King and Wolfheart

Следующие два дня — хорошо, что они выпадают на выходные, — я провожу в комнате, но толку от этого мало, потому что слухи до меня все равно доходят. Какой-то идиот с четвертого курса залил краской коридор на шестом этаже, и мисс Мортимер его поймала. Потом кто-то другой — по уровню интеллекта недалекий от первого — попросил домовиков спеть ему арию, и, хотя застукан не был и балл в игре заработал, случайно сорвал урок истории магии Венди Фосетт. За такое ему можно было бы сразу зачислить десятку, правда, посмертно, но тогда бы он выиграл, а глупое состязание все еще продолжалось. Несмотря на секретность, вся школа гудела о нем, заставляя профессоров прислушиваться и быть настороже, пока задания становились глупее, а риск — выше. Когда соседки начинают обсуждать это прямо в спальне, я не выдерживаю, пью дополнительную пилюлю «Антизверина» — как называет их Кит — и выхожу из башни Гриффиндора подышать свежим воздухом. Погода на улице отвратительная, так что тут и там встречаются студенты, наслаждаясь воскресеньем в шумных компаниях. Чувствуя себя неготовой к пристальному вниманию или даже мимолетным взглядам, я выбираю коридор потише, и неудивительно, что им оказывается тот, что упирается в каменную горгулью. Рядом с директорским кабинетом никогда не происходит ничего необычного — этому научены даже последние глупцы в школе — и на странный щелкающий звук я обращаю внимание не сразу. На носу горгульи сидит стрекоза. По крайней мере, это что-то очень на нее похожее: с четырьмя прямыми крыльями, расположенными крестом, но почему-то без тела. Только крылья и лапки. Я подхожу ближе, чтобы рассмотреть забавную штуковину, мягко качающуюся в тусклом свете, и тут каменное изваяние начинает поворачиваться, и из-за него появляется директриса. Я отступаю на шаг, не пугаясь, — ведь ничего запрещенного я не делала — и улыбаюсь. — Добрый день, директор Мортимер. — Здравствуй, Реми, — она пристально смотрит на меня. — Я никого не вызывала. — Знаю, я просто… — заминаюсь я. — Прогуливаюсь. Здесь тихо. Внимательно выслушав мой ответ, директриса кивает и приглашающим жестом указывает на горгулью. — Раз уж ты здесь, пойдем, у меня есть то, что будет тебе интересно. Удивившись, я следую за ней в кабинет и присаживаюсь в кресло напротив ее стола. Элиза Мортимер славится трудоголизмом, но по воскресеньям никогда никого не принимает. Тем не менее, она достает что-то из коробки с письмами и зачитывает вслух: — Экспериментальный цех при больнице имени Святого Мунго. Уважаемая директор Мортимер, согласно полученному нами письму от профессора Хогвартса, одна из выпускниц этого года делает весьма значительные успехи в изучении Травологии и Основ целительства. Рекомендация, которую мы получили от профессора Лонгботтома, служит весьма высокой похвалой, а прилагаемые к ней работы этой студентки дают основание полагать, что подобный интерес к науке продолжится и после окончания школы. В связи с этим мы приглашаем мисс Реми Андромеду Люпин на стажировку в наш отдел, начиная с первого августа этого года. Я сижу, не шелохнувшись. — Подписано мистером… А, вашим крестным, — догадывается Мортимер. — Письмо пришло сегодня утром, и, раз прислали его именно мне, можете не сомневаться в официальности данного приглашения. Мне все еще с трудом удается открыть рот. — Мисс Люпин? Может, воды? — Нет, — шумно выдыхаю я. — Спасибо… Я просто… удивлена. — Чему? Я смотрела оценки за все семь лет вашего обучения: у вас действительно есть способности. Травология, Уход за Магическими Существами, Основы Целительства — вы идеально подходите Экспериментальному Отделу. Разве у вас есть