успеваю захватить подарок — шелковый шарф-хамелелон, запечатанный в красивую малиновую бумагу. От нетерпения у мамы подрагивают руки, горят глаза, и это — самое приятное зрелище, которое я только могу увидеть сегодня. Ну нет для меня в этот день плохих годовщин или траурных мыслей: второе мая — день рождения лучшей женщины на планете, и все тут. — Спасибо, Реми, он очень красивый! — она снова бросается обниматься, одной рукой прижимая к себе подарок, а другой — меня. Папа, такой же довольный, стоит рядом, нагруженный лентами и клочками оберточной бумаги. — Я каждый раз забываю, что родилась сегодня, у всех только и разговоров, что о Дне Победы, — не то жалуется, не то смеется мама. Я улыбаюсь. — Ты лучше представь, что все эти люди в Большом Зале собрались на твой праздник, — фыркает папа. — Траурная речь директрисы будет немного не к месту, — бормочу я. Мама дергает уголком губ. — Ничего страшного. Эти события слишком тесно связаны, чтобы спустя сорок лет пытаться их разделить. Сорок два вообще-то, но мне все равно никто не поверит. Мы доходим до Зала Почета, где папа каждый год хвастается, что не попал туда, потому что его проделки перевешивали заслуги, отыскивает в альбоме фото своего выпуска, показывает нам себя, потом моего крестного и через два разворота находит маму. Вспоминает что-то и открывает другую страницу, конца семидесятых. — Ремус Люпин, — негромко и с особенной гордостью произносит он. — Настоящая легенда. Пусть бросит в меня камень тот, кто с этим не согласен. Может, я и… не знал его так, как это было мне нужно, но… Я знаю главное. Он был хорошим человеком. Отличным. Самым лучшим. У меня подкатывает ком к горлу, но если я обниму папу, то вообще разрыдаюсь, так что крепко сжимаю его руку и опускаю голову ему на плечо. Это вечное соседство: день, когда не стало дедушки Ремуса и бабушки Тонкс, и день, когда родилась мама. Самые любимые папины люди. Как-то отвратительно неправильно работает эта Вселенная. — Пойдемте, ужин сейчас начнется, — мы с мамой дожидаемся, пока папа сам это предложит, и следуем за ним. — Как твои дела, Реми? — спрашивает мама. — Хорошо, — отвечаю я. — Скоро в альбоме и мое фото появится. — О, неужели и на доске почета? — она шутливо закатывает глаза. Я невольно повторяю за ней. — Там наврядли. — Никогда не поздно стать легендой! — бодро заявляет папа. — Быть на слуху у учеников даже круче, чем ходить в любимчиках преподов. — Ой, ну только не снова… — я едва подавляю стон. — Просто получай удовольствие от последних недель в Хогварте, — перебивает его мама. — Главное — делать то, что хочется. — Тяжеловато получать удовольствие, когда от тебя требуют, чтобы ты непременно наслаждался, — фыркаю я. — А никто не говорил, что будет легко, — мама хлопает меня по плечу. Я смеюсь, и мы наконец попадаем в Зал, где уже собрались почти все гости и ученики. Мою семью не заметить сложно, а рядом с ними я нахожу еще и Скамандеров, так что вечер обещает быть крайне веселым. Это подтверждают уже новые поздравления для мамы: сегодня эта часть стола будет крайне странно и быстро лавировать от тяжелых воспоминаний о Битве за Хогвартс до бурных тостов в честь именинницы. Я протискиваюсь между тетей Молли и Китом, потому что с другой стороны от него сидят его родители, и тут же слышу: — Ты новое задание видела? — Мерлин, серьезно? Прямо сегодня? — я возмущенно смотрю на Кита. — Ничего там такого нет, — успокаивает он меня. Я киваю, чтобы продолжал. — Надеюсь, остальные разделят твое благоразумие и останутся на ужине, а вот нам лучше потихоньку свалить и, так сказать, вписать свои имена на доску почета. — Ага, — бормочу я, заметив, что в Зал заходит директриса и направляется к трибуне. — А в чем задание? — Вписать себя в список лучших, — едва разжимая губы, повторяет Кит и тоже не сводит глаз с Мортимер. — В прямом смысле этого слова. Я молчаливо и непонимающе смотрю на него. — То есть… Вот прямо… Вписать? — Ага, у тебя маркер есть? — весело улыбается он. Я не успеваю сдержаться и сдавленно фыркаю. В этот момент директриса приветствует собравшихся и приходится заткнуться. К тому же, в нашу сторону внимательно поглядывает Лючия. Вот уж знай она, как развлекается ее сынок, точно решила бы, что это я его с пути сбиваю. — В общем, через десять минут ты сделаешь вид, что хочешь