сомнения? — она удивленно смотрит на меня. — Нет, — поспешно говорю я, начиная теребить волосы. Какой-то очень назойливый звук мешает мне сосредоточиться. — Просто я не думала, что профессор Лонгботтом написал мне рекомендательное письмо, а с крестным я вообще не виделась несколько лет. — Насколько я знаю, с тех пор, как он возглавил Экспериментальный отдел, он постоянно ищет молодые кадры, а что касается профессора — он уже давно отзывался о вас хорошо. Я вспоминаю, как профессор Лонгботтом пытался поговорить со мной во время занятия, но обнаружил только Кита, и удрученно хмыкаю. Нужно будет поблагодарить его и спросить, что именно он указал в письме. Как-никак мне придется этому соответствовать, а если там, подобно всякой рекомендации, расписаны мои качества вроде коммуникабельности или терпения, я кого-то очень сильно разочарую. — Спасибо, — мне наконец удается взять себя в руки и улыбнуться, как и следует реагировать на подобные новости. Просто директриса выбрала неудачное время для них. В полнолуние я всегда становлюсь раздражительной и немного рассеянной, потому что все органы чувств обостряются, лишние детали лезут в голову, отвлекают и заставляют нервничать. Я перестаю различать важное и постороннее, каждый шорох кажется предназначенным именно для меня, и, хотя я пытаюсь абстрагироваться и сохранять спокойствие, всяческая коммуникация в это время доставляет мне дискомфорт. Таблетки не дают мне обрастать шерстью и выть на луну, но все прочее остается, и, если бы у этого была какая-то определенная цель, я бы смирилась. Но кровь оборотня — это не дар, а проклятье, пусть и успевшее со времен моего деда превратиться в заболевание не страшнее маггловской астмы. Я замечаю крохотное движение в углу стола, и глаза тут же приковываются к этому месту. Приглядевшись, я различаю стрекозу — ту самую, что сидела на носу горгульи. Похоже, она прилетела в кабинет вместе с нами. Бросаю взгляд на Мортимер, прикидывая, как она отнесется к насекомым в своем кабинете, но та изучает что-то в другом письме. Снова смотрю на стрекозу. Таких я раньше не видела, так что не исключено, что она какая-нибудь редкая. Или ядовитая. Можно обездвижить ее и сунуть в банку, а потом выпустить из окна. Или показать профессору по Уходу за Магическими Существами. Пока я раздумываю, стрекоза переползает через стол — бесшумно, не шевеля крыльями, — и садится на тяжелую печать с гербом Хогвартса. Я хмурюсь, не сводя с насекомого глаз, и оно, в один момент поднимаясь в воздух, тянет печать за собой. От взмаха крыльев вся корреспонденция Мортимер разлетается, и директриса волшебной палочкой возвращает ее на место, упуская из виду странное существо. Перемахнув через стол, стрекоза продолжает уносить печать все дальше, и я, незаметно вытащив палочку, накладываю на нее одно за другим заклинания Обездвиживания и Акцио. Скованное магией насекомое падает мне на колени, и, убедившись, что директриса сортирует перемешанные письма, пытаюсь вырвать из тонких лапок печать. Существо оказывается на удивление цепким, а может, это просто мое заклинание так подействовало, но я вожусь с ней полминуты, а потом внезапно слышу голос Мортимер: — Мисс Люпин, все в порядке? — Да, — выдыхаю я, пряча свою находку в ладонях. — Просто молнию на кофте заело. Я вру прежде, чем успеваю сообразить, а сообразив, что сделала, хочу уже признаться, когда понимаю, что делать этого никак нельзя. Стащить печать директора — что может быть более глупым и подходящим для Игры? И стрекоза эта не настоящая, а явно какая-то игрушка из Ужастиков Умников Уизли. А если так, она принадлежит кому-то из игроков, и по ней легко можно найти владельца. И Мортимер, разумеется, быстро его вычислит и влепит наказание. Но что если это проделки Кита? И мало ли как разозлится директриса: украсть школьную печать — это уже не заниматься вандализмом на стенах школы. Вдруг она решит провести показательное отчисление? И прямо перед выпуском! Ну кому в голову вообще приходит играть в эту дурацкую игру прямо перед выпуском? — Я, наверное, могу идти? — спрашиваю я, пытаясь не выдать голосом своего волнения. — Да, разумеется, — кивает Мортимер. — Всего доброго. — До свидания, директор. Я разворачиваюсь и на ватных ногах иду к горгулье, каждую секунду ожидая услышать оклик или обнаружение пропажи, но вот лестница поворачивается, выпускает меня в коридор, и я падаю спиной на каменную стену, шумно выдыхая и запуская пальцы в волосы. Обездвиженная стрекоза подает признаки жизни у меня в кармане, и, приложив силу, я все-таки разъединяю их с печатью, разглядывая существо вблизи. Это действительно какая-то игрушка, мало похожая на живую, но зато, очевидно, очень ловкая и грузоподъемная. Идеальный вор-помощник для малолетнего хулигана. Почти прозрачная, наверняка даже неслышная человеческим ухом — неудивительно, что только я ее заметила. Отличительных знаков, чтобы установить хозяина, на ней вроде бы нет, а искать его самой мне совершенно не хочется, так что я просто сую ее в раскрытую пасть горгульи и смотрю на оставшуюся печать. Нужно вернуть ее в кабинет. Но не могу же я просто зайти обратно и поставить ее на стол? Сколько пройдет времени, прежде чем Мортимер поймет, что чего-то не хватает? Она ведь наверняка заверяет каждое письмо и документ. И как быстро она свяжет мой приход с исчезновением печати, хотя это абсолютно не моя вина? Ну почему я всегда попадаю под раздачу в этой идиотской игре? Я ухожу от кабинета и рассматриваю коридор в поисках подходящего тайника, который не обнаружат студенты, но найдут домовики и вернут печать на место. Мне не попадается совсем ничего до самого поворота, и я ускоряю шаг, чтобы продолжить поиски, когда внезапно налетаю на кого-то, завернувшего из-за угла. Все, что я успеваю, — прижать к себе печать и зажмуриться, чувствуя, как меня закручивает в сторону, прямо на стену и… хватают за локоть. — Извини, ты в порядке? Я по очереди открываю глаза и киваю. Кажется, с этим парнем мы вместе ходим на Зельеварение. Если мне не изменяет память, он со Слизерина, и зовут его… Николас? — Это я немного рассеянная, — признаюсь я, ненароком пряча печать в карман, и неловко хлопаю руками за спиной. — Наверное, надо поспать. И скованно улыбнувшись, я обхожу его, следуя дальше по этажу. Интересно, что он забыл здесь? Коридор ведь тупиковый: в конце только кабинет директора, а Мортимер сказала, что никого не вызвала… Я останавливаюсь. А что если стрекоза принадлежит ему? Может, и он участник этой Игры, придумавший такой план по похищению печати? С одной стороны, мне становится легче от этой мысли, ведь значит, Кит невиновен и никто его не поймает, но с другой стороны, куда ни глянь — везде Игроки, нарывающиеся на неприятности и втягивающие в них других. Из-за этого Николаса я оказалась воровкой, и если директриса станет искать печать поисковым заклинанием, пока я не спрятала ее… Ну точно! — Эй, Николас, подожди! — негромко зову я, следуя за ним. — Я сразу уточню, что крайне не одобряю эту затею с Игрой и считаю ее поистине дурацкой, а всех ее участников — идиотами, но… держи, — я сую ему в руки печать, когда он оборачивается, и выдыхаю. — И постарайтесь развлекаться такими способами где-то подальше от нормальных людей, ладно? Я натянуто улыбаюсь и быстро, очень быстро покидаю этаж.