поздороваться с кем-то на другом конце зала, а я типа в туалет, — предлагает Кит едва слышно. — Кит, — дергается миссис Скамандер. — Я просил Реми не разговаривать во время речи директора, мам, — совсем не глядя на нее, отвечает Кит. Я с удовольствием пинаю его под столом, случайно задевая еще кого-то, и очень серьезно, как и все, смотрю на Мортимер. Интересно, под какими травами Генри придумывает все эти чокнутые задания? Для самокруток из абиссинской смоковницы как-то слишком. Хотя, может, он просто повторяет одни и те же задания, которые придумали еще в первую Игру. Но кому-то же пришло в голову, верно? И почему не пришло мне? В смысле, это же и правда смешно: не вписать себя в хроники Хогвартса, как лучший ученик, староста или капитан команды по квиддичу, а просто… вписать. Хочешь — будь королевой Осеннего бала, хочешь что поумнее — вот тебе особые заслуги перед школой. Папа же хотел, чтобы я оказалась на доске почета? Я бросаю на него быстрый взгляд, но он внимательно слушает речь, как и мама, так что мне становится стыдно за свои мысли, и я серьезнею, как и требует случай. Но, видимо, Мортимер решила не утомлять никого в самом начале, потому что еще слово возьмут министр, а потом его всучат всем героям войны по очереди, так что после минуты молчания она садится, а зал понемногу наполняется голосами. Кит наполняет свою тарелку, внимательно слушая, что рассказывают в нашей части стола. Обычно я не включаюсь в общие разговоры, потому что моя реплика может вызвать бурное обсуждение, а этого мне совсем не хочется. В противном случае, ее может озвучить кто-то другой, и тогда смысла открывать рот тоже нет. Так я и сижу, задумчиво подъедая овощи, и мельком отмечая, как красиво переливается мамин новый шарф. — Реми, смотри, там сестра Шейлы приехала, — Кит указывает на кого-то у противоположной стены зала. Я поворачиваю голову, никого не узнаю, но помня план, отвечаю: — Здорово, ты как раз можешь к ней подойти. Вовсе я не хочу топать через весь зал к кому-то несуществующему, чтобы просто привлечь к себе десяток чужих взглядов. Это вообще неправдоподобно, что я иду с кем-то здороваться. Вот Кит — другое дело. А я еще очень кстати захотела в туалет. — А я в туалет, — быстро и тихо бросаю я и поднимаюсь с места. Если кто нас и слушал, теперь вряд ли заподозрит в чем-то, а если нет — ну и ладно. Семь раз перестрахуйся, один сделай. Я неспеша покидаю зал, радуясь, что причина ухода у меня настоящая, а мысленно оправдываюсь почему-то перед Лючией Скамандер. Закрыв за собой дверь кабинки, я хмыкаю, мол: «Я же говорила!», а потом долго не решаюсь снова выйти в коридор. Как будто там действительно кто-то проверяет! Вот чушь-то! Осторожно выглянув за дверь, я быстрым шагом иду в Зал Славы. С моим появлением Кит снимает с себя Дезилюминационное заклинание и внимательно оглядывается. — Надо закрыть двери, — заключает он. — А это не будет подозрительно? — начинаю сомневаться я. — Лучше подозрения, чем свидетели. Я соглашаюсь. — Ну что, решила, кем хочешь стать? — Кит осторожно открывает стеклянные дверцы шкафа с кубками. Его руки слабо мерцают заклинанием-перчаткой. — Мм… — я задумываюсь. — Может, лучшая ученица выпуска? — Скука, — морщится Кит. — Прояви фантазию. — Ты же знаешь, что у меня ее нет… Особые заслуги? — Что насчет «Заслуженной увеселительницы преподов»? — Идиотски звучит. И такого слова даже нет, — фыркаю я. — Давай напишем, что ты — Большая заноза в моей заднице? — Если бы я имел какое-то отношение к твоей заднице — пожалуйста, — ухмыляется Кит, — но я представлял себе что-то типа «Кит Скамандер — лучше всех». Я озадаченно и глупо смотрю на него. — Ты серьезно что ли? — А что? — на грани обиды уточняет он. — Как-то это… Не для Зала Славы. — Ну, хорошо, тогда — Кит Скамандер — Герой нашего времени. — Эээ… Уверен? — Не особо, — нехотя признается Кит. — Но решать надо очень быстро, а то сюда кто-нибудь припрется. — И куда, интересно, подевалось все твое тщеславие? — бормочу я, отпихивая его от стеклянных полок. — Ты испортила все мои замечательные идеи! — напоминает он. — Они не были замечательными, — бросаю я, осторожно выводя палочкой надпись на большущем серебряном кубке, который Кит уже скопировал с оригинального. — Да что ты там пишешь? — Кит пытается заглянуть мне через плечо, но я тычу