***

Ужинаем мы в тишине. Разумеется, имея в виду меня и Кита, а не шумный зал, забитый студентами. Несмотря на болтливость моих соседок, о нем не было ни слуху, ни духу, так что я делаю вид, что инцидент с Игрой исчерпан, а поссорились мы по какому-то другому поводу. Кажется, из-за его долгов по учебе. Нет, потому что он сдал мое эссе под своим именем. Да, точно, эссе. Я поднимаю свой кубок, равнодушно рассматривая что-то вдали, когда Кит неожиданно произносит: — Сегодня вечеринка в общей гостиной. Часов в восемь. Я отвечаю не сразу, только сделав пару глотков и медленно переведя взгляд на друга. — В воскресенье? — А какая разница, все равно с отбоем всех разгонят, — он пожимает плечами. — А у Валери день рождения. — Хм, у Валери, — я понимающе кривлю губы. — Ну да. И там будут все старшие, — продолжает Кит, игнорируя мою реакцию. — Ты не хочешь идти? Я хочу только спросить, когда это мы успели помириться, но это будет равно новой ссоре, так что я молча проглатываю это желание и пожимаю плечами. — Да нет, можно. Только… Громко хлопая крылья, на стол между нами садится Мистик — моя сова. Кит ругается, отпихивая ее со своей тарелки, куда она угодила лапой, а я вытаскиваю письмо из ее клюва, пока она не начала яростно трясти им, злясь, что никто не ценит ее труды. — Что там? — интересуется Кит, когда я разворачиваю конверт и вчитываюсь в первые строчки. — Папа пишет узнать, как у меня дела, и… это странно… — Почему? — Он хочет завтра приехать в Хогвартс, — я непонимающе хмурюсь. — Что он тут забыл? — Может, хочет узнать о твоих успехах в учебе, — пожимает плечами Кит. — На твоем месте я бы радовался. Хотя, вызови, моих предков в школу… — А их и вызывают, — напоминаю я. — Несколько раз в год. — Да, но если бы это было по-настоящему… — Ты хочешь сказать, если бы они хоть раз по-настоящему приехали? — я складываю письмо и убираю его в сумку. — Да, ты бы уже был под пожизненным домашним арестом. И ты постоянно обещаешь говорить мне спасибо при каждой встрече за то, что я по очереди притворяюсь мистером или миссис Скамандер. — Спасибо, — кивает Кит, проглотив огромную ложку пудинга, который преспокойно поедал во время моей маленькой речи. — Так ты пойдешь на вечеринку? — Пойду, — соглашаюсь я. — Только разве мы не должны принести подарок? — Да, я уже все придумал, — отмахивается он. — С тебя двенадцать… — Думаю, с меня вполне хватит эссе по Защите от Темных Искусств, — мягко перебиваю я. — Справедливо, — хмыкает Кит. — И двенадцать сиклей. — Иди в задницу. Благодаря разряженной обстановке, мы отправляемся в гостиную в приподнятом настроении, хотя мне так и не удается узнать у Кита, что же он придумал для именинницы. И я даже не знаю, что мне любопытнее: подарок или повышенное внимание друга к школьной принцессе. Валери Вэнс — кукольной внешности шестикурсница, с темными локонами, лицом-сердечком, огромными голубыми глазами и пухлыми губками — в общем, из тех, на кого хоть раз да западает каждый парень в школе. Она в меру умна, до безумия мила и невероятно дружелюбна, и потому больше сказать о ней нечего: ни скандальных историй, ни слухов, ни дурной репутации. Валери из тех, для кого школьная жизнь — большой шоколадный торт, а Хогвартс как таковой — всего лишь замок для фарфоровой принцессы. И хотя она на курс младше, даже я могу похвастаться хорошим с ней знакомством. По той же причине, вероятно, — а точнее, по всем этим причинам — ее день рождения отмечают как второе Рождество. — Знаешь, чего я не понимаю? — задумчиво тяну я. — Почему все хотят Валери? Кит фыркает. — Она красивая. И очень милая. — Вокруг полно красивых и милых девушек, — возражаю я. — Но почему она? Массовое помешательство какое-то. Я бы предположила, что у нее что-то в крови, но я точно знаю, что это не так. — А ты что, ей завидуешь? — проницательно уточняет Кит. — Нет, — отрезаю я. — Просто мне интересно, почему она… — … а не ты? — он смеется. — Реми, вся старшая школа знает, что у тебя острые зубы, и я сейчас не о волчьих клыках. — Это не… — Это так, — пожимает плечами Кит. — И никакая магия вейл тебе с этим не поможет. Я хочу уже возмутиться, но мы входим в гостиную Гриффиндора, и здесь слишком много ушей, чтобы продолжать спор. Кит не прав, потому что вовсе я не зубастая. И с однокурсниками у меня сейчас нормальные отношения. И вообще я никогда не трогаю никого первая. Но в детстве я наблюдала за мамой и бабушкой, и даже прабабушкой — все они словно источали невидимый свет. Я видела его, потому что во мне текла их кровь, но остальные будто находились под чарами. Все мужчины в нашей семье в миг становились мальчишками — и слушали, и улыбались, и едва ли могли сказать слово против. Разумеется, мне сразу объяснили, что так нельзя, да и у них это получалось не нарочно — слишком далеко до чистокровных вейл. И моей примеси хватает только на любимые шутки Кита, но Валери же как-то делает это вообще без всяких усилий? — Расслабься, — Кит приобнимает меня за плечо. — Однажды какие-нибудь очень хорошие люди поймут, какая ты на самом деле, и непременно начнут тебе поклоняться и устраивать жертвоприношения, как Верховному Волку. Ну вот, о чем я говорила? Я смеюсь и пихаю его в бок.