его в живот локтем, чтобы не отвлекал и отправляю стоять на стреме. Неохотно послушавшись, он продолжает вещать от дверей: — Если напишешь про меня гадость, я тебя закопаю. — Именно ее и напишу, — заверяю я, не отводя глаз от проступающих слов. Кит, конечно, лучше управляется с подобными чарами, но я по крайней мере оставлю что-нибудь адекватное. Может, без фантазии, но все же. — Ты там долго еще? — нетерпеливо спрашивает Кит, вертя головой от двери ко мне и обратно. — Биографию что ли пишешь? — Портрет рисую, — огрызаюсь я. — Нос мне поменьше сделай тогда. — Вообще уберу. — Глаза уж пусть тогда красные будут. — Ага, и лысина. — А вот волосы мои шикарные не трожь! — Все! — объявляю я, критически рассматривая свое творение. — Покажи-ка… — Кит делает ко мне шаг, но тут за дверью раздаются звуки, и мы замираем, как мыши под веником. — Линяем? — одними губами спрашиваю я. — Ага, а если там игроки? Мы вообще-то первые сюда пришли! — А если преподы? Я вообще удивлена, что они до сих пор не достали себе бук с заданиями, чтобы поймать нас! — шепчу я, невольно отступая ко второму выходу. Кит бросает взгляд на свою дверь, явно колебаясь. — Мы же просто в Зале Славы. Ничего незаконного, — отвечает он. — Даже если там преподы. — Ну да, — я быстро и бесшумно закрываю стеклянные дверцы шкафа. — Если только они сразу не обнаружат надпись! — Тш! — Кит в одно резкое и неразличимое движение хватает меня за руку и тянет к окну. Оказавшись спиной к открывающейся двери, он — будучи на пол головы выше — перекрывает мне обзор, и я даже не успеваю пискнуть, чтобы он применил Дезилюминационное. Впрочем, он явно сам подумал о том же, потому что прижимая меня к себе, он беззвучно произносит «Молчи!». Я и так молчу. Кажется, пронесло. — Кхм, прошу прощения, — раздается из-за спины Кита вполне узнаваемый голос, только вот… нас видно. Как нас может быть видно под Дези… Ох. Не выпустив меня из объятий — а теперь я понимаю, что это самые настоящие объятия, — Кит оборачивается. — Привет, Лоркан. — И тебе, приятель, — хмыкает его дядя и выходит, любезно прикрыв за собой дверь. Я выдыхаю, когда она закрывается, и бью Кита в плечо. — Ничего поумнее не придумал?! — Как видишь, — огрызается он, наконец, убирая руки с моей талии. — И что теперь подумает Лоркан? — морщусь я. И как бы не рассказал Лючии! Хотя нет, маловероятно: они друг друга не жалуют. — Да какая разница? Боишься, подумает, что ты уже занята? — фыркает Кит, направляясь к шкафу, чтобы посмотреть на результат наших совместных трудов. — Что ты несешь? — я закатываю глаза. — Но план был дурацкий. А если бы зашел кто-то другой? — А ты боишься, что кто-то другой подумает, что ты занята? — Кит мельком оборачивается на меня, но я не успеваю заметить, действительно ли его интересует ответ. Скорее всего нет. Но я сама почему-то на мгновение представляю, что зашел Николас. — Нет, — морщусь я. — Просто в следующий раз напряги извилины и воспользуйся Дезилюминационным, раз тормозишь сбежать с места преступления. — Окей, — Кит заканчивает пререкания и прищуривается, различая сделанную мной надпись. Я молчу. — Миленько. — Иди в задницу. — Нет, я серьезно. — Я тоже. — Почему так? — со внезапным интересом спрашивает он, и я закусываю губу, не сразу сообразив ответ. — Не знаю. Из-за папы, наверное. Вечно твердит, чтобы я оставила след в Хогвартсе, чтобы была как дедушка, чтобы потрясла стены школы или хоть свое имя куда вписала… Только вот поздно уже, — я хмурюсь. — Ничего я не успею. И задание это прикольное, конечно, но все равно обманка. Сами же себя и написали. — Но ты написала… — Ага. На будущее. Так сказать, выдала нам награду авансом, — я слегка улыбаюсь. — Это даже не вранье: мы ведь успеем сделать что-нибудь хорошее в жизни! Почему обязательно ограничиваться школой? Может, школа — просто не мое время? Или место. Не знаю. В общем, написала, и все. — Мне нравится, — заключает Кит, доставая из кармана игровой бук. Я смотрю, как он выводит строчки на пустой странице, сообщая, что задание выполнено, и, помедлив, чтобы прошла неловкость от этого сумбурного и глупого объяснения, заглядываю ему через плечо: «Центральный шкаф в Зале Славы. Серебряный кубок на средней полке» — и уточнение:«Киту Скамандеру и Реми Люпин За упорство в поисках неизвестного и смелость в поисках себя».