***

Вечеринка оживляется с самого начала. Я опаздываю всего на пять минут, но, кажется, все остальные пришли вовремя или даже заранее, так что меня тут же проглатывает толпа, кто-то сует в руки стакан с коктейлем, и выбираюсь на волю я уже с другой стороны общей гостиной. Именинницы не видно, но, судя по громким аплодисментам где-то справа, ее просто окружили ребята. Я высматриваю среди них Кита, надеясь все-таки успеть оценить подарок, но безуспешно. Подходить к Валери с пустыми руками мне не хочется, но и отсиживаться весь вечер в углу как-то неприлично, так что я делаю глоток омерзительно сладкого напитка, морщусь и иду к месту наибольшего оживления. Валери, как и положено хозяйке вечера, светится от удовольствия, принимая очередной подарок, да и без них тоже улыбается как в последний раз. Она разворачивает свертки один за другим, не отпуская поздравителей, и каждый раз восторженно охает, что бы ни обнаружила внутри. Может, в этом все и дело? Чтобы нравиться людям, нужно просто без устали радоваться их вниманию и всем говорить, что это лучший подарок? Хотя это ни капельки не просто. На мою удачу, прямо передо мной появляется Кит, без предисловий хватает за руку и останавливается уже перед Валери. Я вижу в его руках большущий букет голубых незабудок и уважительно хмыкаю. — Дорогая Валери, — он выдыхает, собираясь с мыслями. — Даже эти цветы не так прекрасны, как ты. Желаю тебе счастья! А это от нас с Реми, — и протягивает ей букет. — Боже, Кит, это мои любимые! — Валери во все глаза смотрит на незабудки, и я замечаю, что оттенок у них точь-в-точь, как ее радужка. Хороший подход, дружище. — Спасибо огромное! — она целует его в обе щеки, а потом обнимает меня. — Спасибо, Реми! — С днем рождения! — улыбаюсь я. Валери зарывается носом в цветы и делает глубокий вдох. Ладно, теперь даже я ей верю. Кто-то еще жаждет поздравить именинницу, так что ее внимание переключается, и я указываю Киту на столик, где кто-то соорудил башню из этих мерзких коктейлей. Благо рядом с ней обнаруживается ящик сливочного пива, так что я останавливаю свой выбор на нем и усаживаюсь на ближайший диван. — Как ты узнал, что она любит незабудки? — А, это незабудки? — удивляется Кит. — Я просто видел у нее заколку с такими цветами. Я округляю глаза. — Кит, какого цвета моя школьная сумка? — У тебя их слишком много, — отмахивается он, сообразив, к чему я клоню. — Да, и все они — ярко-красные, в сто раз больше какой-то заколки, и хожу я с ними уже семь лет. А Валери надела свою заколку всего раз, и ты запомнил? — Четыре раза, — поправляет меня Кит. — Она купила ее только на прошлой неделе, в Хогсмиде. — Еще лучше. — Что? — Ни-че-го, — по слогам произношу я и делаю глоток из бутылки. Усталость накатывает внезапно. — Вот и отлично, — он улыбается. Я закатываю глаза и собираюсь сменить тему, но тут Кит вытаскивает свой карманный бук и читает пришедшее послание. — Черт. — Что случилось? — Неважно, это по Игре. — Тогда и правда неважно, — пожимаю плечами я. — Одолжишь перо? — У меня нет, — я хлопаю себя по карманам свободной рукой. — Ладно, — Кит всматривается в толпу, находит кого-то и поднимается. — Не сиди так весь вечер, — бросает он мне перед тем, как уйти. — Ага, — я провожаю его взглядом, не имея ни малейшего желания подниматься с дивана. Устраиваюсь поудобнее, подтянув под себя ногу, и уделяю все свое внимание сливочному пиву. — Привет, — раздается рядом чей-то голос, и я оборачиваюсь, не узнавая его. — Ты, кажется, меня с кем-то перепутала. — Не исключено, — соглашаюсь я. — Но ты ведь Николас? Тот самый слизеринец, которого я встретила в коридоре, сунув в руки печать и высказав все, что я думаю о нем и других игроках. Он усмехается. — Верно, но я о другом. И это, — он достает из кармана директорскую печать, — мне не нужно. — Неужели? — тяну я, не спеша забирать у него трофей. — Значит, это была не твоя стрекоза? — Понятия не имею, о чем ты говоришь, — Николас качает головой. — Ладно, — я делаю новый глоток. — Но мне она тоже не нужна. — Тогда можно выставить ее на аукцион, — неожиданно серьезно предлагает он. — Скажем за пару сиклей, для начала. Я удивленно смотрю на него, но Николас оценивает народ, будто решает, кто из них согласится поучаствовать. — Она принадлежит директору, — напоминаю я. — Надо ее вернуть. — Хорошо, — так же легко соглашается он. — Возвращай, — и снова протягивает мне печать. — Эм, нет. С меня хватит того, что я вынесла ее из кабинета. — И зачем же ты сделала это, если не участвуешь в Игре? — А откуда ты знаешь, что она нужна для Игры, если не участвуешь? — парирую я. — Одна девушка назвала меня идиотом, добавила что-то про Игру и всучила печать. Я просто сложил два и два, — отвечает он, так и не посмотрев на меня. Я поджимаю губы. — Ладно, допустим. И я была не права, ты не игрок, — признаю я. — И не идиот? — Николас с едва заметной усмешкой поворачивается ко мне. — Этого пока не знаю, — пожимаю плечами я. — Уже неплохо, — кивает он. — Тогда почему бы не отдать печать кому-то из Игры? — Я думала, что сделала это, — я вздыхаю. — Но, в общем-то ты прав, я могу отдать ее Киту. — Это твой друг? — помедлив, Николас отдает мне печать. — Типа того, — я пытаюсь высмотреть Скамандера и нахожу его в компании других парней, что-то ожесточенно обсуждающих. — Извини, мне нужно… И я ухожу, осторожно протискиваясь между ребятами, уже вовсю танцующими под что-то неразличимо-современное. Кит и его собеседники не замечают меня, и я решаю подождать, пока они закончат говорить. — Нет, следующего задания не будет, пока кто-то не выполнит это, — объясняет Генри — семикурсник с Хаффлпафа, который, кажется, и устроил Игру этого года. — Прошло всего несколько часов. — Но ее нет на месте, — возражает ему кто-то. — Я отправлял жука, чтобы разведать, но на столе и полках — пусто! — А я отправлял стрекозу, — говорит другой. — И с ней что-то случилось уже через пять минут. Упс. — Значит, кто-то из игроков уже забрал печать, — пожимает плечами Генри. — Что я еще могу вам сказать? Будем ждать, пока он объявится. Я замираю. Значит, я могу просто спрятать печать, и дурацкая Игра закончится? — Реми? Ты что-то хотела? — Кит смотрит на меня, ожидая ответа, а я, как назло, не могу придумать, что соврать. — Нет, я просто… — я бегаю взглядом со своей майке, не зная, куда спрятать печать, но не успеваю. — Эй, что это у тебя? — спрашивает Генри, указывая на мои руки. В наивной надежде я прячу печать за спину и верчу в другой руке бутылку. — Сливочное пиво, там есть еще. — Нет, — он смеется. — В другой руке. — Мм… — тяну я. — Смотрите-ка! — кто-то из их компании, незамеченный мной, выхватывает у меня печать и показывает остальным. — А вот и наш таинственный вор. — Нет, — хмурюсь я, переводя взгляд с одного игрока на другого, пока не останавливаюсь на Ките. — Я не буду в этом участвовать. — Но ты уже, — Генри, которому передали трофей, трясет им перед моим носом. — Скажешь, что это случайность? — Ну да, — я сглатываю. — Я просто… — Просто сломала стрекозу конкурента и стащила печать, — фыркает он. — Кого ты за ней послала? Бабочку? — Что? Нет, я была в кабинете директора и разговаривала с Мортимер, когда появилась стрекоза и попыталась украсть печать. Я думала, что она… — Если я скажу, что считала владельцем Кита, он снова подумает, что я пыталась ему помешать. — И что ты сделала потом? — Я обездвижила стрекозу и попыталась расцепить их, но ничего не вышло. Тогда я забрала ее вместе с печатью, — убитым голосом продолжаю рассказывать я. Возможно, стоило просто послать их и уйти, но мне хочется доказать, что я вовсе не одна из их. — То есть, ты просто взяла и вынесла печать из кабинета директора? Прямо из-под ее носа, — заключает Генри. — Кажется, да, — осторожно соглашаюсь я. Кто-то присвистывает. — И после этого ты говоришь, что не будешь участвовать? — Генри смеется и открывает свой бук на самой первой странице, где я вижу список участников. Он ставит семнадцатый номер, вписывает мое имя и единицу рядом. — Добро пожаловать в Игру, Реми Люпин. — Нет, подожди, я правда не хочу, — перебиваю я, с ужасом глядя на блокнот Генри. — Слушай, суть Игры в том, чтобы передать Ключ кому-то достойному и достаточно рисковому. Это наследие Хогвартса, — убежденно продолжает он. — И я собираюсь выбрать лучшего. — Да, но я уже сказала, что меня это не интересует! — Как хочешь, — пожимает плечами Генри. — Но балл все равно твой, так что на твоем месте я бы хорошенько подумал. Это было уже четвертое задание, а их не так уж и много, зато конкурентов, — он тычет в свой бук, — полно. Ты уже в четверке, вместе со Скамандером, Кейном и Роджерсом. Я перевожу взгляд на Кита. Он показательно смотрит в сторону, и я не могу понять его реакцию на происходящее. — Ладно, я… Я подумаю. — Вот и отлично, — Генри улыбается. — Я передам тебе игровой бук, чтобы ты была в курсе. Нет, ребята, следующее задание завтра. Дайте мне повеселиться, ладно? И все расходятся. Я сглатываю, не решаясь заговорить с Китом. — Почему ты не сказала, что забрала печать? — только и спрашивает он. — Я не собиралась ее брать, — тушуюсь я. — Но взяла и оставила у себя. И, кажется, даже знала, зачем она нужна. — Да, для заверения важных бумаг! — огрызаюсь я. — Не для вашей дурацкой игры. — Теперь и ты в этой «дурацкой игре», — Кит изображается пальцами кавычки. — Если не хотела этого — могла бы отдать печать мне. — Да я вообще не хотела, чтобы ты в этом участвовал! — не выдерживаю я. — Знаешь, почему я схватила ее? Я подумала, что стрекоза принадлежит тебе и, если Мортимер поймает ее на краже, — ты вылетишь из школы прямо перед выпуском! Кит набирает в грудь воздуха и, явно передумав, шумно выдыхает. — Ладно, — хмурится он. — Спасибо. Это довольно мило с твоей стороны. — Я знаю, — бурчу я себе под нос. Ссора, кажется, миновала, но вот так сразу признавать это ни один из нас не хочет. — Ладно. Я, пожалуй, пойду к себе. Может, смогу уснуть, пока девочки не вернулись. Я поднимаю руку в прощальном жесте и выбираюсь из толпы. У самого выхода сталкиваюсь с кем-то, поднимаю голову, чтобы извиниться, и снова узнаю Николаса. — Отдала? — интересуется он, глядя на меня сверху вниз. — Да, — криво усмехаюсь я. — Можешь меня поздравить, я официально в этой чертовой игре. — Поздравляю. Я закатываю глаза, но ответить ничего не успеваю: свет гаснет и зажигается вновь — на этот раз маленьким пятном в углу гостиной. Дружный хор подхватывает песню «С днем рождения, Валери!», и на середину выкатывают расписной голубой торт с горящими свечами. Я провожаю его взглядом и, отвернувшись, быстро покидаю комнату.